Глава 3 (1/2)

Никому и никогда не испытать чужую боль,

каждому суждена своя.<span class="footnote" id="fn_39195756_0"></span>

«Не начинай игру, если ты в ней не сильна», – слова Карама плотно засели в мыслях. Столкнувшись с ним на лестнице, Суна не испытала никаких эмоций — события последних дней опустошили — но стоило закрыть за собой дверь и оказаться в пустой тёмной комнате, и страх всё же настиг. Она боялась, но кидалась на острие ножа своего страха, чтобы почувствовать боль — пока чувствуешь, значит жива. Сегодня страх не заставил забиться в угол, а только пощекотал нервы. Такая вот извращённая форма существования.

Ночью, ворочаясь в гостевой, Суна долго не могла заснуть, а утро началось с сухости во рту и головной боли, но вода не принесла облегчения — желудок наполнился и тут же взбунтовался. Токсикоз теперь верный спутник на ближайшие несколько недель, а может и дольше, если не повезёт.

«Мама почти не мучилась с ним», — образ Эсме возник перед глазами и сердце болезненно сжалось. Как они были удивлены и счастливы, когда отец устроил для матери сюрприз, только узнав о её беременности… Никогда ещё Суна не видела родителей такими счастливыми, но всё рухнуло в один момент. Из семейного гнезда Ялы превратился в змеиное логово.

Голова немного кружилась, пока Суна шла к ванной комнате, но из холла вдруг донёсся голос отца, преисполненный гнева — Казым-ага пришёл за своей дочерью, не желая верить, что старшенькая осталась в особняке по своей воле. От его крика дрожали стены и даже отступила тошнота. Забыв, что хотела сделать, Суна поспешила вниз, и как раз вовремя.

— Папа Казым, давайте поговорим! — Абидин пытался достучаться до тестя, но он понятия не имел, сколько ярости породил своим предательством в семье Шанлы. Чичек тоже спустилась, обеспокоенная вторжением, и старший сын, как обычно держался рядом с ней.

— Какой я тебе папа? Какой папа? Ты кем себя возомнил?! — рука у Казыма была тяжелая, уж ей ли, Суне, не знать — Абидин рухнул к его ногам, как подкошенный, но не собирался ничего предпринимать.

— Карам! — Чичек похоже всерьёз испугал Казым, — сделай что-нибудь! Охрана!

— Не нужно охраны, — Суна вышла в холл и вдруг резко стало тихо, только был слышен стук её невысоких каблуков. Остановившись рядом с отцом, закрывая его – не от Аби, тот не посмел бы ответить – от Карама. От монстра она ждала чего угодно. Тёмные глаза блестели в жажде крови – он с лёгкостью выкинул бы Казыма не улицу, имея с ним личные счёты. Но тогда этому человеку придётся выкинуть и её тоже. Он больше не притронется ни к кому из её семьи.

— Дочка, — Казым тряхнул рукой. — Идём, поехали домой.

— Пойдём, папа, сварю тебе кофе, поговорим.

Терпкий аромат заполнил лёгкие и кухня стала походить на обитаемый дом, но до былого ощущения уюта было слишком далеко. Казым молчал, наблюдая за её манипуляциями с кофеваркой, но его терпение таяло как первый снег. Суна улавливала ход его мыслей: пытался понять, что происходит с дочерью. Скрывает, что ей угрожают, всё же. А может, задумала свою игру? Стоило ей только попросить, отец остался бы в Ялы и никто не возразил бы — горе-муженек, испытывая вину перед семьей Шанлы, запретил бы своим возражать, и сам бы рта не раскрыл. Идея была соблазнительной, слишком, Суна отказалась от неё неохотно. Как бы не хотелось поддержки отца, гораздо важнее держать его и все остальных как можно дальше от Чичек и её сыночка. Поэтому придётся справляться самой.

— Меня здесь никто не держит, отец, я сама вернулась. Халис-ага говорил о том, что эта вражда не может больше продолжаться, и он прав. Кто стал бы следующей жертвой? Я не хочу больше никаких жертв. Абидин мой муж, отец моего ребёнка. Если с первым еще что-то можно сделать, то второе… Этого уже не изменить. Я не хочу, чтобы твой внук родился в разгар кровавой войны, папа. Не хочу, чтобы стал предметом борьбы наших семей.

— Суна, девочка… — кофе стоял перед Казымом, благополучно позабытый. В её словах была правда, и отец это прекрасно понимал. — Все очень переживают за тебя, Сейран и мама места себе не находят.

— Не нужно. Здесь никто не причинит мне вреда. На днях приеду и поговорю со всеми, а пока успокой их. Всё будет хорошо, — говорить с отцом оказалось не сложно, и выдавать свои слова за истину тоже, только каждое из них пропиталось фальшью. Суна вся состояла из фальши, совершенно ненастоящая. Но чтобы выжить в змеином логове, нужно было самой стать змеей.

Когда Казым ушёл, Аби заглянул на кухню — смотрел со смесью беспокойства и чувства вины, вина поселилась в его глазах надолго. Выносить вид мужа было тяжелее всего — понимать, что нужно делать вид, что поняла, простила. Эта роль давалась тяжелее всего, но вчера она сбежала от разговора, сегодня уже не получится.

— Как прошёл разговор с отцом? — Аби заметил нетронутую чашку с кофе, но быстро понял, что ароматный напиток предназначался не для него.

— Нормально, — Суна занялась завтраком, смешивала молоко и яйца, только бы что-то делать, чтобы был повод не смотреть на Абидина, и это он тоже понял.

— Ты правда хочешь остаться здесь?

— Я не хочу, чтобы кто-то ещё пострадал в этой вражде, но не знаю, станет ли все по-прежнему. Мне нужно время.

— Я понимаю. Скажу матери, чтобы не работала с Айшен. Мы можем жить отдельно. Скажи, чего хочешь, я сделаю.