ГЛАВА 10. Подарочная упаковка (1/2)
ГЛАВА 10. Подарочная упаковка
31 мая 1989 года,
Ницца, Мон Борон, вилла «Рыбалка»
Руди целовал его в свод груди, кружил языком вокруг соска, сводящими с ума движениями пальцев касался горячего, напряженного члена… Провал в самоконтроле был полным: Анхель стонал и выгибался навстречу ласковой руке не потому, что стремился угодить господину и получить восторженную похвалу своей пылкости, а потому, что на самом деле балансировал над бездной наслаждения. И сорваться в нее мешала только недостаточность контакта с телом желанного мужчины.
Анхель хотел почувствовать Руди целиком, от губ до щикотолок, обхватить его за спину и за бедра, двигаться с ним в одном ритме, слившись в единое существо — а не изливаться ему в ладонь. Он ведь тоже был не мальчишкой, а мужчиной. Челеби, (1) искушенным в любовной науке, и опытным проводником в оазис наслаждения через пустыню желания. Но… все прежние знания и привычки разом утратили смысл. Теперь Руди управлял его страстью, с мягкой властностью бедуинского наездника, подчиняющего коня без хлыста и железа, одним голосом, касанием руки или нажимом коленей.
Изнывая под ним, задыхаясь от острого, как дамасский клинок, неизведанного удовольствия, Анхель сдавал последние бастионы, и шептал безумные, запрещенные слова прямо в губы любовника…
Пробуждение было внезапным и ужасным.
Солнечные лучи били в лицо сквозь щель в неплотно затворенных ставнях, и вакханалия золотых брызг утреннего света вызывала мигрень. Ниже пояса Анхель чувствовал болезненную эрекцию и мужскую руку, грубую, холодную и сухую.
«О Боже, нет, нет… только не это…» — он поддался мгновенной слабости и крепко-накрепко зажмурил глаза, в попытке или снова заснуть и вернуться к Руди, или хотя бы прогнать мерзкого гуля (2), пробравшегося к нему в спальню из своего инферно.
— Так-так-так… И с кем ты только что развлекался, ммм? — Гульельмо отметил, как быстрая фаза сна, полная горячих бесстыдных фантазий, оборвалась на самом интересном месте. Дыхание подопытного резко замерло и сделалось едва заметным. Мышцы живота напряглись до мелкой дрожи, но член стоял так крепко, что уличал нарушителя ночной дисциплины лучше любых признаний.
— Я спал. Дотторе, пожалуйста, не надо… — Анхель попытался освободиться от захвата.
Гуль покрепче сжал пальцы, добиваясь, чтоб звереныш перестал сопротивляться и засопел от боли, и повторил вопрос:
— Что ты делал во сне и с кем? Говори, или я не дам разрешения отправлять тебя новому клиенту. Отправишься отрабатывать свои штрафы и замаливать грехи в «Священный Трибунал», к Мастеру Пуни, который тебя особенно любит. Ты ведь хорошо помнишь свое последнее свидание с ним?
При одной мысли о подобном исходе — вместо встречи с Руди Колонной попасть в руки жестокого психопата и садиста, обитающего на мрачной вилле, больше похожей на тюрьму инквизиции — Анхель покрылся холодным потом.
Воспитанный суфиями в песках Сахары, он равнодушно относился к самой возможности умереть, ведь Смерть давала свободу… но у него еще были планы на земную жизнь. И ему внушала отвращение физическая боль, сопряженная с постоянным унижением, причиняемая не врачом по необходимости, а половым извращенцем, ради развлечения. Выносить такое длительное время не сумел бы ни самый сильный и здоровый человек, ни самый покорный и безропотный раб.
С Мастером Пуни у Анхеля было всего три встречи, и если после первых двух он просто отлеживался сутки в болезненном полубеспамятстве, то третья едва не стала роковой… Токсиколог, срочно привезенный из Парижа, еле откачал его после отравляющего настоя, которым Пуни, заигравшись в средневекового палача, «испытывал» узника, а Гуль потом еще долго лечил от приступов паники, связанных с незнакомой едой.
— Вам… вам это будет невыгодно, дотторе… — с трудом нашел Анхель более-менее подходящую фразу.
В этом раунде сучонок обыграл его, и Гульельмо неохотно ослабил хватку, но руку с члена убирать не спешил.
— Ну… если учесть, что за тебя уже заплатили двойную ставку, то да… Вряд ли ее сумеет перебить даже какая-нибудь Мэтресса, голодная до послушных мальчиков в кожаных ошейниках. Кстати…
— Прошу прощения, дотторе, но мне нужно встать. Позвольте мне выслушать вас десятью минутами позже.
Гуль хищно оскалился:
— Предлагаешь мне торчать под дверью уборной, пока ты себе додрочишь потихоньку? Нет уж, сделаешь это при мне, я должен убедиться, что с твоей спермой все в порядке.
— Как прикажете, дотторе… но позвольте это сделать в душевой. Так гигиеничнее.
— Скажите, какой чистюля! А в Африке-то небось подтирал задницу камнями, как заправский бедуин, и не жаловался на отсутствие гигиены!
— Так вы позволяете, дотторе? — Анхель давно научился игнорировать сопутствующие унижения, иначе было не выжить.
Гульельмо скрипнул зубами, испытав трудно контролируемый импульс перевернуть этого не в меру умного нахала на живот, поставить на колени и оттрахать как следует, намотав на кулак шелковистые золотые кудри. Так, чтобы выл от боли и слезно просил пощады…
Но беспошлинно воспользоваться «золотой задницей» удавалось крайне редко. Сегодня же, перед отправкой хитрого звереныша к такому клиенту, как Родольфо Колонна, Гуль тем более не мог себе позволить оставить на нем свои отметины.
Раздосадованный этим препятствием, он напоследок все же пребольно сдавил открытое навершие и, добыв немного вязкого предэякулята, освободил пленника.
— Иди, пока я не передумал…
Анхель не заставил себя просить дважды, спрыгнул с постели и побежал в ванную, но надежда скрыться от всевидящего Цербера хоть на пять минут была напрасной. Гуль последовал за ним и распахнул дверь ровно в тот момент, когда он стоял перед унитазом. Это унижение тоже было привычным, можно сказать — обыденным, и никак не повлияло на естественный процесс.
Гульельмо пристально наблюдал за всеми действиями подопечного, заодно не отказав себе в удовольствии понюхать его смазку, оставшуюся на пальцах. Он даже демонстративно лизнул их, точно дегустировал вкус:
— Та-ак, ну, здесь у нас все в порядке… сырой каштан и немного камамбера… норма! — но на этом «медосмотр» не закончился. Едва Анхель встал под душ, Гуль приблизился вплотную и остановил его:
— Подожди пускать воду. Дай-ка заодно проверю, не засунул ли ты себе что-нибудь в задницу на ночь, мечтая о члене Колонны-младшего. Наверняка он впечатлил тебя намного больше вялого кабачка мсье Делерю, да?
— Синьор Колонна не показывал мне свой член.
Гуль скептически хмыкнул:
— А разве обязательно было на него смотреть? Полагаю, он дал тебе его почувствовать, и не раз… Иначе с чего бы сын, едва похоронивший отца, вдруг устроил весь этот цирк со взятием своей же яхты на абордаж? Или ты думаешь, нам неизвестно, каким образом Колонна тебя заполучил?
Со стороны Гуля это был удар ниже пояса — в прямом смысле слова… Анхель мог контролировать выражение своего лица и глаз, ритм дыхания, отчасти даже кровяное давление и температуру; но уши и «младший брат» ниже пояса в мгновения сильного волнения подводили. Подвели и сейчас: ушные раковины сделались горячими, а только-только успокоившийся член стал снова наливаться силой…
Гуль удовлетворенно отметил реакцию возбуждения:
«А вот и третья проверочка большой личной вовлеченности мальчишки в предстоящую работу. Маркизу это порадует, но на его повиновении наверняка скажется скверно…»
— Повернись и нагнись! Ноги шире, живо! — голос Гульельмо из вкрадчивого и обманчиво-ласкового вдруг сделался сухим, тон — приказным. Стоило рабу промедлить чуть дольше положенного и неохотно повернуться, как жесткая ладонь отвесила обжигающий шлепок прямехонько по золотой заднице, подставленной для осмотра:
— И не вздумай дергаться и зажиматься, иначе получишь еще и клизму! И поедешь к клиенту с самой большой анальной пробкой и поздравительной надписью на ней!
Анхель положил руки на стену, раздвинул ноги, как было приказано — в игре «глубокий таможенный досмотр» тоже не было ничего нового — но мысленно осыпал Гуля долгими и подробными «пожеланиями счастья»:
«Гнусная, вонючая, ебливая мразь… слуга Иблиса… (3) чтоб тебя однажды разорвало пополам от твоей мерзкой похоти… и пусть в твоем персональном аду тебя тысячу лет подряд имеет во все твои смрадные дыры дохлый осёл…»
Гуль довольно небрежно провел осмотр заднего прохода, но потом его рука скользнула ниже, и он требовательно хлопнул Анхеля по бедру:
— Подними ногу и держи на весу, пока я не разрешу опустить ее!
«Не думай, сучонок, что так легко отделался… Тебя ждет небольшой сюрпризик от фирмы…»
Гульельмо вытащил из кармана белого халата широкий браслет с небольшим утолщением и горящим сбоку красным огоньком, разомкнул его с помощью новомодного электронного ключа и, поместив на щиколотку раба, замкнул снова.
— Оп-ля! Окольцован, птенчик мой! Можешь опустить.
Анхель с трудом подавил желание заехать Гулю коленом в подбородок или по яйцам, но это могло все испортить. Он сам удивился, какие метаморфозы вот уже три дня творит с ним проснувшаяся надежда на перемены в жизни… выдохнул и аккуратно поставил ногу на пол, так и не поняв, что за новое орудие пытки изобрел Гуль.
— Полюбуйся! Нравится? Не жмет? — несколько разочарованный спокойствием звереныша, Гуль не отставал и требовательно ждал ответа.
— Нет, не жмет. Это что… ножной браслет слежения?
— Умница, сам догадался! Да, это он и есть! Титановый и притом водонепроницаемый! Я лично проверял в течение суток! Работает лучше, чем швейцарский хронометр! Японское ноу-хау!
— Это все на сегодня, дотторе? — глухо спросил Анхель, но не смог до конца замаскировать ненависть и ярость, застрявшие в горле, точно сухая земля такыра (4).
— Нет! У тебя еще есть время до отъезда, так что оденься и приходи ко мне в кабинет. Я познакомлю тебя с тем, как работает эта новенькая штучка! В ней есть кое-что весьма интересное…
— Хорошо, дотторе.
Гульельмо собрался выйти из ванной комнаты, как вдруг вспомнил еще одно важное напутствие: