новое (1/1)

Ум довольно быстро адаптируется ко всему, кроме тоски.

— Эмили Дикинсон

В 90-х годах улицы Сеула жили своей особенной, неповторимой жизнью. Город был шумным и многоликим, словно в нем переплелись прошлое и будущее. Узкие улочки традиционных кварталов с низкими ханоками соседствовали с новыми высотными зданиями, отражающими амбиции страны, переживающей бурный экономический рост. Утренний воздух наполнялся запахами уличной еды — сладковатого аромата токпокки, горячего рамена, продаваемого с передвижных тележек, и свежесваренного кофе. Повсюду стояли киоски, где можно было купить всё: от ярких журналов с изображениями первых корейских айдолов до простых игрушек, так любимых детьми.

Люди на улицах были разные. Молодежь, вдохновленная западной культурой, носила джинсы и цветные ветровки, слушала кассеты с популярной музыкой и мечтала попасть в мир К-поп, который только начинал формироваться. Рядом шли пожилые женщины в традиционных ханбоках, спешащие на рынок, и офисные работники в строгих костюмах, с папками и портфелями. Гул разговоров, звуки старых автобусов и голос уличных продавцов, выкрикивающих цены, смешивались в неразборчивую симфонию большого города.

Сеул был надеждой и юностью, а Ли Минхо, как и многие подростки того времени, жил с мечтой — о будущем, о хорошей работе или просто о счастливой жизни. Город дарил энергию и веру, что завтра будет ещё лучше. Вечерами он преображался: неоновые вывески, реклама на корейском и английском, разноцветные огни витрин делали улицы яркими и манящими. Люди выходили на прогулки, покупали горячие закуски, да и просто наслаждались каждым днём. Сеул дышал надеждой, движением и переменами. Но для Минхо этот мир был чужим.

Улицы Сеула, залитые неоновым светом и наполненные шумом, казались Минхо миром из чужой жизни. Город, полный людей, возможностей и новых впечатлений, вызывал у него не восторг, а странное чувство отстраненности. Всё вокруг будто кричало о свободе и радости, но в сердце Минхо эта свобода ощущалась горькой и непривычной.

Ему было шестнадцать, когда он с младшим братом — Ли Феликсом, пересек границу между Северной и Южной Кореей. Этот момент должен был стать их спасением, началом новой жизни, но вместо этого он стал воспоминанием, от которого болело сердце каждый раз, когда Минхо вспоминал об этом. Их мать погибла в ту ночь. Она пожертвовала собой, направив автомат на военных. Её последний взгляд был таким спокойным, будто она хотела сказать, что всё будет хорошо. Но для Минхо это стало моментом, когда всё рухнуло.

После того, как они добрались до Южной Кореи, их жизнь изменилась навсегда. Минхо и Феликс провели около двух лет на домашнем обучении, живя в небольшой квартире под опекой местной благотворительной организации. Их отец, измотанный бегством и утратой, едва справлялся с собственным горем, а братья, хоть и держались вместе, всё равно чувствовали себя одинокими. Минхо, будучи старшим, взял на себя ответственность за младшего, стараясь быть для Феликса и братом, и опорой. Но при этом он сам чувствовал себя опустошенным, словно часть его души осталась там, на границе.

Когда им наконец удалось поступить в обычную школу, это стало для Минхо настоящим испытанием. Феликс, несмотря на пережитое, адаптировался легче. Его улыбка и бесконечная энергия привлекали к нему людей. Он быстро нашел друга в лице Сынмина, начал участвовать в школьных клубах и даже пытался подтянуть Минхо к своему новому знакомому. Но для старшего брата всё это было слишком сложным.

Школа для Минхо была не только местом учебы, но и ареной борьбы за будущее. Учителя строго следили за дисциплиной, и после уроков они часто заставляли оставаться на дополнительные занятия; задавали вопросы, на которые он не всегда мог ответить из-за пропущенных лет учебы. Одноклассники, хоть и не были настроены враждебно, но смотрели на него с любопытством, обсуждая его акцент и странности, кидая иногда колкие фразочки.

Школьная форма сидела на нем неловко, будто была не его. Он молча слушал разговоры одноклассников, пытаясь понять, о чем они так громко спорят. К-поп группы, айдолы, западная музыка — для него всё это было чем-то далеким, будто из другого мира. Он смотрел на их радостные лица и чувствовал, как его собственная улыбка становится все натянутее. Единственный человек, с кем он мог говорить честно, был его брат Феликс. Тот словно чувствовал внутренние тревоги Минхо и всегда старался поддержать, иногда даже слишком настойчиво.

В перерывах между уроками он часто сидел один, уткнувшись в учебник или записывая что-то в блокнот. Единственным спасением становились редкие моменты тишины: когда он возвращался домой и слышал, как Феликс тихо напевает себе под нос мелодию, или когда они вдвоем сидели за учебниками, словно снова были на домашнем обучении, вдали от мира.

Каждый вечер Минхо и Феликс долго говорили. Феликс, с его вечной энергией, старался убедить старшего брата, что всё изменится, что он сможет привыкнуть, что эти улицы Сеула, такие шумные и чужие сейчас, со временем станут родными. Но Минхо молчал, размышляя, сколько времени ему понадобится, чтобы стать частью этого мира.

Но в глубине души Минхо хотел стать частью этого большого, яркого города. Он хотел научиться смеяться, говорить легко и без оглядки, как это делал Феликс. Хотел, чтобы шумные улицы Сеула перестали казаться ему враждебными, а стали домом.

Феликс всегда старался поднять ему настроение. Иногда вечером он приносил домой что-то вкусное из уличных киосков, как будто хотел показать, что жизнь может быть светлой, даже после того, что они пережили. «Ты должен попробовать это, хён, это просто лучшее токпокки в мире!» — говорил он с воодушевлением, стараясь рассмешить старшего брата. Но Минхо лишь кивал, не находя сил разделить его энтузиазм.

Он часто думал о матери. Её образ преследовал его, особенно в моменты, когда он видел, как другие школьники обнимают своих родителей у школьных ворот или спорят с ними о мелочах. Иногда ему казалось, что она бы не хотела, чтобы он так жил — прячась от мира, боясь привязаться к людям. Но что-то внутри него не давало отпустить её смерть.

Однажды Феликс, не выдержав, сел напротив Минхо во время их вечернего разговора.

— Ты не один, хён, — сказал он, заглядывая ему в глаза. — Мы здесь вместе. Мы выжили. Я не могу справиться без тебя, так что, пожалуйста, постарайся жить не только ради меня, но и ради себя. Ради неё.

Эти слова застряли в сердце Минхо, как шип, но он знал, что брат прав.

Сеул был шумным, ярким, полным жизни, и, возможно, однажды он действительно станет для них домом. Но пока Минхо боролся с прошлым, его брат оставался его единственным якорем, удерживающим здесь. И хотя путь к исцелению был долгим, Минхо решил попробовать. Ради матери. Ради Феликса. Ради себя.