Глава 1: неравный счет (1/2)
На подносе лежат две отрезанные головы. В стеклянных, мутных глазах читается осуждение.
Беззвучный многоголосый хор проникает в мысли. Рты на искривленных лицах медленно открываются и шевелятся в такт словам, выплевывая каждую букву.
— Ты дерьмо. Бесполезная сраная омега.
— Ты убийца. Мы умерли из-за тебя. Ты убил нас.
— Подавись этими деньгами и сдохни.
— Сдохни.
— Сдохни.
Сердце в груди загорается. Липкий пот стекает со лба и падает на ресницы. Ги Хун больше не затыкает уши, не кричит и не плюется в ответ ядом. Даже не пытается. Просто ждет, когда это закончится.
Незатейливый детский марш внезапно прорезает воздух. Круговорот оскорблений тут же исчезает. Ги Хун лениво приподнимает веки, пытаясь сообразить, откуда он знает эту мелодию. Осознание вместе с ярким белым светом врезается пулей. Глаза широко раскрываются. Зеленый цвет окружает силками, словно приветствует и говорит: «Добро пожаловать обратно в ад. Мы соскучились».
В голове всплывает только одна мысль:
«Да ну нахрен!»
Постепенно вспоминается, что он сам на это подписался, но от этого легче не становится.
Ги Хун медленно поворачивает голову сначала в одну сторону, потом в другую. На соседних койках просыпаются другие игроки. По правую руку лежит незнакомая женщина. Она приподнимается на локте. Пристально смотрит на него и злобно улыбается. В памяти тут же всплывает номер 212. Удивительное сходство. От этих внимательных темных глаз по спине пробегает холодок. Ги Хун отворачивается и садится. Кожу на сгибе локтя жжет. Он закатывает рукав и разглядывает вену. На ней россыпь следов от инъекций. Неприятно, но не смертельно. Пока. Краем глаза Ги Хун цепляется за номер на ветровке. Лязгает зубами. Три белых цифры выглядят самым настоящим издевательством. Он вновь 456-й.
Утренний марш затихает. Люди выползают из коек и собираются в центре общежития. Некоторые держатся уверенно, другие скукоживаются, как иссохший изюм. Даже беглым взглядом можно определить, кто кем является и у кого какие шансы пережить хотя бы первую игру. Тихие разговоры заполняют стерильный воздух. Ги Хун спускается с лестницы и собирается присоединиться к толпе, но безумная соседка его прерывает. Точно вылитая 212, даже после трех бутылок соджу не перепутаешь. Интересно, они их по объявлению набирают или как? Эта больная что-то молотит про судьбу, души, прошлое и карму. Да еще с таким видом, словно собирается продать платный расклад за пару тысяч вон. Ги Хун молча отворачивается и собирается идти дальше. Не дай бог еще натальную карту предложит составить. 44-я преграждает ему путь.
— Если выберемся, я проведу обряд очищения твоей кармы. Она не просто плохая, она дерьмовая.
Кто бы сомневался.
Она наклоняется совсем близко, крылья ее носа раздуваются. Явно принюхивается. От этого скупого резкого жеста Ги Хуну становится не по себе. Он собирается оттолкнуть ее и протиснуться на площадку, но предупредительный механический гудящий звук отвлекает 44-ю. Она оборачивается, Ги Хун за ней следом. Из открывшихся металлических ворот выходит отряд солдат. Розовые костюмы, черные маски с белыми метками, разве что автоматов не хватает для полноты картины. Они останавливаются перед выходом в две безмолвные шеренги.
44-я наконец теряет всякий интерес к потенциальной жертве насильственного маркетинга и спускается к толпе. Ги Хун же остается на месте. Наученный прошлым, он предпочитает держаться от этих головорезов на безопасном расстоянии. Кончики пальцев покалывает. Не от страха, а от всепоглощающей ненависти и жажды возмездия. Внутри все клокочет от желания снести головы этим розовым ублюдкам, так похожих на кривых фламинго.
— Я хочу от всего сердца поприветствовать всех вас, — начинает солдат с квадратной меткой на маске. — В течении шести дней вы примите участие в шести играх. Победившие во всех играх получат крупный денежный приз.
Кто-то из игроков извиняется и говорит, что все происходящее больше походит на похищение, а не на игру. Солдат начинает оправдываться, и это становится его ошибкой. Толпа взрывается. Шквал словесных обвинений яростным дождем падает на головы розовоголовых. Обвинения в насилии, анонимности, азартных играх, похищениях, нелегальной торговле и бог знает в чем еще.
Эти игроки другие. Они чувствуют себя свободными и защищенными. Они еще не знают настоящих правил игры, которая на самом деле является чудовищным экспериментом. О Иль Нам успел перед смертью рассказать Ги Хуну суть происходящего. За этим жестоким фарсом кроется не просто ублажение богатых спонсоров, но и попытки утвердить четкую иерархическую систему с научной точки зрения, отбор идеальных «лидеров» и генетически-гормональное манипулирование. Все то, что в современном мире считается антигуманным и бесчеловечным.
— Верни мой телефон, уебок! Если моя крипта сгорит, тебе это будет стоить четырех зарплат!
Чей-то белоснежный кроссовок взмывает над толпой и направляется прямиком в голову солдата. Звонкий шлепок заставляет всех замереть и заткнуться. Ожидание неминуемого наказания пронизывает воздух: чего еще ждать от первоклассных отбросов. Ги Хун напрягается и сжимает кулаки. Он, в отличие от других игроков, помнит, с каким эхом автоматная очередь отскакивает от этих высоких стен.
Осознав, что ответа не будет, толпа брызгает едким смехом. Солдат теряет остатки уважения. Только Ги Хун продолжает стоять натянутой струной, готовой броситься на амбразуру при малейшей опасности.
И все же автоматы молчат. Вместо них вспыхивает экран таблоида. Фотографии должников появляются одна за другой, а солдат, которому только что прилетело по голове, монотонно перечисляет долги собравшихся здесь игроков. Не забывает уточнить и статус. Последним становится альфа, набравший кредитов размером в десять миллиардов вон. Осуждающие перешептывания должник прерывает своим криком:
— Чего смотрите, а?! Вы для начала поднимите свою задницу, пойдите к кредитору и попросите дать вам в долг десять миллиардов вон! Если хоть одному из вас выдадут такую сумму — я сожру свои штаны! Такие деньги отбросам вроде вас ни в жизни не увидеть!
Толпа хмыкает, соглашается и дружно кивает.
— Не питайте иллюзий. Вы все не в состоянии выплатить свои долги, — говорит солдат. — Вы добровольно согласились принимать участие в нашей игре. Вас никто не принуждал. Я предоставляю вам последний шанс. Вы можете отказаться от игры прямо сейчас и вернуться к своей убогой жизни. Или же можете воспользоваться возможностью, которую вам предлагают.
Униженные игроки понуро замолкают.
Ги Хун незаметно засовывает палец в рот и проверяет наличие импланта. Зуб на месте, значит, и маячок тоже. Он ощущает себя шпионом из низкобюджетной фантастики, где космические корабли из папье-маше, а кибер-люди собраны из картонных коробок, окрашенных в металл.
Если все идет по изначальному плану — спасательная команда прибудет совсем скоро. Они не только вызволят из адского пекла 456 человек, но и полностью уничтожат этот варварский плацдарм, ставший местом зверских экспериментов.
***
— Не переживайте, Господин, — говорит Ин Хо и стискивает телефон так, что рука отзывается болью. — Вероятно, это всего лишь техническая ошибка. Что? Вы точно?.. Простите, Господин. Я вас понял.
Разговор заканчивается звенящей металлической тишиной. Ин Хо сжимает зубы до скрипа. Желание разбить телефон усиливается, когда он замечает взгляд 456-го. Этот ублюдок смотрит прямо в камеру. Смотрит на него. Разве что ебучей ухмылки не хватает, несущей под собой что-то вроде: «Два:ноль в мою пользу, мудень».
Ин Хо с шумом выдыхает и откидывается на спинку кресла. Сейчас все игроки подпишут договор, у них возьмут анализы и в лаборатории выяснят, что это все одно сплошное недоразумение. Никакого роста прогестерона у 456-го в самом деле нет, никто не собирается течь и никому лишнему не придется вступать в игру, потакая воле хозяев. Ин Хо не придется вступать в игру. Не придется вновь чувствовать удушающую вонь нищеты, не придется смотреть на отекшие и пропитые лица, не придется жить среди отбросов, не способных взять под контроль свою собственную жизнь.
***
Игроки стройными рядами поднимаются по разноцветным лестницам. От розового рябит в глазах. Словно они не в пристанище безумных игр, а в детском психиатрическом госпитале.
Внутренние часы Ги Хуна размеренно тикают, предвещая момент спасения. Второй раз попытаться зайти в одну и ту же реку готов только сумасшедший. Может, у него действительно непроработанная детская травма, нашедшая логичный выход в синдроме спасателя? Или карма и в правду настолько хреновая, что воспользоваться услугами 44-й не такая уж и идиотская затея?
Из мыслей Ги Хуна вырывает сильный толчок сзади. Он оборачивается и на мгновение забывает, как дышать.
— Да ну нахрен! Ты живой! Живой! — вопит Чон Бэ.
Его короткие толстые пальцы тянутся к лицу Ги Хуна и ощупывают его с подбородка до затылка, разве что в пасть не залезают.