You belong to me (1/2)

В комнате царил приятный полумрак, и Ин Хо терпеливо ожидал, пока связанный игрок придет в себя. Сердце в груди же наоборот нетерпеливо слетало с ритма, когда мужчина рассматривал спокойные черты лица Ки Хуна. Было в этом ожидании что-то сладкое, такое, что даже не веришь, что все происходит на самом деле. Тут, в тишине, в его личных апартаментах на самом высоком уровне комплекса, все прошлое таяло под натиском стен и обстоятельств. Сколько же раз он представлял Ки Хуна рядом, в этом приятном освещении? Сколько раз предавался изнывающим мечтам, на повторе крутя моменты с игроком под номером 456? Боже, спасибо, что в те игры они включили сахарные соты — момент, где камера запечатлела Сон Ки Хуна, стоящего на коленях и локтях, судорожно облизывающего жженый сахар, навсегда впечатался в мозг. Он запомнил мельчайшие детали, и уже без записи с экрана прокручивал в голове кинопленку, закрывая глаза. Знал ли игрок, насколько неожиданно соблазнительно выглядел? О, нет конечно. Тогда его исключительно интересовала сохранность зонтика и собственной жизни.

Но одно дело — представлять, а другое — иметь в распоряжении.

Он еще с первых игр заметил в себе интерес, жадный голод исследователя по отношению к игроку 456. То, как тот проходил испытания, как проявлял милосердие и человечность в столь жестоких условиях, удивляло. Первая же мысль — идиот, глупец, что не понимает серьезности ситуации. Ин Хо с любопытством отсматривал минуты, ждал момента, когда мягкий игрок станет жертвой своих ожиданий, сломается у основания, лишенный веры в людей. Хван ставил на друга детства Ки Хуна — Сан Ву. В нем с начала игр прослеживалась черта, присущая многим победителям — готовность идти по головам, заткнуть голос совести и выживать. Игрок 218 боялся, ломался, хитрил, и это соответствовало ожиданиям. Но в самом конце, когда они, друзья детства, были вынуждены пойти против друг друга и завершить историю предполагаемым, но все-таки желанным для наблюдающих убийством ближнего… Ки Хун и Сан Ву остановились. Мокрые, в песке, стоящие на краю пропасти. 456 решил прекратить игры, добровольно уйти без выигрыша. Он и не нужен был ему после всего, что произошло на острове. Тяжким грузом смертей и вины повис на плечах пласт воспоминаний, от которых не избавиться. 218 же решил по-другому: самоубийство, столь неожиданное и чувственное, привело в восторг спонсоров — драма разворачивалась на их глазах, и они жадно поглощали эмоции победителя, размотанного, раздавленного, поверженного.

Это стало отправной точкой. До этого Ин Хо просто наблюдал за игроком, ему было интересно, в какой момент того раздавит человеческая жестокость. Но каким-то образом он смог перевернуть ситуацию, своим влиянием оказать такое впечатление, что Сан Ву перерезал себе глотку, радуясь за победу друга. Мягкое нутро, живущее в 456, нивелировало, поглотило, рассеяло мрак, и принесло себе в жертву чужую жизнь. Поступок 218 был иррационален и благороден. И заставил Ведущего открыть глаза на отчаяние, что опустилось победой, лишенной радости, на Сон Ки Хуна. Его крики, полные боли, изливающееся сердце и выражение страдания на мокром лице… Это зажгло искру внутри. Поднялось к горлу, заставляя приблизиться к экрану и рассмотреть каждую искаженную эмоциями морщинку.

Хван все топтался у пирса, не решаясь сесть в лодку, отходящую в неизвестные воды. Чужая философия, несломанная доброта, сохранившаяся внутри, вера в лучшее в человеке… Оно было чуждо и незнакомо Ведущему. Его собственные игры сломали его окончательно. Обретя все, что было желанно, он в момент потерял, выйдя победителем.

Не успел.

Выигрыш таял в руках, стерся вместе со смертью жены, зарделся внутри уроборосом. Внутри гуляла пустота, любовно холодила острые углы разбитых чувств, свистела потраченной впустую жизнью. Лишенный всего, потерявший интерес к жизни, он лишь вернулся туда, где преуспел — обратно на арену, покорно надевая маску Ведущего и обретая цель. Нескончаемая боль внутри преобразовалась, склизким и противным болотом встала в душе, пуская начало темным мыслям. Ему не для кого было существовать, свет замкнулся позади, отверг его всем существом и не тревожил мысли. Он отдал свою боль черной маске, скрывая дороги слез.

Маска впитала влагу, голодно впилась в кожу лица, пустила корни на плодородной почве. Личность Ведущего корсетом, прекрасной броней окружила мягкое нутро, дала время на то, чтобы чувства притупились, умерли и пеплом усеяли зловонное болото ненависти, несправедливости и обиды. Ин Хо обернулся обезличенным монстром, лучшей версией самого себя, позабывшей о прошлом.

Судьба отняла у него все. Игры дали возможность окончательно не потерять себя. Он врастал в них, вкладывал смысл и коршуном следил за соблюдением справедливости для игроков — малая прихоть, пламенный привет из прошлых дней.

Люди, попадающие на остров, были лишь жадными до денег тварями, готовыми на все. В каждом человеке сидел пожиратель, готовый заглотить в себя все и чуточку больше. Победители не были победителями, проигравшие — освобождались от мук бесхребетной жалкой жизни. Простая философия, выведенная Фронтменом. Оставалось лишь наблюдать за превращением человека в тварь, поглощать вид новой химеры, взращенной окружающей жестокостью. Внутрь пробирался мрачный и смердящий отчаянием интерес к безобразию людской души. Кокон человеческой маски доброты начинал рушиться уже после первого же испытания, и внутри куколки начинало гнить тело, отравляя зловонным запахом намеренного предательства и открытых пороков.

Желая почувствовать терпкий вкус того же разложения, он даже проводил Ки Хуна в лимузине, поговорил и с жадностью впитал в себя скулящую пустоту и страдание, исходящее от игрока в машине. Хотел убедиться, что все рано или поздно ломаются, скатываются в бездну жестокости и ненависти к себе, прикрываемой насилием к другим.

Сон Ки Хун… Победитель, отвергающий победу. Победитель, не желавший ее. Победитель, наказанный своей победой.

Бесконечно символично все солдаты, гости, да и сам Ведущий носили маски. И то, вполне логично, было продиктовано безопасностью и сохранением тайны личности. Но для себя Ин Хо нашел еще один смысл — маска Фронтмена плотно прилипла к коже, срослась, забирая на себя хладные ужасы, порывы темного и потаенного. Маска отграничивала от мира, скрывала за собой, даруя возможность отбросить прошлое и стать фигурой, действующей рационально — забывая о всем, что делало его Ин Хо, он становился Ведущим. Надевая ее, отказывался от всего, что связывало личность, всего, что ограничивало и заставляло держать в узде. Маска — защита. И даже защита от самого себя, четвертая стена, возведенная в уме.

Зная о жизни Ки Хуна после игр, Ин Хо все никак не мог понять, почему мужчина не уподобился остальным. Почему не наслаждается деньгами, почему не ожесточился за роковые шесть дней, почему живет так, будто наказывает себя? Ведущий еще мог понять первые месяцы, в которые победители неизбежно и кардинально перестраивались, адаптировались к вновь спокойному миру, где не нужно было ждать смерти если не от следующего дня, то от товарища, притаившегося, чтобы задушить или забить. Но даже спустя год мужчина не поменялся: разбитый в хлам смертью друзей, самоубийством Сон Ву и жестокой, долгой и больной кончиной матери, он скитался по улицам, ища стимул жить. Ин Хо, горько смеясь от параллели, связавшей их одинаковой трагедией, делал поправку на мягкий характер игрока и ставил на благотворительность. Ну что же, как поступит Ки Хун? Разочаруется, как и он, возненавидит и перестанет ценить людей, его мир окрасится в серые тона? Подвижная химера накатывающего интереса ждала вердикта, чтобы броситься вперед, либо отступить, тлея на дне глаз разочарованием. И то, что делал игрок 456, остервенело ища встречи с тем, что однажды чуть не погубило, с тем, что отобрало все… О, Ин Хо был в восторге: темная и раздутая голова интереса поднялась из глубин скучающей души, чтобы довольно оскалиться. Ему бросали вызов, кокетливо обещали убить и разрушить все, чем он владел. Желание препарировать и рассмотреть каждый аспект личности Ки Хуна затопило разум. Да, в его вере в человечество все-таки было свое очарование — и этим он подписал приговор, обращая внимание карателя, самого Дьявола в черной маске на себя. Хван Ин Хо не тешил себя надеждами — он не был хорошим человеком, не был героем или злодеем. Принимая всего себя, он не разделял себя на «хорошо» или «плохо». Однако одно он знал точно: то, что было ему интересно, то, что поднимало жар в груди и заставляло чувствовать себя живым, должно было принадлежать ему.

Ин Хо впервые за долгое время познал вкус азарта, интереса, почувствовал, что окружающие люди — не тупые безвольные картонки с предсказуемым сюжетом. Время скрасилось томительным ожиданием. Ему захотелось раскрыть и посмотреть внутрь человека по имени Сон Ки Хун, выяснить деталь, найти то, что держало в номере 456 веру в людей. Хотелось либо низвергнуть того до собственного уровня, умыть философией и показать правду, либо вступить в бой, где искрящиеся аргументы ножами вонзались бы в устои и мнения. Они бы сражались на словах и поступках людей, передвигали шахматные фигуры, примеряли маски ими желанные и отражающие суть, а не вынужденные фальшивые лица. Темное желание держать столь удивительного, противоречивого, сильного человека рядом, удерживать собственной силой и влиянием, заводиться от огня неповиновения и сопротивления, рушило спокойствие и кормило жадность. Да, пожалуй, Ин Хо был в самом деле одержим Ки Хуном — моменты с игроком крутились на экране вновь и вновь, он смотрел на них не моргая и боясь пропустить любую крохотную деталь. Внутренне предвкушал и представлял, какую бурю поднимет присутствие Ки Хуна рядом — только протяни руку, погладь, почувствуй жар кожи, тихое дыхание и уткнись в шею, чтобы ощутить запах.

Ох, сладкий, прекрасный, добрый и улыбчивый Ки Хун. Все еще мальчишка в своих идеалах, но сильный мужчина в их отстаивании. Тот, который не сломался. Тот, который вернулся. Тот, который в итоге останется с ним.

Появление Ки Хуна на играх вновь, его отчаянный, хмурый взгляд, желающий вытащить всех из предстоящей мясорубки — вот, что терзало.

Ин Хо позволил игроку ворваться в собственную жизнь, дал возможность достучаться до самого себя, позволил себе допустить мысль о том, что все еще может измениться. Тьма, заседающая в груди, возжелала движения, захотела обрести себе подобное и родное. Весь вид собранного, готового к бою и сопротивлению мужчины поднимал жаркий огонь, распалял и подгонял на безрассудные поступки. Шальная улыбка скользнула по губам, когда игрок 456 выбежал вперед и взял под контроль прохождение первого испытания. Это было прямым вызовом, показателем силы, и Ин Хо хотелось находиться рядом с Ки Хуном, смотреть прямо в темные глаза и ощущать на себе шторм ярости, понимая, что виновник чувств — он сам. Принять все без остатка и попросить добавки. Смотреть через экран — занятно, похоже на приятную закуску перед обедом. Основная трапеза же находилась на поле, рядом с кровью и потом, алела яркой решимостью разрушить здесь все до основания. С таким Ки Хуном хотелось сражаться, доказать собственную правоту, вступить в игру и выиграть, ошалело посмотреть в удивленные глаза и улыбнуться. До боли необходимо стало быть рядом, пройти путь вместе, приблизиться и войти в те уголки души, где таились, ожидая часа и того, кто мог бы их взрастить, пороки. Притянуть к себе, впиться поцелуем в изумленные губы, постепенно подчиняющиеся напору, и соприкоснуться душами. И Ин Хо, устоявшийся во мнении, что игроки не заслуживают его дорогого внимания, что каждый номер — просто ходячий долг, тело, подгоняемое стремлением к выживанию, принявший игры за собственное детище и работу, эксперимент над человеческой природой — ну что, как в этот раз извернется игрок? — принял решение.

Иль Нам как-то сказал ему, что играть гораздо веселее. Забыл уточнить, правда, что веселее становится только с четким понятием о собственной неприкосновенности, но пусть.

Вставая с удобного мягкого кресла, откладывая стакан с дорогим виски и решая вступить в игру ради одного-единственного человека, Ин Хо четко осознал: он хотел обладать таким человеком. Хотел, чтобы Ки Хун был рядом, противился, ругался, пытался убедить в собственной правоте, желал доказать ему, — Ин Хо — что верить людям еще возможно, ломался под ним и заставлял самого Ведущего прогибаться. О нет, было уже поздно отступать — он стал жертвой очарования и притяжения игрока 456. Голод и жажда разинули свои бездонные пасти, направленные на Сон Ки Хуна, и требовали-требовали-требовали, вихрясь в груди алыми черными дырами. Член в брюках давил на ширинку, посылал от паха приятную дрожь, приписывая низменный интерес, разогревая воображение и подкидывая дров. Закрывая глаза, он представлял, каким жарким у них был бы секс.

Но для начала…

***

Для начала он накинул ветровку с номером 001, продолжил игры и взглянул прямо в глаза желанного без всяких масок и повязок. Взгляд игрока, тяжелый, решительный, столкнулся с томительной бездной и сытым удовлетворением Ведущего.

Он выбрал для знакомства Ки Хуна со своей любовью — жестокой, решительной, темной и устрашающей — личность Ён Иля. Когда-то он был таким, являл себя миру, и Хван выкрутил в самом себе качества, в которых нуждался дорогой Сон. Из уст Ён Иля — его уст, лились слова доверия и веры, мягкости и поддержки. Теплый взгляд 456 скользил патокой по артериям, золотом разливался в болоте души и сладко согревал губы.

Фронтмен был рядом, касался, втирался в доверие, испытывая собственные чувства на прочность — он же втянулся окончательно, да? Касания становились уверенней, взгляд — дольше и пристальнее. Он не мог порой скрыть всей бездны, которая таилась в глазах, и боялся, что многие вокруг все поймут гораздо раньше. О, несомненно, рабочие уже поняли правила игры, оценили приз, приготовленный самому себе Фронтменом. Это была занятная, приятная забава, нужная для того, чтобы Ки Хун осознал всю отвратительную сторону людей. Ин Хо привязывал к себе игрока 456, вязал путами нужных слов и прикосновений, раскрывая внутренности игрока. Ведущий подобрался так близко, как только мог. Слушал голос Ки Хуна, ловил хмурую серьезность, направленную в камеру, и улыбался, любуясь.

Следить за переливами эмоций, чувствовать их отголоски на собственной коже, радоваться и перенимать чужие переживания было до жути сладко. Ин Хо дрейфовал на волнах моря под названием «Ки Хун», смотрел в водную гладь и проводил по той руками, заставляя воду бурлить. И Ин Хо в итоге втянулся еще больше, бросил лодку чахнуть на поверхности, упал в воду, давая себя поглотить. Странно, но под водой влияния и присутствия Ки Хуна стало как-то даже проще дышать. Игрок 456 преломлял в себе свет, концентрировал, все не отпуская интерес Ин Хо, и мужчина чувствовал, как в каждом касании, взгляде между ними бежит искра. Хотелось увидеть шторм в исполнении Сона, обуздать неспокойные воды, поддающиеся сильным рукам.

Плоть взывала к себе, напоминала ночами и рисовала картины, недоступные сейчас. Рядом с объектом своей одержимости Ин Хо никак не мог остановить падение, не мог не смотреть, желать большего и не думать о том, как прижать Ки Хуна к стенке, залезть руками под ветровку с футболкой, кладя руки на пресс, с силой провести по мышцам, вызывая мурашки, и привлечь ближе к себе, увлекая в поцелуй. Сладкие мечты вспыхивали под веками, бороздились особенно страстными моментами в секунды ревности, захватывающей все естество. Любимого не хотелось делить ни с кем, в идеальном варианте — утащить наверх, окружить вниманием и собственным обществом, остаться в уединении стен, где никто не найдет и не потревожит, и остаться на все оставшееся время. Шальные, ужасные мысли о замках, цепях, веревках — они проскальзывали по запястьям, обвивались вокруг шеи Ки Хуна, остающегося в приторном неведении. Ревность душила, обжигала, но была тем, чем Ин Хо довольствовался полноценно: проживал ее он на полную, оставляя наиболее удачные сцены в голове для дальнейшего исполнения в постели. Она заставляла черствое сердце биться, беспокоиться, рваться в бой и отвоевывать свое.

Он еле сдержался, чтобы не выстрелить гребаному Чон Бэ в лоб. Но у него зрела собственная методика приручения Ки Хуна, и для ее исполнения нужны были пленники, ради который хороший мальчик Сон Ки Хун пожертвовал бы собой. Вместо любых оков рядом с Ведущим его удержит желание подарить спокойную жизнь дорогим людям, обеспечить безопасность и стать героем, в какой-то мере прогнуть под себя игру, заставляя повиноваться собственным правилам. Игроку 456 это необходимо — принести себя в жертву ради искупления надуманных грехов. Фронтмен видел это в изломанном изгибе губ и отчаянном желании быть полезным. О, он позаботится о том, чтобы похвала, редко слышимая Ки Хуном, столь сильно нуждающимся в ней, звучала из уст почаще и согревала чувство достоинства игрока. Процесс, запущенный сегодня, будет долгим, тяжким, вязким и сладким для Ин Хо и Ки Хуна. Необходимо было соблюсти исключительный баланс между ненавистью и любовью, филигранно пройтись по чужим страхам, потаенным желаниям и травмам, прокорпеть над каждым сказанным словом.

Ин Хо предвкушал каждый проведенный вместе день. Каждую секунду. Предвкушал, как Ки Хун сломается в его руках от предательства, спасется в миллиметре от отчаяния собственной жертвой и останется монолитом, постоянным обстоятельством в жизни Хван Ин Хо. В будущем они стояли вместе, рука об руку, возможно, проводя собственные игры, возможно — оставаясь в постоянной пылкой конфронтации, но все-таки вместе.

Ведущий покажет игроку 456 всю темноту человеческой души, раскроет каждый уголочек и тыкнет носом, чтобы тот скривился в омерзении. Прокатит на качелях, где от разочарования и обиды за окружающую действительность и природу людей Ки Хун найдет утешение в руках Ин Хо.

Чудовище внутри предвкушающе скалилось, рокотало от удовольствия, и обещало обвить любимого в тридцать три кольца. Ин Хо — далеко не хороший человек. И для того, чтобы добиться желаемого, он готов сделать все.

Даже если в истории Ки Хуна ему и придется сыграть спасителя и злодея.

Это была не просто любовь. То был глубинный интерес, желание распотрошить и собрать заново, присвоить и защищать. Это было больше, чем любовь. Это была одержимость — вязкая, тягучая, сильная, мрачная и звучащая набатом в голове.

И от нее не скрыться.

***

— Ён Иль?.. — аккуратно, неверяще, словно боясь испугать наваждение.

— Хван Ин Хо. Не Ён Иль, — представляется Фронтмен.

Внутри бьются стекла — разлетаются миллионами осколков, полосят каждую частичку души, рвут в клочья доверие и перечеркивают дни, проведенные вместе. Тошнотой скручивается у желудка, бьет молотом по голове и горечью оседает на языке.

— Нет, нет, — качает головой Ки Хун. Падает с коленей, судорожно опирается здоровой рукой позади, боясь потерять из виду Ведущего. — Этого не может быть.

Игрок трет собственные глаза, шумно сглатывает слюну и не может ответсти взгляда от черных омутов, смотрящих на него с терпеливым ожиданием, покровительством. В мозг стрелами влетают все теплые переглядки, рисуется теплая улыбка на сейчас безжизненных устах. Ки Хун завороженно наблюдает за тем, как голова Ведущего клонится в сторону, переводя взгляд с бледного лица пленника на маску, лежащую рядом с рукой на подлокотнике. Ее вид, строгий, отпечатавшийся навсегда в памяти ледяным испугом, неверием прокатывается по телу. Сон вскакивает с пола на дрожащих ногах, едва не спотыкается о стоящий позади стол, отходя на несколько шагов.

— Нет, нет, нет! — громче с каждым разом, со все более нарастающим страхом. — Нет! — отчаянно. — Это не можешь быть ты! Невозможно!

Брови игрока ломаются посередине, сдвигаются к переносице, а губы — дрожат. Ин Хо наблюдает за изменениями в игроке, польщенный оказанному Ён Илю доверию.

— Однако такова реальность, — тихо и спокойно замечает Ведущий, открыто смотря в дорогие глаза.

— Ты предал нас! — обиженно, истерично, все еще не веря. — Играл нами на потеху випам и самому себе… — уязвленно. — Ты же был с нами, слышал наши разговоры, ты поддерживал меня! — Ки Хун стелет громкой интонацией, не в силах сдерживать себя. — Лицемерно праздновал, говорил со мной и даже пытался уговорить людей быть на нашей стороне. К чему же были все ночные разговоры, твоя поддержка, притворство насчет игр и голосования? Ты изначально все знал, с самого начала нажал на круг, продолжая игру и действуя только так, как то тебе было нужно!

— Несомненно, все было так, — кивает Ин Хо.

От столь невзрачной, простой реакции, Ки Хуна бьет дрожь — он хочет ударить Ён Иля, вбить в обивку, узнавая истинную природу. Надеясь, что все происходящее — неправда.

— Однако в игру я пришел только ради одного человека. Ради тебя, Ки Хун, — сообщает Ин Хо, внутренне готовясь к буре.