…А твои словно незабудки... (2/2)

– Все хорошо, – он словно читает мысли Экхарта и ласковым прикосновением проводит по внутренней стороне бедер, нависая над ним. – Я хорошо тебя подготовлю.

Щеки полыхают так, что могут посоперничать с закатом. Почему-то это звучит так похабно, но в то же время будит неясное чувство нежности в груди.

– Скажи, если тебе будет некомфортно.

Эклипсу было, кажется, все равно. Он подготавливал его ровно для того, чтобы самому комфортно войти. А на удобство Рея ему было плевать.

– М-мх! – ногти юноши впились в сильные плечи мужчины, пока умелые пальцы Винтера двигались внутри, аккуратно растягивая.

– Слишком для вас, милорд Экхарт? – он стонет то ли от удовольствия, то ли от такого его тона, этой дразнящей усмешки. И выглядит он, конечно, невыносимо притягательно, что внутри всё сворачивается.

– Ха-а-а... Н-не-е-ет...

– Да? Тогда, может...? – стон Рейнольда стал громче. К двум пальцам прибавился третий. – Тебе нравится?

– Да-а-а...

Смесь щекочущих, чуть болезненных, но, черт возьми, ебейше приятных ощущений накрывает его с головой, вызывая блаженство, желание растечься, расплавиться в руках Винтера, быть абсолютно податливым и открытым для него, в конце концов, доверить ему всего себя.

Наконец, он вытаскивает пальцы, по которым сочится влага, и приставляет член к его входу. Экхарт пристально и жаждуще наблюдал за действиями возлюбленного, одним лишь взглядом умоляя его не медлить.

– Винте-е-ер! – сладкий стон ласкал слух Вернанди, который, немного помедлив и смерив Рея таким же пристальным взглядом, вошёл до конца, вызывая ещё один, уже громкий и резкий стон.

– Не больно? – уточняет Винтер, тяжело дыша. Несмотря на растяжку, юноша был достаточно узким, за счет чего мышцы плотно обхватывали твердый и горячий орган партнера. Площадь соприкосновения была максимальной, из-за чего ощущения были ярче, сильнее.

– М-не-ет...

С Эклипсом не было таких ощущений. Это было... Не так. Тогда Рею было просто интересно, каково это, и, честно, после первого раза он был разочарован, но не показал виду. Во второй раз он отметил все те сомнительные моменты, которые не давали спокойно наслаждаться. Почти полное отсутствие прелюдии, ласок, банального внимания к нему. Растяжка и подготовка только для того, чтобы Эклипс смог нормально двигаться. Игнорирование желаний самого Рея, словно имеет значение лишь удовлетворение самого Эклипса и его фетиши на подчинение и слезы. Рейнольд не был против подчиняться, но такое отношение Винтера к нему казалось... Непривычным и будоражащим одновременно.

Эклипс безусловно был хорош в сексе и удовольствие приносил, но это делалось... Скорее, из необходимости. Словно поездка на американских горках, которую ты так долго ждал, но когда смог наконец испытать – она оказалась не такой захватывающей, как ты надеялся. Вроде круто, но никак.

А Винтер...

С ним возникало сильное желание отдаться, полностью раствориться в нем, в его ласках и трепетном отношении к себе. Винтер не поскупился на комплименты, заставляя Рея смущенно краснеть, а сердце биться куда чаще. Заботливо спрашивал, больно ли ему, беспокоясь о его состоянии. Уже от этого будто открывалось второе дыхание. Словно вырастали за спиной крылья, способные поднять тебя в небеса. А поездка на американских горках начинает захватывать, приносить удовольствие.

Винтера искренне интересовало не только тело Рея, но и он сам: его душа, чувства, эмоции. Чего нельзя было сказать об Эклипсе. Только сейчас он наконец осознал.

Эклипс лишь желал его, не любил. А чувства Винтера настоящие, чистые, искренние. Он желает и любит его, заботится о нём, отдаёт всего себя без остатка.

От этого в глазах все расплывается. По щеке бежит слеза. Потом еще одна.

– Рей? – мужчина остановился, с волнением всматриваясь в его лицо. – Что такое? Тебе больно?

Будучи не в состоянии отвечать, Экхарт лишь отрицательно мотнул головой и, вывернув руку из ремня – не так сильно Винтер и затянул, в отличие от Эклипса, после которого запястья болезненно ныли ещё долгие пару дней – зарылся пальцами в мягкие белые волосы и притянул ближе к себе.

– Я люблю тебя, – тихо, но твердо произносит Рейнольд, прежде чем поцеловать его. Вернанди замирает в удивлении, но быстро ориентируется и целует его в ответ.

– И я тебя люблю, – шепчет он, оставив след от мягкого укуса на шее, после чего аккуратно стирает слезы с лица Рея и продолжает движения. Слегка меняет положение бедер и входит вновь, отчего юноша в его руках надорвано вскрикивает и выгибается, сжимая в руках простыни.

Он сейчас сойдет с ума.

– Вин... тер... П-прошу... Х-ХА-А! – ритмичные движения без вопросов становятся чаще, резче, даже немного грубее. Мужчина до боли усиливает хватку на мягких бедрах, но эта боль лишь усиливает наслаждение. Откровенные крики Рейнольда становятся только громче.

Сердце бьется все чаще, пламенем страсти горит в грудной клетке, грозя сломать костяную решетку ребер. Ровно дышать не получается – выходят лишь рваные, хриплые вдохи-выдохи. А Винтера достаточно и этого.

В горле пересыхает. Хочется пить. А Винтер не хочет прерываться-отвлекаться от податливого тела под ним.

За окном глубокая ночь, но все равно слышны звуки иногда проезжающих автомобилей, невнятные возгласы пьяниц, шатающихся по улицам, шуршание листьев, срывающихся с веток и уносимых ветром. А восприятие Винтера сужено лишь до любимого лица, голубой кристальной радужки и тонких искусанных губ.

Рейнольд стал его воздухом, его родником, утоляющим жажду, его смыслом жизни, нет — самой жизнью.

Рейнольд стал для него всем миром.

Последние отчаянные движения в надежде пересечь ту самую грань удовольствия — и Эхкарт почти срывает голос, крича заветное имя. Винтер тихо и хрипло стонет, усиливая хватку на его бедрах.

Проходят невыносимо долгие минуты. Мысли юноши тянутся медленно, как янтарный липкий мед, не давая прийти в себя. Не позволяет соображать здраво и тяжелое дыхание любовника, при каждом выдохе опаляя шею, покрытую фиолетовыми розами меток. Оба молчат, но им и не нужны слова. Они понимают друг друга и без них, общаются лишь на языке взглядов и тела. Винтер почти с трепетом целует ключицы. Рейнольд тихо-блаженно выдыхает и зарывается тонкими пальцами в белоснежные пряди. Другой рукой находит ладонь Винтера и сжимает, слепо доверяя, прося стать еще ближе, не физически. Эмоционально.

Внимание. Ласка. Нежность. Любовь. Вот что так не хватало юноше, так не доставало, так упрямо просило сердце.

Поэтому с Эклипсом так и вышло. Он не любил его и не мог дать того, чего просил Рейнольд. А Винтер дал ему все, что только мог, не прося ничего взамен.

– Люблю твои глаза. Они похожи на незабудки.

Память и верность на языке цветов. Рейнольд лишь лениво улыбается и, убирая белую прядь с его лба, отвечает:

– А твои словно сирень.

Моё сердце в твоих руках.