Часть 50. Демоны (1/2)

Фокс

В «Хаммере» сегодня аншлаг — полный зал людей. После длительного перерыва, народ скупил все билеты в первые же часы продаж, мне еле удалось выбить столик для своих.

Прокручиваю в руках палочки, кайфуя от ситуации, от сцены, от гула голосов вокруг. Ребята стоят ко мне спиной, уже готовые начать, и я, схватив микрофон, приветствую зрителей.

Минута, и мы начинаем.

В последний раз оглядываю зал. За ВИП-столиком, прямо у сцены, сидит наша шумная компания — Джин что-то громко втирает Толику, который, не обращая на брата внимания, влюбленным взглядом смотрит на Вику. Я знаю, что самую первую песню сегодня она посвятит ему. Ребята хоть и не перестали иногда ссориться, но отношения наладили, чему я несказанно рад.

Костя сидит рядом с ними и, потягивая джин из бокала, зло косится на прыгающую у самой сцены молодежь. Кому чужому со стороны может показаться, что он злится, но я уже научился различать полутона его эмоций — Костик просто немного нервничает и, как обычно, когда вокруг толпа, сосредоточен. Он не ревнует, просто переживет, включив режим повышенной ответственности.

Тут же сидит и Антон. С тех пор как Костя смог гулять, они стали видеться, но это первый раз, когда я, хоть и отдаленно, но присутствую. Как бы меня ни убеждали, уверен, тусоваться вместе нам пока рано. Страхи о том, что Костя от меня уйдет к нему, почти ушли, однако я все равно был рад, что тусуются они исключительно, когда я на работе.

Антон сдержан сегодня, я бы даже сказал, скован, и старается не смотреть в мою сторону. Да, чувак, я стал основной причиной твоего горя, но извиняться за это не буду. Я не уводил Костю, не соблазнял специально, и никогда не хотел ничего рушить. Ты сам его проебал, а я… Тоже хочу счастья, и, заполучив его, сделаю все, чтобы никогда не потерять.

По другую руку от близнецов сидит, наверное, самая колоритная личность в этом баре — тетя Света. Костя сказал, что она как-то проболталась ему, что давно хотела сходить на концерт, но стеснялась. Да уж, удивительная женщина, прийти, значит, ко мне и разъебать за возможную измену, она может, а попросить билет — стесняется! Конечно, я ее тут же позвал. Она даже приоделась ради такого случая «типа по-современному», вызвав у меня улыбку — черная майка с курящим черепом ей совершенно не шла, но это было так мило, что сказать ей об этом никто не решился. Где, интересно, она ее взяла? Улыбаюсь, рассматривая ее, а первые аккорды уже разлетаются по залу, и я, перехватив палочки, присоединяюсь, громким дробным раскатом вливаясь в общий поток.

Первые полтора часа пролетают в какой-то бешеной нирване. Все мы действительно соскучились по этой атмосфере, поэтому отыграли чуть не на пределе возможностей. Когда Ник объявил о перерыве, и у нас появилась возможность отойти хоть воды попить, я уже почти ухожу со сцены, как вдруг в толпе, у самой стены, замечаю знакомый силуэт.

Замираю ошалело, и мою заминку замечает Костя. Вижу, что он встает и идёт сюда. Быстро отворачиваюсь и спрыгиваю со сцены, чтобы через полминуты, по пути в гримерку, попасть в родные объятия.

— Не люблю находиться с тобой в одном помещении на расстоянии. Ты классно играешь, — говорит Костя на ухо и сразу проводит языком по мочке.

— Спасибо… — в любой другой момент я бы уже полностью расслабился, поглощенный его лаской, но сейчас не могу думать ни о чем другом. — Кость, мама тут.

— Оу.

Он отстраняется и, повернув меня к себе, внимательно смотрит.

— Ты рад?

— Я в шоке, — действительно не понимаю. Пока что. Зачем она пришла? Решила что-то исправить? Приняла меня? Или надумала снова скандал закатить, но уже прилюдно?

— Будем надеяться, что она сделала выводы и решила изменить будущее.

— Я боюсь, что она решит поистерить тут. Не понимаю, что у нее на уме.

Прижимаюсь к Косте, ища поддержки, и замечаю вдали, за его спиной, любопытные взгляды. Нас отсюда видно зрителям, но не всем, только тем, кто стоял сбоку от сцены. Привет, новые сплетни. Мне даже интересно, какие выводы сделают зрители, учитывая, что большинство сходилось во мнении, что у барабанщика и солистки — отношения. Мы никогда не давали этому официального подтверждения, но наблюдать за выводами публики, — иногда абсолютно нелогичными, — было интересно. И как же я рад, что Косте на все это наплевать, как и на мнение общества в принципе.

— Хочешь, чтобы я с ней поговорил? Или подождем, посмотрим, что именно она сделает?

— Подождем, — неуверенно киваю. — Пойдешь со мной? Хочу попить и подкраситься, у нас минут пятнадцать есть.

— Конечно.

В гримёрке ребята уже развалились на диване, отдыхая, Вика вообще куда-то унеслась. Хватаю бутылку боржоми и выпиваю половину чуть не залпом. Почему всегда так жарко? Костя садится рядом с Ником, а я, не расставаясь с бутылкой, топаю к зеркалу, когда раздается стук в дверь, и в гримерку заходит местный администратор, вечно забываю его имя.

— Фокс, там какая-то женщина очень настойчиво просит тебя на разговор. Уверяет, ты ее знаешь.

Мать? Бля, я не готов. Кидаю на Костю испуганный взгляд, и от его спокойного вида прихожу в себя. Блин, чё я как маленький-то?

— Проводи, пожалуйста, ее во дворик, — прошу администратора. — Я сейчас.

Задний, закрытый двор — идеальное место в данном случае. Там нет ничего кроме мусорки и там точно нет посетителей кафе.

Все-таки кидаю взгляд в зеркало, отмечая, что все норм, ничего не растеклось, и, прихватив еще одну бутылку воды, иду на выход. Костя тенью скользит за мной.

Мать уже стоит, неуверенно одергивая край блузки. На улице хорошо — не так жарко, как днем, легкий июньский ветерок охлаждает, даря столь необходимую мне сейчас прохладу.

Костя закуривает сразу, как выходит на улицу, а я, не зная, куда деть руки, складываю их на груди. В такие моменты дико хочется курить.

— Здравствуй, — начинаю разговор первым, так как мать молчит, только смотрит на меня. Не могу понять ее взгляд, но хоть не злой.

— У тебя глаза накрашены, — не здороваясь, говорит она. — Без этого никак? Ты же как девочка.

— Сценический грим. Как и у всех членов группы, если не заметила. Нет, никак. Я же не хожу так по улице.

— Да, конечно. Мне понравилось, как ты играл. Не думала, правда, что тут будет этот.

Морщусь. Почему нельзя просто сделать комплимент и все, без гадостей?

— У этого есть имя, и я тебе уже говорил. Он — часть меня, и с этим уже ничего не сделаешь.

— Я не могу принять это. По крайней мере, пока.

— От этого он никуда не денется, — пожимаю плечами. Хотя бы не орет и не плачет, уже хорошо.

— Да. Я помню. Я просто хотела сказать, что ты молодец. На самом деле мне пора уже, у меня смена, я на два часа только отпросилась.

— Иди… — для меня шок, что она вообще пришла.

Она уходит, а я смотрю ей в спину, и когда она уже почти скрывается, сам от себя не ожидая, окликаю ее:

— Мам! — она оборачивается. — Спасибо.

Она кивает, слабо улыбнувшись, и удаляется, оставляя нас одних. Вижу, как мимо пролетает потухающий бычок, и меня снова прижимает к себе Костя.

— Прошло вполне неплохо.

— Лучше, чем могло бы, — откидываю голову ему на грудь. — Идти, наверное, уже пора…

Но так не хочется от него отходить, кто бы знал.

— Еще три минуты, — он проводит носом по моему виску, поглаживая живот. Я так и не привык за все время, ощущать постоянную поддержку от него. Всю жизнь я рассчитывал только на себя, справляясь со всем в одиночку, а теперь, кажется, я без него вообще ничего не могу. И так мне это нравится!

— Потрахаемся? — говорит вдруг Костя, и у меня флешбэк перед глазами. Мы ж именно тут и стояли, когда он впервые пришел в «Хаммер», вместе с Устиновым.

— Сейчас? — повторяю свою старую фразу. Только вот, в отличие от себя тогдашнего, теперь я совсем не против.

Костя вздыхает.

— Хотелось бы. Но тебе еще выступать. Придется потерпеть.

— Умеешь же ты предложить не вовремя, — расстроенно отвечаю. — А давай учудим что-нибудь сумасшедшее?

— Хорошо. Только что?

— Вот и подумай, пока концерт не закончен, — оборачиваюсь и целую его, вдыхая перемешанный запах джина и табака.

Он отвечает на поцелуй, опуская руки ниже по моей спине и сжимая ягодицы. А вот возбуждаться перед выступлением идея так себе. Рыкаю на него, укусив за шею, и выскальзываю из объятий, напоследок получив шлепок по заднице.

На сцену практически взлетаю, чуть не опоздав. Ребята уже там, ждут одного меня, Ник возмущённо цыкает. Да-да, я в курсе какой я безответственный.

Концерт продолжается, а меня переполняет эйфория. Из-за матери, которую, несмотря ни на что, я все же люблю и очень рад, что она решила хотя бы попробовать наладить отношения, из-за Кости, чью энергетику ощущаю даже со сцены, из-за оглушающей музыки, летящей со всех сторон.

Уже под конец появляется неконтролируемое желание совершить нечто для меня совсем странное.

— Давайте «Дьявола», — кричу Дыне, который стоит ближе всех. Он смотрит на меня удивлённо, но кивает, передавая остальным.

«Дьявола» я написал в самом начале наших отношений с Костей. Причем, в отличие от большинства песен, написал для себя. Да, мы записали ее для альбома, но петь на публике я ее не собирался никогда, а сейчас вот что-то стукнуло.

Моя нелюбовь к пению со сцены связана не только с тем, что одновременно отбивать бит и отвлекаться на микрофон — достаточно сложно. Это, скорее, ещё со школы пошло, когда меня запихивали на мероприятия без моего на то желания, после которых Костя не упускал ни единой возможности меня постебать. Кто бы сказал мне тогда, как в итоге все сложится, в жизни б не поверил.

А петь свои стихи… Для меня всегда это было эмоционально тяжело, поэтому и писал я в основном для Вики, а если приходилось петь, то только каверы чужих групп.

Но сегодня все не так. Моя жизнь перевернулась, и мне хочется как-то это отметить.

Вика начинает проигрыш, а я, глянув на Костю, поправляю микрофон. Осталась последняя песня на сегодня. Сейчас или никогда.

Сколько помню себя,

Мир всегда был глухим;

В одиночестве сердце тонуло зря.

Я не думал, что тоже

Сам стану таким;

По-другому, я видел, увы, нельзя.

Мне хотелось всего-то

Немного тепла –

Я наивен был сердцем до простоты;

Жизнь козырные карты

Мне раздала,

И я выиграл муки из пустоты.

Костя, встав из-за стола, начинает пробираться к сцене. Там вакханалия, пьяные тела дрыгаются, девицы наваливаются на ограждение под строгим взглядом охранника, но Костя умудряется пройти-миновать препятствие как горячий нож сквозь масло. Он выше почти всех присутствующих, и даже захоти, я не смог бы его потерять из виду. А ребята уже играют проигрыш:

Болью

Отзывается ночь

Кто же

Меня сможет спасти?

С силой

Я гоню её прочь

Прошу же, пусти!

Смотрю в его глаза. Теперь, когда он так близко, я могу тонуть в них, но долго не получается — слишком много всего надо контролировать.

Нами правит жестокий, манящий бред,

Одинокие души пусты внутри;

Я не верю, что можно увидеть свет.

Задыхайся, надежда, чёрт побери!

Бесполезные жизни идут на дно,

Но никто не услышит беззвучный крик;

Мне уже слишком многое всё равно,

Каждый долбанный день – всего лишь миг.

Хочу его ещё ближе. Меня напрягает, что он хоть и рядом, в двух шагах, но далеко.

Твои демоны рвали

Меня в куски;

Я почти что загнулся от стольких ран.

Ядовитые когти

Моей тоски