Междействие 13. Разочарование (2/2)

- Вот и получается, что машины-демоны вами правят! – нахмурилась Сарре Жю Карри. – И вас они так же научить хотят!

- Ну это теория заговора какая-то! – покачала головой Таня. – А вот насчет семейной и социальной жизни, - примерно так и есть. Большая часть пар распадается в возрасте 23-26 лет. Есть даже такое выражение в психологии, «кризис преждевременной зрелости». Это когда подростки в раннем возрасте вовлекаются в производство, в армию, а потом только приобретают психологическую зрелость и устойчивость!

- Это и понятно! – кивнула головой Жю Карри. – Молодые, если их мудро направить, горы свернут! Да и платить им пока можно меньше! По молодости, по юности любовь самая сладкая, это верно. Да только самая крепкая семья она в зрелости, когда огни и воды вместе прошли! Так что не бойся, твой суженый еще впереди!

- Мне кажется, вы просто смирились со своей участью, - ответила Синицына. – Хотя обстоятельства конечно были сильнее вас, но вы как сильная женщина сумели даже обернуть их в свою пользу. Но я не из-за Кыбо…

- А из-за чего тогда? – удивилась и даже немного разочаровалась Жю Карри. – Из-за меня, что ли?! Да будет тебе! Я уже поняла, что тебя деньгами не купишь, тебе идея нужна! Силой больше не трону, обещаю… Хотя, Тьяне, ухаживать за тобой буду, и ничего сделать не сможешь! Кто же мне запретит любить юную деву платонически?! А то, если хочешь, заезжай в гости по доброй воле! Ты уже женщина взрослая… Может, и придумаем чего?!

- Да нет же… Хотя… Нет. Просто меня из коммунистической ассоциации исключили, - повесила голову Таня. – И вы тоже, и Кыбо… В общем, одно к одному…

- А что за ассо… Короче, тайное общество какое-то? Бунтовщическое? Анархистское, небось! Или что-то политическое?

- Ну, это как… старинный  рыцарский орден, - покраснела Татьяна. – Я всегда хотела стать, как герои прошлого, чтобы своим трудом приблизить наступление коммунистического общества, чтобы не было ни денег, ни цен, чтобы все вокруг было бесплатно, не было различий между народами и все было общее, и чтобы везде только народная власть безо всяких пережитков прошлого.

- А кто такие коммунисты? – спросила Жю Карри. – Политическая партия?

- Нет, только всемирное общественное движение, - ответила Синицына и рассказала княгине про законы будущего утопического коммунистического общества. – Я всегда считала, что коммунист должен быть самым смелым, самым сильным, что он не должен бояться, что должен вести за собой народ и первым идти на врага, на пушки, что он должен помогать слабым и обездоленным. Я даже до того, как у меня появилась Селине треть своей стипендии переводила в Фонд Помощи Ассоциации, чтобы отказаться от роскоши и жить скромно. Я боевую медаль заслужила честно! А оказалось, что я хуже всех!

- Вот кто тебе мозги-то загадил так крепко! – Княгиня сочувствующе погладила по голове и по плечам молодую коммунистку. – Не то секта какая, не то банда бунтовщиков, не то тайное общество. Стало быть, изгнали тебя? А за какой же грех-то? Роскоши ты чураешься, это верно, денег у тебя вечно нет, на войне воюешь, чернокровок спасаешь… Не из-за холопки же твоей?

- Из-за меня, - услышали они скорбный голос Моане. Она вышла из комнаты с абсолютно похоронным видом и грустными глазами смотрела на Жю Карри и Таню, которая под тяжелым взглядом приемной матушки тут же оторвалась от плеча княгини. – Господь Всемогущий, я так этого боялась! Я так виновата перед своей дочерью! Это я ее до греха довела!

Когда Жю Карри узнала о причинах исключения Тани, она побагровела от возмущения и в то же время с большим уважением посмотрела на Татьяну:

- Вот оно как… От матери не отказалась даже под угрозой опалы и удаления от двора! А я сразу поняла, что девица Тьяне наша не простая! И осанка у нее царственная, и взор гордый, и личико точеное, и тело изящное… Вот только здорова, как гренадер и белокожая, аки варвар! Поздравляю вас, Моане! Хоть и не родная вам Тьяне, но приютили вы истинную дворянку! Благородную кровь сразу видно, хоть бы и она с другого мира была. Аристократия – везде аристократия!

- Бедное дитя мое! – Моане присела рядом с обиженной на нее Таней, взяла в ладонь ее белую ручку и поцеловала ее. – Я ее наказала, а ведь это по мне плеть плачет! Я своими грехами мою бедную доченьку до отчаяния довела и будущее ее сгубила! Теперь прогонят доченьку мою и от офицерства ей откажут! Нет, нужно мою золотиночку спасать! Я сама сегодня же буду с господином Кетцелем говорить! Или с Ее Высочеством принцессой Ли-ле, владычицей всех машин! Я виновата – пусть меня и казнят! А доченька моя святая! Если она не достойна быть в этом своем ордене, то кто тогда достоин?!

- Мама! – заныла Синицына, опуская голову ей на грудь. – За что вы так со мной поступили?! Мне даже дышать больно! Вы не любите меня?!

- Больше жизни, дитя мое! – Моане заключила Татьяну в свои объятия. – Клянусь вам!

- А что дает-то это общество? – все пыталась понять Жю Карри. – Власть? Дворянство? Золото? Какие-то иные блага?! Близость ко Двору?

- Причастность… к прогрессу человечества… И к героям прошлого! – ответила Таня, задумавшись о чем-то о своем.

- Причастность в кошелек не засунешь, - скептически заметила Жю Карри. – Вот что, Тьяне! Не волнуйтесь так, почему-то мне кажется, что дело поправимо. Что, Моане, ваша Ли-ле в самом деле принцесса? Монаршья особа?

- Именно так! Но она очень скромная и абсолютно не царственная! Воинствующая монахиня! Ее все машины слушаются! А уж воины Преисподней из войска Лана перед ней трепещут!

- Вы про какую принцессу говорите? – не поняла Синицына. – Лилия? Подполковник Маргалитадзе? Нет, товарищи, я не хочу жаловаться, что я, маленькая?! Я, если хотите знать, сама виновата! Я не такая уж и положительная…

- Дитя мое, помолчите, когда старшие говорят! – строго сказала Моане.

- И то верно! Не должно молодой девице между старшими почтенными дамами в разговор вступать! – поддержала ее княгиня Жю Карри. – И эта тоже воинствует?! Да что же у куалийцев мужчины, что ли, кончились?! Какую женщину не возьми, все она воюет! А мужи ваши детей рожают, что ли?

- Она не совсем обычная женщина! – пояснила Моане. – Она ма-ши-на. Демон войны с ангельским ликом. И в то же время  - благородная мать и меценат!

- Демон, говорите? Но она хоть манерам обучена?!

- О, еще как! Учтива, скромна, мудра, говорит с достоинством. И… Это трудно объяснить, но ей на вид тридцать с небольшим лет, а на самом деле почти семьдесят! Она усердная мать и скромна, будто монахиня. И это она своими руками уничтожила почти три сотни нечествицев болхианских, а главного злодея пригвоздила ножом к земле, как жука! Я прислуживала ей в качестве няни с ее детьми. И…мне будет чрезвычайно стыдно смотреть ей в глаза! Она так верила мне!

- Что же, это и я по сравнению с ней девчонка, что ли? – удивилась Жю Карри. – Ладно… Значит, дама почтенная… Лучше будет, если я с ней побеседую. При всем к вам уважении, Моане, я все же родственница самой королевы! И я имею опыт аудиенции с высшей особой. Так и порешим…

- А меня кто-нибудь спрашивает? – возмутилась Синицына.

- Нет! – хором ответили ей благородные дворянки.

- Ах, дамы, со всеми этими волнениями забыла я вам сказать! – вдруг всплеснула руками Моане. – Дочь моя, вас это тоже касается! Ротмистр Лан мне предложение сделал! Если бы не горе Тьяне, я была бы самой счастливой!..

Спустя пятнадцать минут после обсуждения сенсационной новости о возможной женитьбе Лана и Моане, уже успокоившаяся Таня пошла искать Селине. Все-таки нужно было проследить за тем, чтобы она легла спать вовремя, а то время уже позднее... К тому же неожиданно пришло распоряжение от Жю Сет, - принять стимулятор и через полчаса с Мороком на борту стартовать по указанным координатам. А когда Синицына эти координаты увидела, ей чуть плохо не стало, - им сегодня фактически предстояло облететь все Северное полушарие планеты!

Да и перед девушкой надо извиниться… Психанула она на Селине конкретно, какого-то бреда наговорила! Надо с ней быстро поговорить, извиниться и вести за руку спать. А завтра они будут фильм смотреть, как только все дела закончатся. Про любовь, меду прочим, юноши и девушки!

Таня нашла Селине в одной из спален, - она там взбивала перину. Увидев свою iklite Таня уже поняла, что разговор может быть трудным, - Селине, возможно, плакать будет и опять в ногах валяться. Больно у нее лицо грустное и какое-то чужое, незнакомое, даже слишком взрослое.

- Так, Лина, ты здесь? Давай, заканчивай свою работу, и я тебя уложу спать! Мне через полчаса лететь на задание! Лин, ты прости меня, я тебе фигни наговорила… Лин, ты чего?

- Вы уж простите за дерзость, барышня, да только не пойду я с вами, - сухо ответила ей Селине. - Вы мне вольную подписали и изволили ее в лицо бросить, как собаке! Посему, раз я теперь вольная, мне с вами по одной дороге ходить не нужно.

- Лина, ты обиделась, что ли?! - удивилась Таня.

- Действительно, как посмела холопка оскорбиться, кто она такая?! Постельная принадлежность!  - сквозь губки молвила обиженная негритянка. - А между тем я вас спасла, барышня, и даже слова благодарности не удостоилась.

- Нет, ну спасибо тебе, конечно… Вот только как-то поаккуратнее это сделать было нельзя?! Зачем вазой в голову-то?! Ты же меня убить могла!

- Вы сами себя убить могли! И хотели! Говорить вам бесполезно было, вы уже готовились себе в голову стрелять! Что мне оставалось? Только отвлечь вас да оглушить поскорее, чтобы вы пистолет свой выронили! Я еще в детстве с мальчишками в «мимик» играла, мне «бабку» в цель бросить, как ничего! Да бог с ней, с благодарностью… Не ради благодарности я это…

- Ты понимаешь, я в состоянии стресса была, в аффектном состоянии! Меня парень бросил, меня княгиня домогалась, а потом меня из Ассоциации коммунистов выгнали! Я вообще жить не хотела! Ты тоже меня понять можешь?! Жю Сет теперь за мной следит, как за ассоциалкой какой-то! У меня теперь вся практика под угрозой! Ну, вспылила, бывает… Ну, хочешь на колени перед тобой встану?! Прости, Селиночка, дорогая! То, что ты лениться любишь, - ну, извини, это факт!

- А я вам расскажу, как я у прежнего барина служила! - отстраненным и каким-то страшным голосом сказала Селине. – Как вы сказали, неплохо мне было?! Да и неплохо конечно же, не как моя матушка спину на плантациях гнула! После ужина я к барину должна была явиться… Он с меня платьице снимал, мне тогда одиннадцать лет было, потом клал меня на постель полежать, это вы верно сказали… Брал плетку и начинал меня пороть… Ему просто нравилось, когда я плачу и кричу, его это распаляло как мужчину сильнее… Потом я ему помогала, письку его дразнила по-разному, чтобы она встала… Барин-то не мальчик уже… Если не помогало, он меня еще раз двадцать порол, чтобы я плакала и кричала… И стоял сверху на меня письку теребил… Если заработает, он на меня сверху ложился и крыл меня… Больно это очень и мерзко, но кто меня спрашивает… Потом вроде привыкаешь, да только спина и попа болит сильно, от его едкого пота. А он пыхтит себе, старается… Потом он встает, мне велит, чтобы я кровью его простыню не запачкала, а я вся в поту его, чувствую, будто в помойной яме извалялась… Плачу стою потихоньку, жду, пока барыня придет… Она добрее будет, просто садится, юбку задирает, я перед ней на колени встаю и целую ее там, пока ей хорошо не станет. Если не станет, я еще плетей получу, а если станет, она меня на ночь покормит… Самое противное, когда она мне в рот язык свой совала… Хорошо служилось, барышня, оттого и ленивая такая! Мне и пожаловаться некому, потому что маму сегодня на конюшне порят, что ягод мало собрала. Еще и за меня пороть будут, говорят… А вам так полежать хотелось бы?

- Ну… извини, я не знала…  - Синицыной сейчас второй раз застрелиться захотелось от стыда. Она только сейчас в деталях вспомнила, как обошлась с Селине. Да и знала она, хоть и без деталей, что Селина — жертва насилия. Высказать такое девочке, которую уже в десять лет вовсю насиловал старый совратитель... Да ей бы после этого подруги и друзья руки бы не подали, если бы узнали!

- А если бы не я была перед вами, а ваша матушка-баронесса, или, того пуще, госпожа Жю Сет, смогли бы вы ее так же..? - Селине впервые посмотрела в глаза Тане,с осуждением и НЕНАВИСТЬЮ. - А со мной можно… Кто я такая? Игрушка для похоти вашей! Да  я и сама все понимаю… Накричали бы вы на меня, выпороли бы за дерзость, в железо бы заковали бы — я бы слова не сказала, на все воля ваша! Играйтесь, я и есть игрушка ваша! Но зачем вы в лицо-то мне бросили? Совсем меня за живую душу не считаете? Я думала, вы небесная девушка, никогда холопку не обидите! А вы… Такая же, как и наши барыни! Так те хоть добренькими не притворяются, честно говорят, что ты холопка, полуживотное! Не так хоть больно… ну ладно, я свое место знаю… На все воля ваша… Сделали и сделали! Вам ВАШ бог простит, нам он только ни на шаг не прощает! Простите, я же и забыла, что я язычница, куда мне до хилликиан-то?!

- Селине, прости меня пожалуйста! - Таня только что вспомнила инструкционное предупреждение Жю Сет о том, что для хилликианок лицо вообще табуировано и самый худший способ оскорбить и унизить девушку, это бросить ей что-нибудь грязное в лицо. Что Таня с успехом и исполнила. После этого оскорбленная девушка автоматически считается поруганной, если только не найдется мстителя за ее честь.

- Бог простит, барышня… - грустно сказала Селине. - А только не надо за мной ходить больше… Вы же сами говорили, что я личность, и никто меня не имеет права принуждать к постели и к любви? Вот я как личность и говорю — я вам служить больше не хочу! Приказывайте, если нужно… И подарки ваши я вам верну все! Не надо меня конфетами попрекать!

- Селине?! Ты чушь какую-то несешь! Зачем?! - испугалась и возмутилась Таня, до того считая себя на несколько уровней выше местных помещиков-рабовладельцев. - Я тебя понимаю, но ты меня понять способна?!

- Способна, барышня… И понять, и простить… Вот только верить вам больше не получается… Я-то думала — я подругу себе сердечную нашла. А оказалось все ложью...

- Неправда! - воскликнула Татьяна, сжав кулаки. Увидев ее гнев, Селине испугалась и закрыла личико руками:

- Только по лицу не бейте, пожалуйста! Как я матушке покажусь?! Пощадите холопку, на что я вам такая?! Простите за все! Я сама виновата, не надо вам было навязывать себя!

- Дура ты! - воскликнула Татьяна. - Я от тебя не отказывалась и тебя не обманывала! Да, психанула я, нехорошо с тобой поступила! Все мы люди, все не без греха! А ты вон какие выводы сделала сразу! И мне верить не хочешь?! Ты меня тоже кинуть хочешь, как Кыбо?! Да и пожалуйста! Всем я вам недостойная, всем что-то сделала не так! Вот только я никому не навязывалась из вас! И не навязываюсь! И святой, идеальной меня считать не просила! Тем более, втягивать меня в этот ваш феодализм!

- Правы вы, барышня! - Селине рухнула на колени. - Простите холопку глупую!

Татьяна с ужасом поняла, что девушка «закрылась» от нее и отвечает ей механически, как обыкновенной барыне, чтобы только наказания не получить. И глаза ее не игривые и не веселые, а отстраненные, замершие… Будто бы это Таня ее мучила все детство и превратила ее жизнь в ад.

- Ну тебя! - с досадой махнула рукой Синицына. - Как хочешь! Мне на вылет надо! Как тебе будет угодно! Жаль, что твой барин и барыня подохли, я бы их собственными руками придушила! Я тебя принуждать не собираюсь!

- Синицына, ты где! - услышала Таня в наушнике голос Морока. - Мне на «точку» сегодня надо, не через месяц!

- Иду! Все, счастливо оставаться!

Таня со злостью вышла из комнаты, чуть не врезавшись в косяк. Она уже не слышала, как горько зарыдала за дверью Селине. А, может, и услышала, но возвращаться и разговаривать с девушкой у Синицыной уже не было времени. Да только Татьяна понимала, что Селине права — там, где грубость и жестокость, о какой дружбе можно говорить?

«Правильно меня из коммунистов исключили - с горечью подумала Синицына. - Так и есть, самодовольная, жестокая барыня! Звериный атавистический инстинкт из Темных веков, желание помыкать слабым и бесправным, жажда личной власти живы в человеке даже сейчас! И чем я лучше местных царьков оказалась?! Да ничем!»

- Мама Моане! Люди! – передала Татьяна в комлинк сообщение. – Пожалуйста, присмотрите за Селине! Боюсь я за нее!

Она вдохнула ночной морозный воздух и бегом направилась в сторону «Хилликии»