томная (1/2)
Как курит Сергей – это просто пиздец.
Арт?м судорожно сглатывает жгучий виски, глядя на фильтр, – Сергей перегрыз кнопочки, чтобы было вкуснее, с ментолом, – глядя, как табачный дым стелется, как ранним утром туман над полем, между чужих губ – так нарочито медленно, так пиздецки медленно, Сер?ж, что ж ты делаешь, что ж ты...Л?д из стакана неприятно бь?тся о зубы, Арт?м ойкает, утирает рот тыльной стороной ладони, Сергей долго затягивается, прищуриваясь и щупая Хорева взглядом, – цепко, зелено, слишком откровенно. У Арт?ма плывёт-плыв?т, Сергей сидит напротив, друзья вокруг, шумная компания наперебой, жарко обсуждает политику, и Хорев думает, что Сер?жа давно бы впрягся в разговор, только он сейчас в другом обсуждении с головой: в негласном, молчаливом, коленкой под столом об арт?мову – неспешно, гасит недокуренную в переполненной пепельнице, которая смахивает на белого ежа.
Взгляд Сергея – камень на сердце Арт?ма. Взгляд Сергея – якорь. У Сергея зелень в глазах, ближе к зрачку – жженая трава, – Хорев выучил наизусть, как таблицу умножения в детстве. Карамушкин что-то там смущенно мяукает на любые комплименты его внешности, но знает, вот точно же знает, какой он. Сер?жа – не дурак. Он просто стеснительный и робкий, ага-ага.
Арт?м не может больше смотреть, чужая коленка под столом какая-то наглая, как хулиган-задира в школе. Сергей переключается с поплывшего Хорева на друзей, как будто, блять, его вообще ничего не смущает, вкидывает какие-то односложные фразы в завертевшуюся пучину обсуждения, а Арт?м взглядом тычется в липкие пятна на столе.
У них с Сер?жей вот эти классные игры, на полуслове, на полусогласии, чуть животное и что-то дал?кое от норм морали. Когда лопатками собирают паутину по углам в падике, на ощупь руками друг по другу, и Сер?жа улыбается, хрипя:– Тут как у Христа за пазухой.
– Не упоминай имя господа всуе, – жарко в чужую шею, по тропке артерии под кожей.
У них с Сер?жей вот эти предложения: "А давай попробуем...", и у Арт?ма волоски дыбом от желания и чуть – от страха. С Сер?жей, как с подрастающим щенком или кот?нком: он кусается и царапается. Его, как ни ругай, не отучишь.
Арт?м уже не может пить виски, он прочищает горло, когда Сергей пь?т вино с горла, у него какие-то пугающе бордовые губы от него: как будто кровь запеклась на трещинках-ранках (...да прекрати ты губы на морозе облизывать!).
Мир треснет, Хорев будет сцеловывать вино с чужих губ.
Арт?м ему:– В тебе ничего святого.
Сер?жа в ответ:– Мо? достоинство при мне, – и на выдохе грязно матерится.
Арт?ма не спасти. Он уже знает, какая татуировка Сергею далась больнее всех, какая настолка – любимая, к какой зубной пасте он привык. У Хорева нет воли быть непокорным, когда Сер?жа давит на арт?мову ладонь у себя на шее: крепче, сильнее. Арт?м думает: может, тот суицидален?
Сер?жа – голос беспечной юности, голос совести, нет-нет, не так. Голос улиц? Голос монстра, как название того фильма.
Арт?м оглядывает компанию, Сергей под столом больно пинается.
– Да хули тебе нейм?тся? – шипит Хорев, нагнувшись к столу, чуть не снеся ни в чём не виновного ежа-пепельницу.
И Карамушкин улыбается своими почти черными от вина губами, Арт?м думает: целовать будет вкусно. Смотрит, подперев голову кулаком.