Часть 8 (2/2)
Володя негромко фыркнул, потом головой покачал:
- Римм, я, между прочим, старше тебя на пятнадцать лет. Мне в этом году пятьдесят исполнилось, я уже трёхкратный дед. У меня любимая работа - часто без выходных и праздников, кровь, грязь...
- Чш-ш-ш, - сказала Римма. - Работать без выходных для здоровья вредно. Человек должен отдыхать и хорошо питаться. Это я тебе как несостоявшийся врач говорю. - Он рассмеялся. - А в остальном... Мне нравится, что ты старше, что Платон знает тебя с детства. Что Мартуся сразу прониклась к тебе симпатией. Тебе легко верить. С тобой легко - и хочется - говорить... обо всём.
- А ещё я оды и серенады могу, - добавил Володя. Глаза его потемнели. - Римм, нам лучше сейчас ехать домой, пока я не полез к тебе целоваться и тем самым не подорвал твоё доверие... Мы оба взбудоражены сейчас, наделаем дел.
Римма была с ним согласна. Они были знакомы всего-ничего. И вообще, он сейчас наверное составлял в уме список следственных мероприятий для проверки её слов. Так что целоваться им действительно не следовало. Но очень хотелось.
- ... Володья, у тебя есть совесть? - спросила Сальникова Августа вместо приветствия. Судя по её интонации и выражению лица, Штольман сегодня опять проработал весь день.
- И ты здравствуй, Ася, - сказал Владимир Сергеевич вполне мирно. - Рад видеть.
- А вот я тебе сегодня не рада, - отрезала женщина, и взгляд ему сейчас достался тот самый, о котором он недавно Римме поведал, только, пожалуй, эмоций в нём было больше, чем раньше.
- Ты, как всегда, прямолинейна и приветлива, - парировал Сальников.
- Я справедлива, - ответила она.
Понять Августу было можно: отдыхать её благоверный не умел совсем: кроме отпуска раз в год, который был не столько для него, сколько для семьи, всё остальное время Штольман в принципе считал рабочим. Сам Сальников тоже полагал, что с этим друг перебарщивает, но сегодня ему просто необходимо было поговорить с Яковом.
- Если я тебе скажу, что я не столько по работе, сколько по личному вопросу, это что-то изменит? - поинтересовался он.
- Личный вопрос у меня только один: когда ты уже наконец женишься? - сказала Августа с чувством. - Чтобы и тебя дома кто-нибудь ждал...
Это её заявление было почти столь же неожиданным, как и её появление двадцать лет назад в больнице с передачей. Ну, не говорили они никогда прежде о его матримониальных планах!
- Э-эм, - протянул он, - скажем так: я над этим работаю.
Августа посмотрела на него внимательно, пытаясь, похоже, разобраться, шутит ли он, а потом развернулась и ушла, по пути махнув рукой в сторону Штольмановского кабинета. Путь был свободен.
- Заходи, Володя, - сказал Яков, не поднимая головы от бумаг, когда Сальников заглянул в кабинет. - Как съездил?
- Интересно. Прям до чрезвычайности, - Владимир Сергеевич закрыл за собой дверь, прошёл к столу и устроился на стуле напротив Штольмана.
Тот внимательно на него посмотрел и кивнул каким-то своим мыслям:
- Значит, съездилИ... Смелая женщина Римма Михайловна, - добавил он с явным уважением.
- У меня слов нет, ты понимаешь?!!
- Понимаю, не кричи. С ней-то сдержался, я надеюсь?
- А как ты думаешь?
- Раз коньяк не пил пока, значит, сдержался.
- Я б сейчас не отказался, честно говоря, - Яков снова кивнул, встал, открыл дверцу шкафа и извлёк оттуда бутылку армянского коньяка и две стопки. - Это что за... пердимонокль, ты можешь мне сказать?!
- Хорошее определение, - сказал Штольман задумчиво, разливая коньяк. - Ты только при Асе так не выражайся: она этого слова не знает, поймёт неправильно.
- Ты на вопрос-то ответишь?
- Нет.
- Нет?!!
- Нет у меня ответа, Володя. Его ни у кого пока ещё нет. Будем разбираться, как сказал Платон, эмпирическим путём, и все вместе, поскольку оставлять Римму Михайловну наедине с её способностями нельзя.
После этих слов Сальников взял со стола рюмку коньяка и выпил залпом.
- То есть в существовании этих самых способностей ты уже не сомневаешься?
- Стопроцентной уверенности у меня нет, конечно, но пока всё, что я видел, слышал и узнал, подтвержает именно эту версию. Я вчера после твоего ухода ещё два часа с Платоном беседовал, чтобы полную картину иметь, потому что с Риммой Михайловной мы довольно коротко поговорили. А сегодня с утра два звонка сделал: сначала в Керчь, в райотдел, к которому Героевское относится. Застал там на дежурстве того самого капитана Ермака, с которым вы вместе Крымским делом занимались. Удачно получилось. Попросил его через участкового сообщить Оксане Петровне Василец, чтобы со мной связалась, потому что надо уточнить кое-что. Он мне три часа спустя перезвонил - нет Оксаны Петровны дома, только дочь её на хозяйстве. Сказала участковому, что мать срочно уехала в Таганрог, к своему другу детства, которого все с войны считали погибшим, а он оказался жив. Потом я позвонил в Таганрог, есть у меня там один знакомый следователь прокуратуры. Он сказал, что имя Осадчий Андрей Васильевич ему смутно знакомо, пообещал навести справки и связаться со мной в ближайшее время. И уже вечером мне перезвонила капитан Антонина Ивановна Лютаревич, начальник Таганрогской городской инспекции по делам несовершеннолетних, которая, как оказалось, хорошо с Осадчим знакома, потому что он работает в школе номер 4 замдиректора по учебно-воспитательной работе и активно с ней сотрудничает, в основном по вопросам патриотического воспитания. Так вот, он действительно Заслуженный учитель РСФСР, ветеран и инвалид, участник Керченско-Эльтингенской десантной операции, кавалер ордена Красного Знамени, один из тех немногих бойцов группы прикрытия, кто выбрался с плацдарма вплавь и был спасён из воды моряками-азовцами.
- Какая, однако, история! - сказал Сальников с чувством. - На пенсии можно будет роман написать...
- Попробуй, - усмехнулся Яков. - Только без мистики, а то цензура не пропустит... Чтобы окончательную точку в этой истории поставить, можно было бы действительно побеседовать с Оксаной Петровной, но вряд ли она захочет с нами свои личные дела обсуждать.
- А история с самолётом?
- Там всё под грифом секретно, и допуск так просто не получишь. Но есть один интересный момент: сотрудник госбезопасности, который допрашивал Римму Михайловну во Внуково, назвался ей Николаем Николаевичем...
- Тебе это что-то говорит? Имя-то нередкое.
- Николаем Николаевичем обычно называет себя в разговорах с непосвящёнными полковник Варфоломеев. Помнишь такого?
- Как не помнить. Ты думаешь, он мог заниматься этим делом?
- Москва, Внуково, крушение самолёта, множество жертв - это его территория и его уровень.
- Час от часу не легче. Нормальному человеку лучше таких знакомств не иметь.
- Согласен.
- Что-нибудь ещё?
- Остальное ты и сам знаешь. В поисках похищенной Марты вы с Платоном принимали непосредственное участие. Сын говорит, что если бы не видение Риммы Михайловны, то поиски могли бы сильно затянуться.
- Даже наверняка затянулись бы. А так девочка даже толком испугаться не успела. Мы куда больше за неё испугались.
- А что ты мне сразу после Крыма про эти странности не рассказал?
- Так я же с тобой впечатлениями делился, а не докладывал.
- А про поездку в Комарово ты мне доложишь? Или впечатлениями поделишься?
- Доложу непременно, там интересного много.
- Лялина была вместе с Печалиным?
- Она уже несколько месяцев как тоже Печалина. Поженились они. Но про это Римма, в принципе, и как-нибудь по-другому могла узнать, не из видений.
- В принципе она только про самолёт никак не могла узнать в момент его падения. Для всего остального мы можем придумать какое-нибудь объяснение, более или менее затейливое. Вопрос только в том, нужно ли.
- Считаешь, не нужно?
- Считаю, что можно принять за рабочую версию наличие у Риммы Михайловны неких особых способностей. А дальше время покажет.
- Яков, мне кажется или это тебя действительно не слишком удивляет?
- Тебе не кажется.
- Как так?! Мне окунуться пришлось, чтобы в себя прийти после Римминого рассказа, чтоб глупостей ей не наговорить непоправимых каких-нибудь, а вы с Платоном ведёте себя, как ни в чём не бывало: у него - эмпирический материал, у тебя - рабочая версия! - Сальников зло и витиевато выругался.
- Володя, я просил тебя, не кричи. Иначе сейчас придёт Ася и разговор наш придётся прервать. А реагируем мы на эту историю иначе, чем ты, потому что знаем, что так бывает. Был у нас в семье... прецедент, возможно, даже не один.
С минуту Сальников просто смотрел на друга, переваривая услышанное.
- Значит, ”прецедент”, - повторил он. - То есть с твоей интуицией дело всё-таки нечисто?
Штольман глянул на него в изумлении:
- Хорошая шутка, Володя. Лучшая за сегодня.
- Штольман, мне не до шуток. Какого чёрта? Что за прецедент?
- Моя бабушка, Анна Викторовна Миронова-Штольман, совершенно точно была сильным медиумом.
- Подожди... Это та, которая выпускница Сорбонны замужем за сыщиком?
- Конечно, она самая.
- И она - медиум? Тоже голоса в голове слышала?
- Нет, Володя. Она видела духов во всей красе, по большей части такими, какими были люди в момент смерти - зрелище не для слабых. Могла вызвать их по мере необходимости или изгнать. Могла... впустить в себя.
- Что? - Опять сделалось настолько не по себе, что в пору ближайший водоём искать.
- Да. Говорила тогда чужим голосом, чужими словами, даже лицо у неё как-то менялось... Это уже для нас, окружающих, страшно было.
- А зачем она... это делала? - спросил Сальников внезапно пересохшими губами.
- Она всю жизнь людям помогала, Володя, живым и мёртвым: найти тело, чтобы похоронить по-человечески, обнаружить улики, чтобы изобличить преступника, предотвратить новое преступление, гибель невинных. Нашу с тобой работу делала вместе с дедом, себя совершенно не щадя. Не могла по-другому. Дед это знал, злился, но в те годы, что я помню, отстранить её от своих дел уже не пытался, всё равно бесполезно было. Просто прикрывал её от особо зловредных духов, согревал и держал двумя руками по эту сторону черты... Тяжёлый это Дар, Володя. Нельзя женщине с ним одной, - закончил Штольман внезапно и замолчал надолго, задумался. Смотрел куда-то в пространство, привычно катая желваки на щеках.
- И ты думаешь, у Риммы такой же? - спросил Сальников хрипло, прерывая вдруг ставшее невыносимым молчание.
Штольман как будто очнулся, вздохнул, провёл руками по лицу, и тут как-то сразу стало заметно, что он устал.
- Пока Римма Михайловна видит по-другому, глазами живых людей. Но это тоже стоит ей здоровья. Вчера она пошла искать для меня телефон Печалина и упала в довольно глубокий обморок, минут семь без сознания была. Потом ещё с полчаса ей понадобилось, чтобы собраться с силами для разговора со мной. Была она при этом очень бледна, но весьма решительно настроена.
- Стойкий оловянный солдатик, - пробормотал Володя. Штольман удивлённо поднял бровь, потом кивнул, соглашаясь с таким определением. - Ты мне скажи, чем тут помочь?
- У меня есть бабушкины книги и дневники деда. Платон их у меня на днях попросил. Не сказал, для кого, это уж я сам догадался, когда обморок Риммы Михайловны увидел. Я отдам ей всё это, а Платон поможет разобраться. Он считает, что это его ответственность, даже в армию из-за этого не пошёл сейчас, как я понимаю, - вот и пусть. Я, со своей стороны, расскажу Римме Михайловне всё, что помню о даре Анны Викторовны, хотя помню я не так уж много, всё-таки совсем небольшой был. А дальше... по обстановке посмотрим.
- Что могу сделать Я? - сказал Сальников угрюмо, потому что ему совсем не понравилось, что в составленном Яковом плане мероприятий он никак не учтён.
- А это я не знаю, Володя, - Штольман опять смотрел на него с известной иронией. - Раз женщина решилась всё тебе рассказать, то твоя помощь ей тоже очень нужна. А вот какая... тут уж вы сами разбирайтесь.