Глава 27. Недостойная (2/2)

- Мало ли что он говорил… С него каккой спрос? Он поумничал, да и улетел к себе домой… А нам здесь дальше жить на грешной земле-то… И не думаю, что после его речей здесь что-то изменится… По крайней мере, земля и дворянство всегда в цене будет… А ты, милая, если на милость от своего правительства и короля рассчитываешь, то знай, - милость вечной не бывает! Сегодня милость - завтра правительство сменилось, и ты уже от двора удален, а на твое место уже другой вельможа рот раззявил! И всегда надо запасную гавань иметь на крайний-то случай.

- Мне кажется, вы мыслите устаревшими категориями! – ответила Таня. – У нас на Земле нет ни королей, ни вельмож. И право на труд каждого человека гарантировано государством.

- А если человек сотворил что-то, что в государственную коньюктуру не укладывается? Или, того хуже, закон нарушил? – хитро прищурилась Жю Карри. – Тогда в плети его, в тюрьму или уж по крайней мере, в опалу, прочь от двора! Не понимаешь?! Матушка твоя с рабыней своей в молодости палку перегнула! Мне-то неважно, но готова поспорить, что ваш народ и правительство против матушки твоей восстанет и потребует суровых кар для нее. В любой стране время от времени находят какого-нибудь провинившегося и показательную порку устраивают, чтобы другие посмирнее были. Смекаешь? А что с дочерью такой матушки будет? Не погонят ли прочь со службы? Не освистают ли? Человеческая природа одинакова везде. А так тебе хоть будет куда голову приложить…

- Это характерно только для тоталитарных обществ, - с сожалением и брезгливой жалостью к княгине с ее древними представлениями покачала головой Синицына. – Мы – общество демократическое, народное! Да, маму Моане могут осудить, но ведь и товарищи за нее заступятся! С плеча рубить никто не будет.

- И поэтому холопы ваши с Куали в газетке против дворянки Моане издевательский пасквиль написали, что ждут ее с топорами да кольями? – ехидно спросила Жю Карри. – А тебе лично Стелла приказала речь свою в ее защиту удалить, чтобы и тебе не досталось! Я долго живу и повадки человечьи знаю! Все люди одинаковы! Боится за тебя Стелла, что и на тебя гнев толпы падет! А если у вас там простолюдины правят, к дворянству непочтительные, то и власть к тебе не ласкова будет! А здесь тебя с почетом встретят… А я, если что, помогу тебе освоиться, и в Высшем Совете за тебя словечко замолвлю! Я среди женщин-дворянок – первая! Ко мне сама Стелла, начальница твоя, на поклон ходит и постельку мне стелит!

- Не верю! – раскраснелась Таня. – Чтобы товарищ подполковник перед вами кланялась и… вашей любовницей была? Дважды Герой Советского Союза?!

- Тебя с ней, что ли, позвать в другой раз?! – усмехнулась Жю Карри. – Хотя… Я полагаю, ты девица умная, знаешь, о чем на весь мир трепаться не стоит… Это наше со Стеллой дело… Вот только сейчас графиню нашу стрела любви сразила к молодому вашему князю. Вот тоже не понимаю! Уже сорок лет, уже первая седина на висках, внука дождалась, а все туда же! И, добро бы, хоть в какого солидного, степенного господина влюбилась, своего поля ягоду, а то в мальчишку! В сыновья ей годится! А вот я теперь без нее скучать буду... Тьфу! Ладно! Отвлеклась я… Хочешь от меня покровительство иметь? Ведь и Стелла, и Моане, дай им Бог здоровья, не вечны! А я тебе, случись чего, не дай бог, и мамку, и тетку заменю, и богатыми дарами одарю! За мной, как за стеной будешь!

- Вы… на что намекаете? – Таня почувствовала себя бабочкой в паутине, лицом к лицу с хищным пауком.

- Нравишься ты мне… - прямо и без обиняков заявила Сарре Жю Карри. – Люблю я молоденьких девушек, есть у меня такой грешок. А ты чистенькая, свеженькая, будто с облачка спустилась… Хотя уже и не ребенок, знаю я, что с мужчиной уже любилась…

Вот и спрашиваю: согласна ли принять мое покровительство?

- Вы ошиблись… - побледнела Татьяна. – Я – нормальная девушка! Я не такая!

- И потому ты с рабыней минут пять без передышки лизалась?! Дворнику сказки рассказывай! Я все понимаю, я уже не молода, конечно, не такая красавица, как твоя негритянка, но любить умею страстно и жарко! Ты, милая, такой любви и не знала еще! Поди-ка сюда, покажу тебе…

Таня не могла поверить, что это происходит с ней... Но княгиня грубо схватила ее за руку и подтянула к себе. Секунду, - и Таня оказалась в крепких объятиях пожилой аристократки, как игрушка.

- Пустите! – стала вырываться Таня с гримасой отвращения на лице. – Пустите, я сказала! Вы не имеете права! Пустите… пожалуйста, по-хорошему!

- Что, не нравлюсь? Рабыня-то моложе и мягче, да только я властью обладаю немалой! Ну, покорись же разок, не убудет с тебя! – шипела княгиня, пытаясь дотронуться языком до шеи Тани. – Золотом тебя одарю, дорогими нарядами, даже землей, если захочешь! Матерью тебе второй стану! Да ты кто такая, княгине Первой Степени отказывать?!

- Пустите! – Таня выхватила бластер и вырвалась из липких объятий пожилой распутницы, брезгливо вытирая запястьем шею. – Стрелять буду!

- Ишь ты, кобылка необъезженная! – прохрипела со злостью княгиня. – Ты на кого оружие целишь?! Да я сейчас кузена сюда позову, главу Тайной Канцелярии! Покушение на аристократку, тут и до виселицы недалеко! Что ты из себя целку-то строишь?! Ведь во все места уже порченая!

- Да я сейчас сама лучше застрелюсь! – разрыдалась Таня. – Я не продаюсь, понятно вам?! Не продаюсь ни за деньги, ни за земли, я вам не проститутка! И… и я с вашим сыном встречаюсь, мы с ним о свидании договорились. Как вам не стыдно?!

- И потому ты с девкой своей целуешься?!

- Да причем здесь девушка?! Вы же мама его! Вам самой не противно?! Ваш сын такой хороший, а вы..! Как я ему после этого в глаза смотреть буду?!

- Значит и до этого уже докатилось? – похоронным тоном промолвила Жю Карри.

Таня опустилась на кровать, убрала бластер в кобуру и горько разрыдалась. Пристыженная Жю Карри опустила глаза, набросила на плечи простыню, как платок. Налила воду из графина, поднесла безутешной Татьяне:

- Пей! Пей, дура, не трону! Откуда ж я знала, что вы с Кыбо-то и до свиданий доскакались? Что честь его бережешь – спасибо тебе... Ладно, не рыдай ты уже… Ответь честно, как матери его – было у вас что?! Говори! Было?!

- Нет… - прохлюпала Таня… - Мы просто... поцеловались один раз… И он сказал, что дождется меня и поговорит со мной о чем-то важном…

- О том, что помолвлен он! - загремела недовольная Жю Карри. - О том, что он тобой увлекся, как сопляк беспортошный, и позабыл, что летом свадьба у него с девушкой из знатного рода! И что он на помолвке перед Богом слово жениться дал! Увлекся тобой, я знаю, только о тебе и трещит без умолку, да вот только потешились — пора и честь знать! Потому я Кыбо утром велела убираться поживее на свой корабль и голову тебе не морочить! И я ему сказала, что мне ты нравишься! А у него невеста законная есть, будущая жена! Он и не возражал… Дело уже слажено, и мы из-за тебя помолвку расторгать и свой род позорить не станем!

- Как помолвка?! - Таню будто бы ударили в самое сердце. - Как свадьба? Он мне ничего не сказал… Он меня что, просто… вам отдал?

- Это он нехорошо поступил, непорядочно, согласна, - кивнула Жю Карри. - Когда с одной девицей флиртует мужчина, разве же он о невесте-то расскажет? Слово матери закон! Я еще побоялась, что было у вас что-то и понесла ты от него… А раз просто встречались, так это, считай, что ничего и не было! Забудь его!

- То есть как, «забудь»?! - сдавленным голосом спросила Таня. - То есть мои чувства - это игрушка вам?! Поигрался и сбежал?! Пусть в глаза мне это скажет!

- А с чего он тебе должен в глаза говорить?! Вы что, тоже при церкви обет перед Богом давали? Поигрался он с тобой и бросил! Влюбился, увлекся — да, возможно... Но, как бы то ни было, любви вашей не бывать! Не пара вы друг другу! Да и потом, - на кой ляд тебе: княжеский сын? Ты вроде не охотница за богатыми мужьями, бессребреница, деньги за ценность не считаешь… Вот и ищи себе ровню среди своих, куалийцев.

- А если я люблю его?! Если я влюбилась в вашего сына?! Он мне даже по ночам снился!

- А он-то тебя любит?! - со злобной усмешкой спросила Жю Карри. - Я тоже думала, что он мне скажет… Ничего, молча собрался и отбыл, даже письма тебе передать не просил! А кабы любил бы, так взвился бы огнем, копытом землю бил бы: «Матушка, люблю ее, не могу без нее, не тронь возлюбленную мою!» Сам бы тебя подстерег где-нибудь, увез бы тебя, не убоялся бы ни гнева родительского, ни отказа от наследства, ни голода, ни нужды, ни скандала! Когда человек любит, он любой ценой найдет способ быть с любимой! Или хотя бы попытается, потому что любая кара земная в сто раз легче, чем жить без любимого человека! А уж, тем паче, видеть ее в чужих руках! Конем бы помчался за тобой, если бы любил! А он молча собрался, да уехал. Значит, не люба ты ему! И потом… Мне ты хороша как любимица моя, а не как невестка!Зачем моему сыну такая жена — дерзкая, несдержанная, с мужской фигурой, в мужском платье? Над нами весь свет смеяться будет! Да еще и девство до брака не сохранила, с мужчиной во грехе жила! Ладно бы еще с женщиной, я бы и слова не сказала, а раз с мужчиной жила, значит по местным меркам ты — блудница! Женщина молодая должна покорной быть, должна чистоту блюсти, быть чистой до свадьбы и дом супружеский хранить, и детей рожать да воспитывать, да язык за зубами держать, коли не спрашивают! А не кораблем меж звезд рулить, как матрос какой! Да еще и волосы у тебя стрижены! На мальчишку ты похожа, а не на благочестивую девушку! Тебе самой невеста нужна, а не жених!

Татьяна села на кровать от такого унижения, от такой безнаказанного срама и первобытной дикости, разрыдалась горючими слезами настолько жалобно и горько, что надменная и высокомерная княгиня тотчас смягчилась к ней, потеплела душой и решила немного включить заднюю:

- Ты не рыдай давай! Правду тебе в глаза говорю, как есть! И хорошее о тебе тоже знаю! Знаю, что умна ты, сметлива… Такую громадину водить — это надо семи пядей во лбу быть… Моане тебя расхваливала, будто бы и вправду сватала… Знаю, что ты храбрая, как гвардеец, что ее ты собой от взрыва закрыла, что людей спасала из подземной пещеры с чудовищами, что чуть сама там жизнь не отдала… Медаль у тебя воинская есть, за отвагу… Была бы ты мальчишкой — цены бы тебе не было, я бы за тебя дочь мою первая выдала бы… кабы жива она была! Да только имей в виду — ни один мужчина в здравом уме гвардейца в штанах замуж не возьмет! Жена должна быть женственная, а не мужественнее самого мужчины! И по-воровски встречаться тайком с мужчиной у нас — это то же, что и блудить! Таких тоже замуж не берут… Моане и Стелла говорили, что в вашем мире это нормально, что там девицы свободно живут и наравне с юношами работают и учатся…Пусть так! Не по-людски это, конечно, но если у вас так, то в своем мире тебе и надо пару искать, ровню себе. А здесь тебя никогда ровней считать не будут. Либо сверху вниз смотреть будут, либо снизу вверх, но ровней ты здесь не будешь! Да и с Кыбо как бы вы жили? О чем вам говорить-то даже? Он тут по морям, ты там по звездам скачешь! Ну и кому такая семейка нужна? Он и сам это понял, оттого и уехал…

- Знаете, что я вам скажу? - Таня подняла на нее глаза, полные слез и гнева. - А мне и не надо здесь никому угождать! И не собираюсь! Да, правду вы говорите, в моем мире женщина — это равноправный член общества, а не инкубатор, не безъязыкое приложение к мужу и не сексуальная игрушка для распутных светских дам! У меня есть право говорить «да» или «нет», и откатываться назад по линии истории я не собираюсь! Не гожусь я вам?! Ну и пожалуйста! Сама проживу, и без дворянства вашего, и без сына вашего, и без вашего покровительства, будь оно неладно! Сама себе честной службой, если надо, заработаю и на дворянство, и на дом, и ребенка рожу от кого захочу, а не от того, кого мне навязали! Блудница, говорите? А скажу — свободная женщина! И кого хочу, того и люблю, а кого не люблю, с тем я в постель не ложусь и за материальные блага всякие не продаюсь!

- Дура! - закипела Жю Карри, закуривая папиросу, как мужчина. - Дикарка ты! С ней, как с человеком говришь, а она… Хамка невоспитанная! Поди прочь!

- С удовольствием! Сказала бы я вам, да пожилым людям хамить не приучена!

- Вон пошла отсюда, плебейка! - заорала взбешенная Жю Карри. - Иди вон к своей постельной девке и живи с ней!

- Не плебейка, а трудящаяся! - гордо ответила ей Синицына. - И горжусь этим! С кем хочу, с тем и жить буду!

С этими словами Синицына, хоть и в слезах, но и с огромным достоинством выпрямилась, прошла мимо княгини, глядя на нее сверху вниз, подошла к окну, шагнула на подоконник, свесила ноги вниз (чего там, второй этаж!), махнула Жю Карри на прощание и спрыгнула вниз. Раздраженная княгиня наблюдала за этим демаршем, вытаращив глаза и даже испугалась:

- Куда, идиотка?! Убьешься же?!

Нет, не убилась… Подбежав к окну, испуганная Сарре увидела, как Татьяна упала, перекатилась по снегу, встала и, прихрамывая, побрела к дому, торжествующе глядя на свою классовую неприятельницу и прокричав ей:

- Мы, пилоты, к полетам привыкли! Зато не барствуем и на шелковых простынях не спим!

- Дура! Дикарка! - прошипела ей вслед Жю Карри. - Плетки бы тебе, раз сорок! А все же хороша, стерва златовласая! Ведьма будет почище Жю Сет! Сразу видно, в тетушку пошла! Если башку себе не сломает… А ведь сломает, коли мы, старухи, за ней не приглядим… Ну и ладно! Дерзкая пташка слаще покорной клуши-то! А клетку я на тебя найду..!

Злющая и расстроенная Таня, прихрамывая на левую ногу и вытирая слезы тыльной стороной ладони, дохромала до входной двери. Ей хотелось сейчас найти мать Моане и выплакаться у нее на груди, услышать слова утешения…

Она сейчас ненавидела Кыбо. Ее прошлый парень, Мигель Кольцов, хотя бы нашел в себе силы (и наглости) сказать о расставании в глаза. А Кыбо просто удрал от нее, да и, мало того, уступил ее своей мамаше-психопатке! Почти что в рабство продал! А еще дворянин, офицер! Сопля он и маменькин сынок! А мамаша его, самодовольная напыщенная жаба да еще и извращенка! Может и хорошо, что так получилось… Такую свекровь и врагу не пожелаешь!

Уже у самой двери она увидела на белом фоне среди высоких зеленых деревьев, похожих на кипарисы, треугольную черную фигурку. Это была Стелла Жю Сет. Она курила, отвернувшись к сторону вырубки, и подозрительно часто вздрагивала и вытирала глаза. Что-то случилось?

- Товарищ подполковник, у вас все в порядке? – подошла к ней со спины заботливая Таня.

- Татьяна, уйди пожалуйста, Христом Богом прошу! – Стелла закрыла ладонью лицо, ее заплаканный голос был полон отчаяния.

- И у вас тоже все не слава богу? – всхлипнула Синицына.

Возмущенная Стелла с красным зареванным лицом резко обернулась, чтобы отправить непонятливую девицу куда подальше. И увидела, что у Тани глаза тоже на мокром месте.

- А у тебя что случилось? – спросила маленькая начальница, вздрагивая от слезных спазмов.

- Меня Кыбо бросил! Просто удрал и все! А его мать княгиня сказала, что меня никто замуж не возьмет, потому что я неправильная девушка! - Таня умолчала о признаниях Жю Карри и поползновениях в ее сторону, потому что ей было по-девчоночьи стыдно. Да и вообще было очень стыдно за свое сегодняшнее поведение, начиная с утра. Она уж и забыла, что спасла утром две детские жизни.

- Сочувствую, - грустно сказала Стелла. – Они все больно правильные! Ничего, ты еще молоденькая,у тебя таких Кыбо будет… А вот меня Тимофеев бросил. Совсем! И сутки я любимой девушкой не побыла! А я уже о замужестве размечталась, дура!

Сплоченные одинаковой бедой девушка и женщина заключили друг друга в крепкие объятия и принялись рыдать на пару. При этом более низкорослая Стелла макушкой упиралась Таня в подбородок.

- Тебя-то за что? – спросила Таня. – Ты тоже неправильная?

- Хуже! Я гулящая! – прохныкала подполковник КГБ. – И ведь, по сути, без вины пострадала!

- Как это?!

- А очень просто! Тимофеев взвинченный ходил еще после моей встречи с послом Лихтерманом и будто ждал, чтобы на меня сорваться. Он поставил мне условие, что женщин он мне моих прощает, но чтобы больше никаких мужчин со мной не было! Как будто он не знает, что мне уже и те, и другие противны! И вот после совещания договорились мы кофе попить вместе, я осталась в комнате марафет навести, и как на грех, - можешь себе представить? – звонит Севастьянов!

- Кто?

- Севастьянов, молодой руководитель отдела экологии у нас на базе! Да, не спорю, я была влюблена в него, но у него девушка молодая… Я уже с ним распрощалась мысленно, и как дура, в Тимофеева втюхалась! И вот приспичило же ему именно сегодня позвонить!

- И вы ушли к нему от Тимофеева? – раскрыла рот Синицына, с трудом разбирая трескотню Жю Сет, которая от волнения говорила еще и с акцентом.

- Какое там?! Хотя, сердечко дернулось, врать не буду… Но я порядочная девушка, мы с Василием прошлой ночью друг другу в любви признались… Я и думаю, как Севастьянова уже отшить. Не понадобилось! Иван Сергеевич при даме, причем, сошелся с молоденькой гуриассийкой из Богородского! Поэтому он, гад, хилликийский язык учил! Оказывается, я его двенадцать лет назад чуть не усыновила!

- Как это?!

- Когда мы работали в Космоспасе с Иванниковой, мы эвакуировали геологическую партию с П-22-19 в системе Веги. И там была молодая мама-геологиня с сыном Ваней, которому тогда было двенадцать лет... А мне тогда было двадцать шесть! Мама с тяжелой травмой в реанимации, на грани жизни и смерти, а Ваня, получается, один оставался, если бы она умерла! И я решила: если мать не выживет, я его себе заберу. Я еще помню мы в приемном покое сидели, я его в макушку целовала, слезки ему вытирала... Клянусь, Танька, как на духу, никаких левых мыслей, только материнские! Матушка его выжила, мы распрощались… А мальчик вырос и к нам на «Зарю» пришел работать! Только он теперь не Ванечка, а Иван Сергеевич Севастьянов! Он меня помнил, и тоже влюблен в меня был, только не решился мне предложение сделать… А я и понять не могла, почему меня так тянет к Севастьянову?! Вроде и как мужчину его хотела, и тут же стыдилась этого! Почему, понять не могла, но чувствовала, что это моя родственная душа! Он при определенных условиях мог бы моим подопечным стать! А на Гуриассе я бы его просто усыновила бы, там разница в возрасте тринадцать лет достаточна! Вот ведь как судьба оборачивается!

- Обалдеть! – Синицына и забыла про свои слезы от такой мыльной оперы. – И что дальше?

- Он меня даже один раз «тетя мама» назвал в полусне. Представляешь?! А я, как узнала его, что это он мой Ванечка, что он мог моим сыном стать, просто остолбенела! Разумеется, как к мужчине я к нему разом остыла! Но нежность старая проснулась... И назвала его от сердца «милым Ванечкой!» Клянусь, Таня, чисто от материнского сердца, если вру, чтоб мне до утра не дожить! И в этот момент как назло входит Тимофеев, который, сука, конечно же услышал последнюю фразу! Тут и понеслось, - «что за милый Ванечка?!» Я ему пытаюсь рассказать и понимаю, что бред же, никто не поверил бы! И тут он на меня и сорвался, и Лихтермана мне припомнил, и мою бисексуальность, и совести у меня нет ни на грош, и что я с ним играюсь, а сама с другими мужиками встречаюсь, и что я… мягко говоря, неразборчива, в общем, практически нимфоманка! Отелло херов! Слово за слово, я тоже в долгу не осталась от обиды, звонки его девок припомнила… В общем, я с катушек слетела, врезала ему по морде, чуть глаз не выцарапала, и сказала, что больше видеть его не желаю, и чтобы не смел ко мне являться, кроме как по службе! Он пообещал сдохнуть раньше, чем хоть раз ко мне прикоснуться, и сказал, чтобы я у себя в юбке порядок навела! Я!!! Вот так и разлетелось мое счастье! Ведь ни за что пострадала!

- Тетя Стелла? Что этим мужикам вообще надо?! – жалобно спросила Синицына, обильно орошая слезами макушку Жю Сет.

- Не знаю, милая… - тяжко вздохнула Черная Ведьма. – И, наверное, никогда не узнаю… Опять мне Судьба на мое место показывает… Не дано мне простое бабье счастье познать! Как бы ты мою судьбу на себя не перенесла, вот чего я боюсь!

- Я вас люблю, тетя Стелла! – сказала сердечная Таня, прижимая к груди названную родственницу. – И никогда не брошу!

- И я тебя, девочка моя..! Не будь ведьмой! Ну его нахрен…! Одни только слезы и боль!

Закончилось все тем, что две сбитых летчицы добрели до Моане (там по счастью была и Изуми), и бросились рыдаться ей в жилетку. И получился большой такой групповой водопад! Хорошо, что там не было Лана, иначе он безо всякого корабля стартовал бы на родную Болхиа в радиоактивные руины и темные казармы, лишь бы не слышать этого слезоизвержения на шесть персон! Вскоре к ним за каким-то дьяволом приперлась и Жю Карри, узнать, что за вой на болотах. Тане видеться с несостоявшейся свекровью-лесбиянкой не хотелось абсолютно, и она тут же испарилась в свою комнату, где дремала ее измученная трудами Селине. Про сегодняшнюю мерзость Жю Карри молчала, побаиваясь Моане, а сама Таня от стыда умерла бы, но не призналась.

К тому же Стелла с тяжелым сердцем сказала, что завтра она встречается под видом рабовладелицы-заказчицы с Ихеттом, похитителем земных детей, чтобы якобы сделать у него заказ и прозондировать его разум. Васильева она приказала не ставить об этом в известность ни при каких обстоятельствах.

- Стелла, что-то душа у меня не на месте, - боязливо сказала Жю Карри. - Хоть я вам и помогала выйти на него, но… может не стоит? Не доверяю я этому субъекту!

- Я вынуждена это сделать, - сказала Жю Сет. - Помните, что случилось с этой девочкой из Флориды? А где гарантия, что сейчас также не насилуют и не убивают других похищенных? А мы даже не знаем где они! Каждый потерянный день — это новые жертвы! Нельзя больше ждать!

Таня хотела включить Земладу и посоветоваться с ней, как жить дальше. Хотела хоть немножко забыться, расслабиться, полазав по Сети. Машинально она зашла на сайт Международной Коммунистической Ассоциации и… почему-то обнаружила, что ее членоство приостановлено.

- Это что за дела?! – удивилась юная коммунистка.

Она написала одной подруге, но та не ответила. Написала другой — но та без слов кинула ее в бан. Тут Татьяна отправила запрос в администрацию, и с ней на связь быстро вышел робот-админ сайта в виде легендарного борца за свободу 20 века Эрнесто Че Гевары.

- Товарищ Че, что происходит? – спросила Таня. – Почему я отключена от сайта? Я какие-то правила нарушила?

- Товарищ Таня… Я должен сказать вам, что на нашем последнем совете товарищами была подвергнута сомнению ваша честность и следование вами нашим идеалам. Более того, некоторые товарищи нашли причины изобличить вас в предательстве идей прогрессивного коммунизма. Было высказано мнение, что вы недостойны быть членом нашей ассоциации! И подавляющая часть наших товарищей, членов ассоциации, это мнение поддержали.

- Что?! – удивилась Синицына. – Это на каком основании? Пусть эти товарищи выскажут мне свое мнение в глаза и выслушают мой ответ! Что за самоуправство такое за моей спиной? Я хочу поговорить с председателем Ассоциации товарищем Блумером, это мое право! И, по-моему, устав организации запрещает приостанавливать членство без решения Совета.

- Вы с ним говорите, Синицына! Вам прекрасно известно,что я являюсь цифровой копией товарища Блумера, поэтому мои слова – это автоматически и его слова тоже. Сам Блумер сейчас не в сети, а для Совета кворум мы все равно не соберем! К тому же я лично поддерживаю мнение многих наших товарищей, что таким как вы – не место в наших рядах!

- Еще раз спрашиваю: на каком основании?

- На основании вашего родства с гуриассийской крепостницей, барыней и угнетательницей простого народа некоей Муной! Вы сами об этом написали в своем блоге, и не только не осудили ее действия, но и высказали ей поддержку! Отсюда вопрос: что общего может быть у коммунистического авангарда человечества с дочерью феодальной преступницы? Кажется, ее новое имя – Моане?! Наши товарищи уже обратились в компетентные органы, чтобы призвали ее к ответу.

- А причем здесь это? Я в чем виновата?! – Синицына пришла в отчаяние, понимая теперь, почему Жю Сет строго-настрого запретила ей делать какие бы то ни было политические заявления, тем более касающиеся своей личности и личности Моане. – Да, я выкладывала запись о недопустимости огульного обвинения моей мамы… А как быть иначе? Она же мать! Я ни разу не оправдываю ее поступок, я ей уже сама все высказала, но суд действительно должен быть товарищеским, законным, а не средневековым судилищем, когда толпе бросили кость, а она с удовольствием ее раздирает на части! Как-то я так представляю коммунистическое общество! Осуди, - да! - но и помоги! Помоги вернуться к свету, к человечности!

- Вы неправильно себе представляете общество, Синицына, - равнодушно сказал робот в облике Че Гевары. – Преступник, запятнавший себя в страшном преступлении не может быть товарищем! И человек, который ее пытается оправдать, - это человек либо политически слепой, либо откровенный враг всего прогрессивного человечества! Про вас также говорят, что вы на Гуриассе в дворянки заделались! Что с удовольствием научились угнетать местных трудящихся. И трудовой народ вы уже толпой называете!

- Моане имеет хорошие характеристики от командования базой! – не сдавалась упрямая Синицына. – Она помогала ухаживать за ранеными и больными! Она спасла от самоубийства нашего товарища! Она не чуралась любой работы, у нее все руки в мозолях! А у вас, товарищи, тоже руки в мозолях?! Она выступала против рабства и за это ее чуть не посадили в тюрьму! В настоящую тюрьму, в царский застенок, как в старой России! Она уже давно искупила свою провинность!

- Я еще раз говорю: это должен решать уголовный суд Федерации! Я надеюсь, он будет строгим и беспощадным. А вы, Синицына, неужели и вправду не понимаете, что не бывает добреньких и чистеньких классовых врагов! Не бывает раскаявшихся по доброй воле! Такие враждебные элементы общества надо искоренять.

- А я считаю, что долг коммуниста - не только покарать виновного, но и перевоспитать сомневающегося, доказать ему правоту и достоинства социализма-коммунизма, повернуть его к новой жизни! Вы посмотрите на Болхиа, где у каждого первого руки в крови! Есть там раскаявшиеся или нет! – воскликнула Синицына. – Вы хоть раз из радиоактивных руин людей вывозили? Вы в глаза жертвам ядерной войны смотрели?! Они там все ее виновники, но они и жертвы! Или они тоже классовые враги? Они не знали никакой другой идеологии, кроме фашизма, теперь они видят, к чему он привел! Что, их тоже всех в утиль?! И женщин, и детей, и больных?! Наши товарищи на Болхиа считают иначе! И некоторые из них пожертвовали своей жизнью за бывших фашистов…

- Я не знаю, какие у вас там товарищи, которые жертвуют жизнью за фашистов! Может, такие же фашисты? Вы, похоже, окончательно поправели в политическом смысле?! И друзья у вас точно не имеют отношения к нашему движению!

- Мои друзья – боевые офицеры Советской Армии! – стиснув зубы, сказала Синицына. – Кавалеры многих орденов и медалей, герои Советского Союза! Те, кто под красным флагом в бой идут!

- Я бы предпочел прекратить вашу правую демагогию, тем более, что она ни к чему путному не приведет… А Советский Союз с фактически возрожденным старинным сталинизмом можно назвать перспективным коммунистическим государством весьма условно! Хорошо! Допустим, здравое зерно в ваших словах есть… В конце концов, пойдем по вашему пути, - если товарищ заблуждается, нужно дать ему возможность исправиться… Скажите честно – вы признаете себя дворянкой из старой феодальной формации с использованием труда эксплуатируемых трудящихся?

- Нет! Я боевой летчик! Я зарплату получаю! В смысле, пока стипендию…

- Допустим! Вы готовы отказаться от всех богатств и материальных ценностей, которые производятся на планете Гуриасс угнетенными трудящимися массами?

- Разумеется! Они принадлежат народу!

- Вы осуждаете деяния так называемой «госпожи Муны»? Только, пожалуйста, без половинчатых решений! Да или нет?!

- Конкретное деяние я осуждаю!

- Хорошо! Вы готовы написать, что не желаете иметь никаких родственных и близких отношений с данным элементом, носящим сейчас имя Моане? Вы готовы подписать воззвание к справедливому народному суду над ней?!

- Я вам еще раз заявляю, моя мама Моане уже…

- Я сказал – без половинчатых решений и либеральных компромиссов! Или да, или нет!

- Маму я осуждаю, как дочь, но я и люблю ее! - сказала отчаявшаяся Таня. - И бросать ее я не собираюсь!

- А что вам важнее — чувства к угнетательнице или наши идеалы? Выбирайте что-то одно! Двум идолам поклоняться нельзя, и направо, и налево хорошенькой остаться. Либо она ваш враг, либо вы сама такая же!

- Да кто ты такой вообще, рисунок говорящий, чтобы от меня такое требовать?! – сморщила презрительную гримасу Синицына. – Моя мама, какая бы она не была, - моя мама! Я военный летчик, я матерью и Родиной не торгую! Послужил бы ты в «горячей точке», гражданин Блумер, такое бы мне не предлагал!

- Что и требовалось доказать! – торжествующе заявил робот. – Такие, как вы, бывший товарищ Синицына, никакого отношения к авангарду человечества не имеют! Такие нашу цивилизацию только назад тянут, к либеральному капитализму и торжеству феодалов и олигархов! Вы исключаетесь из рядов Международной Коммунистической Ассоциации! Таким, как вы, среди нас не место! Вам запрещается использование нашей символики, либо наша ассоциация привлечет вас к суду. Не позорьте ни святые для нас символы, ни святые идеалы! Вы к ним не имеете никакого отношения!

- А вы Красную Звезду и Ленина тоже своей собственностью считаете? – только и смогла съязвить Таня. - Почем купили права на использование?

Робот-Че Гевара уже ничего не ответил ей. Зато Синицына ошалелыми глазами увидела перед собой надпись на интерлингве: «Вы исключены из международной коммунистической ассоциации без права восстановления». И быстро на мониторе поползла стрелка голосов членов Ассоциации, поддерживающих это решение.

Мир для Татьяны рухнул… Время остановилось… То, что она почитала с особым тщанием, разбилось и осколками посекло ее душу до крови.

В последнем порыве отчаяния Таня схватила со стола ноут с мерцающим экраном и с яростным визгом бросила его об стену. От грохота проснулась перепуганная Селине. Она с перепугу закусила кулачок, видя озверелые глаза своей госпожи. Но что еще больше перепугало служанку, - то, что Таня вытащила из кобуры свой бластер и приставила к виску.

- Я хуже всех, Селине… Я не хочу больше жить… Меня все равно, что обесчестили… Прости меня…

- Нет, госпожа моя... - прошептала сухими от страха губами. – Ой, смотрите, барышня, Кыбо ваш вернулся!

- Где? - Таня невольно повернулась к двери.

Это была ее ошибка, сохранившая ей жизнь. В следующую секунду ей в голову полетела средних размеров фарфоровая вазочка, пущенная меткой ручкой Селины...

- Люди, на помощь! - истерично заверещала Селине, быстро вырывая бластер из бесчувственных рук потерявшей сознание Тани. - Барышня стреляться хотела!