ГЛАВА 60. "Мне отмщение и Аз воздам" (1/2)
ГЛАВА 60. «Мне отмщение и Аз воздам»
Раннее утро 7 сентября 1989 года.
Где-то между Брамафаном и Пон дю Лу
— Todo está bien… se acabó… ¡Estamos a salvo! (1) — шептал Самум, обнимая рыдающего Колумба, уткнувшегося ему в плечо, и предостерегающе покачал головой, едва Руди сделал ревнивую попытку подойти поближе.
Колонна замедлил шаг, но не остановился и с плохо скрытой обидой в голосе позвал:
— Анхель!..
Да, парень, вытащенный ими с живодерни Пуни, трясся и плакал после пережитого, да, парня было жаль — но в душе и теле Руди тоже дрожал и ныл каждый нерв. На его ладонях еще оставалась пыль, перемешанная с кровью врага, и сердце колотилось так, что светлеющее предрассветное небо казалось чернее чернил… Анхель был ему нужен как воздух, даже еще нужнее. Он точно знал — просто не мог ошибаться! — что нужен Анхелю больше всех остальных. Взгляд возлюбленного подтверждал это, но губы прошептали кроткую просьбу:
— Дай мне еще минуту, хабиб… — и Руди, не в силах отказать, кивнул.
Вито стащил чертов шлем, приблизился к брату, пошатываясь, как пьяный, перехватил его на ходу, обнял дрожащими руками и пробормотал:
— Мы ведь живы? Это все действительно с нами произошло? Или я до сих пор валяюсь в бреду на больничной койке? Скажи мне, Акула!
— Ты не бредишь… — на более пространную речь Руди сейчас не был способен.
— А мне все кажется каким-то нереальным… даже ты… Ущипни меня как следует!
Руди помотал головой и наотрез отказался причинять Прилипале даже пустяковую боль. Крепко обнял и взъерошил волосы на макушке, хотя черные кудри брата, едва освобожденные от шлем-маски, и так топорщились, как иглы дикобраза.
— Нет, ущипни! — настаивал Вито. — Я хочу проснуться и поскорее забыть этот кошмар…
— Кошмар? Посмотри на этого парня — вот кто выживал в кошмаре годами… — Руди кивнул в сторону Колумба, чье тело было покрыто свежими ссадинами и старыми шрамами, словно татуировками. Он искренне сочувствовал парню, но его все больше злило, что Анхель предпочитает утешать товарища по несчастью, и по-прежнему сидит с ним рядом на подножке минивэна. И еще он злился на себя за то, что в такой момент проявляет эгоизм и ревнует — но ничего не мог с этим поделать.
Вито, поглощенный своими переживаниями, не заметил, что голос брата звучит немного нервно, и горячо воскликнул:
— Оххх… ну зачем ты про него сейчас напомнил! Меня до сих пор мутит от той сцены!..
— Хочешь попросить прощения?
— Еще бы!..
— Тогда присядь рядом с ним.
— Думаешь, он не будет против?..
— С чего бы ему возражать?
— Я ведь помешал этому храбрецу разнести череп подонку… и что вышло? Вонючий гад чуть не засек его бичом у нас на глазах!..
— Зато теперь ему бича не поднять! Эта мразь больше никогда и никого не сможет и пальцем тронуть… А ты… ты не хотел ему навредить, ты спасал всех нас… и его тоже спас! Так что давай-ка, давай, посиди с ним и поговори! — Руди настаивал, наконец-то найдя повод вырвать Анхеля из объятий Колумба — и забрать его, увести за собой.
Вито повиновался и подошел к минивэну.
Пока брат осторожно отцеплял пальцы освобожденного раба от шелкового жилета Анхеля, пока Анхель ласково уговаривал Колумба и менялся с братом местами, Руди не удержался и все-таки бросил жадный взгляд туда, куда давал себе слово больше не смотреть…
На дороге, рядом с передним колесом минивэна, уткнувшись лицами в асфальт, по-прежнему неподвижно лежали оба охранника с виллы Пуни. Руди не хотел проверять, живы ли еще эти уроды после того, как они душили их цепями. У него перед глазами снова замелькали яркие блевотные картинки короткой и жестокой схватки в салоне машины.
Сигналом к началу послужил хлопок от лопнувших баллонов, не переживших наезда на замаскированного ветками «скорпиона» (2). В то же мгновение Пуни, до последнего момента не заподозривший коварства в своем приятеле, получил от него укол шприцем в бедро. Палач дико закричал и попытался отстегнуть ремень и выпрыгнуть на ходу, но не тут-то было. Дирк навалился сверху и держал свою жертву мертвой совиной хваткой. Пуни ревел и дергался под ним, в попытке добраться до шокера на поясе, но доза была большая, укол подействовал быстро и все мышцы негодяя вскоре превратились в желе.
Руди и Вито выполняли свою часть задачи: разомкнув бутафорские браслеты, набросили цепи на шеи охранников. Те, хоть и не ожидали нападения, сопротивлялись отчаянно и пытались дотянуться до оружия или шокеров. Тогда к братьям присоединились Анхель и Колумб, и они вчетвером сдерживали двоих церберов своими цепями, пока Дирк, закончив с Пуни, не вкатил каждому по лошадиной дозе релаксанта.
Борьба закончилась в считанные минуты. Едва конвоиры затихли, а минивэн на одних ободах скатился на обочину и заглох, Руди и Вито освободили Анхеля и Колумба от настоящих оков. Безумная радость захлестнула всех, но вместо того, чтобы насладиться ею, сжать Анхеля в объятиях, ответить на его поцелуи, Руди оттолкнул любимого и хрипло прорычал:
— У меня есть еще одно дело!
— Стой, хабиб! Не надо! — полетело ему в спину, но Руди тогда даже не обернулся. Не сдержать клятву, данную самому себе, он просто не смог.
То, что он сделал потом, вспоминать и вовсе не хотелось… но это было сделано.
Колонна одним рывком вытащил обездвиженную тушу Пуни из салона и швырнул на дорогу, не чувствуя тяжести, поглощенный жаждой немедленной кровной мести. Подобрал с обочины подходящий камень, врезал что было силы по паху насильника, и бил до тех пор, пока на штанах не проступило темно-красное пятно. Но этим Родольфо не удовлетворился — перехватив камень поудобнее, он принялся дробить садисту пальцы на обеих руках, расплющил массивный перстень, и остановился лишь когда превратил кожу, мышцы, суставы и кости в кровавые ошметки.
Адская боль от справедливой казни совершенно помутила рассудок Пуни. Он орал и визжал не переставая, так что Руди испытал огромный соблазн нарушить данное Мертенсу слово и заткнуть негодяя навсегда. И уже занес руку, чтобы обрушить сокрушительный удар на перекошенную пасть Пуни… но отчаянный крик Анхеля:
— Руди, нет! Умоляю! Не пятнай свою честь! Он не стоит того! — остановил неминуемое возмездие.
Этого мгновения Дирку хватило, чтобы вмешаться и буквально заслонить ублюдка собой:
— Нет, Родольфо! Я не дам тебе совершить грех убийства! Теперь он мой, ты поклялся отдать его мне живым! Сдержи слово! — и то ли из милосердия к изувеченному врагу, то ли из сострадания к остальным, вынужденным слушать утробный вой Пуни, вырубил того еще одним уколом.
Жажда мести была утолена не до конца, но Руди вдруг ощутил в ней привкус отравы… Неодолимое отвращение обожгло ему нутро, а стоило взглянуть на свои руки, перемазанные кровью — и к горлу подступил болезненный рвотный спазм.
Руди выронил камень, ринулся к ближайшим кустам и согнулся пополам…
Встревоженный Анхель хотел пойти за ним, но его с двух сторон удержали Колумб и Вито:
— Оставь его!.. Оставь!
— Пусть остынет немного…
Зараженные яростью Родольфо, они и сами поначалу превратились в грозных ангелов мщения. Вытащили из машины обоих церберов, намереваясь точно так же воздать им по заслугам, но, увидев, что Руди вытворяет с главным палачом — застыли на месте с камнями в руках, и в ужасе наблюдали за сценой расправы, а когда она закончилась, растеряли весь гневный запал…
Когда Колонну немного отпустило, к нему подошел Мертенс, как-то вдруг резко постаревший, с усталым посеревшим лицом, и протянул фляжку:
— Сделай пару глотков, это поможет…
Обжигающий травяной настой на спирту, с полынным и пряным привкусом, смыл желчную горечь, освежил рот, успокоил спазмы и заставил кровь в жилах немного затихнуть.
Руди вытер губы и хрипло спросил:
— И что… теперь? Что ты намерен делать с этим отребьем?
— Передам братьям-траппистам, они отвезут его в аббатство Орваль. (3)
— Ты в своем уме? Какое, к херам, аббатство!.. Еще в санаторий его отправь, блядь!
— Ты не знаешь, что такое настоящий траппистский монастырь… и монастырская тюрьма.
— И чем такая тюрьма хуже обычной? В Тулоне тоже ведь не курорт!
— По сравнению с подземельем в Орваль, тюрьма Санте (4) — санаторий класса «люкс»! — усмехнулся Дирк и счел нужным пояснить:
— Мы заключаем в такие места преступников, для которых светское правосудие ничего в сущности не меняет. Или может вынести слишком мягкий приговор за недоказанностью большей части преступлений. К тому же, если Борк попадет в обычную тюрьму, пусть и пожизненно, то останется в ней все тем же отморозком и садистом, худшим среди худших.
— А в вашем аббатстве превратится в святого с нимбом! — едко пошутил Руди, все больше сожалея о том, что позволил Анхелю и Дирку остановить себя в последний момент.
— За такой исход не ручаюсь, но в монастыре у него будет больше возможностей для деятельного раскаяния. Мы следуем не принципу талиона, а закону Божьему. «Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от злого пути своего и жив был». (5)
— Кто это — «мы»?
— Тайная полиция Ватикана.
— Что?!
— Орден иезуитов.
— Ааа, наследники святой инквизиции… Подожди… здесь что-то не так! Он же не какой-то там беглый монах, а самый настоящий преступник! Работорговец и жестокий палач! Разве Ватикан не должен передать его в руки полиции и светского суда?
— Увы, в прошлом Рейнольд Борк принял духовный сан, которого пока еще не лишен. И потому он будет держать ответ перед церковным трибуналом, за все свои деяния по совокупности. К тому же, у церкви есть и другие причины не допускать полицию к этому делу… пока, во всяком случае… но тебе о них знать не стоит.
Колонна по-прежнему не спешил радоваться, и Мертенс дружески похлопал его по плечу:
— Даю слово, приговором настоящего священного трибунала ты останешься удовлетворен.
— Не надо решать за меня, месье инквизитор! — Руди сбросил с плеча чужую руку и резко заметил:
— Я буду удовлетворен, когда узнаю, что мерзавец подох, труп его сожжен в печи и прах развеян по ветру!
— Рано или поздно так и случится, поверь. А до этого момента брата Рено ждет трудный, скорбный и полный лишений путь искупления в одной из самых строгих обителей, куда нет доступа никому из мирян.
— Нет, я не считаю это справедливым наказанием для такого негодяя! Разве посты и молитвы хоть как-то исправят содеянное им, искупят его вину?
— Не знаю. Возможно, да. Не нам, смертным и грешным, судить об этом. Знаю одно — его казнь точно никого из погубленных им не воскресит и ничего не исправит. А убив его, ты сделал бы из преступника жертву.
Осознав что так оно и есть, Руди внутренне похолодел, и, принимая правоту собеседника, опустил взгляд. Мертенс с легкостью считал признаки душевного смятения и проговорил очень мягко и тихо:
— Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо говорит Господь: Мне отмщение, Я воздам. (6) Смирись с Божьим судом, Родольфо, смой со своих рук кровь, которую пролил, и ступай с миром… Твой друг ждет тебя.
Мертенс осенил Родольфо крестным знаменьем, и, перебирая четки в виде черепов, трижды прочел Pater nostrum. Руди склонил голову, прошептал:
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen… (7) — плечи и спину начало отпускать дикое напряжение последних часов, сердце немного замедлило бег и дышать стало чуть полегче.
Пока они разговаривали, к месту вынужденной остановки подъехал темный фургон, из него вышло трое монахов в белых хабитах (8) и черных накидках. Двое тут же занялись оказанием первой помощи обезвреженным преступникам, третий учтиво, как старого знакомого, приветствовал Дирка и отвел его в сторону для беседы…
Руди же почувствовал, что медленно возвращается в мир живых, и все, чего он хотел — приблизиться к Анхелю, увести его подальше, в густую предрассветную тень апельсиновой рощи, и наконец-то остаться с ним наедине.
****
Небо на востоке посветлело, но до восхода солнца было еще далеко, и в роще, под кронами густо разросшихся апельсиновых и лимонных деревьев, перемешанных с эвкалиптами, царила сиренево-серая мгла и клубился туман. Руди и Анхель, прижавшись друг к другу плечами и сплетясь руками, медленно двигались вперед, словно души в царстве теней.