Часть 22. I will save you (1/2)

Когда очень долго убегаешь, однажды начинаешь хотеть, чтобы тебя, наконец, поймали. Однако удивительно, как быстро улетучивается это желание – буквально вместе с щелчком наручников. Отвратительное ощущение, что ты мог это предугадать и предотвратить, мерзкой сажей оседает на легких, мешая дышать. Затем наступает страх, неконтролируемый, панический – ты не знаешь, что будет дальше. Ты больше не хозяин своей судьбы, и все, что происходит – вне твоего контроля. И будучи больше не в силах что-либо поменять, ты ждешь, ждешь, ждешь…

Ожидание – самое тягостное состояние в жизни, неизбежно утаскивающее в пучину твоего воображения. И нет места страшнее него (твоего воображения). Перед глазами Су-хён стояли картины смертной казни, ведь ей представлялось, что за долг в 196 миллиардов государство не пожелает потрать ни воны на ее кормежку в тюрьме. Ей виделись лица всех тех, кому помогла получить материальную выгоду – они расплывались в довольных ухмылках, ей слышались осуждающие голоса тех, кто счел это мошенничеством – они сокрушались о беспринципности и коварстве совершенных деяний. Ей хотелось оправдаться, объяснить, чтобы ее поняли, чтобы знали, что ни гроша не перепало ей. Но чем больше текло по щекам слез, чем сильнее сжимались наручники, чем больнее пихали в спину полицейские, чем теснее были камеры предварительного заключения, тем больше хотелось быть как Он: плюнуть на окружающее давление, внутренне увериться только в своей правоте и делать все, чтобы выжить, не разбирая дороги, не обращая внимания на разрушения, оставленные позади – Су-хён на автомате трогает цепочку на запястье. Антикоррозийное покрытие уже слезло, и местами звенья заедали, но касаться ее и покручивать на запястье в моменты напряжения и грусти вошло уже в привычку.

Месяц мучений из передвижений, переводов, каких-то документальных и процессуальных проблем, и, наконец, Су-хён свободно, насколько это возможно, вздохнула на родине. В Сеуле даже воздух какой-то другой. И камеры чище. И путь охрана ничуть не милосердней, но их грубость перенести легче, чем чужестранцев. Она дома.

Она в тюрьме.

В предварительной пока что: пока не пройдут все заседания, не опубликуют ее фото с нелицеприятной подписью, не растащат по всем каналам отрывки видео, где она, прикрыв лицо руками, выходит из зала суда с пожизненным приговором в наручниках и под конвоем. Это как застрять в Игре без приза в конце и… Таноса рядом – она тяжело вздохнула, стараясь отогнать эти мысли. Сердце и так безутешно болело, мешая спать по ночам: и ей, и соседям.

- Мисс Су-хён, к вам посетитель, - Ударило по голове чугунной сковородкой.

У нее не могло быть посетителей – со всеми, кого знала до Игр, растеряла связи, а родных не осталось и вовсе.

Таноса очень, очень, до одури, как сильно хотела видеть, но никак не ожидала. Он сидел за стеклом, нервно стуча пальцами по столу. Шикарно сидящий костюм, идеальная прическа, макияж – он выглядел как настоящий айдол, собравшийся на красную ковровую дорожку. Он поднял на Су-хён тяжелый взгляд, лишь на мгновение просветлевший при виде ее, и затем снова затянувшийся тучами. Было не ясно, то ли он раздражен, то ли нервничает, и эта неопределенность сеяла какой-то странный дискомфорт.

- Я так рада тебя видеть… Я не знаю, как они меня наш… - Начала Су-хён мягким теплым голосом, но он резко перебил ее, выпалив роковое:

- Это я им помог тебя найти.

Мир перевернулся, глухо ударив Су-хён по спине, от чего весь воздух мгновенно вылетел из легких.

- Что…ты…сказал?

- Это я им помог тебя найти. Я обратился к Хван Чжун Хо, рассказал все, что о тебе знаю, все, чего ожидаю от тебя. He is a good guy [Он хороший парень]. Чересчур за справедливость, но это лучше, чем продажный коп. В общем он усердно поработал на благо страны, и вот: you are here [ты здесь], - В голосе Таноса не звучало ни капли раскаяния, и это душило еще сильнее.

Не понимала, искренне не понимала, что происходит, и теперь дико боялась узнавать дальше. Казалось, что вот-вот сейчас раскроется что-то такое, после чего ее представление о нем никогда не будет прежним.

Собрав все мужество в кулаки, она прохрипела сдавленным голосом:

- Почему?

- Почему? Почему?! Почему, Су-хён?! Ты спрашиваешь меня почему?! – Он вскочил, стукнув кулаком по столу, но вид среагировавших вооруженных охранников заставил его сделать глубокий вдох носом и сесть на место. Он продолжил тише, зло вычеканивая каждое слово, - Потому что ты вдруг возомнила, что можешь принимать решения без меня, ЗА МЕНЯ, черт возьми! You really think I am ok with that, babe [ты реально думаешь, что я окей с этим]?! Am I a fucking joke to you [я что для тебя какая-то гребаная шутка]?!

Слова долетали до ушей быстро, смысл до сознания – нет. Су-хён пришлось аж физически напрячься, чтобы разобраться в этом яростном тоне и обвинительных фразах. Она чувствовала, как полыхают щеки, как ногти впиваются в кожу ладоней, как сводит сжатую челюсть.

- Я приняла это решение, чтобы спасти тебя! Чтобы оградить от всего дерьма, которое, благодаря тебе, дорогой, мне сейчас придется пройти! Я не хотела портить твою карьеру, которая, как я погляжу, у тебя идет просто прекрасно! Я хотела, чтобы ты жил нормальной жизнью, чертов ты идиот! Ты думаешь, мне это легко далось?! Да я умерла в тот день, когда покинула тебя!!! Мне это очень дорого стоило! Чтобы прийти в себя! Чтобы быть в состоянии что-либо делать! Черт возьми! Что ты творишь?! Что ты натворил?! Тебе скучно что ли стало, я не понимаю! – Она не слышала себя – она видела его лицо. Его широко распахнувшиеся глаза, расширяющиеся зрачки, в которых блеснул дьявольский огонек, его перекосившую рот самодовольную ухмылку. На секунду подумала, неужели таблетки, но нет, он был абсолютно трезв – это было совершенно контролируемое, рассудительное безумие. Он наслаждался… Тем, что дорог ей, что отпустить его было больно, тем, что до сих пор сложно смотреть ему в глаза и находиться рядом…

И она вдруг поняла. Такой ее Танос вне Игры. Такой же, как и в ней. Беспринципный, жестокий, эгоистичный, готовый идти по головам, добиваться своей цели любыми средствами, взбалмошный, маниакальный, жадный, властный. Ему не писан закон, а чужие мнения и чувства волнуют лишь тогда, когда ему самому того захочется…

Танос горел. Горел, когда вместо теплого тела рука опустилась на холодную простынь. Горел, когда она в тот день не позвонила. Горел, когда не позвонила на следующий. Горел через неделю, месяц, год. Горел и сейчас, видя ее, его flower, такую невероятно красивую и… сильную. Это одновременно и восхищало, и приводило в бешенство. Ее сила, пробудившаяся на Играх, преобразила ее изнутри, сделав черты лица еще более притягательными, а взгляд дерзким. В ней была уверенность – черт возьми, сто процентов, она даже ни капли не сомневалась в том, что делает! Ни разу не пожалела о своем решении, и даже не задумалась о том, что считал он. ОНА. ПОСМЕЛА. РЕШАТЬ. ЗА. НЕГО. Хотелось придушить ее прямо сейчас: перемахнув через стекло, прижать к стене и не отпускать, пока не взмолится о прощении. Little bitch!

Но вся эта злость не имела бы ровно никакого смысла, если бы ей было все равно. Ей не было. Он видел. Он читал это в каждой дрогнувшей мышце лица, видел в глазах, ощущал буквально кожей. Она еще любит его… Танос улыбнулся.

- Значит, ты хотела меня спасти… А не хотела ли ты сначала спросить меня, хочу ли я, чтобы ты меня спасала? Babe, you probably mixed up something [детка, ты по ходу что-то перепутала]. This is me who must save [это я тот, кто должен спасать].Я дал тебе общение. Remember? I_will_save_you [я спасу тебя]. Это Я все решу. Я все сделаю. Я придумаю. Я найду. Потому что это ТАК работает, babe. Потому что ты не можешь сбегать от меня, когда тебе там в голову что-то взбрендилось! Потому что ТЫ – МОЯ! Ты с Таносом! Ты со мной! И я найду тебя, где угодно, перерою весь мир, из-под земли достану, но найду, как бы далеко ты не бежала! Ясно тебе это или нет?!

Танос уперся руками в стол, подаваясь вперед до самого стекла и сверля Су-хён своим бесовским взглядом. Она тяжело сглотнула комок в горле, смотря на него в ответ со страхом и… трепетом. Он – чудовище. Подлец. Мерзавец… Но от чего же так дрожат колени? Почему до сих пор захватывает дух от этого его приступа властности и эгоцентризма? Зачем хочется оказаться сейчас под его ладонью, полностью отданной во власть его безумия?

Как и при первой встрече, не сумела пересилить себя, чтобы вслух выказать Таносу требуемое уважение и свое подчинение: там, где она выросла, пойти на попятную означало потерять всяческий авторитет. И все же, там, где она выросла, любимый человек не спускал на тебя полицию, обрекая на суд, чтобы найти и заявить, что не отпустит. Су-хён первой отвела взгляд, демонстрируя свою временную покорность – в стае животных коммуникацию должно вести на понятном для них языке.

- То-то же, flower. Не расстраивай мистера Таноса. Just don’t [не надо]. You better not [лучше не стоит], - отчеканенные последние три слова угрожали гораздо сильнее, чем дуло у виска, а последовавшая за тем улыбка крючком поддевала внутренности.

Су-хён вернула взгляд, снова окунаясь в черную бездну увеличенных от возбуждения в размере зрачков. Бездна глядела на нее в ответ, медленно приближаясь, от чего стук сердца стоял в ушах. Длинные пальцы с разноцветным маникюром уперлись в стекло. Су-хён боялась вдохнуть, вспоминая чужое опаляющее дыхание на приоткрытых губах.

- Сегодня тебя отпустят, - Приглушая голос, сказал Танос и сел на место.

- Что? – Су-хён опешила. Все-таки засранец под какими-то таблетками. Снова. Хотя обещал… Не смогла сдержать стон боли, вырвавшийся из груди.

- Твой долг погашен. К тому же ты пожертвовала некую сумму в фонд государственной поддержки в знак своего искреннего сожаления. Потребуется, конечно, отмечаться два раза в год какое-то время. Осталось дооформить все документы, и ты будешь свободна. К вечеру скорее всего. И поскольку тебе некуда идти, так как твою квартиру изъяли, то ты можешь пожить у меня. Временно, если хочешь, - Он отвел взгляд на последних фразах.

Су-хён не могла преодолеть возникшее остолбенение. Долг погашен… Погашен? 196 миллиардов вон… Он не мог столько заработать, даже если бы скакал в десяти k-pop группах одновременно…

- Как ты… Как ты это сделал? Я имею ввиду, где ты достал деньги? – Боль от впившихся ногтей уже стала невыносимой, но нагнетающий страх не давал покоя. Кого он убил? Что он украл? Что натворил этот чертов псих?

- Деньги? А, это все фуфелсы, - Танос отмахнулся с лицом знатока.

- Чего? Какие еще фуфелсы? – Су-хён чувствовала себя посетителем психбольницы. Что он несет?

- Ой, ну как их там… MG COIN их как-то называл… Помнишь стол, где была куча денег, золота и брюлликов? – Он теперь звучал так буднично и спокойно, будто вспышка гнева испарилась в секунду и бесследно, - И были бумажки всякие. 333-ий особо позарился на них, и я просек, что это что-то важное. The jackpot [Большой куш]. Спрятал под олимпийку, и они так и пролежали у меня все это время, пока домой не приехали. Фуфелсы.. фьюферсы… фочерсы…

- Фьючерсы? – Су-хён улыбалась сквозь слезы, - У тебя были фьючерсы, чтобы погасить мой долг?... Все это время?