ГЛАВА 58. Алмазный принц (1/2)
ГЛАВА 58. Алмазный принц
Ночь с 6 на 7 сентября
Вилла «Священный трибунал»
Я хочу тебя в моем раю
в моей стране люди живут счастливыми
даже если у них нет разрешения
Если я люблю тебя, это потому,
что ты моя любовь, мой сообщник
и все такое
и на улице бок о бок
нас намного больше, чем двое.
(Марио Бенедетти)
Проклятая черная маска, несмотря на широкие прорези для глаз, существенно ограничивала обзор. Корни волос, гладко зачесанных вверх и на затылке стянутых безжалостной рукой Дирка в крепкий узел, нещадно болели. Боль напоминала отвратительный зуд, разлитый по всему скальпу, от затылка до лба. Справиться с этой бедой у Руди не было никакой возможности — потому что пришлось бы стащить с головы весь чертов кожаный шлем, и… немедленно оказаться разоблаченным.
Вдобавок Мертенс настоял, чтобы Колонна сбрил бороду и усы. Руди безропотно пожертвовал своим природным украшением ради Анхеля, но теперь вся нижняя часть лица стала противно лысой, голой, как у женщины или незрелого мальчишки. Ощущение было унизительным. Он на собственном горьком опыте проверил утверждение Самума, что на Востоке мужчины скорей согласятся потерять конечность, чем бороду…
К концу ужина Руди и Вито успели изрядно устать, хотя ничего сложного не делали — стояли попеременно на коленях или сидели на пятках. Время тянулось бесконечно…
Мертенс всего один раз позволил «рабам» встать и приказал походить туда-сюда перед столом, чтобы дать Пуни как следует рассмотреть и оценить их тела.
Это стало отдельным унижением — ведь на братьях из одежды не было ничего, кроме кожаных шлем-масок, ошейников с браслетами, ремней на груди и тряпок, стыдливо прикрывающих только переднее место. Тряпки держались на грубых кожаных шнурах, а те при движении впивались, как вериги, в бедра и задницу. Вдобавок к физическим неудобствам, все их дефиле сопровождалось громкими сальными комментариями и пошлыми шутками собутыльников…
Следующим номером шоу-программы стала демонстрация выучки невольников, и тут не обошлось без брани со стороны Дирка и болезненных ударов бамбуковой палкой за недостаточно резвое или точное исполнение команд.
Это цирковое шоу изрядно развеселило ублюдка Пуни. Будучи в подпитии, он изъявил желание принять в дрессуре деятельное участие «на правах Мастера» и сделал неуклюжую попытку выбраться из-за стола:
— Ну-ка… ленивые скоты! Тащите сюда свои грязные курдские задницы… сейчас я сам вами займусь!
Братья, не сговариваясь, едва не ринулись выполнять пожелание — с тем, чтобы воспользоваться шансом приблизиться к негодяю и разорвать его на куски — но Дирк был начеку и вовремя среагировал:
— Эээээ, нет, дружище! Если ты прямо сейчас ими займешься, на них обоих живого места не останется, а им завтра еще окапывать грядки с фенхелем и подстригать кусты у меня в саду! Я приведу их к тебе на обучение позже, будь уверен! — и сделал знак «невольникам» вернуться на «почетные» места у своих ног.
Руди все время напоминал себе, зачем Дирк поставил их с братом в такое неудобное (во всех смыслах) положение, ради чего наложил на них обет молчания и слепого повиновения, и по какой причине они оба на это согласились… Причина была серьезной и настолько веской, что перевешивала все физические страдания и моральные сомнения, но уровень напряжения зашкаливал. Сердце и мозг отчаянно сигналили красным. Он едва сдерживал себя. Стоило даже мельком взглянуть на Пуни — и руки начинали дрожать от желания вколотить серебряный кубок в глотку этой вонючей мрази. Или вогнать золотой столовый нож по рукоять в горло… или разбить лысую башку бронзовым канделябром. Самым трудным было заставлять себя не думать и не представлять, как это лысое уёбище хватало Анхеля своими грязными лапами…
Вито, присевшего рядом, тоже била крупная дрожь. Судя по прерывистому, напряженному дыханию, он сполна разделял фантазии Руди, но… взнуздывал свою ярость. Терпел и тоже напоминал себе о цели, ради которой они пошли на пытку бесконечным унижением.
Мысли в голове Колонны то метались и наталкивались одна на другую, как обезумевшие рыбы в тесном аквариуме, то превращались в разноголосый хор непрошеных советчиков и судей.
«Хвала святому Христофору, Дирк нас хоть немного успел подготовить ко всему этому…»
«А что если это ловушка для вас, легковерных дураков?» — вопросил некто голосом дяди Джу.
«С чего ты взял, что это ловушка?» — откликнулась тревога.
«Разве ты ослеп и ничего не видишь? Мертенс и Пуни — одного поля ягоды, оба жестокие садисты и мошенники, и даже похожи, как родные братья! С чего бы им враждовать? Завлекли тебя с Вито под благородным предлогом, а ты и поверил! Смотри, как бы вам взаправду не превратиться в парочку невольников! У этих типов схема отработана — усыпят, похитят и продадут обоих! Увезут в Судан, или к саудитам, или еще куда подальше, скажем, в Руанду… и выбраться оттуда будет ох как нелегко!»
Перспектива рабского будущего где-нибудь на задворках Черного континента, столь красочно обрисованная, заварила в душе Руди гремучую смесь гнева, протеста и самой натуральной паники.
«Неужели я и правда оказался таким растяпой, доверчивым дураком — а Дирк, пользуясь этим, переиграл меня влегкую?.. Ведь с самой первой встречи я заподозрил его в связи с Пуни, да он и сам признал что водит с ним знакомство… спокойно так признал… а я даже не вспомнил об этом — сразу раскрыл ему карты, болван! Вдруг Мертенс мне наврал, что охотится за ним? Если он и правда заодно с этим отвратительным палачом, то, выходит, мы у него в руках не понарошку, а взаправду! Как мне теперь спасать Анхеля?! Да еще и брата подставил, кретин…»
Руди несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул и взял себя в руки. Отчаяние и паника ничем не могли помочь, только понапрасну выжигали адреналин…
«Ничего, партия только начата! Задача усложнилась в разы, но все равно я могу ее решить! И решу!»
Он напряг слух и стал внимательно вслушиваться в непринужденную болтовню Дирка с людоедом Пуни.
-…у Оппенгеймера (1), насколько мне известно, было двое законных детей… один погиб еще молодым, второй уже сам глубокий старик…
— Тот, кого я имею в виду — внук Эрнста Оппенгеймера, внебрачный сын старшего из сыновей.
— Жидовский ублюдок, стало быть… Плодовитые они, как… тараканы!
— Да, этого бастарда юный распутник прижил в Йоханнесбурге, с малолетней чернокожей красоткой зулу (2), еще до того, как утоп. Ошибка молодости. Официально в семью ублюдка так и не приняли, пошел не в их еврейскую породу, черная кровь сказалась в нем сильнее жидовской… Но алмазный король все же отвалил внучку-бастарду в наследство целое состояние… малую долю в большом семейном пироге.
— Ну хорошо, только не пойму, зачем мне вдаваться в занимательную генеалогию какого-то там богатенького полужида-полунегра? Есть у тебя что посущественней, чем еврейские семейные байки?
— Вот, взгляни… это я привез в качестве задатка за парня, которого ты мне так расписал, что мой клиент-полунегр теперь ночами не спит: сидит задницей в бассейне у себя в Занзибаре и тушит пожар в штанах… — тут же послышалось шуршание ткани, и на фарфоровую тарелку с характерным постукиванием посыпались камни.
Пуни присвистнул и поднялся со своего места, чтобы получше рассмотреть южноафриканские сокровища:
— Ого! Да твой клиент натурально алмазный принц! Пусть и зачат не с той стороны простыни… Если это все настоящие камушки, то их цена навскидку будет…
— Около полутора миллионов в американских долларах. — небрежно заметил Дирк, как будто всю жизнь имел дело с профессиональной оценкой драгоценностей. — Будь уверен, все камушки настоящие. С самой лучшей огранкой «кушон» от ювелиров Кимберли. И здесь ты не найдешь ни одного мельче трех карат.
— Так… Что-то сходу не соображу после твоего забористого винца… Сколько же это все будет стоить во франках?..
— Умножь на шесть с половиной. Курс снова упал вчера.
В наступившей паузе слышался только шорох мантии и сосредоточенное сопение — видно, подсчет барышей в уме потребовал от Пуни непомерных усилий.
— А… если это только задаток, то… какова конечная цена?
— Будет зависеть от товара. Пора бы уже тебе показать парня! Хочу взглянуть на него, пощупать и убедиться, так ли он на самом деле хорош? — в голосе Дирка прозвучало столько высокомерного пренебрежения, что Руди ушам своим не поверил.
«Ах ты, старый… бобер! Да ты же видел Анхеля! Как только твой грязный язык поворачивается обсуждать его, словно вырезку в лавке мясника! Я тебе пощупаю, скотина! Только тронь его!»
На Пуни, однако, властная интонация колдуна подействовала нужным образом; он сделал знак слуге, тот немедленно с кем-то связался по рации и раболепно доложил:
— Самум готов, мой господин, через минуту будет здесь.
Сердце Родольфо забилось как бешеное при этой новости…
«Мой Самум сейчас будет здесь… Святой Христофор, не подведи, помоги нам вместе с ним сегодня выбраться из этого проклятого места живыми и невредимыми!» — Руди не мог припомнить, когда в своей жизни молился столь истово и горячо.
— Прекрасно! Готов держать с тобой пари, Мейер! Сейчас ты сам убедишься, что парень стоит куда дороже этой горстки камушков! Это королевский бриллиант в моей коллекции! Я лично приложил вот эти самые руки к его огранке!
«И я тебе их точно оторву за это, проклятый урод!» — кровь застучала у Руди в висках и, несмотря на прохладу, царящую в зале, на коже выступил горячий пот…
— Посмотрим… посмотрим… — в голосе Мертенса все еще звучало недоверие, и Пуни тут же предложил:
— А пока давай пропустим еще по бокальчику! У этого твоего испанского вина изумительный букет, просто превосходный! Я, пожалуй, закажу себе такое же, пару ящиков!
— О, нет ничего проще, я сведу тебя с виноделом напрямую! — тон Дирка прямо-таки засочился радушием, какое проявляют только в отношении очень близких друзей.
Руди вновь поразился, насколько быстро этот оборотень меняет обличья. Он осторожно повернулся к брату, чтобы пошептаться — и вдруг увидел, как у того из-под края маски, прямо к пересохшим губам, ползет густая бордовая капля…
«Вот блядь, кровь!»
Должно быть, Вито так напряженно прислушивался к застольной беседе, что не заметил проблему с носом.
«Этого еще не хватало!»
— Эй… смотри… — Руди протянул руку и попытался сам вытереть кровь.
— Оххх, черт…- Вито вздрогнул и поспешно прижал пальцы к ноздрям. — Да помоги же!
— Сейчас! — Руди самовольно переменил позу и привстал так, чтобы дотянуться до ближайшей салфетки.
Маневр невольника был немедленно замечен Дирком:
— Таааак, и здесь воровать с господского стола вздумал, свинья?
Трость пребольно стукнула по пальцам.
«Бляцкий ёбаный мудак!!!» — Колонна едва сдержал порыв накинуться на Мертенса, свалить его на пол вместе со стулом и начать от души лупить ногами… но вместо этого опустил голову и пробормотал:
— Простите, мой господин… у… моего бр… у… Ионы… идет носом кровь…
Дирк небрежно взглянул на Вито, едва соизволил ответить:
— Аааа… так пусть пойдет и умоет рожу! А ты вытри-ка начисто его кровавые сопли с пола! — и сам бросил ему салфетку.
Обратившись к хозяину дома, Мертенс неожиданно перешел на официальный тон:
— Прошу прощения, Мастер, что мой недостойный раб вам тут напачкал. Позвольте вашему слуге проводить его до ванной комнаты. А то он один до утра будет блуждать в вашем… лабиринте.
— Позволяю! А откуда у него кровь? Я ж его пока что и пальцем не тронул!
— Зато я тронул. Говорю же, я их обоих дубинкой приласкал, когда застукал за воровством в своем доме, ну и сломал этому ублюдку нос. Пришлось вправлять.
— А, ерунда, этот зал видал и кое-что похлеще крови из разбитых носов! — Пуни дважды хлопнул в ладоши.
К Вито тут же подошел пожилой раб, который прислуживал за столом, и протянул смоченную холодной водой салфетку:
— Приложи это к переносице и следуй за мной.
Вито напряженно взглянул на брата, но послушно поднялся. Руди тоже дернулся было встать — все внутри сопротивлялось идее отпустить Прилипалу одного в дебри чертовой виллы; но трость Мертенса с нажимом опустилась на его плечо: