Глава 6: "Утренние газеты" (2/2)

— Я строила эту империю двадцать лет, — голос Миранды звенел от сдерживаемых эмоций. Она поднялась из-за стола, и солнечный луч высветил серебро в её волосах. — Двадцать лет безупречной репутации. И теперь...

— И теперь что? — мягко спросила Андреа, делая ещё шаг вперёд. — Что именно вас пугает, Миранда? Не сам факт фотографии — мы обе знаем, что Стивен может придумать и похуже. Вас пугает то, что на ней правда.

Повисла тишина, густая и вязкая, как мёд. Найджел затаил дыхание, наблюдая за тем, как эти две женщины смотрят друг на друга через письменный стол, словно через пропасть.

— Эмили, — наконец произнесла Миранда, не отрывая взгляда от Андреа, — свяжись с юристами. Немедленно.

— Найджел...

— Останусь здесь, — твёрдо сказал он, удобнее устраиваясь в кресле. — И даже не пытайся меня выставить.

Тень улыбки мелькнула на лице Миранды — такая мимолётная, что её можно было принять за игру света.

— Андреа, — она произнесла это имя иначе, мягче, словно пробуя его на вкус, — вы действительно не понимаете. Это не просто скандал. Это...

— Это ваша жизнь, — перебила Андреа. — И только вы решаете, как на это реагировать. Но прежде чем вы примете решение, которое, возможно, разрушит что-то важное... — она достала из папки другую газету. — Взгляните на это.

На развороте The New York Times была статья о женщинах-руководителях в медиа-индустрии. Фотография Миранды занимала центральное место — тот самый снимок с благотворительного вечера, где она, в платье от Valentino цвета красного вина, выглядела как настоящая королева.

— Читайте, — тихо сказала Андреа.

Миранда взяла газету, и Найджел заметил, как дрогнули её пальцы:

”В эпоху, когда аутентичность становится новой валютой, Миранда Пристли остаётся загадкой. Её профессиональные достижения неоспоримы, но именно человеческое измерение её личности вызывает наибольший интерес. Способность оставаться верной себе в мире, где имидж часто затмевает суть, делает её не просто иконой стиля, но символом новой эры в медиа-бизнесе...”

— Это вышло сегодня утром, — пояснила Андреа. — За час до того, как Page Six опубликовал свою грязь. Угадайте, какую статью будут обсуждать на советах директоров по всей стране?

Найджел не смог сдержать улыбку. Это было красиво разыграно — почти как партия в шахматы.

— Вы подготовили это заранее, — это был не вопрос.

— Конечно, — кивнула Андреа, и в уголках её губ появилась едва заметная улыбка. — Найджел предупредил нас о возможной утечке ещё вчера вечером. Я сразу же связалась с Джессикой Пирсон.

Миранда чуть приподняла бровь — это имя было хорошо известно в определённых кругах. Джессика Пирсон считалась одним из самых влиятельных адвокатов Манхэттена, её услуги стоили целое состояние, а список клиентов был настолько эксклюзивным, что попасть к ней на приём считалось практически невозможным.

— Джессика... — Миранда произнесла это имя с лёгким удивлением. — Как вам удалось?

— У меня остались связи со времён работы над системами безопасности крупнейших юридических фирм, — пояснила Андреа. — Джессика лично занимается этим делом. У неё уже есть запись разговора Стива с фотографом — очень познавательная беседа о суммах и сроках. А также, — она сделала паузу, — доказательства того, что это не первая его попытка организовать подобную провокацию.

Миранда медленно опустилась в кресло. Солнечный луч скользнул по её лицу, высвечивая едва заметные морщинки у глаз — следы улыбок, которые она так редко себе позволяла.

— Так что, — Андреа положила руки на стол, чуть наклоняясь вперёд, — мы можем либо прятаться и отрицать, доставляя Стиву удовольствие, либо...

— Либо быть собой, — закончила за неё Миранда, и что-то в её голосе заставило Найджела вспомнить тот давний разговор о парижских фотографиях.

— Мне кажется, — осторожно произнёс он, — пришло время перестать бояться собственной тени.

Эмили у стены замерла, её силуэт отчётливо вырисовывался на фоне залитого утренним светом окна. В воздухе повис аромат её духов Chanel №5 — тонкая нота элегантности, странно диссонирующая с напряжением момента. Её пальцы, унизанные тонкими серебряными кольцами, нервно теребили край шелкового шарфа Alexander McQueen — любимого, подаренного Серeной на прошлое Рождество.

— Я... — начала она, и что-то в её голосе заставило Миранду поднять взгляд. — Мне нужно ответить на звонок из юридического отдела, — последние слова прозвучали почти как извинение, словно сам факт необходимости покинуть кабинет в такой момент причинял ей физическую боль.

Она двинулась к двери тем особенным скользящим шагом, который отточила за годы работы в Runway — безупречная грация под давлением, элегантность как форма выживания. Но у самого порога на мгновение замешкалась, её рука, лежащая на дверной ручке, дрогнула, выдавая внутреннюю борьбу.

— Миранда... — прошептала она так тихо, что это могло показаться игрой воображения, затем поймала предупреждающий взгляд Найджела и, резко выпрямив спину, вышла из кабинета.

Стук её каблуков — безупречный ритм профессионализма — затих в глубине коридора, оставив после себя шлейф недосказанности и той особенной преданности, которую невозможно выразить словами.

Найджел поднялся, разглаживая несуществующие складки на своём пиджаке от Brioni.

— Знаешь, — сказал он, глядя на Миранду, — иногда самое страшное — это не то, что о нас подумают другие. Самое страшное — это упустить шанс быть счастливым.

Он направился к двери, но на пороге обернулся:

— И Миранда... Элизабет тогда тоже боялась. Может быть, поэтому вы обе до сих пор жалеете о несделанном шаге.

Дверь за ним закрылась почти беззвучно. В кабинете остались двое — Миранда, сидящая за столом, и Андреа, стоящая напротив. Между ними лежали две газеты — два разных взгляда на одну жизнь.

Где-то в коридоре Эмили разговаривала с юристами, Найджел, вероятно, уже набирал номер своих источников в прессе, а за окном Нью-Йорк жил своей обычной жизнью. Но здесь, в этом стеклянном аквариуме на вершине небоскрёба, время словно застыло.

— Я не Элизабет, — тихо сказала Андреа. — И это не Париж.

Миранда подняла глаза, встречаясь с ней взглядом:

— Нет. Вы не она. И именно поэтому...

Она не закончила фразу. Но что-то в том, как она смотрела на Андреа, говорило больше всех непроизнесённых слов.