ГЛАВА 39. Свет и тень (1/2)
ГЛАВА 39. Свет и тень
8 июля 1989 года
бульвар Либерасьон, 3
холостяцкая квартира братьев Колонна
Вито все-таки настоял на том, чтобы и Руди, и Анхель попробовали буйволиную моцареллу из Мирпуа — и оба дали свою оценку сырной закуске:
— Почтенные господа дегустаторы! Каков ваш вердикт? Сколько баллов заработала моя моцарелла на ваш взыскательный вкус… по шкале от единицы до десятки? А?
— Десять из десяти. — Анхель ни секунды не промедлил с ответом. — Это нечто божественное… лучшая моццарелла в мире сыров. Я дал бы этому блюду и все одиннадцать баллов!
— Ну а я дам только… восемь! — невозмутимо заявил Руди, однако это не помешало ему положить вилку и нож параллельно друг другу. (1)
— Почему? — Анхель взглянул на него с искренним удивлением. — Позволь узнать, хабиб — какие изъяны ты обнаружил в этом совершенном творении провансальской кухни?
— Да, братец! А ну-ка объясни толком, что тебе так не понравилось? Или ты просто вредничаешь, потому что сперва отказался пробовать, а я все-таки заставил? — Вито притворно нахмурился, но взгляд, искрящийся весельем, выдавал его истинный настрой.
— Я всего лишь не обнаружил в вашей хваленой моцарелле ничего от буйвола. Ни рогов, ни хвоста… ни даже буйволиных яиц… — притворно вздохнул Руди, изобразив губами утиную гузку, но тут же дрогнул, усмехнулся и… оба брата Колонна расхохотались над своими очищенными до блеска тарелками.
Анхель не присоединился к их бурному веселью — только обозначил улыбку уголками губ — и предпочел вернуться к еде. Сицилийские аранчини с мясным фаршем, поданные на манер канапе — на маленьких шпажках, с украшением из вяленого томата — были выше всяких похвал… и очень походили на те, что обожал Султан (и мог поглощать десятками…).
— Ладно, ладно, братец, ты меня убедил! Я присоединяю свою оценку к оценке Анхеля! Этот твой сыр — прекрасного качества! И, пожалуй, даже стоит тех безбожных денег, которые ты за него заломил! — сдался Руди, и с удовольствием отметил, что Самуму, избирательному в еде, похоже, понравился не только сыр, но и все остальное, чем угощал их Вито.
Воспользовавшись тем, что брат отвлекся, давая официанту распоряжения насчет кофе, Руди наклонился к Анхелю, нежно отвел от его уха золотистый локон и доверительно шепнул:
— Я рад, что к тебе вернулся хороший аппетит… переживал, что вы с Соньей и правда отравились университетскими канапе или… какой бурдой вас там поили вместо этого прекрасного бандоля?
Дыхание любовника пощекотало шею, точно соловьиное перышко, а прикосновение, мягкое и чувственное, заставило Анхеля задрожать… но он не мог прямо сейчас сжать Руди в объятиях, и прошептал с легким смущением:
— Да… ты прав… мне уже давно пора остановиться… но повар у Вито — настоящий волшебник, я давно не пробовал настолько вкусной еды… и вина… и боюсь, что мне не хватит воли отказаться от десерта! Так что его я тоже намерен съесть… а убиваться на тренажерах буду завтра…
— Мммм… ну физическую нагрузку я тебе и раньше обеспечу… обещаю… потому смело бери все, что хочешь! — промурлыкал Руди, продолжая ласково поглаживать подушечками пальцев красивую грациозную шею Самума. На ней все еще проступали синяки и красноватый след ошейника… и Колонна в очередной раз поклялся себе, что заставит заплатить по счету каждую тварь, причинившую его ангелу страдание и боль… С трудом отогнав дурные воспоминания, он тут же ухватился за свежую мысль и спросил:
— Да, что у вас там случилось-то?
— Где и когда?
— На встрече с Соньей… Ты ведь не протухших моллюсков с фуршета имел ввиду, когда отказался рассказывать по телефону? Аааа, вот ты и краснеешь!.. Чем же Солнышко тебя так озадачила?
— Сейчас об этом тоже неудобно говорить, хабиб… — Анхель показал глазами на Вито, увлеченно спорящего с официантом о сортах табака, наилучшим образом сочетающихся с дижестивом.
— Боже, какая таинственность… напоминает девичьи секретики… — усмехнулся Руди. — Как ловко Сонья взяла тебя в оборот! Вот-вот превратит в лучшую подружку! На наше счастье, она совершенно не ревнива, но я… учти, я буду ревновать тебя даже к ней!
Он хотел только слегка поддразнить Анхеля, но шутка произвела обратный эффект. Руди узрел на любимом лице уже знакомую мимику, не сулившую ничего хорошего: губы плотно сжались, на щеках проступила краска, и взгляд скрылся под веерами ресниц…
— Прости, я что-то не то ляпнул… опять… — он отломил кусочек макаруна и поднес к самым губам Самума. — Вот, съешь это, очень вкусно… особенно после пресного сыра!
— Действительно, вкусно…
— Ну вот видишь! Родольфо Колонна всегда предлагает только самое лучшее… тому, кого любит всем сердцем! — Руди испытал громадное облегчение, едва Анхель принял угощение. Он решил пока больше не заговаривать на скользкую тему встречи с Соньей — это могло подождать до момента, когда они останутся наедине… а лучше — до завтра!
****
Завершив обед, сотрапезники переместились в гостиную, где уже были поданы кофе и портвейн, и приготовлены принадлежности для курения. Этот джентльменский набор лучшего всего подходил для более чем серьезного разговора после дружеской и шутливой болтовни.
Руди устроился на диване рядом с Анхелем, взял с подноса кофейную чашку, отпил, скривил губы и покачал головой:
— Нет, в этом доме правильный кофе получается только у тебя, мой друг. Ты точно владеешь каким-то секретом джиннов!
— Никакого секрета нет. — Самум не принял комплимента, и, неожиданно для Руди, стал отвечать на незаданный вопрос — голосом автомата, у которого нажали нужную кнопку:
— Дело в том, что я всегда варю кофе вручную, а этот сварен машиной… и очень даже неплохо. А еще я сам растираю пряности: кардамон, мускат, корицу, гвоздику… Машина этого не умеет, ты же успел привыкнуть к моей смеси.
— К хорошему легко привыкнуть… — слегка встревоженный тем, что Анхель опять включил «режим андроида», Руди завладел его пальцами и крепко сжал их… он надеялся, что этот интимный жест сработает, как пароль. Напомнит любимому первое свидание в ливанском ресторане, перед тем, как они провели вместе первую ночь в Башне Рыб. Увы, пароль не сработал. Ответное пожатие было совсем слабым… а прекрасное лицо выглядело чересчур спокойным — и выражало не больше эмоций, чем венецианская маска, висевшая на стене.
«Да что с тобой такое опять!.. Все же было хорошо, почему ты вдруг застыл, как статуя! Ты обиделся на что-то… или плохо себя чувствуешь?» — Руди пришлось прикусить язык, чтобы не выпалить вслух все вертящиеся на нем вопросы. Он не желал предъявлять брату очередное свидетельство любовной заботы — и давать повод для новых насмешек. И на Анхеля не стоило давить излишней тревогой.
«Ладно, наверное ты так себя настраиваешь на предстоящий разговор, и не хочешь отвлекаться на всякую ерунду…» — найденное объяснение немного снизило беспокойство Руди; он вернулся к кофе и на сей раз убедил себя, что напиток не так уж и плох.
Тем временем, Вито успел угнездиться в своем любимом кресле, пригубить портвейн и раскурить наргиле:
— О, что за прекрасный табак!.. — c удовольствием выпустив несколько клубов дыма с яблочным ароматом и анисовыми нотками, он отвел от губ мундштук и, обращаясь к брату, проговорил тоном отдыхающего паши:
— Пожалуй, первым делом нам стоит посвятить Эдгара в то, что мы с тобой обсуждали все утро… и поделиться нашим стратегическим планом. Ты ведь именно этого хочешь, да, Эдгар? — последний вопрос уже адресовался Анхелю… и тот не замедлил с ответом:
— Да, я хочу узнать, что вы придумали… но предпочитаю, чтобы вы называли меня по-прежнему.
— Интересно… — Вито поднял брови с подчеркнутым удивлением. — Ну что ж, Анхель так Анхель, но я полагал, это имя тебе должно быть ненавистно.
— Почему же?
— Потому что оно не получено тобой при крещении, а значит, не твое… Это же что-то вроде прозвища, клички… разве не так?
— Нет, совсем не так…
Колонна-средний воздел руки к потолку:
— Ты меня совсем запутал! Анхель, Эдгар… ты можешь объяснить нормально, какое из этих имен — твое, а какое — выдуманное?!
— Хватит к нему цепляться, Прилипала! Мы будем называть Анхеля так, как он просит! — гневно рыкнул Руди… и почувствовал, что пальцы любовника сжали его руку — на сей раз крепко и нежно. Голос, снова ставший певучим, мягко проговорил:
— Нет, хабиби, синьор Вито прав… это стоит прояснить раз и навсегда. Мое прозвище — или, если угодно, кличка — было Самум. В базу агентства меня занесли под именем Анхель и фамилией Корсини. Фамилия вымышленная, а имя… имя в самом деле принадлежит мне. По крайней мере, я всегда чувствовал, что оно мое… все те двенадцать лет, что прошли с момента моего похищения.
— А что же раньше?.. — уточнил Руди. — У тебя… совсем не осталось воспоминаний?
— Почти не осталось… и все они, как в тумане, я уже говорил тебе… что совершенно точно — Анхелем меня называли Эфенди, мой учитель, и… Амир, мой первый мужчина; но мне кажется, я помню, что Анхелем называла меня моя мать…
Вито тихо присвистнул, но ничего не сказал и поспешил сделать новую затяжку.
Сердце Руди пропустило удар при упоминании о «первом мужчине».
«Вот как, твой первый мужчина!.. Не хозяин — мужчина… Ты что же — любил его?.. Говорил ему «хабиби», так же, как мне?..»
Он медленно поставил недопитую чашку на поднос и всем корпусом развернулся к Анхелю:
— Ты мне ни о чем таком не рассказывал раньше… ни про то, что помнишь, как тебя называла мама, ни про… Что еще за Амир? Тот самый исламский фанатик, который тебя купил и… приказал тебе сделать… обрезать тебя?
Вито подавился дымом, закашлялся и не удержался от восклицания:
— Вот это да! Ты еще и обрезанный? Бляяяя… Погоди… если ты не еврей по крови, значит, что же… ты принял ислам, пока жил у арабов?..
На лице Анхеля не дрогнул ни один мускул, и он ответил совершенно серьезным тоном:
— О, да, да. Я принял ислам, творю намаз по пять раз в день и соблюдаю рамадан. Это страшное несчастье. Теперь нас с Родольфо не повенчают в Нотр-Дам-де-Ля-Гард…
От шуточки на грани фола Руди покраснел и еле сдержал смех, представив, какая у них могла быть свадебная церемония, и кому из них двоих было бы уместнее прятаться под белой фатой. Или арабским никабом.
Вито же, как ревностный католик, не понял иронии и мгновенно вскипел:
— Не кощунствуй! Не смей упоминать таинства венчания в подобном ключе! — с него разом слетело все послеобеденное благодушие, и он, в упор глядя на Анхеля, гневно добавил:
— Странно, что ты вообще выжил на Востоке! С такими-то… взглядами на религию!
— Меня должны были камнями закидать или повесить?
— Не знаю, что там принято делать с голубыми и… с безбожниками! Я слышал, арабы не церемонятся ни с теми, ни с другими! А ты — два в одном! Не только стыд, но и веру в Бога потерял, раз смеешь болтать такое! Заруби себе на носу, мой брат обручен с Соньей и пойдет к алтарю именно с ней!
— Да, я знаю… — прошептал Анхель и опустил голову, как боец, пропустивший удар — и получивший рану. Этого знака бессилия, пассивного склонения перед злой судьбой, оказалось достаточно, чтобы Руди яростно вмешался в пикировку — и заревел быком: