ГЛАВА 57. Flagellum et laudo (1/2)
ГЛАВА 57. Flagellum et laudo(1)
6–7 сентября 1989 года
Между Каннами и Грассом, в получасе езды от Ниццы
Вилла «Жасмин», собственность Мануэля де Лары
Сильная гроза обрушилась на виллу ближе к вечеру. Ливень подарил деревьям и растениям в саду желанную прохладу, но в полуподвал аптекарского флигеля, по каменным ступеням понесся бурный мутноватый поток воды, перемешанной с песком и пылью. На полу затемненного помещения мгновенно образовалось целое озерцо — оно росло и росло, пока не коснулось сандалий Дирка.
Не обращая на внезапное подтопление никакого внимания, он продолжал расхаживать по залу между двумя коленопреклоненными фигурами. Внимательный взгляд Мертенса скользил от одной к другой, а в руке змеилась семихвостая плеть, которую он не гнушался пускать в ход, чтобы указать ученикам на ошибки.
— Нет, не гни спину, держи ее прямо! — рукоять дисциплины ткнула молодого человека между лопаток, заставив расправить плечи, но ладонь мастера при этом надавила на кудрявую макушку неуча:
— Голову ниже!
— Сссс… это же невозможно терпеть! — зашипел Вито. — У меня уже шея вся затекла и одеревенела!
— Так. Это никуда не годится… и двадцати минут не простоял! — взглянув на клепсидру (2), проворчал Дирк. Вито дернулся было из-под руки мучителя, немедленно ощутил обжигающий удар пониже спины и возмущенно вскрикнул:
— Ай! Да вы в своем уме?! Я не подписывался терпеть побои! — но тут же получил дисциплиной еще раз и почел за лучшее умолкнуть.
— Твое счастье, что в моем арсенале нет деревянных колодок или стальных распорок! Пуни часто применяет их для наказания ослушников и приучения неженок к терпению. Пара часов в колодках, в полной неподвижности, да еще с поротой задницей — и ты бы полностью излечился от привычки дерзить старшим!
Фамильное упрямство не позволило Витторио оставить поучение мастера без ответа. Фыркнув, он ядовито заметил:
— О-ля-ля… как же мне повезло, что нарвался на садиста-любителя! — но попыток уклониться от руки Дирка больше не делал.
Мертенс покачал круглой головой, еще раз критически оценил братьев Колонна, застывших в неудобных позах, и заметил:
— Мдааа… с такими нервными помощниками, как вы, синьоры, наши шансы на успех близки к нулю!
— Я же тебя предупреждал, Прилипала, это тебе не игра в петанк на природе! Возвращайся домой, долечивай свою шею, раз уж так больно, что ты не в состоянии потерпеть! — рыкнул Родольфо, хотя более чем понимал брата: его собственное тело взывало о пощаде. Босые ноги превратились в ледышки от могильного холода каменного пола, а колени болели так, словно стояли на битом стекле вперемешку с горохом.
Дирк сейчас же оказался рядом с Руди, навис над ним, как сова на охоте. Ученику поневоле пришлось созерцать его мокрые сандалии и вдыхать грубый запах монашеской рясы из небеленой шерсти.
— Разве я разрешал тебе открывать рот?
— Ээээ… нет.
— Нет, мой господин! В крайнем случае — «нет, мастер!» — поправил его Мертенс и раздраженно добавил: — Не так уж и трудно запомнить!
— Да… простите, господин! — выдавил Родольфо с таким трудом, словно рот был забит пластилином или воском.
— Ты забыл еще кое-что. — Дирк шевельнул плетью, чтобы длинные хвосты — на каждом ровно по три узла — тоже попали в поле зрения ученика.
Поняв намек, Руди не удержался и поднял глаза на сурового учителя:
— А… это обязательно — за каждую ошибку просить о наказании?
— Обязательно. А приняв наказание — что должен сделать послушный раб?
— Поблагодарить за науку… — уныло, в один голос, ответили оба брата.
— Искренне. Со смирением. Без фальши. Учтите, у Пуни на такие вещи слух очень чуткий.
— Герр Мертенс, давайте ненадолго прервемся! Или я сейчас натурально сблюю от всей этой извращенской мерзости! — не дождавшись ответа Дирка, Родольфо сделал движение, чтобы встать, но был остановлен властным жестом и грозным приказом:
— Попроси как следует, раб! Или простоишь еще столько же!
Руди скрипнул зубами, но заставил себя проявить смирение и согнуть шею. Все тело ныло. Мышцы горели огнем, как будто он полчаса простоял в планке, а с губ само собой сорвалось:
— Вот ведь дьявол…
— Что? — слух у Дирка был рысий, и братья уже не единожды в этом убедились в ходе странного обучения, больше похожего на истязание. От настоящей пытки этот мастер-класс отличался лишь тем, что они согласились на него добровольно и ради благой цели.
Напомнив себе об этом, Руди выдохнул и замучено пробормотал:
— Прошу прощения, мой господин! Я могу…
— Не «я могу», остолоп, а «вы позволите»! Забудь про собственное «Я», у раба его быть не должно ни в речи, ни в мыслях! Только господин, только его воля и обращение к ней! — раз в двадцатый за все время работы напомнил Дирк.
— Простите, мой господин… Вы… позволите хотя бы сменить позу? — проговорил Родольфо со всей кротостью, какую сумел в себе отыскать.
— Без «хотя бы» позволю. Еще раз услышу — пропишу напоминание через задницу!
— Благодарю за науку, мастер… Вы позволите сменить позу?
— Вот, другое дело! Так… Можешь отклониться на пятки. Положи руки на пол… нет, не только ладони, локти тоже, как сфинкс. Да. Теперь сложи руки перед собой и упрись в них лбом. Да, вот так. Это поза полного смирения. Ее принимают по команде «Отдыхай!». У тебя минута.
Убедившись, что Руди в точности исполнил его указание, Дирк вернул внимание Вито. Колонна-младший изнывал от непривычного напряжения, но терпеливо стоял в той позе, которую назначил учитель: на коленях с прямым корпусом, руками, заложенными назад и головой, склоненной долу.
Оценив проявленное старание, Дирк дал послабление и второму ученику:
— А ты перемести вес на пятки, разведи колени пошире и положи руки на бедра, ладонями вверх. Да, вот так. Это поза ожидания, принимается по команде «Жди». Ц-ц-ц, голову высоко не задирай, глаза смотрят в пол, вот сюда… — Мертенс провел концами плети черту, обозначив границу, которую не должен пересекать взгляд невольника.
— Простите, мастер… можно узнать?
— Говори.
— И чего же ожидают в такой позе?
— Тебе показать или сам додумаешься?
— Фуууу… — Вито гадливо поморщился, едва до него дошел смысл сказанного, и, не скрывая тревоги, поспешно уточнил:
— И что же, нам в самом деле придется… придется ублажать вас или этого ублюдка… да еще по команде? Как… настоящим рабам?..
— А если так, то что? — Мертенс неприятно осклабился и склонил голову к плечу. В полумраке и неверном отблеске зарниц, его лицо сделалось похоже на кожаную маску средневекового палача.
— Нет! Ни за что на свете! Этому не бывать! — воскликнул Вито и с силой пихнул брата в плечо:
— Эй, Акула, хватит, проснись! Это уже чересчур! Какой-то гипноз… но я и под гипнозом не стану никому отсасывать! И тебе не позволю!
Руди не отреагировал на тычок и ничего не ответил — но резко выпрямился и бросил на Мертенса взгляд настолько же растерянный, насколько мрачный и яростный. Он ничего не мог с собой поделать, потому что был полностью согласен с Вито…
Дирк поднял брови и, переводя взгляд с одного брата на другого, сделал вид, что неприятно удивлен скоростью, с какой братья, еще недавно пылающие решимостью пойти до конца, пошли на попятный:
— Выходит, вы оба так одержимы гордыней, что откажетесь от героических планов по спасению друга? Не готовы на себе изведать, что двенадцать лет выпадало на его долю? Смирения не хватает? Понимаю… — он прошелся по подвалу, отложил плеть, взял щетку и, методично сгоняя дождевую воду к желобу водостока, пустился размышлять вслух:
— Что ж, еще не поздно отменить полученное с таким трудом приглашение. Я найду другой удобный случай и других помощников, чтобы поквитаться с Борком. Ну а вы сохраните фамильную честь и успокоите совесть, пойдя на сделку с мадам Штальберг. Ее условия, конечно же, будут не так унизительны по сравнению с тем, что может ждать вас в «Священном Трибунале». А вашему другу не привыкать мучиться в колодках и с ангельской кротостью выносить гораздо худшее обращение. Уверен, он поймет и не будет в претензии на вас…
Руди вскочил, как подброшенный пружиной, приблизился к Дирку и остановился прямо перед ним, сжав кулаки и глядя на него в упор. Тот прервал свое занятие, оперся на ручку щетки и подвел итог своим рассуждениям:
— A persona infirma fit in faciem iudiciis… (3)
— Баста! Прекратите ваши… назидания, герр Мертенс! — тон Родольфо был отнюдь не благостным, но голос все же звучал ровно и не сорвался на крик. — Вы даете нам урок, и мы вас слушаем, но не забывайте, что имеете дело не со школьниками, а с мужчинами! Я знаю — и вы знаете — что у вас нет других помощников, чтобы проникнуть к Борку! И неизвестно, когда вы их найдете, а время вас поджимает, так же, как и нас! Мы нужны друг другу, герр Мертенс! Видит Бог, и я, и брат, покорялись вашей воле, терпели сколько могли… но всему есть предел! Это не означает, что мы отказываемся рисковать — но, раз уж вы наш инструктор, то вы и должны бросить нам страховку! Объяснить, как вести себя, если пойдет лавина или начнется камнепад… вот тогда мы вытянем, даже не сомневайтесь! И совершенно незачем давить на меня, расписывая, как Анхель мучается и страдает… я знаю это и без вас, вижу это каждую минуту, чувствую каждой клеткой тела… так что с вашей стороны играть на моей сердечной жиле не просто жестоко, но и глупо! Вы не сделаете мне больнее, чем есть, но… ослабите, как бойца, которому перед выходом на арену сами же и пустили кровь!
— Да! — выкрикнул Вито, одним этим коротким словом показывая, что поддерживает сказанное по всем пунктам.
Выслушав взволнованную речь Родольфо с истинно монашеской невозмутимостью, Мертенс, однако не упустил ни единого слова и сделал важное заключение:
«Ага, вот и край, красная линия для обоих… дальше последует провал, если Борк устроит им сексуальную провокацию… А он непременно захочет это проделать с новичками!»
— Ну что? Так ничего и не скажете? — осведомился Руди. Сердясь на Дирка за то, что перегнул палку, и на самого себя, что самовольно вышел из роли ученика и снова стал боссом, он в то же время испытал огромное облегчение от восстановления статус кво с четким обозначением границ допустимого.
— Здесь слишком сыро и холодно для продолжения занятий, — медленно проговорил Дирк. — А у вас появились вопросы, которые мы пока не затрагивали… значит, настало время их обсудить.
Он кивнул в сторону стола, где на спиртовке закипал чайник и стояли три кружки:
— Берите все это, вон те пледы и одежду, и ступайте наверх, в павильон. У вас есть время размяться и согреться, пока я тут закончу.
Отдав невозмутимое распоряжение, Мертенс перестал обращать внимание на учеников и погрузился в медитативный процесс осушения подземелья. Щетка вновь зашаркала по мокрому полу. Стихия отступала: грозовые раскаты сделались глуше, молнии сверкали все реже. Поток, сбегающий по лестнице, превратился из водопада в маленький ручеек.
Вот и гневная вспышка братьев Колонна истончилась и растворилась в эфире, как заряд небесного электричества…
****
Руди и Вито были рады покинуть сырое подземелье и подняться в павильон, прогретый солнцем и пропитанный ароматом пряных трав, развешанных тут повсюду и разложенных для просушки. Первым делом братья, раздетые до трусов, принялись растирать друг другу покрасневшие колени и разминать мышцы, застывшие от непривычного напряжения.
— Д-давай уже оденемся!.. — предложил Вито, чьи зубы все еще мелко постукивали от холода, пропитавшего все тело, до самых мелких костей.
— Давай…
— Т-тогда помоги мне, а то я рук не чувствую!.. Блядь, да всех этих работорговцев… извращенцев поганых, кто так издевается над л-людьми, убить мало! Таких надо живьем на колья сажать! Обмазывать смолой и топить в реке!
Руди мрачно кивнул, но решил не добавлять к сказанному собственных идей насчет расправы с Пуни и ему подобными. На этом фоне Варфоломеевская ночь показалась бы предварительными ласками… Он помог брату вдеть руки в рукава, сунуть ноги в штанины джинсов, а заледеневшие стопы — в привычные мокасины.