26. Все проиграли [2012 год] (2/2)
***
Насте повезло: когда она вернулась домой, отца не было дома. Однако, вопреки её убеждениям, он не был на работе. Витя решил съездить к Алёне, чтобы обсудить странную реакцию, которую он заметил во время встречи с Дашей.
Их сеансы стали очень редкими, поэтому Алёна даже удивилась, когда увидела на пороге Пчёлкина. Она разрешала ему приезжать не по записи.
— Виктор Павлович, я даже не ожидала вас увидеть уже, — закрыв блокнот, выпрямилась в кресле, приглашая Витю сесть напротив.
Пчёлкин сел, не зная, с чего начать.
— Алён, я тоже не ожидал, честно, но мне нужно обсудить с вами один момент. Дело в том, что я, вроде как, — Витя пошевелил ладонью, как бы показывая жест «50/50», — вступил в отношения, и всё хорошо, но я заметил за собой кое-что, что может всё разрушить.
— Я слышала, что вы не одинок, и это очень хорошо. Но что случилось?
— Мне неловко об этом говорить. Правда, — Витя выпил стакан воды.
Он долго молчал, пытаясь тактичнее сообщить о своей проблеме.
— Я не могу… Как бы сказать вам. Короче, — Витя разозлился на себя за свою стеснительность, — я не могу заняться любовью со своей девушкой. Я не могу это сделать, потому что мне некомфортно. Я понимаю, что могу причинить ей боль, и при любой мысли об этом я начинаю злиться.
— Хорошо. — Алёна кивнула, примерно понимая направление работы. — Назовите ассоциации, которые у вас возникают.
— Боль, страх, отчаяние, одиночество, пустота, — сходу назвал ряд слов Витя.
Больше вопросов о первопричине у него не осталось.
— Я использовал это как защитный механизм, я знаю. Но теперь мне нужно как-то перестроиться на то, что это не защита, а любовь.
— Вы правы. Здесь нужно работать над вашим мышлением, Виктор. Вы же готовы?
— Ради того, чтобы стать счастливым — готов.
Витя понимал, что эта часть отношений очень важна, и её отсутствие может привести к расставанию. Поэтому он даже был готов переступить через себя, рассказать вслух другой женщине о своих проблемах — лишь бы только всё получилось.
***
Настя положила рюкзак на кровать и крикнула горничным:
— Меня не беспокоить минимум два часа!
— Анастасия Викторовна, — к ней заглянула повариха, — вы не будете ужинать?
— Нет, не буду. — Настя так вздрогнула при упоминании еды, что работнице стало не по себе. — Всё в порядке. Просто так надо.
— Смотрите, — Повариха пожала плечами и вышла из комнаты Насти.
Пчёлкина закрылась, для перестраховки, и села на кровать. Она даже не плакала, не кричала. Организм пребывал в состоянии шока, обрабатывая весь гигантский пласт информации, который разом свалился на неё.
Настя не могла поверить, что её история закончится вот так трагично. Она верила в собственную победу, ведь она так старалась разгадать тайну. Но у судьбы были свои планы.
Пчёлкина всё отчётливее понимала, что мир для неё не будет прежним. Вся страна, многонациональная, самая большая в мире, знала, где её мама, и малодушно молчала. Маленькая девочка жила во лжи, с каждым днём приближаясь к тому моменту, когда всё рухнет. Настя чувствовала, как внутри всё ломается; казалось, даже слышала хруст костей. Какая еда, если у Насти при одном этом слове сжимается желудок и идут мощные рвотные позывы? Хотя, чем ей рвать, если она даже не завтракала?
Настя сидела на кровати, уставившись в стену, где висел плакат с Олей Будиловой из сериала «Школа». Такая классная, звезда класса, но разбитая внутри. Почти как Настя сейчас.
Пчёлкина легла, потому что сердце стало биться чаще. Его стук стало невозможно терпеть, он отдавал в уши, даже до головы доставал. Казалось, что лопнет мозг от переизбытка шокирующей информации. Убийство, война, изнасилование, многолетняя ложь. Настя даже не понимала, за что ей больше переживать: она прыгала от проблемы к проблеме. Мир, который был для неё очевидным, добрым и честным, рухнул, изменившись на тёмный лес, где вместо людей — хищники.
Прошёл час в гробовой тишине. Настя поднялась с постели и набрала Ване. Почему-то, среди всех, Настя хотела услышать именно его голос. Она не думала, что он тоже знал всё, но молчал.
— Привет, малая. Что-то случилось?
— Вань, ты сейчас очень занят? — Настя сжала кожу на коленках и с интересом наблюдала, как она краснеет.
— Нет, не особо. Что стряслось?
— Вань, мне нужно поехать на кладбище. — Пальцы сильнее сжимают кожу, становится больно. — Ты можешь сделать это со мной?
— Кто умер, Насть? Ты меня пугаешь.
— Моя мама. Двенадцать лет назад.
Ваня едва не выронил трубку. Самое страшное для всей его семьи сбылось — Настя всё знает. И если она догадается, что Ваня тоже был в курсе, их отношениям придёт конец. Белов как можно естественнее выразил удивление:
— То есть, ты нашла её?
— Я расскажу по дороге. Мне просто нужно знать, ты согласен или нет? Я боюсь, я… Никогда не была на кладбищах. Мне нужно, чтобы ты был рядом.
— Конечно, Насть, я тебя не брошу, ты чего?
Уже через десять минут Белов-младший стоял на пороге дома Пчёлкиных. Настя надела всё самое чёрное и траурное, что только имелось под рукой, даже где-то откопала платок на голову. Они обнялись и отправились вместе в непростой путь. Водителям Настя наврала, сказала, что просто поедет в парк погулять и просила не говорить отцу. Пчёлкина понимала, что её поведение выглядит неестественно, но её больше не заботило мнение человека, который лгал ей четырнадцать лет.
— Какое кладбище? — Уточнил Белов. — Я просто знаю только, как до Троекуровского ехать.
— Ты угадал. — Настя горько усмехнулась. — Оно самое… Моя мама была очень известной, поэтому логично, что она там… — На «похоронена» не хватило сил. Они вошли в вестибюль метро, а затем сели в вагон поезда. Настя рассказывала о том, что узнала, а Ваня кивал так, будто впервые слышит эту информацию, делая шокированное, а порой и возмущённое лицо. На Насте это сработало.
Вместе они добрались до станции «Кунцевская», а затем на автобусе до конечной — «Некрополь Троекурово». С каждой остановкой Настино сердце сжималось сильнее — встреча с мамой была всё ближе. Ваня понимал это и не трогал девочку, не задавал лишних вопросов. Двери автобуса распахнулись, выпуская последних пассажиров. Настя силой заставила себя встать и покинуть транспорт, идя за Ваней к огромному кладбищу. Неподалёку от него располагалась белокаменная часовня.
Ваню поразило, как по-взрослому вела себя Настя. Белов-младший готовился к истерикам, слезам; он думал, что придётся объяснять, как вести себя на кладбище — но девочка не сделала ни единой ошибки, будто всю жизнь готовилась к этому моменту.
— Какой участок, ты не помнишь?
— 9А. Я посмотрела в Интернете, это примерно направо и прямо.
— Хорошо.
Настя видела много скульптур, высоких памятников, но не знала ни одного имени, хотя Ваня часто останавливался, повторяя имена с уважением. Он пожалел, что не взял с собой хлеба, чтобы как-то почтить память.
Через час хождений ребята поняли, что заблудились. Они утыкались в таблички с разными номерами, но только не 9А. К вечеру погода становилась всё более холодной. Ваня не показывал, что он недоволен, и это успокаивало Настю. Она шла, но не находила нужное имя, и отчаяние росло с каждой минутой. В конце концов, пнула камушек на тропинке и… начала молиться про себя.
С детства Витя учил ребёнка, что никакого Бога нет. Ни единый элемент христианской жизни не соблюдался в их семье, кроме ношения крестика на шее Насти. Просто так хотела Юля, а её слово Витя уважал.
Настя подняла глаза на небо. На нём не было ни облачка, однако, после молитвы там появилась стая птиц, которая направилась в едином направлении. Настя почувствовала, что ей нужно идти за ними. Ваня пошёл следом, поймав себя на мысли, что таким путём они действительно ещё не шли. Полчаса она следовала птицам, а затем, когда они улетели, Настя опустила глаза и увидела могилу с золотыми буквами:
«Фролова Юлия Александровна.
19.05.1970 — 05.01.2000.
Спи спокойно, моя Юленька!!!»
Вот она — правда. Она лежала под гранитом четырнадцать лет, терпеливо и молча ожидая Настю. Настя вгляделась в фото на могиле — описание совпадало с Диминым. Короткие волосы, нос с горбинкой, застенчивая улыбка.
— Мама. Мамочка, — утвердительной интонацией сказала Настя, коснувшись рукой плиты. На ней не было ни пылинки — значит, бережно ухаживали.
Настя чувствовала сердцем — эта женщина, действительно, её родная мама. Она смотрела в её большие глаза и чувствовала тепло, которое нельзя было передать словами.
Настя открыла рюкзак и достала оттуда две гвоздики, которые купила по дороге. Положила их аккуратненько, между букетами и шоколадками. Пчёлкина удивилась, увидев столько сладкого. Она считала, что мёртвым нужно давать либо хлеб, либо водку, либо конфету.
— Почему ей шоколад кладут?
— Потому что она при жизни любила шоколад, и Витя попросил её так поминать, — вырвалось у Вани. Затем он резко замолчал, понимая, что спалился. Но Настя, которая была повержена эмоциями, не обратила внимания на эту ошибку. Она встала на колени перед матерью, мысленно разговаривая с ней. Настя шевелила губами, беззвучно проговаривая всё то, что хотела бы сказать.
Пчёлкина много раз представляла эту встречу, как подбежит к маме, как её обнимет и поцелует. Однако, она не учла одну деталь: её собеседник теперь — могильная плита, и та не издаст ни звука.
— Ты хочешь ей что-то сказать? — Настя поднялась с земли и отряхнула джинсы. Ваня кивнул, также немного пообщавшись с покойной. Он был более кратким, нежели Настя. Белов выразил уважение поступкам Юлии и пообещал вечно помнить её.
Территорию кладбища они покинули, когда уже начало смеркается.
— Пойдём, Насть, ты простынешь, — Ваня укрыл девочку своим шарфом.
— К чёрту.
— Не к чёрту. Ты должна жить дальше.
И вот в этот момент затуманенное болью сознание вкинуло фразу Вани. Он говорил с такой уверенностью, как будто разбирался… Настя резко остановилась, повернула голову и сказала:
— Ты тоже знал, что моей мамы больше нет?
Ваня почесал затылок, глупо улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. В глазах Насти появилось много боли и разочарования. Они наполнились слезами.
— Ты знал, да, Ваня? Про войну, про журналистику, про смерть? Ты знал и молчал?
— Насть, я не мог по-другому. Мне запретил говорить мой отец, да и твой тоже. И потом, ты была такая маленькая. Как с тобой о войне говорить?
— Да в Питере дети с детства про блокаду знают, и ничего, живут. А ты врал мне.
Автобус подъехал к остановке. Настя закинула ногу на ступень, уже собираясь уезжать. Но не удержалась — повернула голову и сказала хрипло через плечо:
— Такой же, как и все. Предатель и сука. А я тебя ещё любила.
***
Когда Настя приехала домой, Витя уже был дома, читал газеты и изучал декларации. Здороваться с отцом не было ни малейшего желания. Он ей был противен после факта насилия над мамой и за обман. Витя не заметил, что его дочь вернулась — мысли были в психотерапии и Даше.
Пчёлкина воспользовалась возможностью показать, что она больше не дура. Она зашла к отцу и сказала гордо:
— Прошу прощения за то, что я сказала, что ты изменяешь моей матери.
— О, молодец, — Витя кивнул, перевернув страницу.
— Действительно, ты не изменяешь маме. Ведь она труп теперь. Тогда всё нормально. Делай, что тебе угодно. — Настя покрутилась, смеясь. — Хоть заройся в этих своих бумагах. Целуйся, обнимайся, трахайся. Не при мне, конечно, будьте так любезны. Если для тебя ничего святого нет, можешь жениться повторно.
Настя перегнулась через стол и коснулась губы отца пальцем.
— Только я, папочка, тоже буду делать, что я хочу. Понял?
Витя собрался схватить Настю за волосы, но не успел: девочка убежала в комнату, смеясь. Пчёлкин сжал в кулаке ручку. Поэтому, когда ему позвонили, он
рявкнул:
— Алло!
— Вить, ты помнишь меня?
Женский голосок. Таких Витя слышал слишком много.
— Можно конкретику?
— Я Кристина Фёдорова. 2007 год. Показ мод. Помнишь?
Вот это освежило память Пчёлкина. Он действительно ходил на показ закрытой коллекции, чтобы «посмотреть на баб». Там он увидел Кристину, глупенькую провинциалку, верящую в светлое будущее. Переспал с ней несколько раз, но когда услышал от неё «я тебя люблю», Пчёлкин предложил разойтись, чтобы не усиливать привязанность. Кристина согласилась.
— Помню, Крис. Но мы уже всё обсудили.
— Я не про отношения. Я бы не трогала тебя, если бы всё было хорошо. Дело в том, что несколько месяцев назад мне поставили ВИЧ. Я не хочу сказать, что заразил ты. Я узнала, что я спала с парнем, у которого был «плюс», до тебя.
— Кристина… Блять, ты шутишь, — Витя хихикнул.
— Я бы очень хотела. Чтобы тебя предупредить, я тебе звоню. Я не хочу, чтобы ты запустил это дело.
Витя не увидел в словах Кристины шутку, к своему сожалению. Он начал осознавать, как серьёзно бедствие. Скандал с дочерью отошёл на другой план — сейчас Пчёлкин думал, что делать.
— Кристина, мы предохранялись? Я просто иногда использовал барьерную, а иногда нет.
— Я не помню, Господи, это было пять лет назад.
— Подумай хорошенько! — Пчёлкин кинул трубку.
И только в этот момент, когда звонок прервался, до него стал доходить весь масштаб последних событий, как и те слова, которые ему озвучила Настя.
Она всё знает. Его дочь всё знает и считает его предателем.