Часть 10 (2/2)
- Да вот как-то смог. Он неглуп, не лишён обаяния, чем-то забавен, так что не звали его никуда особо, но и не гнали, если являлся. К тому же он быстро прослыл хорошим игроком в преферанс...
- Конечно, как же без преферанса... Давайте ближе к делу, Соломон Абрамович. Когда опять зашла речь о продаже коллекции?
- Около трёх месяцев назад, в начале мая, на одном из наших междусобойчиков Анатоль отвёл меня в сторону и сказал, что Флоринская изменила своё мнение и всерьёз подумывает о продаже то ли всей коллекции, то ли её части. Я выразил самую живейшую заинтересованность и предложил обсудить условия у меня дома. Пару недель спустя Кудрявцев привёз Ирину Владимировну ко мне. Она, к моему глубокому сожалению, довольно сильно сдала за полтора года, что мы не встречались, передвигалась с заметным трудом. В качестве прелюдии к главному разговору я показал ей несколько новейших своих приобретений, с женой моей Женечкой познакомил, они сразу общий язык нашли, ведь Ирина Владимировна была остроумнейшая женщина, и в отличие от Кудрявцева, ни в одной компании лишней оказаться не могла. Потребовала продемонстрировать, как я бабочку завязываю, смотрела внимательнейшим образом и оценила: ”Талантливый человек даже в подобной ерунде талантлив”. Когда речь зашла о деле, из-за которого мы встретились, она сказала мне так: ”А я ведь ничего ещё не решила, Соломон Абрамович. С одной стороны, лучше самой продать, пока жива, а то наследники мои ни сохранить не захотят, ни покупателя нормального найти не сподобятся. Таким лучше просто деньги завещать. А с другой стороны жалко мне с коллекцией расставаться: минимум три поколения моей семьи на некоторые из этих украшений любовались. В войну, когда совсем трудно и даже голодно было, не продала, а тут... Так что очень может быть, что поморочу я тебе голову, да в конце концов передумаю”. Я её заверил, что подобные метания мне, как коллекционеру, хорошо знакомы, и как бы там ни было, в обиде на неё я не буду. Начали торговаться с пяти тысяч, остановились на восьми. Сказала, будет чахнуть над златом и думать. На том и расстались. Позвонила недели три спустя, сказала, что хочет ”Девочку с соловьём” оставить себе, я ответил, что тогда больше семи тысяч не дам. Фыркнула, положила трубку. Уже порядочно времени прошло, как тут недели две назад примчался ко мне Кудрявцев и сообщил, что всё, готова Флоринская продавать за восемь тысяч, но без ”Девочки с соловьём”, и если я согласен, то надо ловить момент, ”пока старуха опять не передумала”. Первый раз он Флоринскую при мне так назвал, меня даже как-то покоробило. Я посоветовался с женой и решил брать. По требованию Кудрявцева дал задаток в пятьсот рублей. И вот, утром в прошлый четверг мне позвонила Ирина Владимировна и задала несколько странных вопросов: ”Скажи-ка мне, Соломон Абрамович, за сколько ты у меня коллекцию покупаешь?” Я очень удивился, но ответил. Она помолчала, потом спрашивает: ”Ещё и задаток заплатил, небось?” Я подтвердил и это, потом хотел узнать, в чём дело, но она отмахнулась: ”Считай, склероз у старухи разыгрался” и разговор на этом прервала. Я уж стал гадать, не пытался ли Кудрявцев Ирину Владимировну обмануть, но поздним вечером того же дня он собственной персоной приехал ко мне домой, привёз коллекцию и забрал деньги.
- Вечером в четверг? Прямо в день убийства?
Шустер сидел теперь на стуле сгорбившись. Он как-то совершенно утратил весь свой лоск, вся его фигура казалась сейчас лишь гротескной, и даже у пресловутой его атласной бабочки печально опустились крылья.
- Я не знал, когда именно убили Ирину Владимировну, но если вы говорите, то выходит, так.
- И как вам показался Кудрявцев?
- Странным, нервным... Даже руки заметно дрожали.
- И вы ничего не сделали? Не задали ему никаких вопросов? Не перезвонили Флоринской, чтобы убедиться, что всё происходит по её воле?
- Увы мне, Яков Платонович, не сделал. Списал его поведение на то, что Ирина Владимировна в последний момент поймала его за руку и устроила ему выволочку.
- Просто вы так торопились закрыть сделку, что даже ваше хвалёное чутьё не стали слушать. Или же оно у вас выеденного яйца не стоит, - желчно сказал Штольман. - Очень вы меня разочаровали, Соломон Абрамович. Считал вас умнее.
- Да я и сам себя умнее считал... - пробормотал коллекционер.
- Что было дальше?
- Дальше? Дальше в субботу вечером я узнал от знакомых об убийстве Флоринской и ограблении её квартиры и заметался. Попытался найти Кудрявцева. Звонил ему в театр, ездил на квартиру, нигде не застал, впал в панику, и наконец, по совету моей Женечки позвонил вам. Надеюсь на вашу доброту.
- Гражданин Шустер, на вашем месте я бы надеялся на то, что найдутся свидетели, которые подтвердят хотя бы часть ваших показаний. Через десять минут Кудрявцев должен явиться ко мне на допрос. Если он явится, в чём я лично уже сильно сомневаюсь, то я сначала допрошу его, а потом устрою вам с ним очную ставку, будьте готовы. Если же он, что весьма вероятно, не явится, то вы с нашим оперативным сотрудником поедете к вам домой и привезёте коллекцию покойной Флоринской сюда. Все пятьдесят четыре камеи согласно описи.
- Пятьдесят три, - вздохнул Шустер. - Где ”Девочка с соловьём”, мне неизвестно.
- Значит, пятьдесят три. А также соберёте свои вещи, потому что может статься, что ночевать вы сегодня будете в следственном изоляторе...
- ...Яков Платонович, значит, вы считаете, что это Кудрявцев убил Ирину Владимировну? Убил, забрал коллекцию, отвёз её покупателю, взял деньги и после этого подался в бега?
- В том то и дело, что не сразу после этого. В пятницу и в субботу в первой половине дня он был на работе в театре, в воскресенье с утра ему дозвонился старший лейтенант Лепешев, сообщил о смерти Флоринской и вызвал его на допрос, а после обеда он приехал сюда, поговорил с соседями и дождался вас в подъезде. Его спугнул Цезарь, и только после этого он, похоже, решил скрыться. Такое поведение настолько непонятно и нелогично, что это скорее говорит в его пользу.
- Вот и я как-то совсем не могу представить, что он убийца...
- Отчего же? Вы же сами говорили, что Кудрявцев пренеприятный тип.
- Говорила, но... совсем в другом смысле. Это такое женское неприятие, понимаете, на уровне ощущений. И в подъезде вчера он мне показался не столько опасным, сколько... жалким. А ещё я всегда думала, что к Ирине Владимировне он хорошо относится, привязан к ней. Ведь он действительно много ей помогал, заботился, приезжал по первому зову...
- Он мог и впредь желать её протекции, Флоринская по-прежнему имела связи, была ключом к нужным людям. С тем же Шустером Кудрявцев познакомился через неё. К тому же она не раз ссужала его деньгами, согласно её гроссбуху только в этом году дважды. Не слишко крупные суммы, но тем не менее.
- Возможно, всё это так и было. Я бы даже легко поверила, что он пытался смухлевать с деньгами - взять с покупателя больше, отдать Ирине Владимировне меньше, разницу оставить себе. Но... убить? Разбить голову тяжёлым предме...
Удар в этот раз был очень сильным, резким. Как вспышка, боль и холод - одновременно и в груди, и в голове. Свет погас сразу, через секунду исчезли и звуки, остался только отчётливый привкус железа во рту.
... Вещи свои он уже собрал, по большей части ещё с вечера. Теперь осталось взять, что хотел, и на автобус. Хозяйка решит, что он, как всегда, на пляже, хватится его разве что вечером, а он тогда уже будет далеко. Где у хозяйки кубышка, шкатулка с побрякушками, он подсмотрел чуть ли не в первый день, но зачем было торопиться? Отдохнул, загорел, теперь можно и домой, причём не с пустыми руками. Восемьдесят рублей - не бог весть что, но он за весь отпуск заплатил меньше. Пара колец, цепочка, кулон с красным камнем - ещё рублей пятьдесят, если повезёт. Кулон ничего себе, кстати, можно не продавать будет, а Нинке подарить, чтоб не дулась, что в отпуск с собой не позвал... Он так увлёкся, что не обратил внимания на собачий лай, дёрнулся уже от звука открывающейся двери. Под шаги по коридору успел понять, что ничего не успевает спрятать. Захлопнул шкатулку, сунул в ящик комода, но было уже поздно.
- Что здесь происходит? Что вы делаете?
Старуха подслеповата, конечно, но это его не спасёт. Чёрт бы её побрал, никогда она так быстро с рынка не возвращалась!
- Да вот, утюг у вас позаимствовать хотел, Алефтина Эдуардовна...
Шагнуть, действительно ухватить стоящий на столе утюг. Хозяйка соображает медленно, вон, глаза вылупила, рот приоткрыт, как у рыбы. Ещё шаг, в последний момент она успевает испугаться, отступить. Он бьёт сильно, снизу вверх, в висок...
... Потолок был как-то слишком высоко, непривычно. Белый шар плафона покачивался туда-сюда, как маятник. Недавно так уже случилось, когда Платон случайно задел его рукой.
- Римма Михайловна, вы меня слышите?
Голос был чужой, не Платонов, хотя чем-то похожий. Похожий? Римма шумно втянула воздух и попыталась сесть. И потолок, и плафон немедленно закружились, к горлу подступила тошнота.
- Да ну что же вы! - возмутился голос. - Лежите, пожалуйста.
Что-то прохладное и влажное коснулось лба, висков, щёк, скользнуло по верхней губе.
- Что эт..то? - пробормотала она.
- Полотенце, - ответил Штольман-старший. - У вас кровь носом пошла.
Римма подняла непривычно тяжёлую и непослушную руку, медленно поднесла к носу. В некотором ступоре полюбовалась на окрасившиеся красным пальцы.
- Сможете приложить холод к переносице или помочь вам?
- П-попробую, - В ладонь лёг какой-то свёрток, который ей со второй попытки удалось сначала прижать между бровей, а потом сдвинуть чуть ниже.
- Это мой носовой платок, в который я завернул осколки льда из вашего морозильника, - объяснил Яков Платонович, предвосхищая её вопрос.
- Спасибо... Я опять упала?
- Упали, - вздохнул мужчина как-то виновато. - Точнее, сползли со стула. Посадить обратно вас было невозможно, пришлось на пол положить. Теперь, я думаю, вас уже можно на диван в комнату отнести.
- Нет! - С первого раза получилось недостаточно твёрдо, поэтому она повторила ещё раз: - Нет. Ни в коем случае. Там же тётушки, незачем им меня видеть в таком состоянии. Они ничего не знают и не должны знать.
- Римма Михайловна...
- Нет. Я сейчас немного полежу, потом умоюсь и тогда уже...
Она, наконец, смогла сфокусировать зрение настолько, чтобы понять, что отец Платона стоит по левую руку от неё на одном колене.
- Понятно, - ответил он со странным выражением и тут же к её огромному удивлению стал снимать с себя пиджак. Снял, свернул и осторожно пподложил ей под голову. Она не возражала, видимо, от удивления. Только сказала:
- Кровью заляпаем...
- Вряд ли, - ответил мужчина. - Кровотечение, похоже, останавливается уже.
- Яков Платонович, я должна вам рассказать, что я только что увидела.
- Не прямо сейчас, - качнул головой мужчина. - Пока вы просто полежите и отдохнёте.
- Но это важно! - возмутилась она.
- Не сомневаюсь, - Штольман выпрямился. - Но несколько минут ничего не изменят. Вот сможем вернуть вас в вертикальное положение, тогда и расскажете. А лучше вообще завтра...
- Это не может ждать до завтра! - Голос пока слушался её не слишком хорошо, поэтому получилось как-то совсем уж резко.
Мужчина не ответил. Римма подумала, что в таком тоне он с ней точно разговаривать не станет, и прикрыла глаза. Она услышала, как чиркнула спичка, зашипела газовая горелка, брякнул чайник, зашумела вода из крана. При этом шагов Штольмана она не слышала, он передвигался по кухне совершенно бесшумно. Она вдруг представила себе всю эту сцену как бы со стороны и тихонько ахнула.
- Вам нехорошо? - немедленно склонился над ней Штольман.
- Мне... неудобно, - проговорила она. - Какая-то безумно неловкая ситуация.
- Володя говорит в таких случаях, что неудобно штаны через голову надевать, - отозвался Яков Платонович иронично.
- Пожалуйста, помогите мне сесть, - попросила она.
- Вы всё ещё очень бледны, - возразил Штольман, - так что не раньше, чем через десять минут. На половике вы не простудитесь. Прикройте глаза и просто отдохните.
Полыхнуло и ушло раздражение. Мужчина был прав и знал это, поэтому спорить она не стала, да и не дало бы это ничего. Десять минут и правда ничего не изменят, но отложить разговор до завтра она ему не позволит.
Через десять минут он очень осторожно - деликатно - помог ей подняться, и это оказалось легче, чем она ожидала. Стоял за спиной, пока она у раковины плескала водой в лицо, смывая кровь. Когда Римма на всё ещё нетвёрдых ногах вернулась за стол, Штольман поставил перед ней чашку чая и блюдце с ломтем батона, намазанным маслом с вареньем. Почему-то последнее сразило её окончательно.
- Яков Платонович... - пролепетала она.
- Если вы держите диету, то сейчас это некстати, - отозвался Штольман. - Вам обязательно нужно сладкое. После обморока Анне Викторовне первым делом давали пару глотков воды и леденец или кусочек сахара. Вам бы, конечно, лучше подошёл шоколад или таблетка глюкозы под язык, но в холодильнике я нашёл только это.
- Спасибо вам, - сказала она.
- Не за что, - пожал плечами мужчина. - Ешьте.
- Хорошо, - согласилась она. - Буду есть и рассказывать.
- Римма Михайловна, - усмехнулся мужчина. - А вы уверены, что мы с вами не родственники?
- В каком смысле? - не поняла она.
- Вы просто сейчас мне невероятно Анну Викторовну напоминаете. Вот точно так же рвалась объяснять, рассказывать, спасать прямо из обморока. Удержу никакого не было.
- Но это и правда важно, - смутилась Римма, и добавила упрямо: - Я только что, кажется, смотрела глазами убийцы...
Мужчина резко выпрямился на своей табуретке и окаменел лицом.
- Я вас слушаю.
- ... Значит, убийство не первое, - задумчиво сказал Штольман, когда она закончила свой рассказ. - Алефтина Эдуардовна - редкое имя-отчество, плюс какое-то курортное место. Найдём, и быстро. Может, там кто-нибудь сможет убийцу опознать.
- Яков Платонович, - сказала Римма с сомнением, - мне кажется, это не Кудрявцев был. Голос не его.
- Римма Михайловна, вы когда-нибудь свой собственный голос в записи слышали?
- Нет, - удивилась она. - А что?
- Могли бы и не узнать. Разница очень большая между тем, как человек себя изнутри слышит и как окружающие его голос воспринимают.
- Дело не только в голосе, - протянула Римма. - Кудрявцев всё-таки человек интеллигентный, выпускник института культуры, у него манера выражаться цветистая такая, до смешного даже. А тут... - Её передёрнуло. - Тут всё было очень просто.
- Я вас услышал, - кивнул Штольман. - Тем не менее реальные факты на сегодня таковы, что Кудрявцев остаётся главным подозреваемым, и его надо срочно найти и допросить. И пока не найдём, Цезарь останется у вас.