Глава 21. Дело его жизни. Защита (1/2)

Третий день заседания начался с показаний Режининьи, которая явно стеснялась многочисленных зрителей и чувствовала себя будто в непролазных джунглях, хотя ни разу не была там. Их взгляды казались взглядами готовящихся к прыжку диких ягуаров, а тихие голоса — шипением ядовитых змей. Одетая в подобранные Мэл белую рубашку и скромные темные джинсы, с волосами, забранными в хвост, Режининья выглядела непривычно. Однако такой облик был ходом Сесеу, который хотел создать в глазах присяжных приличный и скромный образ подсудимой. Он же и рассказал подробно, на чем должна строить свою речь Режининья — честность и только честность, при этом демонстрация губительного влияния наркотиков. Сесеу хотелось, чтобы наркозависимость Режининьи стала смягчающим обстоятельством в глазах окружающих.

— Расскажите все об обстоятельствах нападения на потерпевшего, синьора Раула Сантору, — потребовал прокурор, и Режининья начала повествование:

— Был вечер, я вышла на задний двор, чтобы покурить. Мне предстояло еще работать — перемыть оставшуюся посуду и полы на кухне. На улице было темно, и я взяла нож, чтобы защититься от нападавшего в случае опасности. Я всегда так делаю по вечерам: пусть я — не самый приятный человек, но умирать мне не хочется, — Режининья говорила медленно, с трудом подбирая слова и хмурясь время от времени. Это было следствием не только проблем с памятью, но и усилившейся боли в груди, которая порой причиняла сильный дискомфорт. Врачи в изоляторе говорили, что это вызвано курением крэка<span class="footnote" id="fn_37888830_0"></span>, но точный диагноз поставить не могли.

— Вы говорите, что не хотите умирать, но при этом употребляете наркотики? — перебил Режининью синьор Гильерме. — Получается, вы убиваете себя медленно и целенаправленно, и таким же образом убиваете свою личность…

— Протестую, ваша честь, замечание синьора Абреу неуместно и сбивает мою подзащитную с пути повествования! — выкрикнул Сесеу, с трудом сдерживая гнев. Режининья посмотрела на него, и Сесеу заметил слезы, выступившие на ее глазах. — Не говоря уж о том, что он издевается над ней.

— Протест принимается. Синьор Абреу, прошу соблюдать порядок и субординацию в зале суда, — спокойным голосом отчеканила судья, и по ее лицу было видно, что она тоже пришла в негодование от слов прокурора. Тот поднял руки в примирительном жесте и велел Режининье продолжать.

— С разрешения синьоры судьи, я бы хотела ответить на слова синьора Абреу, — робко предложила Режининья, глядя на Жизелу Диаз, и та кивнула. — Я совсем не хочу умирать, в моих планах — начать лечение от наркозависимости, я прекрасно понимаю, что больна… В общем, я взяла нож, чтобы применить его в случае нападения, и положила его в боковой карман джинсов, а сама начала курить. Вдруг меня окликнул этот парень, я знала лишь, что его зовут Раул… Помню, он стоял неподалеку, и я поначалу его не заметила. Мы не общались, но я видела его и раньше: он постоянно приставал ко мне, не упустил этой возможности и тогда. В тот вечер он был пьян, начал говорить, чтобы я пошла с ним в мотель, думаю, вы понимаете, для чего. После начал хватать за руки, и я сцепилась с ним, попыталась сбить с ног. Раул завалил меня прямо на землю, я пыталась отбиваться… А дальше… дальше уже ничего не помню. У меня часто бывают провалы в памяти из-за наркотиков. Я очнулась только в тот момент, когда мои руки были в крови, я стояла рядом с потерпевшим, а он валялся на земле без сознания, на боку. Как он оказался на земле — не помню, и как я била его ножом — тоже.

— Куда вы направились после осознания того, что совершили преступление? — спросил синьор Гильерме. — Также прошу описать ваше состояние в этот момент.

— Я не слишком помню то, что происходило потом, только вспышками. Как будто снова оказалась не в этом мире, — призналась Режининья. — Очень быстро бежала, но совсем не помню, куда. Только почувствовала, как запнулась об урну и чуть не упала. Я не заметила, как добежала до гаражей, и там же, прямо на земле и заснула. Я рухнула без сил на пороге одного из них… Вспомнила еще один момент: уже придя в себя, я обратила внимание, что у меня пульсирует левая рука, сразу несколько пальцев. Я даже не заметила, как порезалась… Я в прошлом спортсменка и знаю, что это был прилив адреналина. Когда такое происходит, мозг отключается, а у меня он и так поражен наркотиками, поэтому я не поняла, что произошло.

— Употребляли ли вы что-либо двадцатого октября? Только отвечайте честно, — продолжал Гильерме.

— Нет, я не принимала с утра ни крэк, ни кокаин, у меня не было ни дозы, ни денег, — ответила Режининья, смахнув очередную слезу. — Я покурила марихуану, когда выходила вечером, но это для меня уже не доза, а так, баловство. Я уже даже не чувствую эффекта от нее.

— Уточните еще раз, какая рука у вас оказалась травмирована, и почему, как думаете? — спросил синьор Гильерме. Сесеу, пристально наблюдавший за оппонентом, увидел, что этот вопрос был не слишком выгоден ему. Факт, который должна была сообщить Режининья, говорил лишь о том, что она действовала в состоянии аффекта. — Вы же правша, насколько я знаю, а говорите про левую руку?

— Да, я положила нож в левый карман джинсов, но почему, даже не думала, — ответила Режининья. — Наверное, потому, что правая рука была занята косячком, и мне хотелось курить, а на остальное было плевать. А потом, как мне кажется, просто схватила нож в левую руку под влиянием все того же помутнения. Не было времени думать, Раул был сильнее меня, и нужно было действовать.

— Почему вы не оказали помощь и не остались рядом с потерпевшим? — по лицу прокурора Сесеу понял, что тот добрался до основного вопроса.

— Я испугалась, просто испугалась, — по лицу Режининьи потекли неподдельные слезы, и в этот момент она напомнила Сесеу другого человека, которого он любил больше всего на свете. Как часто Нанду рыдал в его объятиях, и как жалел его тогда Сесеу? Режининью было жаль не меньше, такой маленькой, беззащитной и запутавшейся она была в этот момент. Именно «была», а не «казалась» — настолько неподдельными были ее слезы. — Да, я нападала на людей с целью ограблений, устраивала мелкие хулиганства, ввязывалась в драки, но это первый случай, когда я взяла в руки нож. И я признаю, что мы поссорились, я ударила его ножом, но не помню, как. Я защищалась, что еще мне оставалось делать?!

— Уважаемые присяжные, я обращаю ваше внимание на факты, которые сообщила моя подзащитная, — Сесеу взял слово сразу после речи Режининьи, от которой прослезилась не только Мэл, но и две женщины-присяжных. Сказанного девушкой прокурору было достаточно, и она, расплакавшись окончательно, села рядом с Сесеу, который сжал ее плечо в знак утешения и напоил водой. — Во-первых, вспомните: свидетель обвинения, синьор Жуан Кастро, сказал, что да Коста сбила пластиковый стул. В то же время синьорита да Коста утверждает, что уронила урну. Во-вторых, она не помнит, что делала во время нанесения ранений потерпевшему, как взялась за нож, как сбросила с себя раненого, был ли он в сознании в этот момент. Вы знаете, что состояние аффекта может придать нечеловеческих сил, как и всплеск адреналина, о котором верно заметила синьорита да Коста. В-третьих, порез, который подсудимая заметила, только когда упала без сил. Независимый эксперт подтвердил, что ранения вдоль длины пальцев не были нанесены специально, его оценку предоставляю, — и Сесеу протянул прокурору, присяжным и судье копии заключения.

— Как вы можете заметить, все эти признаки говорят в пользу того, что моя подзащитная находилась в состоянии аффекта. Она не может вспомнить ничего, Кроме того, имеется независимая экспертиза телесных повреждений и места преступления, — продолжил Сесеу после того, как все ознакомились с отчетом, а позже передал им еще один. — Обращаю ваше внимание на несколько фактов, которые показались мне наиболее важными. Первый — это положение тела потерпевшего. Синьор Сантору лежал на левом боку в позе эмбриона, и это говорит о том, что он сопротивлялся. Скорей всего, чувствуя боль, он улегся в эту позу. Об этом же говорят следы крови и дорожной пыли, обратите внимание на отрисовку асфальта, она на шестом листе. Второй факт заключается в характере нанесения ранений. Наиболее серьезными являются сквозные, нанесенные в печень, кишечник и брюшную полость, а остальные нанесены по касательной. Как будто бы моя подзащитная беспорядочно размахивала ножом, чего не бывает при умышленном причинении вреда здоровью. Третий момент — орудие совершения преступления находилось сначала в левом кармане джинсов, а затем в левой руке, поэтому основная часть ранений пришлась на правую сторону. Если учесть, что потерпевший лежал сверху на моей подзащитной, пытаясь надругаться над ней, то вполне возможно, что она схватила нож той рукой, которая была к нему ближе. И наконец, под ногтями да Косты были найдены частицы эпителия синьора Сантору — прямое доказательство того, что она защищалась. Более подробно об этом расскажет независимый психолог-криминалист…

После выступления Сесеу и психолога-криминалиста был вызван Бруно Сампайо, мужчина, который был заместителем хозяйки кафетерия. Сесеу знал, что этот свидетель довольно надежный и порядочный. Пусть он не питал особой любви к Режининье, но был готов рассказать честно обо всем, что видел.

— Синьор Сампайо, именно вы обнаружили потерпевшего и вызвали скорую и полицию, — начал Сесеу. — Расскажите, при каких обстоятельствах это произошло?

— В тот день я работал то на кухне, то за стойкой. Вообще, я повар в этом кафетерии, но синьоры Моура не было на месте. В кафетерии были только я, Режининья и парень-кассир. Когда она отпросилась покурить, я как раз находился в зале вместе с кассиром. Вернулся на кухню, чтобы посмотреть, есть ли еще поджарка, и увидел, что Режининьи нет на месте. Я подумал, мало ли что могло с ней случиться, она не отличается крепким здоровьем, и вышел на улицу. А там — наш посетитель, он же потерпевший, лежит в луже крови, рядом валяется нож. Потерпевший был без сознания, но пульс мне удалось нащупать. Я сразу узнал нож с нашей кухни и понял, что произошло, вызвал скорую и полицию.

— Вы не стали трогать орудие преступления, верно? — уточнил Сесеу. — И можете вспомнить, где оно лежало?

— Не стал, я смотрю криминальные сериалы по телевизору и знаю, что нельзя ничего трогать на месте преступления. — ответил Бруно. — Помню, что нож валялся не слишком далеко от потерпевшего, весь в крови, даже рукоятка испачкана.

— Расскажите также, приходил ли в бар потерпевший двадцатого октября? С кем он был, когда покинул бар, спрашивал ли у кого-то из вас про мою подзащитную? — Сесеу задавал те же вопросы, что и при личной встрече со свидетелем. Синьору Сампайо было, что рассказать о потерпевшем.

— Он был в баре в этот вечер, выпил больше обычного, но не до состояния полного опьянения, — проговорил свидетель. — Сидел у барной стойки один, про потерпевшую спросил лишь, работает ли она сегодня. Когда я ответил, что да, он хмыкнул, а после вышел и так и не вернулся. Сказал еще, что заплатит завтра, ну, мы и не заподозрили ничего плохого, многие посетители так делают.

— Небольшое уточнение. Сколько времени после ухода потерпевшего вы провели в основном зале? — спросил Сесеу. — И правильно ли я понимаю, что да Коста вышла покурить после того, как Сантору покинул бар?

— Довольно долго, около получаса, пришлось разнимать поссорившихся пьяных клиентов, потом убираться за барной стойкой. Много дел было, но за кухней тоже посмотреть следовало. Режининья же попросилась на улицу вскоре после того, как ушел Раул. Мне кажется, и десяти минут не прошло.

— Как отзывалась моя подзащитная о потерпевшем? Жаловалась ли на него? Насколько понимаю, вы оба работали на кухне, предполагаю, что могли общаться хоть изредка, — Сесеу хотел обратить внимание судьи и присяжных на еще один факт.

— Мы не общались, но о том, что Раул подбивает к ней клинья, знали все в кафетерии, — хмыкнул Бруно. — Бывало, Режининья придет из зала на кухню и жалуется, что он лезет к ней. Один раз она сказала кассиру, тоже девушке, которая страдала от поползновений Раула, что он приторговывает наркотиками…

— Еще один! — возмутилась Карина, жена потерпевшего. — Вы сговорились, что ли?! Да мой Раул простой человек, он ненавидит наркоманов и хочет одного — чтобы они не пугали нашего ребенка и других детей, не кошмарили нас. Вот выйдет он из больницы и пойдет с рейдом по притонам, я обещаю! — она хотела сказать что-то еще, но слова потонули в громовом ударе молотка и поставленном голосе судьи:

— Синьора Сантору, еще один раз, и я буду вынуждена удалить вас из зала суда. Предупреждение касается всего заседания, сколько бы дней оно ни длилось, — молодая женщина опустилась на место, и судья, убедившись, что у Сесеу больше нет вопросов, дала слово Гильерме Абреу.

— У меня накопилось немало вопросов. Вы указали на подсудимую, когда вызвали скорую и полицию, верно? — спросил прокурор. — Однако не указали ее местоположение. Разъясните, почему так?

— Да, я сказал, что нападение совершила подсудимая, потому что это было очевидно, ее бы и так нашли, — согласился Бруно. — Я был не уверен, пойдет ли она в притон, или убежит куда-то в фавелы. Я догадывался, что полицейские в первую очередь пойдут в притон, находящийся через дорогу от кафетерия, его у нас все в квартале знают. А куда еще она могла податься, я даже не представлял тогда. Я живу в соседнем районе, Эстасио плохо знаю.

— Мне все понятно, теперь поговорим про нож, — продолжил синьор Гильерме. — Как вы отнеслись к тому, что подсудимая взяла его с кухни? Она же могла украсть его и обменять на наркотики, тем более, как мы знаем с прошлых дней, нож хороший, остро наточенный. Неужели вам так наплевать на имущество вашего заведения?

— Понимаете, у нас за кафетерием как-то произошло нападение на нашу сотрудницу, с тех пор многие девушки берут нож для самообороны или ходят с перцовыми баллончиками. Иногда ходят по двое, конечно, но это бывает крайне редко, у нас мало персонала, — спокойно пояснил Бруно. — Поэтому Режининья и взяла нож с собой, я ее понимаю, район у нас довольно криминальный. Так она делала несколько раз, я и синьора Моура ей лично разрешили, пригрозив полицией в случае кражи. Но мне по секрету она сказала, что ножи не ценятся в их среде, это же не золото или техника.

— Почему вы не поинтересовались, где ваш клиент? — задал прокурор еще один вопрос с крайне довольным видом. — И вдогонку: разве вы не слышали криков потерпевшего?

— Как я сказал раньше, он сказал, что заплатит позже, я записал долг на него, — пояснил Бруно. — А криков я не слышал, как и кассир, как и другие посетители. Дело в том, что у нас в кафетерии играет музыка, довольно громкая, да еще мы с кассиром отвлеклись на двух пьяных посетителей, которые спорили на повышенных тонах, пришлось их успокаивать. Из-за музыки бывает неслышно, что происходит на кухне, не говоря о заднем дворе.

Ответы мужчины были настолько исчерпывающими, что прокурор больше не решился задавать вопросы. Опрос владелицы кафетерия, синьоры Неузы Моура, был недолгим, однако она предоставила краткую характеристику Режининьи с места работы. По ее словам, девушка добросовестно выполняла поручаемые ей задания и не боялась трудностей. «Грязная работа, — сказала женщина, — не пугала ее совершенно. Бывало, наша уборщица, Норма, в очередной раз уйдет в запой, так Режининья бралась за работу. Платили ей немного — сто реалов, но часто меньше. И полы она могла помыть, потому что донна Глория уже немолода». Рассказала она и о приставаниях Раула к Режининье и многим другим девушкам, не обращая внимания на испепеляющие взгляды его жены, а также достойно ответила на вопрос прокурора о том, почему у них в кафетерии работает наркоманка: «В нашем квартале все, даже самые приличные люди имеют грязную подноготную и массу пороков. А трезвая Режининья — это абсолютно добросовестный человек, к тому же она умеет постоять за себя и защитить слабых вроде меня или донны Глории. И я разбираюсь в людях, сразу поняла, что меня она не обидит».

***Четвертый день заседания должен был стать последним, потому что у Сесеу не было больше свидетелей, кроме тех, которых не допросили полицейские. На них Сесеу возлагал основную надежду, о чем и сказал во вступительном слове:

— Следствие не учло двоих свидетелей, которые являются членами одной семьи и видели своими глазами все, что происходило в день преступления и за некоторое время до него. Защита надеется с помощью этих свидетелей смягчить приговор подсудимой, — после его слов была вызвана донна Глория Карано, уборщица в кафетерии и бабушка мальчика, который также должен был быть допрошен.

— Синьора Карано, расскажите, пожалуйста, какое впечатление у вас вызывал потерпевший? Каким человеком он был, по вашему мнению? Также можете сразу рассказать про мою подзащитную, — спросил Сесеу у сухощавой пожилой женщины, которая даже в суд заявилась в цветастом платье и такой же яркой косынке на плечах. Казалось, что она в любой момент может достать сигару с крепким табаком и выкурить ее в зале суда. Сесеу понравилась эта женщина, которую он вызывал на допрос дважды, ведь, помимо показаний, она рассказывала много историй из жизни и обладала ясным и живым умом.

— Этот парень не давал прохода ни одной девушке, и особенно страдала от его внимания Режининья, которая подрабатывала в нашем кафетерии посудомойкой и мыла полы, когда у меня в очередной раз заболевала спина, — начала донна Глория. — Про Режининью, в отличие от него, не могу сказать ничего плохого, кроме того, что она принимала наркотики.

— Синьора, уточните для присяжных, что вы подразумеваете под фразой «не давал прохода»? — Сесеу двигался все ближе к истине. — Возможно, вы вспомните какие-нибудь конкретные случаи?

— Одним девушкам он просто улыбался и говорил массу комплиментов, даже мне, древней старухе, — на этом слове Глория хрипло усмехнулась. — Это было некоторым даже приятно, но каково было бы его жене, если бы она узнала! Но были и другие, которых он с друзьями называли «доступными девушками». По его мнению, подсудимая была одной из них. Они с друзьями хватали их за мягкие места, зажимали в углах, зазывали в мотель, угощали алкоголем. Конкретных случаев с Режининьей, увы, не вспомню, но ее подружку он не раз возил в мотель. И я догадываюсь, что это было в обмен на наркотики…