четыре (2/2)

Идут до следующей станции, слушая ветер в редких деревьях на набережной. Артём держит Серёжу за руку, и всё как в сказке. И так хорошо, что страшно, что Сергей проснётся.

В метро Артёма убаюкивает – тяжелая голова у Серёжи на плече. У него самого слипаются глаза, но такой момент хочется сохранить – в вагонном окне напротив еще одно их отражение, Артём, неудобно склонившийся, и Сергей с сухими глазами и помятым лицом.

Их станция. Он осторожно касается колена Хорева, нашептывает что-то, и тот просыпается, хлопает глазами, у Сергея останавливается сердце от этого вида, будто он под мескалином.

– Приехали.

Сонные и с отяжелевшими головами поднимаются по эскалатору, и хорошо, что эта станция не зарыта на самое дно Земли. В метро пусто, а у Серёжи в животе оживают глупые бабочки. Утро целует их насквозь, Артём старается бодриться, но ни к чему.

До подъезда – трудный квест с заплетающимися ногами, очередной лифт, где Сергей прижимается губами к чужому виску, и нос щекочет мягкий, светлый ёжик.

Сон набрасывается на него, но надо расстелить кровать, и обязательно – опустить жалюзи, чтобы их никто не достал, – стянуть футболку и джинсы с себя, шорты с Артёма, быстро коснувшись взглядом незнакомых татуировок.

– Ложись.

Артём падает на подушку, у Сергея она одна – но плевать, обойдётся без нее, и, когда Серёжа ложится тоже, прижимает его к себе.

– Ты – большая ложка? – уже сквозь сон спрашивает Сергей.

Артём не отвечает, его рука у Серёжи на животе, он дышит ему в ухо, и Карамушкин подстраивается под его дыхание, засыпая тоже. Только бы проснуться, и Хорев тут.

***– Это был не первый раз, когда мы проснулись вместе: в детстве мы же часто ночевали друг у друга.– Но казалось именно так.

***Когда Сергей просыпается, то в первые несколько секунд он твёрдо уверен – ему всё приснилось. Но слышит рядом сопение и сердце радостно подскакивает. Они уже не обнимаются – Артём откатился на спину, но это не суть. Они уснули в одной кровати, и Хорев здесь действительно – руку протяни да коснись чужого плеча.

Сергей тихо поднимается, так же тихо одевается, достаёт зарядку и телефон, уходит на кухню, прикрыв дверь. Пускай Артём спит, сколько нужно, пускай налетается всласть по планетам, Сергей будет рядом, будет охранять его сон.

Случившемуся чуду трудно поверить, но вон в прихожей кроссовки на два размера больше серёжиных.

***Тогда Серёже хотелось верить, что таких утр будет ещё много. Сейчас он это знает, каждый день просыпаясь от чужих шагов, шелестящих по их квартире.

***Зубная паста летит мимо щетки, потом мимо рта, кофе сбегает, шипя и заливая плиту. Серёжа настолько в эйфории, что на такие бытовые мелочи даже не злится, а улыбается им, как непослушным детям.

Когда он оттирает плиту и заодно весь кухонный гарнитур в его крошечной кухне, дверь из спальни открывается, и Артём ступает в их новую совместную жизнь, а Сергей ему немного несмело, но невероятно тепло улыбается.

– Привет.

– Доброе утро. – Артём трёт глаза и тоже улыбается, притрагиваясь к боку бурчащего холодильника. – Как себя чувствуешь?

Ах, да. Серёжа же пил вчера.

– Лучше всех.

Пока Артём ныряет в душ, Серёжа по видео на ютубе пытается что-то приготовить, но теряет любую надежду, потому что руки дрожат от волнения, как у школьника на ЕГЭ. Лучше он закажет доставку еды, чем будет смотреть, как Артём давится сгоревшей яичницей только из-за большого к Серёже уважения.

Пока он расстроенно грохочет сковородкой в раковине, сзади прижимается мокрое и холодное.

– Блять.

У Артёма полотенце на бёдрах, и господи, что это за ромком, всё-таки? У Сергея мокнет футболка, он выворачивается, как уж, из омоновского захвата Хорева, пока тот хохочет, довольный своим поступком.

Серёжа разворачивается в его руках, они замирают.

– И что теперь? – шепчет, разглядывая лицо Артёма.

В ответ Хорев крепко целует его в лоб, от поцелуя эхо расползается по кухне, и отходит.

– Мне бы в общагу сгонять.

Сергей смотрит на чужие татуировки, их немного, но они красочные и яркие, как и сам Артём.

– А завтрак?Артём на это улыбается лукаво, Сергей сжимает дерево гарнитура пальцами.

– Обед уже.

Говорит это и идёт в спальню. Сергей отлипает от мебели и шагает за Хоревым. Смотрит, как тот отряхивает футболку и натягивает её на мокрое тело. Артём поворачивается к нему, и в глазах такой огонёк, что это слишком, это чересчур, пожалей Серёжу.

– Отвернись.

***– Что за эти года вдруг изменилось, что ты…– Что?– Откуда вдруг взялась эта любовь?– Она всегда была. Ты смог сразу признать, я – нет.***Сергей отворачивается, невидящим взглядом уставившись в обои коридора. В голове шумит прибой, по телу вместо соленой воды – обжигающая лава: накатывает, накатывает…Шорох за спиной, руки ползут по талии, смыкаются в замок на серёжином животе. Второй раз за утро, если будет третий – Серёжа лопнет. Опьяняющее, кружащее голову. Сергей замирает и почти не дышит, боится спугнуть, боится, что если будет много кислорода, он от одной искры возгорится пламенем.

Артём целует в шею сзади, царапая мелкой щетиной, и Сергей уговаривает себя не шевелиться, хотя просится, аж зудит в кончиках пальцев. Он продолжает смотреть на оранжевые обои, чтобы был хоть какой-то контакт с реальностью.

– Если ты сейчас не остановишься, ты никуда не уйдёшь. – хрипит Серёжа, потому что напрягать голосовые связки сил нет – он растекается в чужих руках.

Артём молчит, и Серёжа зажмуривает глаза, когда чувствует пальцы под своей футболкой – ползут вверх по животу, к рёбрам, останавливаются у сердца. Хорев через кожу касается его, и оно – глупый орган, соскучившийся по ласкам никогда не знавших его рук, – подскакивает, и вот-вот грудная клетка раскроется, как бутон цветка, когда его трогает солнечный луч.

Терпеть сил нет, и не успевает Сергей шевельнуться, как он уже прижат к тем самым обоям, и поцелуй далеко не робкий. Они жмутся друг к другу – и нужно скорее раствориться, превратиться в банальное одно и целое, потому что так надоело быть разрознено и далеко.

Они оба никогда не целовали парней, но суть не в этом – они никогда не целовали друг друга, и это важнее.Артём никуда не уходит, и вот уже Сергей обводит родинки на его спине, собирая их в созвездия.

Арт?м никуда не уходит, потому что так сильно занят: рядом Сер?жа, такой отзывчивый на прикосновения, что хочется еще и еще.

Хорев курит прям в кровати, потому что не хочется отлепляться друг от друга, и дым плывёт по спальне и по голове Серёжи, когда он снова прижимается к чужим рёбрам губами.

***С того летнего дня, который они провели, как молодожёны в медовый месяц, не покидая пределы спальни, прошло уже шесть лет. Шесть гребаных лет, и сидя у морской воды, лижущей их ступни, Серёжа принимается вспоминать всё. Солнце вот-вот нырнёт в воду, дети визжат, догоняя волны и затем подгоняемые ими же. Песок тёплый, и Артём рядом – тоже тёплый, самый близкий и родной – ближе никого нет.

– С твоих слов всё так быстро случилось, – Артём выкапывает из песка ракушку, разглядывает её, – а казалось, что мы целую вечность к этому шли.– Времени не существует. – Серёжа притягивает колени к себе, обнимает их руками.

– Ну точно. – Хорев с улыбкой отправляет ракушку в море, и они наблюдают её полет, перед тем, как она нырнёт и больше никогда не попадёт Артёму в руки.

В Артёме тот же космический мальчик, Сергей это знает, потому что видит, как иногда Хорев поднимает голову к небу. Им обоим уже почти по тридцать лет по человеческим меркам, а кажется, что целая вечность. Именно им двоим, потому что по отдельности уже не считается. По отдельности уже не бывает.

– Знаешь, как в той книге. Спустя столько лет?

– Всегда. **– пена волн шепчет это вместе с Артёмом.