Глава 26. Сделать верный выбор (1/2)

«Папа, я хотел бы поговорить с тобой»…

С этой фразы начался понедельник Сесеу, первый после выходных и происшествия с Нанду. Все те четыре месяца, пока Сесеу жил у родителей, он так и не примирился с отцом. Они общались в основном про работу или мелкие бытовые дела, а другие темы вроде новостей или светских мероприятий обсуждали лишь с подачи Лидьяне. Пойти на уступки друг другу не давала гордость, перерастающая в упрямство: Тавиньо фыркал, если речь заходила о людях иной сексуальной ориентации (неважно, по телевизору или ненароком в будничных беседах) или наркоманах, а Сесеу демонстративно обрубал на корню любые расспросы матери о девушках, задаваемые в присутствии отца. При этом общение с Лидьяне было довольно теплым, а Телминья стала все реже появляться дома, ночуя у Роберто и оставляя Сесеу без поддержки. Тавиньо видел, что с сыном происходит нечто странное: Сесеу работал на низшей ставке, но не стремился менять работу, не брал новые дела, а лишь ходил с Деборой по мероприятиям, но не называл ее своей девушкой. Осознав, что и ему нужно наладить контакт с сыном, старший Вальверде согласился пообщаться с Сесеу вечером. И вот после работы и ужина Сесеу с двумя кружками чая постучался в кабинет к отцу, перед этим прокрутив в голове то, что хотел бы сказать.

— Что случилось, Сесеу? — буднично-ровным тоном спросил Тавиньо.

— Папа, ты читал статью про показательный процесс над Режиной да Коста? — прочистив горло, спросил Сесеу. Пусть этот разговор зрел давно, но он заметно волновался, поэтому и решил начать издалека. Сесеу решил, что нужно постепенно открываться и избавляться от напряжения, вызванного проигранным делом и гнусной статьей.

— Да, прочитал статью и выбросил газету в мусорное ведро, — все также бесстрастно и простосердечно ответил Тавиньо. — Очевидно же, что все было спланировано, и попасть под раздачу мог бы не только ты. Почему тебя это так волнует? То, что ты пробовал наркотики, также знают некоторые мои друзья. И ты думаешь, их дети не баловались этой дрянью? Сесеу, ты явно недооцениваешь молодежь нашего круга, — последняя фраза прозвучала хоть и насмешливо, но по-доброму.

— На предприятии Ферраза или среди твоих друзей ходят слухи про меня? — не обращая внимания на реплику, задал встречный вопрос Сесеу. Однако он тут же осознал, что отец может понять неправильно и начать отчитывать его из-за Нанду, и исправился. — Имею в виду, про мои адвокатские способности.

— Всем плевать, ты — единственный человек, который все еще беспокоится из-за этого досадного недоразумения, — на этой фразе голос Тавиньо потеплел. Пусть он не умел успокаивать, но пытался поддержать сына. — Проиграл одно дело, выиграешь следующие два. Тебе же должны были говорить об этом в университете. Тем более, уголовное право — изначально не твоя специализация. Я бы не смог защищать преступников.

— Об этом я и хотел поговорить, — Сесеу наконец подобрался к главной теме разговора, над которой думал уже долгое время. Возможно, отец был прав и следует вернуться к корпоративному праву, работать юристом у какого-нибудь предпринимателя. Все-таки Сесеу проходил эту специализацию, и следовало попробовать снова обратиться к ней. Так он сможет получать больше денег для собственного обеспечения (а в возможном будущем еще и для их с Нанду совместной жизни), при этом избегая разочарований и недосказанности. — Папа, в последнее время я подумываю устроиться к одному из твоих друзей, работать в юридическом отделе какой-нибудь компании. Я не смог отстоять девушку, и теперь мне кажется, что вряд ли кто-то захочет прибегать к моим услугам. Я предал себя и… — голос дрогнул, ведь Сесеу хотелось назвать конкретное имя, которое не понравилось бы Тавиньо, поэтому пришлось исправиться. — И поэтому не готов больше отстаивать интересы преступников. Пожалуйста, папа, я хочу продолжать твое дело и работать по специальности. Я готов поговорить с синьором Кейрозом, который хотел видеть меня в его нефтяной компании, да вообще с кем угодно, — Сесеу замер, ожидая ответа, который оказался совсем не таким, каким представлялся.

— Я не буду устраивать тебя к моим друзьям и даже к знакомым, — безапелляционно заявил старший Вальверде, однако, увидев удивленное и оскорбленное лицо сына, чуть мягче добавил. — Сесеу, я хочу, чтобы ты продолжал отстаивать свои принципы. Они у тебя есть, поверь мне. Несмотря на то, что я был обескуражен твоим решением заниматься уголовным правом, в глубине души я был восхищен. «Мой сын действительно повзрослел, смог пойти против меня», — с гордостью говорил я друзьям и знакомым. До сих пор помню, как горели твои глаза, когда ты рассказывал об уголовных делах. Я хочу, чтобы этот внутренний огонь вернулся к тебе. Сынок, скажи, почему ты хочешь все бросить?

Сесеу отвернулся, закусив нижнюю губу, — привычка, невольно позаимствованная у Нанду, до которого они добрались в разговоре. Если минутами ранее он был готов поступиться принципами, то теперь стало стыдно за то, что опустил руки, предал себя и Нанду. Ни одна проблема с репутацией, ни одна статья не стоит того, что Сесеу сейчас тоскует по любимому и хочет быть с ним. У них может быть будущее, связанное с помощью зависимым людям - один будет проводить с ними психологические сеансы, другой - защищать в суде, если дело дойдет до такого.

— Ты, наверное, догадываешься, кто вдохновил меня на работу с наркоманами, — взглянув решительно на отца, отчеканил Сесеу. — Я даже не знаю, что произошло раньше: желание сменить род деятельности или осознание моей влюбленности. Он тоже гордился мною, когда я устроился работать на Даниэллу. Но я начал подозревать его в срыве, затем проиграл дело и понял, что постепенно разочаровываюсь в выборе. Поэтому и порвал с ним, испугался, что он меня бросит…

— Все ясно, опять Гимараеш и твоя странная «любовь», — на удивление Сесеу, Тавиньо не стал злиться и кричать на него, лишь добавил желчи в голос, произнеся последнее слово будто в кавычках. Лицо его выражало разочарование и непонимание, а взгляд постоянно падал куда-то в сторону, а не на Сесеу. — Я не собираюсь принимать это и буду надеяться, что ты найдешь девушку и создашь семью, но советую тебе попросить дело у Даниэллы и поработать с ним. Даже если ты проиграешь, ты укрепишься в собственных принципах и сможешь добиться всего, чего хотел поначалу. Если хочешь идти против того, с чем тебя ассоциировали мы с мамой, твои университетские преподаватели, все наше окружение, то иди до конца, — на это Сесеу, уже уверенный в словах отца, только кивнул.

— И заканчивай эти дурацкие игры с Деборой, не нужно пускать пыль в глаза окружающим, — продолжил Тавиньо. — Возможно, тебе перемывают кости за спиной, но я ведь тоже попадал в такую ситуацию, когда от меня забеременела проходимка из Сан-Криштована, которую я даже не видел. Рано или поздно об этом все забудут, как забыли о происшествии со мной.

— Дебора сама мне предложила, она всего лишь хочет набрать побольше заказчиков, — только и смог возразить Сесеу. — А Маурисио рассказывал, как ко мне относятся из-за… моих пристрастий. Кто-то смеется, кто-то презирает…

— Ты ведь говоришь про сына синьора Паэса? — уточнил Тавиньо, и Сесеу кивнул. — Нашел, кого слушать! Он до сих пор не может повзрослеть и остепениться ни на работе, ни в личной сфере, а у тебя есть хотя бы одно из двух. У тебя больше принципов и понимания того, что тебе нужно в жизни.

— С-спасибо, папа, — проговорил Сесеу. Пусть отец по-прежнему отказывался принимать его любовь к Нанду, пусть разговаривал довольно резко, но все, что происходило сейчас, было похоже на одобрение — довольно слабое, относящееся не ко всем сторонам жизни, но готовое вырасти в настоящее принятие. Сесеу собирался выйти, как Тавиньо окликнул его:

— Сесеу, останься, расскажешь мне, чем жил в прошедшие годы. У тебя и работа интересная, и театром ты увлекаешься, и литературой. Да и я хочу поговорить на отвлеченные темы, — на это Сесеу возражать не стал, проговорив с отцом до позднего вечера.

***Когда коллеги почти разошлись на обед, Сесеу подошел к Даниэлле, которая тут же вопросительно посмотрела на него. С утра было совещание, во время которого Даниэлла предупредила подчиненных, что велика вероятность сокращений. «Экономическая ситуация в стране не слишком стабильна, поэтому, вероятно, мне придется отказаться от некоторых сотрудников. Конечно, мне не хотелось бы этого, но не все вы справляетесь с поставленными вам задачами, а некоторые, — она смерила недоверчивым взглядом Сесеу, — и вовсе пренебрегают обязанностями». Старательно обдумав слова отца еще вчера, Сесеу уже с утра решил, что возьмется за дело, постарается его выиграть, а в случае поражения не будет расстраиваться.

— Даниэлла, я хочу самостоятельно взяться за какое-нибудь дело. Хочу реабилитироваться перед самим собой, — сказал он, решительно глядя в глаза начальнице. — Есть ли какой-нибудь случай, за который никто не брался?

— Удивительно, что ты все еще не ушел работать в компанию к отцу, — со скепсисом протянула Даниэлла, однако на ее лице промелькнула тень облегчения. Все-таки ей не хотелось отказываться от дотошного и в целом готового учиться подчиненного. Пробежав глазами по столешнице, Даниэлла отыскала неприметную папку и протянула Сесеу. — Вот, держи. Как раз вчера прислали дело, но оно не самое простое. Я хотела заниматься им самостоятельно, но раз уж ты предлагаешь свои услуги, отдам его тебе. Только под мою ответственность, а то ты в последнее время подорвал мое доверие.

Полностью согласный с Даниэллой, Сесеу поблагодарил ее и, отказавшись от похода на обед, сел за изучение материалов. На первый взгляд дело казалось однозначным: тридцатидвухлетний мужчина по имени Рафаэл Камарго, злоупотребляющий травкой и живущий на улицах, убил владелицу небольшого ювелирного магазина, устроил погром и скрылся с места происшествия. Во время поимки недалеко от помещения он оказал сопротивление и напал на сотрудника полиции, отказывался признавать вину. Интересным фактом Сесеу показалось, что отец парня, военный в отставке, стремился уберечь Рафаэла от тюрьмы, хотя подобный человек, казалось бы, легко отказался от сына-наркомана. Все выглядело однозначно, однако Сесеу, несколько раз перечитавший материалы, понял одно — что-то в этом деле не так. Сесеу читал стенограмму допроса подсудимого, приложенную к делу, делал пометки, записывал в блокнот замечания и идеи, даже не замечая, как быстро пролетел обеденный перерыв.

— Даниэлла, — окликнул он начальницу, стоило ей войти в кабинет и привлечь внимание Сесеу. — Я готов работать над этим делом, здесь есть, в чем усомниться.

— Отлично, — ответила женщина. — Между нами, я рада, что ты взялся за дело, очень уж не хотела тебя увольнять. Расскажи, какие мысли у тебя появились?

— Рафаэл Камарго может быть невиновен, — заявил Сесеу, казалось бы, наобум. На самом же деле, он вполне догадывался, что его гипотеза может подтвердиться. — У меня вызывает сомнения свидетель, который якобы видел его ночью. Я не хочу говорить, что он подкупленный, но мог просто перепутать. И еще мне хотелось бы узнать, было ли что-то украдено из магазина. Почему полицейские не спросили об этом?

— Ты полагаешь, что, если подсудимый является наркоманом, он бы украл что-то? — уточнила Даниэлла, и Сесеу кивнул. — Любопытная гипотеза, продолжай стараться. И я тебя не буду увольнять, даже если ты проиграешь дело. Главное, попробуй провести расследование и хотя бы немного сократить срок для подсудимого, если не удастся доказать его невиновность.

И Сесеу вновь стал появляться в офисе редко, заходя туда лишь для того, чтобы доложить Даниэлле о ходе следствия. Он катался по городу между местом преступления, изолятором досудебного пребывания, полицией и другими инстанциями. Подсудимый произвел на Сесеу двойственное впечатление: с одной стороны, он был эрудированным и начитанным человеком, с другой же, казался нервным и нездоровым наркоманом устрашающей внешности. Рафаэл был ростом с Сесеу, при этом довольно худым, с длинными руками, несколькими шрамами на лице и покрасневшими от многолетнего курения марихуаны глазами. Идеальный кандидат для государственного обвинения, убежденный, однако, в собственной невиновности. Родители Рафаэла — отец-военный и мать-швея — были скромными людьми, любящими сына и желающими ему добра. Они сказали, что парень находится на учете в психиатрической клинике, и Сесеу договорился о скором визите туда.

Что касается места преступления, полиция не нашла на нем ни единого отпечатка, что не только осложняло следствие, но и убеждало в виновности Рафаэла, которого смог опознать единственный свидетель. «Он странный: постоянно ходит в фланелевой рубахе и в шерстяной жилетке поверх нее, даже в жару. А еще волосы эти длинные и грязные, лицо в прыщах. Только детей наших пугает», — сказал свидетель, и Сесеу осознал, что это — недостаточное основание для ареста. Он решил обратиться к независимому эксперту в надежде обнаружить какую-либо зацепку на месте преступления, будь то волокно одежды Рафаэла, пятно чьей-нибудь крови или незаметный отпечаток пальца. Также Сесеу узнал, что из магазина не было ничего украдено, и собирался использовать этот факт в качестве аргумента. Словом, он снова ощутил вкус к работе и понял, что надеется и дальше защищать простых людей в уголовных процессах.

***Дела Нанду тоже постепенно пошли на поправку. Он все еще жил у Кларисси и Роже, даже перевез гитару из дома, чтобы иногда практиковаться. Тяга к алкоголю и наркотикам с каждым днем становилась все слабее, однако не обошлось без алкогольной ломки, которая длилась почти сутки. Нанду настолько хотелось выпить, что матери пришлось запереть его в комнате. Симптомы были похожи на абстинентный синдром от наркотиков: мышцы ломило, сердце стучало как бешеное, а уснуть он так и не смог до утра. Наконец, пережив кошмар, Нанду начал ходить на группу, где смог открыто признаться в срыве товарищам по несчастью.

— Меня зовут Нанду, и я нахожусь в трезвости ровно три недели, — начал парень, как только до него дошла очередь. Среди анонимных наркоманов появилось много новых лиц, а тех людей, которых Нанду знал, стало значительно меньше. — Хотя до этого был чист более двух лет. В марте или апреле я сорвался и начал употреблять алкоголь. Пил не слишком много, но алкоголь — это легальный наркотик, который противопоказан нам так же, как марихуана, кокаин или крэк. Я пил, потому что в отношениях с одним человеком начались проблемы, и хотелось убежать от них. Алкоголь давал мне успокоение, за которым следовало разочарование, а после — желание выпить еще. И так продолжалось бы дальше, если бы не вечеринка и не большое количество выпитого, доведшее меня до интоксикации и капельницы… Удивительно, как дело не дошло до наркотиков, хотя на этой вечеринке мне предложили кокаин. О, как же я жаждал этой дозы! Но в последний момент мне удалось вспомнить некоторые события из моего «чистого» прошлого и избавиться от порошка, о чем нисколько не жалею. Наркотик на вечеринке мог бы стать для меня дорогой к смерти, и больше никуда. Пусть тяга преследует меня постоянно, приятно осознавать, что я во второй раз выбрал трезвость, — последняя фраза прозвучала искренне, и Нанду даже сам ощутил прилив внутренней силы и гордости за себя.

Своеобразной проверкой на прочность для Нанду стали выходные, когда в гости приехали родители Роже, и вся небольшая семья собралась на балконе. Кларисси с Роже жили на предпоследнем этаже высотного дома, поэтому с балкона открывался грандиозный вид на город — несколько зеленых парков, такие же высотки и более старые дома в колониальном стиле, акведук Кариока и множество оживленных улиц. Нанду сидел чуть поодаль от старших родственников, погруженный в собственные мысли, но старался участвовать в разговорах.

— В Сан-Паулу карнавал не менее зрелищный, чем в Рио, — говорила донна Мария, мать Роже. Она была француженкой по происхождению, но любила бразильские традиции и особенно праздники. — Соревнуются все школы самбы, в прошлый раз победила именно та, за которую я болела. Какие у них были костюмы! Все в белых и золотых тонах, а номера у них были на тему Древнего Египта.

— Я была только на местном карнавале, — ответила Кларисси. — Пусть я уже не живу в районе Тижука, но болею за тамошнюю школу. С другой стороны, мне нравятся и многие другие школы, в каждой из них можно найти что-то особенное.

— Надо вам с Роже побывать на карнавале в Сан-Паулу, — просияла пожилая женщина. — Нанду, а ты любишь карнавал?

— Н-не могу сказать, давно их не посещал, — замялся Нанду. Причины, по которым он уже лет пять пропускал главное событие всей Бразилии, были очевидны: сначала зависимость и пренебрежение всеми радостями жизни ради веществ, а с недавнего времени — панические атаки, которые, по словам синьоры Элвы, были наиболее вероятны среди огромной толпы. Донна Мария задала довольно болезненный вопрос, и рано или поздно придется признаться ей и синьору Альберту в зависимости. Эта тема не поднималась в кругу семьи, и пожилая пара искренне восхищалась Нанду, считая его порядочным и жизнерадостным парнем.

— Интересно, почему? — подал голос синьор Альберту, коренной житель Сан-Паулу. — Кларисси рассказывала, что ты любишь музыку, играешь на гитаре. Да и я бы не сказал, что ты слишком скромный парень.