Часть 16. Трудная неделя. (2/2)

Он снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать» — и опять почувствовал жгучую боль в руке. Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя.

И так пошло дальше. Раз за разом Гарри выводил на пергаменте эти слова, выводил, как ему стало понятно, не чернилами, а собственной кровью. Раз за разом невидимый скальпель вырезал эти слова на его коже, которая потом затягивалась, но только до того момента, как он опять касался пером пергамента.

За окном кабинета Амбридж стало темно. Гарри не спрашивал ее, когда это кончится. Он ни разу даже не поглядел на часы. Он знал, что она смотрит на него, дожидаясь признаков слабости, и не собирался их выказывать, пусть даже придется просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку...

— Подойдите сюда, — сказала она наконец. По его ощущению, прошло несколько часов.

Он встал. Правую кисть сильно саднило. Опустив на нее взгляд, он увидел, что надрезы затянулись, но кожа всюду красная, воспаленная.

— Дайте руку, — промолвила профессор Амбридж.

Он протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до него толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, он с трудом подавил судорогу.

— Увы, увы, увы, результаты пока скромные, — сказала она, улыбаясь. — Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.

Гарри без единого слова вышел из кабинета. В школе было совершенно безлюдно; наверняка уже перевалило за полночь. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать.

У него не осталось сил ни на отработку Заклятия исчезновения, ни на дневник сновидений, ни на письменные работы. Утром он не пошел завтракать, чтобы накатать по-быстрому для прорицаний, которые шли первым уроком, пару фальшивых сновидений. Что странно, компанию ему составил взъерошенный Рон.

— Вечером-то что тебе помешало? — спросил Гарри друга, чей взор дико блуждал по стенам гостиной в поисках вдохновения. Рон, который крепко спал, когда Гарри вернулся вчера от Амбридж, пробормотал, что «делал другое», и, низко склонившись над пергаментом, нацарапал несколько слов.

— Ладно, сойдет, — сказал он, захлопывая дневник — Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новые ботинки. Вряд ли она отсюда что-нибудь этакое сможет вывести. Вдвоем они быстро зашагали в Северную башню.

— А как у Амбридж? Что она заставила тебя делать?

Поколебавшись долю секунды, Гарри ответил:

— Строчки писать.

— Значит, ничего такого страшного? — спросил Рон.

— Да, ничего, — сказал Гарри.

— Кстати... вспомнил сейчас... отпустит она тебя в пятницу?

— Нет, — сказал Гарри.

Рон издал сочувственный стон.

День для Гарри опять выдался скверный. Не отработав Заклятие исчезновения, он в результате оказался одним из худших на трансфигурации. Всю большую перемену ему пришлось потратить на дорисовку лукотруса, а между тем МакГонагалл, Граббли-Дерг и Синистра задали им новые домашние задания, выполнить которые вечером у него не было никаких шансов из-за наказания, наложенного Амбридж. В довершение всего Анджелина Джонсон за ужином снова его поймала и, узнав, что он все-таки не сможет в пятницу прийти на вратарские испытания, сказала, что разочарована его отношением к делу и что игрок, который хочет остаться в команде, должен ставить тренировки выше всего остального.

— Я наказан, ясно тебе или нет? — заорал Гарри ей в спину, когда она зашагала прочь. — Ты думаешь, торчать у этой старой жабы мне приятнее, чем играть в квиддич?

— По крайней мере это строчки, ничего больше, — попыталась утешить его Гермиона, когда он опять опустился на свое место за столом и поглядел на бифштекс и пирог с почками, которых ему уже не хотелось доедать. — Не такое уж страшное наказание.

Гарри открыл рот, потом закрыл его и кивнул. Он не вполне понимал, почему утаивает от Рона и Гермионы, что произошло в кабинете Амбридж. Знал только, что не хочет видеть ужас на лицах друзей, что от этого ему стало бы еще хуже, еще труднее.

Вдобавок он смутно чувствовал, что это должно остаться между ним и Амбридж, что идет их личное состязание воль, и он намерен был лишить ее удовольствия узнать, что он жаловался.

— Сколько домашней работы — это просто немыслимо, — несчастным голосом сказал Рон.

— Не понимаю, почему ты вчера вечером ничего не сделал? — спросила его Гермиона.

— Где ты был, кстати?

— Я был... ну... прогуляться ходил, — уклончиво ответил Рон.

У Гарри возникло отчетливое ощущение, что не ему одному есть что скрывать.

Второй вечер у Амбридж прошел не лучше, чем первый. Кожа на тыльной стороне руки раздражалась теперь быстрее и очень скоро покраснела и воспалилась. Вряд ли, подумал Гарри, она долго будет раз за разом так хорошо заживать. Скоро слова врежутся ему в руку, и Амбридж, видимо, будет удовлетворена. Тем не менее он не позволил себе даже вздохнуть от боли и за все время (она опять отпустила его только после полуночи) не произнес ни слова, кроме «добрый вечер» и «спокойной ночи».

С домашним заданием, однако, положение уже было отчаянное, и, вернувшись в гриффиндорскую гостиную, он, хоть и устал до предела, не пошел спать, а открыл учебники и принялся за письменную работу о лунном камне, которую задал им Снегг. Кончил к половине третьего ночи. Он знал, что написал не ахти как хорошо, но делать было нечего; по крайне мере он сдаст хоть что-то, иначе не миновать нового наказания, на этот раз от Снегга. Затем он кое-как нацарапал ответы на вопросы МакГонагалл, накатал что-то насчет правильного обращения с лукотрусами для Граббли-Дерг, с трудом доковылял до кровати, рухнул на нее не раздеваясь и мгновенно заснул.

***

В пять вечера Гарри в последний раз, как он от всей души надеялся, постучал в дверь кабинета Амбридж и услышал, что может войти. На покрытом кружевной скатертью столике его ждал чистый пергамент, рядом лежало черное заостренное перо.

— Вы знаете, что вам делать, мистер Поттер, — сладко улыбнулась ему Амбридж.

Гарри взял перо и бросил взгляд в окно. Если бы переместить стул вправо всего на какой-нибудь дюйм... Притворившись, что подвигается ближе к столу, он смог это сделать. Теперь ему видно было, как вдалеке летает над полем для квиддича команда Гриффиндора, видны были и полдюжины темных фигур, стоявших около трех высоких шестов с кольцами. Это наверняка были кандидаты во вратари, ожидающие очереди показать, на что они способны. Понять, кто из них Рон, на таком расстоянии было невозможно.

«Я не должен лгать», — написал Гарри. Надрезы на тыльной стороне правой кисти открылись и снова начали кровоточить.

«Я не должен лгать». Надрезы углубились, руке стало горячо и больно.

«Я не должен лгать». По запястью потекла кровь.

Он еще раз улучил момент и посмотрел в окно. Кто бы ни защищал сейчас кольца, он делал это из рук вон плохо. За те считанные секунды, что Гарри осмелился глядеть, Кэти Белл забросила мяч дважды. Всей душой надеясь, что в роли вратаря выступает не Рон, он перевел взгляд на закапанный кровью пергамент.

Он поднимал глаза всякий раз, когда ситуация казалась благоприятной, — когда, например, он слышал скрип пера Амбридж или шорох выдвигаемого ящика стола. Третий из испытуемых выглядел сносно, четвертый ужасно, пятый уклонился от бладжера очень хорошо, но тут же пропустил легкий мяч. Сумерки за окном быстро сгущались, и Гарри не знал, сможет ли разглядеть шестого и седьмого.

«Я не должен лгать». «Я не должен лгать».

Уже весь пергамент был алый от крови из руки, которая очень сильно болела. Когда Гарри опять поднял голову, уже совсем стемнело и на поле для квиддича ничего не было видно.

— Давайте-ка мы с вами взглянем, усвоили ли вы урок, - прозвучал через полчаса мягкий голос Амбридж.

Она подошла к нему и протянула короткопалую, с перстнями, ладонь. Он подал ей руку, и она стала рассматривать слова, врезавшиеся в кожу. И тут его полоснула новая боль, уже не в руке, а в шраме на лбу. Одновременно возникло очень странное ощущение где-то под ложечкой. Он выдернул руку и вскочил, глядя на Амбридж во все глаза. Она смотрела на него, растягивая в улыбке широкий и дряблый рот.

— Больно, не так ли? — мягко сказала она.

Он не ответил. Сердце стучало очень сильно и быстро. Что она имеет в виду — израненную руку или то, что он почувствовал сейчас во лбу?

— Что ж, я полагаю, вы получили необходимое внушение, мистер Поттер. Можете идти.

Он схватил сумку и, как мог, быстро вышел из кабинета.

«Спокойно, — говорил он себе, взбегая по лестнице. — Спокойно, это закончилось...»

Неделя прошла как месяц. До сих пор Гарри и представить себе не мог, что на свете найдется преподаватель, которого он будет ненавидеть больше, чем Снегга. Но, идя в башню Гриффиндора, он должен был признать, что у Снегга появился достойный конкурент. За эти дни каждое занятие с Амбридж было откровенной пыткой; её недовольные взгляды и насмешливое порицание способны были довести до белого каления. Она наслаждалась его страданиями, и это не давало ему покоя. Неужели ей действительно нравилось видеть, как Гарри корчится от боли, словно она была бы чудовищем, питающимся его мучениями?

С той ночи в ванной комнате он даже не встречался с Малфоем, и уж точно ни за что не стал бы рассказывать ему о таком унижении. Пусть слизеринец и пытался столкнуться с ним хотя бы взглядом, Гарри упорно делал вид, что не видит этого.

Гарри неторопливым шагом плелся по коридорам, словно оттягивая момент, не желая столкнуться с кем-либо из сокурсников в гостиной своего факультета. Лестница под его ногами скрипела, и каждая ступенька словно отдавала ответное эхо его плохому настроению. Внезапно его внимание привлек никому не известный портрет, висящий на стене — старая ведьма с метлой в руках, любопытно следящая за ним с закатным светом, отбрасывающим теплый свет на пол. Она казалась такой же усталой, как и он, и в её взгляде Гарри увидел отражение собственного разочарования. Действительно ли он должен был продолжать терпеть это? С каждым шагом его решимость покидала его, словно ветер уносит осенние листья.

Поднявшись на несколько этажей, он наконец видит портрет Полной Дамы, но сделать шаг в её направление ему не дали. Чья-то рука схватила Гарри за запястье и потащила в ближайшую нишу, закрывая их от света факелов. Вздрогнув, Гарри обернулся, его сердце бешено колотилось от удивления. Прежде чем он смог полностью осознать ситуацию, его втащили в темное укрытие. В темноте Гарри различил очертания Малфоя, который приложил палец к губам, призывая к тишине. Гарри выдохнул, удивившись, увидев здесь Малфоя. Он стоял в полутьме, мрачный и напряженный, словно сам стал частью теней. В этом замкнутом пространстве, куда не проникал свет магических факелов, даже его светлые волосы казались тусклыми, словно стесняясь своей яркости.

— Как долго ты собираешься игнорировать меня? — потребовал ответа Малфой, его голос был полон раздражения, но сквозь него пробивался и оттенок беспокойства, заставляющий Гарри почувствовать затянутую недосказанность в воздухе.

— Не знаю, — тихо ответил Гарри, его голос звучал глухо, словно он задыхался под весом тяжелых мыслей. — У меня не было времени поговорить с тобой.

— Правда? Потому что я уже предположил, что ты передумал и решил избегать моего общества, — сказал Малфой, в его голосе появились нотки насмешки, но в то же время в его словах чувствовалась неподдельная тревога. Произнося эту фразу, он сделался чуть более хмурым: напряжение между ними оставалось, как натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент.

Гарри отвел взгляд, не зная, как реагировать. Он совсем не хотел делится с Драко своим наказанием у Амбридж, поэтому он посчитал, что Малфой не обратит на подавленного Поттера никакое внимание. Но, видимо, слизеринец не собирался отступать, и твердо решил выяснить, что творится с его новоиспеченным другом. Непривычная ситуация, когда они оказались в такой близости, сбивала его с толку. Время словно остановилось, и в этом укрытии они могли быть просто мальчиками, обеспокоенными тем, что переживали в своих сердцах.

— Прости... просто неделя трудная. — пробормотал Гарри, чувствуя, как внутри него вскрывается уязвимость.

— Что у тебя с рукой? — неожиданно спросил Драко, его взгляд резко опустился к запястью Гарри.

Гарри, который только что почесал затылок свободной от сумки правой рукой, попытался спрятать ее, но преуспел не больше, чем с домашним заданием.

— Да ничего, порезал просто... — пролепетал он, но его ответ звучал неубедительно, даже для него самого.

Однако Малфой не дал его отговорке сойти с рук. Он резко схватил Гарри за запястье и поднял его кисть на уровень глаз, повернув к себе тыльной стороной. Долго он молча пялился на слова, вырезанные на коже, словно пытаясь понять, как эти метки могли оказаться на его руке. Наконец, разочарованно отпустив руку, он посмотрел на Гарри с обеспокоенным выражением на лице.

— Что это? — настойчиво переспросил он, в его голосе явно звучало сомнение и стремление добраться до правды.

Гарри заколебался, но понимал, что скрывать истину сейчас было глупо. Его уже поймали, и он, поддавшись эмоциям, начал рассказывать слизеринцу всю правду о часах, проведенных в кабинете Амбридж.

— Да она просто сумасшедшая! — возмущенно прошептал Драко, и у Гарри в груди стало теплее от его поддержки. — Нужно послать письмо в министерство!

— Нет, — быстро ответил Гарри. — Этим я только обрадую Амбридж, это значило бы, что она меня достала. Не хочу.

— Достала? Но нельзя же ей это спускать! — воскликнул Драко, его голос полон решимости и негодования. Он начал нервно переминаться с ноги на ногу, явно не понимая, как может быть иначе.

На мгновение повисла тишина, и оба мальчика затаили дыхание, осознав, где они находятся, стараясь услышать, не подслушивает ли их кто. Мрак неподвижного укрытия заполнил пустоту, в которой даже шорохи от их одежды звучали громко. Драко поставил себя в опасное положение, поднявшись на чужой этаж в такой час, да еще и находясь на расстоянии меньше метра от Поттера.

— Ты беспокоишься обо мне? — мягко спросил Гарри, его голос теперь звучал по-другому. Вопрос, словно трепетная птица, вырвался наружу, врываясь в пространство между ними и заставляя замереть оба сердца. Драко на мгновение застыл, его глаза расширились от неожиданности, и он почувствовал, как путались его мысли.

— Почему бы и нет? — произнес Драко, хотя в его голосе не было привычной уверенности. Вопрос вырвался, словно нечто призывное, заставляющее его осознать, что это не просто игра. В этом мгновении они оба поняли, что их отношения могут быть гораздо более сложными, чем они когда-либо полагали.

Гарри слегка приподнял брови, удивленный и одновременно ободренный этим непривычным поворотом. Он чувствовал, как его сердце забилось быстрее, и внутри него закралась надежда.

— Неужели я настолько стал тебе нравиться? — произнес Гарри, выдавливая неловкую улыбку.

Драко, казалось, не знал, что сказать; его взгляд скользнул от Гарри к стенам укрытия, где тени прятали их от мира. Он вздохнул, его обычно уверенные черты лица стали более уязвимыми.

— Нет. —отрезал Малфой, его ответ прозвучал резче, чем он хотел. Но он знал, что это неправда, и уловил, как щемящее чувство, которое пытался скрыть, проступило на поверхность.

Гарри кивнул, хотя внутри него засела искорка уверенности. Они действительно были на разных сторонах, но это не мешало им быть собой, иметь свои чувства. Эта запретная необъяснимая связь почему-то нравилась Гарри, и он почувствовал, как мир вокруг начинает распадаться на кусочки, даруя ему возможность увидеть в Драко что-то большее, нежели просто соперника. Тень в глазах Малфоя постепенно исчезала, открывая новые грани его личности, излучая тепло, которого Гарри никогда не видел.