Глава 12. Превышение пределов самообороны (1/2)
Планета Гуриасс, Хилликийское королевство, Имение Сет – г. Киллибур. 5 день Поры Ледяного Камня 2174 года Эры Великого Пророка (20 января 2342 г. по календарю Земли).
Спокойные дни для Стеллы закончились… В девять часов утра (примерно шесть по земному) Стеллу разбудили крики одной из селянок, что в их деревне умирает беременная женщина, которую хочет убить ревнивый муж. Бедная графиня толком не выспалась и заснула прямо на ногах у открытого окна, в которое курила, только что встав с кровати. И чуть не вылетела в это окно с пятого этажа. В последний момент, увидев, как стремительно приближается к ней темное прямоугольное пятно, она очнулась и успела схватиться за спасительные ставни. Зато больно ударилась носиком, хорошо без перелома обошлось!
Наскоро одевшись в боевой скафандр (ей хватило Дракхли и удара по беременному животу от злобной Аррвы Луччи в тридцать девятом) и мобилизовав по тревоге спящую Синицыну, Стелла, петляя вдоль стены «шаг вперед-шаг в сторону», нетвердой походкой вышла на улицу, к аэроплатформе. Татьяна, одетая в летную форму и индивидуальное силовое поле со Стеллиным чемоданчиком, уже была там.
В деревне под названием Ултс, что в пяти милях к северу от миению Сетт, творились совсем не смешные дела. Беременная женщина, орущая диким криком, не могла разродиться из-за неправильного расположения плода, и Стелла поняла, что это надолго. Взяв в руки свой кейс, Стелла заперлась со сходящей с ума от нечеловеческой боли семнадцатилетней худенькой роженицей, орущей громче, чем тревожная сирена на крейсере, в сарае, приговаривая, что сейчас будет делать кесарево, и все будет хорошо. Тане она приказала стоять у дверей сарая насмерть и никого не пропускать. Разумеется, у деревянного строения тотчас собралась толпа селян посмотреть, чем дело кончится, а заодно и на молоденькую куалийку поглядеть. Причем, поначалу они были уверены, что Таня – мужчина.
- Так она девица? – всплеснула руками одна из крестьянок. – Святой Пророк! Да разве можно девице в мужском платье ходить?! Бесстыжая! Бога не боится!
- Вообще-то, это форма, - краснея от смущения, сказала Таня в своем летном комбинезоне, которой было очень неуютно под любопытными и, казалось, недружественными взглядами аборигенов.
А почему молодая женщина зимой рожает в сарае на сене? А вот тут крылась главная причина, с чего все началось. А началось все два часа назад, когда домой поздно ночью от каких-то чертей заявился загулявший, бухой в дымину, муж роженицы и принялся выяснять с пристрастием – а его ли это ребенок в животе? А не нагуляла ли она его от соседа?!
Выяснение отношений быстро перешло в домашнее насилие с применением конских вожжей, в крики и угрозы прикончить и «блудницу» и «весь ее помет» ( в колыбельке кричал еще один ребеночек, годиком старше). Бедная, вся в крови, роженица, схватив первого мальчонку, насилу успела скрыться в сарае, а потом убежала к матери. Вот только родительский дом ее не пустили, - пусть сама с мужем своим разбирается, только внука и забрали, от греха подальше. А дочь на улицу – просто так муж не гневается!
И куда идти в позднюю ночь? Изо всех огней в деревне только две луны на небе светят в прогалинах туч. Бедная женщина попробовала постучать по окнам, но никто не отзывался. Насилу бедняжка дохромала до сарая, где и началось. На крики все же сбежались соседки и послали гонца за барыней. Пропойца-муженек, слава богу, был уже далеко, - видимо, пошел куда-то догоняться. У него шансы в предрассветные часы найти стол и кров были куда выше, чем у одинокой молодой мамы. Такие были нравы в деревнях и селах… Хорошо, что Жю Сет успела почти вовремя…
А теперь Таня стояла возле ворот сарая, испуганно держа одну руку на кобуре, а на нее глазел хилликийский люд. А в сарае диким криком орала бедная женщина, мечтая если не родить, то умереть на месте. Народу было не так уж много, и почти все - любопытные женщины, вставшие пораньше и привлеченные криками
И вот тут-то состоялось явление клопов народу... Муженек на крики пришел, как падальщик на кровь! Видимо, репутация у него в деревне была не самая лучшая, потому что люди, особенно бабы, тут же стали говорить гораздо тише. Народ трусливо примолк, а к сараю подвалили, едва сохраняя равновесие, четыре гоминида с колами и топорами в руках. А у центрового, самого мелкого и плюгавого, в руках было оружие – примитивное железное ружье, которое, видимо, использовало пороховые заряды. Сам муженек был иллюстрацией местного мачизма, - примерно полтора метра ростом, спутанные грязные волосы под шапкой и жидкая бороденка.
- Эй! Что, моя брюхатая в сарае рожает? – проблеял эталон мачо. – А ну, пацан, пшел с дороги! Убью, тварину! Она мне обоих нагуляла! Вон, слышу, орет!
- В помещении проводятся роды, никого не пропущу, - поднапряглась Татьяна. – Согласно приказу графини Жю Сет. Вы пьяны, граждане! Идите, проспитесь!
Ответ не понравился ходячему бородатому гному. У того аж борода зашевелилась и пьяные буркалы выкатились, как у краба.
- Ты прихуел, сука?! В сторону пошел! – завопил «обманутый муж». – Застрелю к хуям! Всех убью! Моя баба - моя вещь! И ее, суку, застрелю вместе с пометом! В каторги пойду, но эта гадина у меня жива не будет!
- Мы ж тебя на эти колья насадим, чушок куалийский! – пробасили компаньоны абьюзера, здоровенные жлобы в тулупах с дубинами. – Уйди, пока цел! И вообще, ты с какой деревни? Не то пацан, не то баба!
- Братишки, да это ж баба!
- А мы тут перед ней распинаемся, как перед человеком!
- Иди хуй соси мужику своему, каланча! Уродка!
Вот тут Татьяне стало обидно. Тем более она никогда в жизни не видела разнузданное пьяное быдло, кичащееся своей силой и желанием издеваться над слабыми. Да еще и самый наглый мачизм и шовинизм. Они же женщину за человека не считают! И молодая москвичка почувствовала, как внутри ее что-то закипает:
- Сосать, говоришь? Я смотрю, ты и сам умеешь! Вот у тебя на бороде что-то белеется! – зло выкрикнула эмоциональная Синицына. – А вы невоспитанные социально неадаптированные маргиналы! У вас тут, я гляжу, приняты однополые отношения между женщинами. Может и вы не брезгуете друг с дружкой.
- Ты нас че, пидорами назвала? Ну все, молись, мокрощелка! И не посмотрим, что ты баба!
- Она куалийка! – попробовала сказать одна из женщин.
- Она покойница! – рявкнул предводитель маргиналов. – Мне похуй! Закопают по-куалийски! Ну все, молись, тварь, своему куалийскому богу!
Таня и сказать не успела в ответ, как раздался выстрел. Она почувствовала не особо сильный тычок в область живота, увидела неяркую вспышку защитного поля, отразившего пулю. Народ ахнул и попятился прочь.
- Беги, милая! Они же пьяные, у них башку сорвало совсем, они ничего не соображают! – крикнул кто-то из толпы.
Пьяный урод смотрел, хлопая глазами глаза, на дерзкую девушку в синем комбинезоне, которой макушкой доставал до подбородка, и звериное торжество на его подобии лица сменилось недоумением:
- Э! А ты че не дохнешь? Че, бессмертная, что ли?!
- Я в защитном поле! – мстительно процедила Синицына. – Имею право предпринять контрдействия для самообороны. Ну все, кабзда вам, братья по разуму!
- Таня, я слышала выстрел. У тебя все нормально?! - встревожилась из сарая Жю Сет по внутренней связи.
- Так точно, товарищ подполковник, все норм! - ответила Синицына, как-то нехорошо засучивая рукава.
- Да ты ж бухая, сволочина! Поэтому я не попал! Вообще стыда нет, с утра бухая! Ты же женщина! Ничего! Счас повторим! - Пьяное быдло шатающимися руками принялось перезаряжать оружие…
Перезарядить ОНО не успело. Татьяна, которая вполне по закону после этого могла бы застрелить агрессора из бластера, вдруг почувствовала, как ярость оскорбленного достоинства раскаляет ее изнутри добела. Стало обидно и за Землю, и за женщин, и за само понятие разумного существа, оскорбляемое этими существами.
А Таня была дочерью не только великого русского, но и не менее великого китайского народа. И неплохо владела боевым кунг-фу. Особенно ей нравится комплекс «Бой танцующих журавлей».
Если даже у хилликийского народа и появится свой Герберт Уэллс, вряд ли он начнет описывать конфликт цивилизаций, который начался у деревенского сарая с обыкновенной пьяной бытовухи. А зря… В этой войне миров тоже было на что посмотреть!
Не ожидая, пока абьюзер перезарядит свое примитивное оружие, Синицына с криком «Хэй», с прямой ногой в челюсть отправила бухого мудака считать звезды. Тот только крякнул, отлетев на пару шагов, и смиренно лег на снег, выронив ружье и с пяток зубов впридачу. Одновременно где-то в дальнем селе грянул первый колокольный звон к заутрене. Наступал эпохальный момент знакомства двух миров…
- Е-ё-ё! – тихо и обреченно протянул один из дружков, понимая, что близятся трудные времена.
- Ну да, - смиренно согласилась Татьяна.- Второй раунд!
И грянула битва миров… Дальше изумленные аборигены с интересом и с безопасного расстояния наблюдали, как под дальний колокольный звон Танцующий Куали-Журавль в лице дерзкой бледнокожей пришелицы метелит и гоняет вокруг сарая всю пьяную честную компанию, матюкаясь по-куалийски, раздавая удары, как леденцы в День Октябрьской революции. Кроме выбывшего в первом раунде отдохнуть главного люмпена, который лежал в снегу, раскинув руки и видел сны о Вечном...
- А куалийка что ж, матушек их знает? – спросила одна из крестьянок свою подружку. – Ой, что она говорит-то! Так она девица или парень? Неужто она их матушек любила?
- Да откуда я знаю! Гляди дальше! Вишь! Еще один полег!
- Ой, рылом прямо в плетень!
- Демоница это, а не девица!
Дружки-собутыльники пьяного домашнего тирана немножко подохренели от такого близкого контакта пятой степени. Они, хоть и были выше и сильнее своих земляков (одного роста и комплекции с Татьяной), но ничего не могли поделать с неистовой куалийкой, которая порхала, как птица-куали на болоте, и метелила руками и ногами, как сто матросов в портовой драке. Тут уж не драка, тут лишь бы ноги унести… Ученица ведьмы, нечистая сила, не иначе!
В итоге собутыльники полегли в разных точках локации «Сарай», мордой в снег. Особенно эффектно Таня вырубила последнего, - подпрыгнув почти на метр, вертанувшись вокруг своей оси, с громким криком «Киай»… В общем, вынесла с ноги так, что бедолага отлетел на добрых полтора метра. И затих, как цуцик, сложив руки на груди, хоть сейчас отпевай!
Бой закончился… Все четыре агрессора бесславно полегли на подступах к сараю. Вокруг валялись лишние шапки, колья и зубы... А гневная Таня приняла позу «Журавль созерцает закат на болоте», восстановила дыхание, выдавливая из легких лишний воздух, протерла раскрасневшееся лицо снегом и вновь заняла позицию у ворот сарая:
- Все в порядке, товарищи!
И хилликийские крестьяне смотрели на нее уже по-другому:
- Девонька, а муж-то у тебя есть?
- Вот погуляй-ка от такой! Или пьяным домой приползи! Враз душу выбьет! – с восхищением говорили куалийские крестьянки в платочках. - Вот бы и нам так же!
- Нет у нее мужика, вот и мучается! – сурово отвечали мужчины разных возрастов, гипотетически примеряя на себя общение с такой вот «женушкой». – Когда баба как мужик одевается, кто же ее замуж возьмет?
- И правильно! - заявила одна из молодых крестьяночек. - А я слыхала, что у куалийцев мужики и бабы перед законом едины! И что баба там может начальницей быть! Так вон, барыня-то начальствует!
- Сказала тоже! То барыня, а ты кто? Быть такого не может, чтобы мужики и бабы едины были! Это же мир с ума сойдет, коли им бабы править будут!
А тем временем женский крик из бревенчатого сарая уже прекратился, его сменил режущий морозных воздух младенческий крик. В Божий Мир пришла новая душа…
Из ворот вышла Жю Сет с красными пятнами крови на перчатках. Стягивая одноразовую защиту, она вытащила сигарету и торопливо закурила:
- Чтоб меня черти взяли втроем! Бедная девчонка, вся исполосована, как на бойне! Нужно в имение везти. У нее большая кровопотеря. Да и с таким ублюдком-муженьком оставаться, уж лучше сдохнуть! Синицына, помоги погрузить ее на платформу! Что тут у вас произошло, кстати? Извини, я отвлечься не могла, я пациентку резала, как цветную бумагу на новый год!
- Барыня-госпожа, да разве ж можно курить женщине? - послышались первые возмущенные голоса. - Какой пример ты нашим бабам подаешь?!
- Я ведьма, мне можно! - парировала Жю Сет. – Вы ведьмы? Нет?! Вот и все… Что тут произошло?
Совместными усилиями Татьяна и жительницы деревни рассказали графине о том, что тут произошло. Жю Сет против ожидания нахмурилась, подошла к каждому поверженному алконавту, проверила пульс. Кроме главного фигуранта, мужа бедной роженицы. Его она сочла просто недостойным своего внимания.
- Что, Таня, других спарринг-партнеров под рукой не было? - хмуро спросила графиня.
- Никак нет, товарищ подполковник! - Таня была удивлена, что Жю Сет не хвалит ее, не одобряет ее победу над локальным злом. - Эти маргиналы хотели на вас напасть и убить пострадавшую! Вон тот в меня даже выстрелил из своего примитивного оружия, и если бы я не была защищена полем, я бы могла погибнуть! Так что чистая самозащита! Я даже оружие применять не стала!
- Молодец… - почему-то невесело сказала графиня. - Слишком много свидетелей… Что-то у меня паранойя разыгралась. Разбираться, Татьяна, всегда лучше без свидетелей!
- Почему? Я не вор и не бандит, чтобы людей бояться, - возразила Синицына. - Мне людей бояться не нужно!
- Ладно, так тому и быть, - махнула рукой Жю Сет. - Народ! Вы этих конченных бы оттащили в сарай или в дом! А то замерзнут нахрен! Хотя... насчет вон того я не против… Сама бы его приговорила своей рукой... гниду! Сейчас… младенца второго заберем, и домой!
- Это… вот так вот дети рождаются в доиндустриальных мирах?! – изумилась Татьяна, помогая выкатить медицинское кресло-антиграв с блаженно спящей крестьянкой, накрытой термоизоляционным одеялом. – Без репродуктивных центров?! Да так же умереть можно!
- Можно, - согласилась Жю Сет, одной рукой прижимая к груди кричащего младенца, завернутого в теплую пеленку-одеяло. – И умирали... Очень дорого каждой женщине дети доставались… А за это может быть «спасибо» скажут… Или еще вероятнее: «Ты рожала, ты теперь и майся!» Хотя… Для женщины это счастье… Ты еще не понимаешь пока…
- Нет уж, спасибо! – скривилась Синицына, внезапно возлагая на лоб и живот знак Молнии, как Моане научила. – Я вообще рожать не хочу! Пока что, по крайней мере… И ведь есть еще на Земле альтернативно нормальные, которые хотят девять месяцев мучиться!
Закончив все дела и накрыв платформы защитным полем, Стелла и Синицына перелетели назад, в имение. Там молодую мамочку Стелла поместила в медблок «Хилликии». А вот новорожденного мальчика она почему-то не дала матери, а поместила в прозрачный контейнер рядом:
- Ни в коем случае! – сказала Жю Сет мамочке. – Будешь кормить, заснешь, можешь собственной грудью придушить. Бывали такие случаи… Покормишь - обратно положишь. Волшебные часы с голосом тебе будут напоминать, когда кормить, а волшебные руки помогут ребеночка пеленать. И изверг, муженек твой, сюда и близко не подступится, его бортовые пушки в пыль разнесут. Уходи от него… Я тебя поддержу.
А дома на вернувшуюся домой с победой буквально набросилась мать Моане:
- Дитя мое, как рада, что вы вернулись! Мое сердце предчувствовало какую-то неприятность… После богом проклятого Дракхли я боюсь таких случаев. Стелла, почему вы не взяли с собой боевого робота? Ой, Тьяне, поставьте меня на место!
Моане поманила к себе Таню, благословила ее и коснулась носом ее щек. Таня от избытка чувств обняла свою хиликийскую маменьку, подняла от пола и завертела, как куклу.
- Все в порядке, мама Моане! – довольно сказала улыбающаяся Татьяна и с гордостью рассказала, как она одна, голыми руками, победила четверых наглецов, которые даже стреляли в нее. Рассказ, однако, не порадовал, а больше расстроил священницу:
- Вот почему мое сердце не знало покоя… Я чувствовала, что там не все в порядке… Вы не должны так рисковать собой! Вы же девушка, а не солдат и не полицейский!
- Я будущий офицер, - сказала Синицына. – И я не могу пройти мимо подобных случаев вопиющей несправедливости! А, тем более, они сами на меня напали, я всего лишь защищалась. Мама Моане, мы живем в век, когда каждая женщина может и должна сама постоять за себя!
- Кому должна? – не поняла Моане. – Женщина должна быть женщиной. Тьяне, пообещайте мне, что вы не будете больше ввязываться в драки, ровно пьяный лавочник! Пообещайте! Ничуть мне не стало лучше, сердце беду чувствует!
Не зря, наверное, говорят, материнское сердце предчувствует беду, грозящую ребенку. Возможно, Моане, искренне, сердцем удочерившая советскую девушку, настроилась на какие-то невидимые волны Мироздания, а может, это все дурное стечение обстоятельств. Но беда не заставила себя долго ждать.
Примерно в полдень, когда о происшествии в деревне Ултс уже забыли и занимались своими делами, сторожа позвали Стеллу с известием, что у ворот имения стоит полицейская машина. Удивленная хозяйка увидела перед воротами полицейский, чадяший черным дымом паромобиль, похожий на большой вагон на тележных колесах с высокой черной трубой. С козел парового чудовища спрыгнул офицер в темно-зеленой шинели с красными шнурами-галунами.
- Прошу немедля позвать хозяйку имения, Ее светлость графиню Жю Сет!
- Я слушаю вас, офицер! – подошла к воротам графиня.
- Сударыня! – Офицер, высокий, ладный темнокожий мужчина с усиками над верхней губой. – Guperace* Хлидер, к вашим услугам. Уполномочен сопроводить вас и вашу помощницу на место преступления!
- Что вы изволили сказать? – Стелла прищурилась, глядя ему прямо в глаза. – Какого преступления?
- Простите… - закашлялся полицейский. – Ваша светлость, скажите… Изволили ли вы сегодня утром, не позднее семи часов, посетить деревню Ултс, одна или вкупе с молодой женщиной, одетой, как утверждают очевидцы, в мужское одеяние?
- Изволила, - не скрывала Жю Сет. – У одной из крестьянок были сложные роды… И в чем мое преступление?
- Не ваше, сударыня, - мотнул головой полицейский. – Вашей помощницы… В общем, старшины деревни обратились в полицию с заявлением, что ваша помощница покалечила человека до того, что он лишился рассудка и твердости в теле.
- Это еще что за новости? – рассердилась Стелла. – На мою помощницу было совершено нападение пьяной компании, и она оборонялась… Насколько мне известно… Я-то в этот момент была с роженицей и успела лишь к шапочному разбору…