Глава 3 (2/2)

— Не нужно ничего из этого, — губы против воли тронула горькая улыбка и Суна отвернулась к плите, чтобы он не заметил. Понимающего, заботливого Аби она полюбила когда-то, но после случившегося его образ превратился в ложь.

— Мне нужно в компанию. Постараюсь вернуться пораньше, — если бы Абидин кричал, ей было бы проще, но он говорил спокойно, словно ничего и не было. «Мне всё равно», – едва не слетело с её губ, но Суна сдержала порыв.

— Компания Чичек? — она всё же обернулась к мужу, найдя в тяготившем разговоре интересную зацепку. — Ты работаешь на неё?

— Работаю, но не на неё. Это моя компания. Матери удалось сохранить кое-что после гибели отца, и преумножить.

— А твой брат? Я думала, он правая рука Чичек.

— Карам возглавляет службу безопасности, но к правлению отношения не имеет. Он не сын Чичек, приёмный ребенок.

«И поэтому Старшая госпожа не подпускает его к сути». Аби не произнес ничего подобного вслух, но Суна поняла больше, чем было сказано. Чокнутая семейка оказалась не такой крепкой, как можно было подумать.

***

После череды трагичных событий наступило затишье, жизнь вернулась в своё размеренное русло, ничего необычного не происходило. Карам оставил ее в покое, предпочитая не замечать, но она заняла наблюдательную позицию, стараясь собрать как можно больше информации о семье. Получалось так себе. О делах компании дома ничего не говорили. По вечерам почти каждый день Карам садился в машину и уезжал, возвращаясь лишь под утро. Причин могло быть сколько угодно, от его грязных дел до, банально, девушки, но ей нужен был точный ответ. Поэтому Суна решилась: рано утром, пока все спали, спустилась в гараж и спрятала в машине Карама gps-трекер. Провернула целую спецоперацию, заказывая маленькую посылку домой. Ждала курьера, чтобы никто не опередил её – упаси Аллах, попасть посылке не в те руки. Ноги дрожали, пока Шанлы не вернулась к себе — Карам узнает, и масштаб его гнева будет огромен. Постоянно мерещилась его тень: пока открывала посылку, спускалась в гараж, молясь, чтобы его машина оказалась не запертой. Заходить в его комнату в старом доме было не так страшно — тогда Суна знала, что Ферит её вытащит. Теперь для нее не существовало его имени, и играла за себя она одна. Трекер помог — каждый раз в навигаторе появлялся один и тот же адрес, нужно было только найти момент, чтобы туда поехать, но как на зло едва удалось избавиться от подкидыша, а Карам перестал куда-то уезжать. Шанлы везло: никто не застукал её, и трекер не был найден, но в попытках узнать о нём что-то важное она не продвинулась ни на шаг.

Ялы, когда-то такой желанный – даривший защиту и ощущение нужности – теперь стал красивой клеткой, полной боли, что следовала за Суной неразлучно. Шанлы привыкла бояться отца: грозный Казым-ага отвесит оплевуху, узнав, что нерадивая дочь сбежала на танцы; ремнем пройдётся по девичьей спине за то, что снова делала уроки за Сейран; запрет в подвале на ночь, в темноте и холоде, чтобы не смела ослушаться главу семьи. Отыскивая утешения в объятиях матери, Суна искренне верила: с ними уже ничего не может случиться хуже, чем Казым. Но как же она ошибалась.

Тем временем подошла к концу неделя, из больницы выписали Айшен. Отчасти хотелось поговорить с Абидином — и не будет мозолить глаза — но это как расписаться в собственной слабости, такую роскошь нельзя было себе позволить. К появлению новой помощницы Старшей госпожи Суна была готова. По крайней мере, внешне. Умело демонстрируя равнодушие, мысленно твердила как мантру: «Мне всё равно, всё равно…». Но стоило Айшен вернуться в особняк, как в воздухе повисло напряжение. Выбранная тактика избегания не сработала — та сама нашла Суну на террасе у воды.

— Я никому не сказала о том, что это ты столкнула меня, и про твою связь с Феритом не сказала. Но это не значит, что буду молчать. Если ты только…

— Скажи, — ничто не могло отвлечь Шанлы от утреннего чая, даже Айшен. — Кто тебе поверит? Аби не поверит, и остальные вслед за ним.

— Абидин не поверит, ты правда так думаешь? — Айшен возвышалась над ней, сжимая кулаки от ярости — один только её вид вызвал такой всплеск эмоций, осознавать это внезапно оказалось приятно. — Абидин доверяет мне. Ты ведь не знаешь, да? Пока Корханы ещё жили тут, я была его глазами и ушами, — Суна вскочила на ноги, и Айшен восторжествовала, сумев вывести соперницу из равновесия. — Я знала даже о том, что вас ждёт… Жаль только, что ты легко отделалась, но ещё не вечер, — в глазах потемнело от ярости, а тёмные волосы Айшен вдруг оказались у неё в кулаке. Тварь сама призналась, она тоже причастна! Из-за нее умер ребенок матери, так и не родившись!

— Суна, — голос Карама, такой же ненавистный, как и всё вокруг, пробирался издалека. В своих мыслях Суна была уже у кромки воды вместе с Айшен, но на плечи навалилась тяжесть чужих ладоней, и пришлось разжать кулаки. — Айшен, тебя ждет Старшая госпожа, иди, — Карам не просил, а раздавал приказы, и Айшен не могла ослушаться. Получив свободу, она тут же поспешила исчезнуть. Суна не видела, но слышала удаляющиеся шаги.

Сбросив чужие ладони, Шанлы устремилась вперёд, пока не дошла до самого края террасы — дальше оставалась только вода, которая предназначалась Айшен, если бы им не помешали.

— Зачем ты вмешался! — Карам остановился совсем рядом, глядя как плещутся маленькие волны, разбиваясь о берег. Как он мог так спокойно стоять и любоваться пейзажем, когда у неё всё внутри жгло от ненависти, и это невыносимое чувство никак не проходило, причиняя огромную боль — все выжигало дотла.

— Ты идёшь на поводу у эмоций, но голова должна оставаться холодной. Хочешь наказать её? — Суна вглядывалась в высокий силуэт, пытаясь понять, что за человек перед ней, или вовсе не человек. Спрятав руки в карманах брюк, он смотрел вперёд, как будто ничто не могло нарушить его покой. Даже если бы земля разверзлась под ногами.

— Хочу. Я хочу, чтобы она за всё ответила, — она согласилась бы на что угодно лишь бы потушить пожар в своей душе. Медведь широко ухмыльнулся, иного ответа он и не ждал. — Но тебе это зачем, что взамен попросишь?

— Я не прошу, Суна. Я прихожу и беру, что хочу. Свою роль ты уже знаешь, исполни ее хорошо, — словно только вспомнив про её существование, Карам отвлекся от созерцания моря. — Слышала легенду про колибри и терновник? — получив от неё, не ожидавшей такой смены темы разговора, молчаливый ответ, продолжил: — Однажды она покидает своё гнездо и летит искать куст терновника. Среди колючих ветвей запевает песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, птичка не думает о близкой смерти — поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Ты совсем как эта птичка, Суна, бросаешься на шипы, только твоя песня — предсмертная агония. Не пой её слишком быстро. И смотри, не прыгни в воду, здесь тебя некому спасать.

Карам ушёл, оставив её одну. Последняя его фраза не скрывала насмешку — точно подметил её место и положение. А легенда… Суне вдруг вспомнилось, как мать рассказывала про птицу, поющую в терновнике, когда в очередной раз перечитывала свою любимую книгу. Из уст Эме история звучала красиво, а в пересказе Карама внушала ужас. Суна без сил опустилась на край берега, касаясь рукой прохладной воды, но легче не становилось. Десятки острых колючих шипов терзали и рвали душу маленькой птички. Закончится её песня и тогда наступит покой.