Часть 13. Совесть и нейротоксин. (1/2)
Су-хён прикрыла рот рукой, сама испугавшись потока обвинений, полившихся в адрес человека, которому обязана жизнью.
- Я… Мне.. Мне надо остыть, - Она с удовольствием сейчас выскочила бы на улицу, на свежий воздух, дав голове проветриться, но вместо этого вынуждена была метаться по душной клетке общежития, по периметру обставленному башнями из коек. Наконец, найдя свободный опустевший угол, белые кровати которого, брошенные не заправленными, напоминали призрачный безлюдный город, хотела отсидеться там, но за спиной сразу возник Танос.
Пришедший в ярость от ее слов, от дурацких упреков и осуждений, которые готов был слушать от кого угодно, но не от своей flower, он уже был не в состоянии простить ей эту вспышку. Ее смелость и готовность противостоять ему – очаровательное качество, которое будило в нем интерес и даже в какой-то мере гордость за нее, но не сейчас. Не сейчас, когда это продиктовано слепой наивностью, грозящей ей гибелью больше, чем все вокруг. От этого ее упрямства аж трясло и хотелось ее придушить. Что ж, маленькая наивная Су-хён, пора бы тебе уже покинуть свой Бэмби-лэнд, открыть глаза и трезво посмотреть на этот мир.
- Yeah, baby, you are right [Да, детка, ты права]. Absolutely right [Абсолютно права]. Э Т О Я. Я УБИЛ НАМ ГЮ. Не под кайфом, а совершенно осознанно. И убил бы снова. Потому что урод был в сговоре с этой сукой, как ее там, - Он махнул рукой куда-то в сторону, где у Дольсу и Соль-Джу попадал рис изо рта: с таким сумасшедшим интересом они наблюдали за происходящим, - Это он не дал помочь тебе единственному человеку, который подорвал задницу! Сукин сын напал на него и остановил, позволив этой дряни продолжать тыкать в тебя вилкой и избивать!
Су-хён нервно сглотнула, судорожно припоминая случившееся в тот раз. Ее зрачки ходили из стороны в сторону – вот она лежит на полу, лепеча какие-то нелепые мольбы, чтобы спровоцировать Соль-Джу на громкий смех – ведь если ее услышат, то кто-нибудь проснется и обязательно придет на помощь.
- Что вы делаете? – раздался знакомый голос. 456-ой! Да. это был 456-ой, господин Сон Ки Хун, которого затем похоже ударили, и началась драка.
Глаза Су-хён расширились. Осознание давалось тяжело, а на языке крутился последний вопрос, который боялась задать, гоня эту предательскую мысль:
- Если Нам Гю, по-твоему, заслужил смерть из-за предательства, то чем заслужил ее тот, кого ты хотел толкнуть ко мне на последних минутах игры, когда тебя остановил Донсу? Ты ведь не мотивировал меня справляться быстрее своим криком, а именно окликал, чтобы обратить мое внимание к тебе, чтобы я повернулась… ты хотел кого-то толкнуть так же, как Нам Гю, ведь так? Кого?
- Чтооо?! Ты еще спрашиваешь, кого?! Да какая к черту разница кого! It doesn’t fucking matter AT ALL [Это блядь ВООБЩЕ не имеет значения]! Я бы толкнул кого угодно, лишь бы ТЫ ВЫЖИЛА! – разошедшийся не на шутку Танос, наступал на нее, вынуждая пятиться спиной к стене.
Он так орал, краснея, что Су-хён распереживалась, что его рана на лбу снова откроется. Она прижала руки к себе, не решаясь прикоснуться к нему. Надо же, даже сейчас, пытаясь осудить его в бесчинствах, смотря в его яростное лицо, горько осознавая, что этот человек способен утянуть ее на моральное дно, откуда нет возврата – ее волновал его чертов расшибленный лоб.
- Но так нельзя… - Не сдавалась Су-хён, упорно цепляясь за последние остатки совести, - Так нельзя… бездумно и безумно причинять боль невиновным. Даже ради тех, кого… кто дорог. Это бесчеловечно… Пожалуйста, Танос, я не хочу так. Не хочу улыбаться, оставив Соль-Джу за дверьми. Не хочу ликовать от мысли, что ради меня ты убил Нам Гю и благодарить тебя за это, считая спасителем. Не хочу потом сама толкнуть кого-нибудь под пули… ни ради тебя, ни ради себя. 456-ой прав. Это место безумно злое, оно будит в нас самое ужасное. Разбудило в тебе, пробуждает уже и во мне. Я не хочу. Не хочу спастись только с тобой вдвоем, прошагав по трупам всех присутствующих. Даже ради этих денег… Это место не для меня…
- Невиновным?! Ты серьезно?! Flower, you serious [Цветок, ты серьезно]? – Танос едва не обхватил лицо Су-хён руками, чувствуя, как внутри все клокочет, но в последний момент сдержался, ударив кулаком в стену рядом с ней, заставив ее вздрогнуть, - Очнись, детка, обернись вокруг! Посмотри на эти рожи! Ты до сих пор не поняла? Никто, ни единая, блядь, тварь из них не шелохнулась, когда тебя избивали. Все попрятались в своих норах как поганые крысы! И просидели бы там, даже если б тебя замочили этой сраной вилкой! Да они сожрут тебя с потрохами в следующей же игре, пока ты, скачешь с розовыми очками на глазах – о нет, я за мир, мы спасемся все вместе, дружно взявшись за руки!
В попытке сдерживать крики, он наклонился прямо к ее лицу, касаясь носом ее носа, и продолжил цедить сквозь зубы:
- Это место реально не для тебя, babe – I know it [детка - я знаю это], - Его пальцы, дрожащие, нервные, обхватили ее подбородок, приподнимая лицо, заставляя сердце бешено колотиться; его жаркая и пылкая речь сквозила страхом и беспокойством за нее, - Ты не похожа ни на одного обреченного безумца здесь. Да у тебя на лбу написано, что у тебя было сытое холеное детство и все окей по жизни и во всем вообще. Что оказалась здесь случайно, лоханувшись в какой-то херне. Но они, все они, ни разу не такие. Никогда не были такими, и дело вовсе не в Игре. Они не будут думать – ой, божечки, какая ж Су-хён обосраться милая и добрая, давайте поможем ей. Как ты не понимаешь? Черт, да ты же уже наполучала синяков в сортире. Ты же видела, как они расталкивали всех в ебучих комнатах. Прозрей уже – здесь нет ни одного «невинного» человека. И мне похрен, что ты там считаешь и хочешь – можешь прям щас пойти лобызаться со всеми и петь песни в кругу, но знай, когда будет игра, и будет нужно, я убью любого из них, чтоб ты могла и дальше скакать счастливым олененком Бэмби в своем сказочном лесу.
Он был так близко, разгоряченный, разгневанный, сходящий с ума от ее непроходимой глупости и неуместной упертости, научно популярно рассказывая ей о том, как устроена жизнь, что голова шла кругом. Такой умопомрачительно притягательный в своем безумии, бесстыдно пользующийся всеми бесчестными методами, которыми располагал. Его слова сладким нейротоксином проникали под кожу, теплой волной растекаясь по венам, заставляя задыхаться.
Су-хён смотрела самым жалобным из взглядов в его черные глаза, умоляя прекратить отравлять ее душу своим темным мировоззрением, своими нездоровыми чувствами – хотела, чтобы он, наконец, замолчал, желая, чтобы никогда не останавливался. Танос не собирался давать ей пощаду, твердо решив навсегда уже погасить этот постоянно поднимающийся бунт. Бунтуй, восставай, baby, хоть против всего мира, но не смей спорить с Таносом в вопросах твоей безопасности. Не смей сомневаться в его решениях. Не смей сама давать слабину. Не смей сдаваться и проигрывать лишь потому, что тебе кого-то там жалко.
Крепкая хватка подбородка не давала отвести взгляд, а большой палец вминался в нижнюю губу, оттягивая ее из стороны в сторону.
- Их жизни не стоят ничего – это лишь жалкий мусор. Они уже показали это в полной мере, и тебе не нужно, чтобы Соль-Джу или кто-то другой каждый раз причиняли тебе боль, а остальные равнодушно пялились на это, чтобы ты позволила себе моральное право отплатить им тем же, - Его вторая рука оказалась на талии, и, скользнув под футболку, страстно сжимала кожу, давая выход накопившейся энергии через ладонь, - Сколько раз тебя надо ударить, Су-хён, чтобы ты дала сдачи, м? May be it’s enough [Может уже достаточно]? May be you are done [может с тебя хватит]? Может теперь твоя очередь вмазать первой, чтобы суки боялись и не лезли лишний раз к тебе? Ты же пришла сюда за чем-то… Вспомни, за чем… У тебя хватило смелости и отчаяния, чтобы оказаться здесь – хватит, и чтобы выбраться отсюда. С огрооооооомной кучей денег. С шикарным призом, который мы заберем. Вдвоем… You want a prize, right [Ты ведь хочешь приз, верно]? Wanna get it together with me [хочешь взять его вместе со мной]? Wanna take me as well, ain’t you [хочешь взять и меня, не так ли]?
Его шепот доносился сквозь грохочущее в ушах сердце, пока под жаром его рук, Су-хён выгибалась в спине, подаваясь вперед, к нему. Приоткрытые губы ждали его поцелуй, прекрасно помня, каким он может быть жарким и страстным. Но он не спешил, проходясь легкими касаниями губ по ее скулам и шее, пока не достиг мочки уха, вбирая ее в рот и легко прикусывая, наслаждаясь тем, как его flower дрожит в его руках.
- Ах, да, там кажется, целое кино в прямом эфире. Всеееее смотрят, flower. Видят, как легко ты сдалась мне и не можешь больше сопротивляться. Сначала они, может, думали – о да, Су-хён, покажи ему, возрази его бесчинствам в играх, дай отпор… А сейчас они полностью разочаровались в тебе, понимая, что что бы ни случилось, ты со мной. Ты - моя…
- Заткнись, умоляю, заткнись, - Прошептала одними губами, пытаясь оттолкнуть его от себя.
- Ццццц слишком слабо и нерешительно, babe. You need to make it much more harder [Тебе следует делать это сильнее]. Гораздо-горааааздо сильнее. Даже колоти ты в мою грудь, я не отпущу тебя, поняла? Ни за что не отпущу. И ты прекрасно знаешь, что не вырвешься, правда ведь? Тогда зачем ты сопротивляешься мне, м? Перестать уже. Будь со мной. Будь с Таносом. До конца…
Подлец, мерзавец, коварный в своей расчетливости и непобедимый в своих манипуляциях. Он буквально держал ее на крючке, теперь демонстрируя свое превосходство и полную власть не только Су-хён, но и всем вокруг. Уверена, специально делал это наглядно, чтобы навсегда оградить ее от возможности «петь песни в кругу» с другими – чтобы даже если она придет к ним сама, предлагая свою никому не нужную помощь и мир, никто не принял ее. Чтобы для всех присутствующих глаз, внимательно наблюдающих за каждой деталью этой разыгравшейся драмы, Су-хён навсегда осталась _женщиной_Таноса_.
Никто никогда не поверит в ее благодетель и доброе сердце, в ее желание не идти по головам, а спасаться вместе, потому что она всецело в руках Дьявола, способного подавить любое ее сопротивление, любой ее бунт. Су-хён ощущала свою обреченность каждой клеточкой кожи, на которой легкими покалываниями поднимались мурашки.
Глубокий сбитый вдох обдал ноздри ароматом его тела – неизвестно как протащенный сюда парфюм уже выветрился за сегодня, оставляя Су-хён только натуральный мускусный запах разгоряченного мужчины, Ее мужчины.
- Я… буду, - Тяжело дышит, укладывая обессиленные руки ему на грудь, - Только, пожалуйста, прекрати эту показательную порку уже. Ты победил, я сдаюсь. В твоих словах много правды, жестокой, но правды. Я признаю это. Мне правда стоит стать сильнее и… крепче. И я стану, обещаю. Я больше не сдам назад. Но умоляю, пожалуйста, избавь меня от этого стыда и смущения. На нас и вправду все смотрят. Давай... позже?…
- Well, I don’t know [нуу, не знаю]… - Танос наиграно задумался, будто всерьез рассматривал, принять ли предложение Су-хён о капитуляции и на каких условиях, - Ммм хорошо. Ты придешь ко мне ночью и попросишь взять тебя – договорились.
Он отстранился, все еще глядя в маслянистые от возбуждения глаза.
- Ты ужасный, просто ужасный, - выдохнула Су-хён, тут же пряча зардевшееся лицо в ладонях, - если бы я знала, какой ты… Никогда бы в жизни даже близко не подошла… А теперь я не могу, уже не могу…
- Я тоже, babe. Они считают меня чудовищем – I don’t give a fuck [мне поебать], ты хочешь считать меня чудовищем – окей, я переживу. Но оставить тебя уже не могу… даже если ты проклянешь меня и возненавидишь, я не отступлюсь. Я дал тебе обещание, а мистер Танос никогда не отказывается от своих слов.