лежачая (1/1)
Спрятаться в высокой траве, как в детстве прятались в лопухах. Высокое солнце в далёкой синеве, копошение насекомых в траве слышно так близко, что щекочет ухо.
– Так и будем валяться?
У Сергея веснушки на лице, которых он так раньше стеснялся, а Артём всегда любил. Веснушки – и сердечко в ловушке, почти сразу, Хорев не сопротивлялся. По ночам он иногда косился на лицо Серёжи – а вдруг, веснушки сейчас загорятся неоном, как планктон в море или звёзды в небе?– Перерыв пять минут.Послушай ветер, он многое может рассказать. Он бывал в степях, он поднимал пески и гнал их на бедуинов, он заигрывал с пеной волн, шептал листвой тополей у нас под окнами. Ветер, расскажи, как дальше жить?Пускай помолчит тот мир и все его беды, все его болезни и катастрофы. Они спрятались в высокой траве от всего этого, от того, где плачут, злятся, тоскуют, смеются, танцуют. От электричества и интернета, от счетов за коммуналку и рёва толпы, от чужих улыбок и злых слов.
– Давай станем космонавтами? – предлагает Серёжа.
– Давай ты полетишь, а я буду ждать, как с фронта.
У Артёма закрыты глаза, и он представляет себе сцену прощания: вот космическая ракета рассекает воздух, Серёжа в скафандре машет из иллюминатора, а Хорев ему – с земли. До свидания, наш ласковый мишка.
Сергей лежит справа, они придавили траву, и она тычется им в спины, негодуя, стремясь скорее расправить стебли и вспорхнуть выше – к небу, к воздуху. Они соприкасаются только кончиками мизинцев, будто нарочно оставили побольше пространства, чтобы дать друг другу возможность лично прочувствовать моменты.
Долгий путь домой через дремучий лес, куда они забрели? Сергею не страшно заблудиться, ему страшно позабыть свой дом, свой храм. Вот так, л?жа рядом с Арт?мом, он чувствует себя в безопасности.
Безопасность нынче дорого стоит.
Не возвращаться бы к московскому душному лету.
– Я бы не улетал, – говорит он.– Чего?
– Я бы не улетал без тебя.
Артём открывает глаза. Серёжа тут, по правое плечо, глядит прямо на него.
Солнце слишком горячее, небо слишком синее. Взгляд на Серёжу – флешбеки всех зрительных контактов. Если существует рай, то он затерялся в глазах Карамушкина.В этой траве дышать с ним в унисон, вдыхать запах тёплой земли, дорожить тишиной. Артём не понимает, как ещё не схватил инфаркт от радости. Не было никаких предупредительных выстрелов, купидон оказался меток: пронзил сердце сразу.
Зелёный – любимый цвет Артёма. Сергей – его первый друг, его бесценный друг. Он бы не отпустил его в холодный космос одного.У Сергея выгорают волосы от солнца, они были очень этому удивлены, вдруг обнаружив. К середине лета он перестал быть ?жгучей брюнеткой за тридцать?. Артём поворачивается к нему лицом, Серёжа пахнет пылью дороги, полуулыбка на сухих губах. Мальчик, который и не козерог, и не водолей, мальчик, который золотое солнце и жгучий снег. Под небесным колесом так легко сгореть, так просто плавятся мозги.– Отдохнул? – одними губами спрашивает Карамушкин.
Артём вместо ответа хочет потянуться к нему, коснуться кожи. От яркого солнца – почти белые волоски бровей, ресницы, от которых лёгкие тени по скулам. Хорев хочет потянуться, но сила гравитации прочно держит его в этом положении – расслабленном, плашмя-лежачем.
Им идти ещё прилично, а солнце в зените, и воды осталось мало. И вставать так невероятно лень, жалко, что дорога не может кончиться прямо тут, в этой высокой траве, где нет проебанных дедлайнов. Они так близки, что уже можно не боятся потеряться и заблудиться, главное – вместе.
День жаркий, и лежать вот так – неизбежно растаять. Трава высокая, она как будто выше домов, и воздуха много-много для их лёгких. У них так постоянно: прилечь на пять минуток и залечь минут на двадцать, с кровати потом друг друга стаскивать, соскребать, уговаривать, обманывать, обещать.
– Давай ещё полежим? – просит Артём.Сергей улыбается. Он лучезарнее летнего солнышка.
– Давай.