Часть 23. Семья. (1/2)

Стоило ноге ступить во владения темной спальни с приглушенным, будто бы ожидавшим их светом, по телу Су-хён прошлись мурашки. Взволнованная, будто в первый раз, она остановилась, перестав откликаться на мягкие, но уверенные движения галстука. Она смотрела на обернувшегося к ней Таноса, как на восхитительную иллюзию дурманного сна. Иллюзия смотрела в ответ красноречивым однозначным взглядом – будто тянул ее не шелк аксессуара, а его воля. Вкрапление реальности вдруг явило себя резким рывком, заставляя Су-хён оказаться во властном хвате рук. Она знала их, ведала их ласку, помнила каждый сантиметр крепкого тела, его силу и упорство – и все же ощущала себя неловко, нерешительно, чужеродно. Будто не было бы сейчас нормальным броситься ему на шею после долгой разлуки и разделить ночь так, как совершали это раньше. Словно между ними была невидимая стена, выстроенная им и пропускающая лишь то, что дозволено им. Не холодная, но все же недосягаемая.

Кручение стопы, легкое, плавное, и Су-хён оказывается спиной у кровати, сразу же ощущая ее мягкость. Полы расстегнутой рубашки свисают над ней, открывая вид на сумасшедший рельеф пресса, а его близость знаменуется тем самым алкогольно-табачным парфюмом – правда в этот раз легким шлейфом, окутывающим его тело, смешивающимся с его природным запахом. Таким знакомым, таким родным, таким желанным. Сделав глубокий вдох, Су-хён открыла повлажневшие от переисбытка эмоций глаза и потянулась руками к нему. Но не успев коснуться его, связанные кисти дернулись вверх и оказались над ее головой, зафиксированные поверх галстука хваткой его ладони.

- Знаешь ли ты, что такое ждать, Су-хён? – Ласково спросил Танос, улыбаясь самой очаровательной из всех самых дьявольских улыбок. Сердце тревожно застучало, предчувствуя беду.

- Д-да…

- Знаешь ли ты, что такое ждать целый год? With no chances [Не имея шанса], - Его взгляд не отпускал ни на секунду, отвлекая от руки, развязывающей пояс халата, - to see, to hear, to touch [увидеть, услышать, дотронуться]…

Полы халата будто тоже поддались его повелению, сами расползаясь в стороны, обнажая трепещущий живот.

-Д-да…

- Don’t think so [не думаю]… - Он легко покачал головой, бродя вожделеющим взглядом по скулам, щекам, губам, - Ты ведь знала, что контролируешь ситуацию. Что не видишь, не слышишь, не до-тра-ги-ва-ешь-ся, - Подушечки пальцев будто укладывались на клавиши на нижней части живота, - потому что ты так решила. И что ситуация изменится тогда, когда ты захочешь…

- Д-да… - Почти в мольбе.

- And as for me… It was absolutely different [а для меня это было абсолютно по-другому], - Его губы практически очерчивали контур скулы, все еще не усиливая нажим; Су-хён шумно вбирала воздух, чувствуя, как шея и грудь покрываются алыми пятнами, - Я не знал. Не мог знать… И ждал… Каждый. Гребаный. День.

Запястья ныли от его эмоциональности, но противостоять нажиму даже не думала, со смирением принимая боль, которой с ней делился.

- П-прости… - С сочувствием и теплом.

- Нет. – Безжалостно.

- П-прости… - С мольбой: в голосе, во взгляде, в движении грудной клетки, подавшейся к нему.

- Н Е Т. – Неумолимо, неся свое наказание костяшками пальцев вверх, пересекая грудь, огибая ключицу и поднимаясь к подбородку, - Не так просто. Я прощу тебе все. Не могу не простить. Ты можешь быть сильной со мной. Можешь решать, не соглашаться, перечить… Я всееее тебе прощу. Я приму тебя любой. Что бы ни сделала. Что бы ни сказала. Ты можешь быть собой. Не только доброй и милой flower, но такой же жестокой Су-хён, холодной, злой, бездушной, равнодушной. Любой. Можешь ломать, рушить, уничтожать. Меня ничто не оттолкнет. Не разочарует. Не испугает. Даже если я не смогу понять – я приму. Just trust me [просто поверь мне]. But n e v e r dare not to choose me. N E V E R [Но н и к о г д а не смей не выбирать меня. н и к о г д а].

После цианида выжить вероятней, чем после его разрывающих душу на части слов – пробирающихся под кожу, ползущих коварными змейками к самому сердцу, оплетающих своим черным дегтем. Забывая стучать, оно становится вечным слугой своего темного господина...

- Д-да, господин Танос.

Контрудар поражает в ответ, заставляя его тяжело сбивчиво выдохнуть и, наконец, накрыть ее губы своими. Припасть всем весом тела на нее, запечатать собой, запереть. Наконец, поддаться желаниям, разъедавшим столь долго, дать выход всему, что накопилось, нагнать все упущенное. Наспех мешать сладость с болью – приправлять поцелуи зубами, оставляя себя в отметинах на ее коже.

Торопиться и со всем остальным, будто времени совсем не осталось, а успеть важно и нужно все. Будто нет всей ночи впереди и жизни, словно завтра снова на смерть, а потому погибнуть слаще в объятиях друг друга сейчас, не дожидаясь рассвета. Обгонять секундную стрелку в попытке стать единым целым, разделяя одно дыхание на двоих. Страстно. Неистово. Безудержно. Под действием сиюсекундных порывов, исходиться новой волной безумия, чувствуя, как горит влажное тело под ним.

Закусывая губу, терпеть невыносимое нытье бедер, пытаясь получше разглядеть влажный блеск в глазах напротив сквозь слипшиеся свисающие вниз волосы. Умирать вместе с ней под звуки ее охрипшего голоса, воскресать позже под лаской трепетных ладоней. Отдавать себя, забирая ее без остатка. Гореть мгновением, ощущая ее зной. Замирать, останавливать время, углубляя клыки в белую кожу. Не помнить себя, забывать все ненужное, вычленяя лишь самое ценное. Перерождаться, принимая нового себя и свежую ее. Чувствовать вкус, обращаясь в перцепции.

Снова…

хотеть…

жить…

Сегодня чай был вкуснее, чем вчера, и Су-хён улыбалась, предаваясь воспоминаниям, оставившим свои зацепки красными отметинами по всему телу - даже на бедре виднелся след зубов. Потирая его пальцем, громко рассмеялась – его оставил ночной господин, утром чертыхавшийся как лодочник, впопыхах нарядившийся во что попало и унесшийся на съемки, сбивая дверные проемы. Он обещал, что вечером пойдут на мероприятие, и чувство какой-то удивительной сказки не отпускало.

Нет. Она не встретила принца на белом коне. Ее избранник не был благородным рыцарем, честным и честолюбивым воином, милосердным и нравственным мужем. В нем не доставало великодушия и добропорядочности, от него не стоило ожидать миролюбивости и терпения. Он не стремился к справедливости, не мечтал о мире во всем мире и вряд ли вел честную простую жизнь. Его с трудом можно было назвать героем, человеком высокой морали и строгих принципов. Ни в чем из этого Су-хён не обманывала себя, трезво и четко понимая, что за человек ее Танос, ее Су Бонг. И это ее ничуть не пугало.

В чем нельзя было его упрекнуть, так это в нечестности. Всегда, с самого начала был максимально открыт, не скрывая своего нутра, не стараясь казаться лучше, чем есть. Она всегда видела, кто он, на что способен, и могла представить, чего от него можно ждать. И она любила его таким.

Потому что он был человеком, способным ради нее на все, умеющим и желающим достичь всего самого лучшего, имеющим свою цель. Но больше всего, за что была ему благодарна, так это за то, что сумел разглядеть в терпящей все на своем пути девчонке настоящего бойца, смог сделать ее сильнее, дать ей возможность тоже, иногда быть плохой. Груз тягот «хорошей девочки» упал с плеч – еще тогда, когда вопли Соль Джу стояли в ушах, пока нога отправляла ее в аут. Он показал ей, что бороться не стыдно, что оно стоит того, даже если все вокруг тебя возненавидят – жизнь стоит того, чтобы за нее цепляться.

И она собиралась теперь делать это вместе с ним.

Черное шелковое вечернее платье стало причиной опоздания, и Су-хён шла, нервно оглаживая вмятины не нем.

- Ничего не видно. Я аккуратно, - Успокаивающим тоном сказал Танос, впечатывая чувственный поцелуй в ее плечо близ тоненькой лямки.

- Мне кажется, по мне видно, что…

Он посмотрел на ее раскрасневшиеся щеки, искусанные припухшие губы и растрепанные длинные локоны и отрицательно покачал головой, твердо и уверенно звуча:

- Вообще нет. Everything is just great [все просто прекрасно].

В элитном жилом комплексе, в который они приехали, было тихо и исключительно роскошно. Чистота и убранство коридоров буквально приглашали прогуляться хоть босиком. Су-хён завороженно оглядывалась, вслух причитая:

- Я никогда такого не видела. Боже, Танос, такая жизнь мне вообще не по карману. Я что буду твоей содержанкой?

- Я вообще-то надеялся на что-то большее, - Бросил он в шутку, заставив неловкую паузу повиснуть между ними.

Су-хён часто задышала. Это намек? Это же был намек? Да ведь? Точно же он?

Ее переживания сдуло открытием двери, оставляя стоять на секунду с открытым ртом.

- Ну наконец-то, мы уже час вас ждем! Мён Ги, подержи Чхоля, - Чжун Хи всучила подбежавшему отцу дитя и бросилась к Су-хён, сжимая ее в теплых крепких объятиях, - Привет! Я так рада тебя видеть. Не представляешь, как Танос нас задолбал своими психозами на твой счет.

Несмотря на то, что из бойкой маленькой девчонки она превратилась в округлую хорошенькую женщину, ее прямолинейность, граничащая с грубостью, никуда не делась. И в этом было свое особенное очарование.

- Привет-привет! Спасибо, что пришли! Не обижайтесь, если горячее не совсем горячее, - Мён Ги покачивал годовалого малыша и дружелюбно улыбался. Глядя на него Су-хён засомневалась, кто из них действительно был в декрете. Сияющее холеное лицо Чжун Хи, как с обложек новомодных журналов, против иссушенной физиономии MG COIN-а, приправленной синяками под глазами – счет один ноль не в его пользу.

- Hey, bro. Hi, babe, - Танос чмокнул в щеку 222-ую и малыша, и потрепав Мён Ги по загривку, зашел как к себе домой. Он скинул пиджак, придержал Су-хён за руку, пока она разувалась и провел flower в гостиную.

Щедро заставленный стол валился от угощений, а из-за него поднялись… Сон Ки Хун и Чо Хён Джу. 456-ой, такой же сбитый, стройный и подтянутый, но с едва начавшей проглядываться сединой в волосах, тепло поприветствовал Су-хён, накрыв ее руку своей ладонью. Следом протиснулась 120-ая, еще краше и элегантнее, чем была раньше, приобнимая за шею своими изящными руками.

С этими людьми прошла смерти и лишения. В их же кругу ощущала настоящий вкус жизни. Яркий, сочный, жаркий, он впитывался в каждую клеточку кожи, наполняя этим теплым ощущением, трепещущим в животе и подходящеим к горлу – будто вот-вот заплачешь от переполнения счастьем.

Громко свистел чайник, тихо играла музыка, кряхтел и похихикивал радостный залюбленный малыш, покатывалась от смеха Хён Джу, изящным движением руки поправляя длинные волосы, с чувством стучала по столу Чжун Хи, искристо улыбался тихий Ки Хун, а Танос с Мён Ги с упоением рассказывали на перебой историю о том, как пошли ужинать и нарвались на драку. У каждого была будто бы своя история, и они взаправду чуть не подрались друг с другом, выясняя, чей вариант более правдоподобный.

Су-хён только и успевала что промачивать салфеткой крупинки слез в уголках глаз и протирать покрасневший нос – она в кругу друзей, с которыми так многое пройдено, столь многое объединяло, с теми, кто понимал так же ясно, как и она ценность жизни, и не готов был расстаться даже с малейшим моментом, тратя его на пустое. Она дома. Она среди с е м ь и.

Сквозь заливистый хохот и крики не сразу услышали звонок в дверь.

- Мы еще кого-то ждем? – Спросил Танос.

222-ая и 333-ий отрицательно покачали головой. Чжун Хи забрала Чхоля к себе, нежно расцеловывая пухлые щечки, а Мён Ги отправился открывать дверь.

Тапки скользили по полу, и он чертыхался, поскорее желая вернуться к веселому застолью. Отворив дверь, он наткнулся на пустоту, и спустя секунду какая-то страшная мысль догоняет его сознание. Он замирает, боясь опустить глаза вниз. Сам не знает, почему, но уверен, что з н а е т, что там.

Нервно сглатывая, MG COIN опускает глаза, тут же пятясь назад. Нет, нет-нет-нет. Не может быть. Этого не может быть!

Перед дверью аккуратно лежит крафтовая карточка. На ней изображены три фигуры – три проклятых фигуры, которые каждый игрок знает до боли – они снятся ему каждую ночь. Дрожащие пальцы не сразу подцепляют картон, какое-то время сражаясь, и, наконец, знакомое ощущение глухого опустошающего отчаяния подступает к горлу.

Мён Ги переворачивает карточку, через проступающие слезы глядя на цифры.

За спиной голос Таноса:

- Что там?

Из гостиной выглядывают и все остальные. Мён Ги оборачивается, высоко держа визитку Игр – на нем нет лица.

Повисает тишина.

- И что это, Мён Ги? – Зло спрашивает Танос.

- Я понятия не имею, - Мён Ги качает головой, почти искренне. Почти. Никто не заметит кроме тех, кто знает его уже лучше всех. Танос краснеет от злости, Чжун Хи размахивается полотенцем.

- Ах ты гад! Что это такое? Что это? Я тебя спрашиваю! Почему она пришла тебе?! – В ней просыпается тот же взгляд исподлобья, который так хорошо запомнился Су-хён.

- Я правда не знаю, что это! Мы же всех убили. Все взлетело на воздух. Как может быть? Как такое может быть? – Мён Ги запускает руки в волосы, обраняя карточку.

Ки Хун тут же подхватывает и увлеченно крутит, будто сканером сверяя глазами по всей поверхности.

- MG COIN, you fucking son of a bitch [ты чертов сукин сын]. Приглашение приходит только тем, кто в полной заднице. Что ты наделал? Говори, твою мать! Что ты натворил, козел?! – Танос хватает друга за грудки и не останавливается, пока 333-ий не отводит взгляд и тихо не выдает:

- У меня правда некоторые проблемы… Я думал, что срублю куш, что ставка точно верная. Акции определенно должны были пойти вверх, но…

- Сколько?! Сколько?!!! – Таноса уже приходится останавливать 456-му номеру, чтобы Мён Ги мог дышать.

- 20 миллиардов. Я ушел в минус 20 миллиардов. Потерял все, что у меня было, и еще минус 20 миллиардов.

- МЁН ГИ! – Вынужденная сдерживаться из-за ребенка, 222-ая вложила в это имя все оттенки ругани, которые только возможны, - Я знала! Я знала, что так будет! Ты уже месяц ходил сам не свой! Я же спрашивала! Почему ты не сказал раньше?! Почему ты молчал?!

- Я не знал, дорогая, клянусь, я не знал, как тебе сказать… Ты… ты бы меня убила.

- Я это и сделаю! Вот отдам Чхоля Су-хён, и ты не жилец, гребаный Мён Ги, ты не жилец.

- Нет-нет-нет, Су-хён, умоляю. Пусть меня лучше придушит Танос!

- Слушай сюда, - Танос подтянул Мён Ги так билзко, что касался носом его носа, - Ты, маленький гавнюк, еще раз устроишь своей семье такие передряги, я тебя лично закопаю на заднем дворе твоего замечательного комплекса. Ты не можешь больше так рисковать. You have a family, a wife and a kid [у тебя семья, жена и ребенок]!

- Тише, ты придушишь его, - Ки Хун пытался освободить мужчину.

- Он прав, Ки Хун. Мён Ги совсем потерял голову. Ему стоит быть осторожнее, - Поддержала 120-ая, осуждающе смотря на 333-го.

Вдруг Мён Ги взорвался:

- Почему всех волнует только то, что я ошибся?! И Г Р А Е Щ Е Д Е Й С Т В У Е Т! Вы видели карточку?! Или вам важнее меня пропылесосить?! Друзья называется!

- Да, друзья, motherfucker. We are your friends [мы твои друзья]! Нам плевать на других, на игры, на что угодно, но нам не все равно, что ты творишь со своей жизнью, придурок! – Танос отпустил товарища, выхватывая у Ки Хуна визитку из рук и разрывая ее на кусочки, - Это было только для того, чтоб ты признался, idiot.

- ЧТО?!! Вы подстроили этот трюк со сраной визиткой из игры?! – Мён Ги опешил от осознания.