Часть 9 (1/2)

Володя хотел проводить её до подъезда, но Римма решительно отказалась. Незачем, тут два шага и не поздно ещё, белый день. Впрочем, пока она шла через двор, чувствовала его взгляд. По дороге домой они опять тепло и расслабленно беседовали обо всём и ни о чём, как будто ничего не произошло. Просто им обоим нужна была эта уютная пауза, вот они её себе и устроили. Под конец она даже задремала на четверть часа, и проснулась уже в стоящей машине от мимолётного прикосновения к плечу - или к щеке?

Володя записал на листке из блокнота номера своих телефонов - рабочего и домашнего, Римма взяла, конечно, но тут же решила, что позвонит только в самом крайнем случае. Он как будто мысли её прочитал, сказал тут же: ”Я появлюсь, как только смогу”. Она терпеть не могла подобного рода расплывчатых обещаний, которые обычно и не обещания вовсе. Но Володя имел в виду в точности то, что сказал: он появится так скоро, как только возможно, пусть даже просто чтобы сказать: ”Прости, но мне это не переварить...”

На лестничном пролёте между первым и вторым этажом она услышала, как её окликнули сверху:

- Римма Михайловна, вас-то мне и надо!

Голос был знаком, человек - крайне неприятен. Может, зря она не позволила Володе себя проводить?

- Здравствуйте, Анатолий Петрович, - ответила она ровным тоном.

Кудрявцев сбежал по лестнице и остановился на площадке, практически заступив ей дорогу. Любимый ученик Ирины Владимировны и неудачливый Риммин поклонник выглядел сегодня неважно. Обычно нарочито ухоженный и даже франтоватый, сегодня он был небрит, взъерошен, и даже пиджак на нём был неправильно застегнут и топорщился.

- Почему вы не известили меня сразу же об этом ужасном событии?! Почему я должен был узнать о смерти дорогой Ирины Владимировны от какого-то следователя? Что стоило вам проявить немного деликатности и самой мне позвонить?! - Голос Кудрявцева дрожал, а под конец ещё и поднялся до неожиданно высоких нот.

- Не кричите, Анатолий Петрович, - поморщилась Римма. - Вы прекрасно знаете, что у меня нет вашего номера...

- Потому что вы сами так захотели! - ответил запальчиво Кудрявцев. - Зато у Вероники мой номер, конечно же, есть, но ей тоже не пришло в голову связаться со мной!

- Анатолий Петрович, вчера у Вероники был очень тяжёлый, страшный день. Да и у нас тоже, так что ваши претензии совершенно неуместны...

- Зато у меня тяжёлый день был сегодня, потому что мне позвонил совершенно чужой человек и буквально сразил меня этой чудовищной новостью! А потом, даже не дав мне прийти в себя, вызвал меня на завтра на допрос. И я хотел бы понимать, с какой это стати и что ему от меня нужно!

- Нас с Мартой тоже вчера допрашивали, как и Веронику и её мужа. Произошло убийство, в таких случаях обычное дело опросить всех родственников, знакомых, соседей...

- Веронику с этим мерзавцем Белкиным допрашивали, потому что они наследники и прямо заинтересованы в смерти бедной Ирины Владимировны. Я вообще не понимаю, почему их не арестовали! А вам чего жаловаться? Вы, я слышал, с этими следователями знакомы, даже... накоротке, а ваша племянница - и подавно, так что вам обеим точно ничего не грозит. Никого, как я понимаю, не заинтересовало, что вы тоже на наследство рассчитывали, да ещё и какие-то уколы Ирине Владимировне постоянно делали...

- Что-о? - Римма мгновенно разозлилась так, что даже в ушах зазвенело. Она стремительно поднялась на три ступеньки и оказалась с Кудрявцевым практически вровень, лицом к лицу. - Вы бредите?!

- А вы думали, никто не видел, что происходит? - Мужчина как-то нелепо взмахнул руками у Риммы перед носом. - И слепому было ясно, что вы настоятельно подсовываете Ирине свою племянницу в качестве внучки. Даже уроки эти придумали, лишь бы ваша Марта побольше времени с ней проводила. А ведь у девочки и голос совсем слабенький, и слух посредственный. Впрочем, я вас даже не осуждаю: Марта ведь сирота и тянуть её одной вам уже невмоготу...

- Невмоготу мне только с вами разговаривать, - бросила Римма, - а всё остальное вполне по силам. Пропустите!

Она шагнула было мимо Кудрявцева на площадку, но тот вдруг довольно чувствительно ухватил её за предплечье:

- Да подождите вы! Мы не договорили...

- Руки уберите! - зашипела она разъярённо. - Или я закричу так, что через минуту здесь будет весь подъезд.

- Да что же вы всё время недотрогу из себя строите?! - Мужчина не отпустил её, но хватку ослабил. - Мне же ничего особенного от вас не требуется, просто узнать, о чём вы говорили с милицией, чтобы понимать, чего мне самому завтра ждать. Просто расскажите мне, что они за люди, посоветуйте, как мне лучше себя с ними вести, и я ничего из того, о чём только что сказал, в разговоре со следователем упоминать не стану.

- Могу посоветовать говорить правду, только правду и ничего, кроме правды... - процедила Римма сквозь зубы.

- Издеваетесь?

- А вы меня шантажировать пытаетесь самым нелепым образом! А впрочем, у вас всё так!

В этот момент на площадке этажом выше открылась дверь, залаяла Гита. Римма не обрадовалась. Плохо, если сюда сейчас примчится Мартуся, только её здесь и не хватало.

- Отпустите меня и убирайтесь, - проговорила она негромко. Однако Кудрявцев не послушался:

- Никуда я не уйду, пока мы не поговорим, - Он вновь стиснул её руку и потянул её вниз по лестнице.

Римма споткнулась, ударилась коленом о перила, а потом и уцепилась за них свободной рукой. Она уже готова была закричать, когда за её спиной раздался гулкий низкий звук, отозвавшийся эхом сразу снизу и сверху.

- Цезарь, миленький, что там? - позвала Мартуся.

Пёс Платона на лестничной площадке у них за спиной подал голос снова, и был это скорее рык, а не лай. Кудрявцев шарахнулся, отпустил Римму, пробормотал испуганно и тонко: ”Да что же это такое? Вы пожалеете!”, почти скатился с лестницы и был таков. Спустя полминуты внизу хлопнула дверь подъезда. Римма выдохнула, медленно повернулась и встретилась взглядом со стоящим на площадке Цезарем. Пёс смотрел внимательно, серьёзно, но, кажется, с симпатией, а потом вдруг зевнул и сел, свесив на сторону язык и чуть наклонив голову.

- Мне кажется, или он на Платона похож? - спросила она спустившуюся сверху племянницу.

- Мне тоже так кажется, но Платон говорит, не может быть. Собаки бывают на хозяев похожи, если всю жизнь с ними, а Цезарь к Штольманам уже взрослым попал... Риммочка, что тут было? Цезарь стал рычать под дверью, я его и выпустила.

- Анатоль Петрович Кудрявцев тут был, а потом не стало... благодаря Цезарю.

- Он что, на тебя напал? - ахнула Марта.

Римма покачала головой:

- Он вроде бы поговорить хотел, но... Вёл себя странно. Пойдём домой, Мартуся, а то я устала что-то.

Девочка немедленно поднырнула Римме под руку и обняла, чтобы поддержать.

- Только сразу отдохнуть тебе не удастся, у нас тётя Мира с тётей Фирой в гостях. Приехали нас проведать после визита участкового...

- Понятно, - кивнула Римма и остановилась. - Не спят ещё?

- Укладываются. Я им, как всегда, на своём диване постелила, но они изо всех сил тебя дожидаются...

- Понятно, - повторила Римма. - Ребёнок, а Цезаря Платон у нас для поддержки штанов оставил?

Марта тихонько прыснула:

- Ну, да, на всякий случай и пока всё не уляжется. Соседей же нет, так что я подумала, что можно.

- А вывести его сегодня не надо будет?

- Платон сказал, когда ты вернешься, просто выпустить его во двор минут на пять.

- Я думаю, как тётушки улягутся, мы его возьмём и выйдем позвонить. Надо бы сообщить Володе про Анатоля Петровича. Что он тут... чудит.

- Конечно, выйдем, - согласилась племянница и тут же добавила как-то совершенно невпопад: - А мы сегодня ещё эту гирьку от часов нашли, которой не хватало. Её Цезарь в кустах учуял, когда мы гуляли. На ней кровь...

У Володи дома никто не ответил, и тогда Римма решилась позвонить Штольманам. Володя явно после их разговора собирался к Якову Платоновичу, но даже если его там нет, то о непонятном поведении Кудрявцева следовало рассказать самому Штольману-старшему, причём лучше до назначенного на завтра допроса Анатоля Петровича. Трубку сняла женщина, и Римма вдруг вспомнила, что уже почти десять, и растерялась, кого позвать. Повторное ”Алло?” было не просто холодным, а уже ледяным, так что Римма тут же выпалила: ”Простите, что поздно. Капитана Сальникова будьте добры”. С той стороны тяжело вздохнули, а через полминуты Володя взял трубку. Римму он выслушал внимательно и молча и только в самом конце сказал: ”Спасибо за информацию. Возвращайтесь домой, запритесь и положите Цезаря поперёк двери. Утром я за тобой заеду, сам тебя на работу отвезу”. Она хотела было возразить, но он не дал: ”Не спорь, пожалуйста. Мне надо тебя увидеть. Когда ты будешь готова?”

По возвращении домой Римма даже попыталась лечь спать, но то ли она слишком устала, то ли устала недостаточно, то ли храп одной из тётушек был сегодня особенно богатырским, но сон не шёл. В конце концов, проворочавшись минут сорок, она встала и, осторожно обогнув раскладушку со свернувшейся калачиком Мартусей, ушла на кухню.

Здесь Римма неожиданно поняла, что хочет есть. Открыв холодильник, она изумилась обилию всевозможной снеди - тётушки никогда не приезжали с пустыми руками, но в этот раз, похоже, превзошли сами себя. Не сразу, но нашла почти обязательный форшмак, намазала его на кусок чёрного хлеба, поставила чайник.

- Вторую чашку достань, девочка моя, - услышала она за спиной.

В дверях стояла тётя Фира, в халате поверх ночной рубашки, в вязаных мягких тапочках с помпонами, с длинной косой через плечо. Такой она была очень похожа на маму. Римма грустно и нежно улыбнулась:

- Не спится?

- Моё счастье в том, что обычно я засыпаю быстрее Миры, но сегодня мне не повезло, - ответила тётя. - А может, наоборот, повезло: когда ещё доведётся с тобой полуночничать?

- Я тогда лучше нам травяной сбор заварю, - сказала Римма.

- Что там у тебя?

- Пустырник, боярышник, валериана.

- Ты вся в Адочку, та тоже нас всё травками какими-то поила...

Римма заварила траву в полулитровой банке, накрыла марлей, поставила остывать.

- Этот зверь так и спит под дверью, где вы ему постелили, а Гита прямо у него под боком. Тебе это ничего не напоминает?

- Напоминает, конечно.

- Но нервы не бередит?

- Я доверяю Платону, Фирочка, - Римма села за стол напротив тёти. - Он очень этого заслуживает.

- Ты снова стала доверять мужчинам, моя девочка? Это обнадёживает.

- Не всем, - ответила Римма.

- Расскажешь, кому ещё? Что это за дядя Володя?

- Фирочка, ты же знаешь, как я люблю такие разговоры...

Римма снова встала, отошла к окну. Посмотрелась в тёмное стекло, как в зеркало. Вспомнилось, как полтора месяца назад она стояла в коридоре ночного поезда после встречи с человеком из прошлого, с огромной тяжестью на душе. Сейчас тяжести не было, сейчас она думала о другом мужчине... с нежностью.

- Володя Сальников, - сказала она неожиданно для себя. - Мы познакомились в поезде, в Харькове и в Крыму он тоже был с нами, - Тётя выжидательно молчала за спиной. - Он мне очень нравится, Фирочка...

- Чем именно?

Римма обернулась:

- Не знаю. Всем, наверное. Умный. Сильный. Добрый. Мне с ним интересно... легко...

- Это хорошо, - кивнула тётя Фира, и добавила совершенно неожиданно: - Но этого недостаточно.

- Ты думаешь? - удивилась Римма.

- Да. Ты же помнишь, как я сходила замуж во второй раз?

- Смутно, - вздохнула Римма. - Мне тогда лет двенадцать было.

- С Сидором Петровичем мне тоже было очень интересно и легко, особенно в начале. Потом оказалось, что интересно с ним не только мне одной, а от лёгкости до свинцовой тяжести - рукой подать. И я сбежала от него назад к Мире. С ней мне не всегда бывает легко и интересно, но когда я болею, она не спит ночами, а если спит, то вполглаза, чтобы не храпеть...

Римма улыбнулась. Вернулась за стол, потянулась и накрыла ладонью узкую изящную Фирочкину руку.

- Скажи, а как было с дядей Марком?

- О, с Мариком было прекрасно. Медовый месяц длиной в два года. Мы так и не успели разглядеть недостатки друг друга, не успели начать ссориться. А потом он ушёл добровольцем на фронт и написал мне за три с лишним года двадцать девять писем. Тридцатой была похоронка, - Фира подняла руку, чтобы смахнуть выступившие слёзы. - Если бы он вернулся, это был бы уже совсем другой человек и совсем другая история, но он не вернулся. Поэтому ты ничему не сможешь на нашем примере научиться, лучше учись на примере своих родителей.

- Но ведь папа тоже не вернулся, - вздохнула Римма.

- Да, война забрала у нас всех мужчин. Но всё равно у Ады с Мишей всё было по-другому. Они прожили пять лет в одной квартире ещё до свадьбы, знали друг друга как облупленных, много раз ссорились и мирились, вместе учились и работали в одной больнице, ревновали друг друга к каждому столбу, стояли друг за друга горой... Когда началась война, Ада только родила твоего брата. Мишу с Давидом призвали уже в первые дни, и она не смогла пойти проводить мужа на вокзал. Прощались они дома, простояли обнявшись минут десять. Потом Женька заорал, и Ада сказала: ”Иди уж. Видишь, твой сын требует внимания...” Я так удивилась этому тогда, хотелось встряхнуть её: что же она других слов не нашла? Когда Марик два дня спустя ушёл добровольцем, я столько ему всего наговорила! Глупая была... Разве в этом дело? Уже 29 июня мы эвакуировались с детским садом Октябрьского района, в котором работали, и Ада с ребёнком эвакуировалась вместе с нами, она как педиатр на несколько детских учреждений. Сначала нас увезли в Ярославль, а осенью, когда фашистские бомбардировщики стали долетать и туда, отправили дальше, в Молотовскую область. Наш садик оказался в деревне Легаевка Чернушинского района, и Женька тоже оставался с нами, а Ада моталась как заведённая, один детский врач на двадцать два эвакуированных интерната. И вот туда к нам в Легаевку в марте 1943 года каким-то чудом добрался Миша в отпуск по ранению. Две недели только было того отпуска, вэйзмир, большую часть в дороге! Он приехал, а Ады нет, где-то в районе она. Где? Кто-то сказал, в Старом Броде, а может, в Новом. Мы суетимся, начальница Легаевского интерната с председателем сельсовета насчёт машины договаривается, а тут вдруг трактор подъезжает, Ада на ходу прямо спрыгивает и в двери. Валенки сбросила и застыла в дверях: ”Ты всё-таки поехал? Сумасшедший! Я же тебе велела отлежаться...” И опять я так разозлилась на неё! Разве же так встречают? Велела она! А Миша встал к ней навстречу с Женькой на руках и смеётся. И всё, пропали они, двадцать часов мы их не видели, еду я им под дверь ставила, и даже вызова ни одного не случилось, фельдшера сами управились, раз к докторше муж приехал... После этой встречи ты и родилась, сердце моё.

- Я знаю, - отозвалась Римма, - и это была их последняя встреча... - Тётя горестно кивнула. - Фирочка, вы с Мирой мне как-то рассказывали, что мама узнала о гибели папы задолго до прихода похоронки. Как это могло быть?

- Если б мы понимали, как. Странная это история...