26. Все проиграли [2012 год] (1/2)
Все проиграли, любовь проиграли, любовь проиграли, проиграли!<span class="footnote" id="fn_38917001_0"></span>
Первая же мысль, которая возникла в голове Насти — встреча с Дмитрием. Как она может случиться, если теперь её будут возить от дома в школу и обратно?
— Пап, ты ничего не попутал? Мне 14 лет, у нас по Конституции свобода передвижения.
— Там ещё было что-то про свободу слова прессы, но, как видишь, всем плевать на это<span class="footnote" id="fn_38917001_1"></span>. Я уже сказал: ты под арестом, милая.
— У меня Чемпионат России скоро, как я без тренировок буду?
— Раньше надо было думать. — Витя потушил сигарету о пепельницу, закинув ноги на стол. — Запомни одну истину: если тебе что-то нужно в этом мире, и ты боишься потерять определённую возможность, то нужно уметь вовремя закрывать рот. Я не потерплю, чтобы моя родная дочь, которую я кормлю и обеспечиваю, разговаривала со мной на повышенном тоне и матом. Уяснила?
— Я буду говорить так, как ты заслуживаешь. Ты предал маму! — Крикнула Настя и хлопнула дверью, закрывшись в комнате. Пчёлкина схватила телефон и написала Диме:
«Мне кажется, я не смогу встретиться с вами завтра.»
«Что случилось?»
«Я наказана. Простите.»
«Если надумаешь встретиться, всё будет в силе.»
Настя отложила мобильник и легла в кровать, чтобы поскорее уснуть.
Она надеялась, что папа отменит наказание, которое вынес на эмоциях, но прошло несколько часов, а он всё никак не объявлял амнистию. Настя понимала, что могла извиниться, но не хотела этого делать. Какие, к чёрту, извинения, если правда на её стороне? Гордость не позволяла произнести простое слово! Даже когда Настя отказалась от ужина — Витя не сказал ни слова.
Взаимная холодная война грозила началом эскалации.
***
Утром Настю забрал Шмидт и отвёз в школу. Всё как обычно — уроки, перемены. Настя честно пыталась понять новые темы, но, вместо голоса учителя, могла слышать только собственные мысли. Вот уже близка разгадка, но Настя не может дотянуться до неё из-за глупой ссоры с отцом. В этот момент Пчёлкина даже позавидовала своим одноклассникам, которые не имели личных водителей — они были свободнее, их никто не контролировал, и каждый шаг не находился под прицелом чьих-то бдительных глаз.
Сидя на уроке, девушка думала о том, как сбежать на встречу и при этом не иметь никаких негативных последствий в дальнейшем. В конце-концов, пришла к единственному выводу: ей нужно уйти пораньше, желательно перед последними двумя уроками. У водителя есть расписание, и он приедет только к окончанию дня. Главное — вернуться обратно в школу. А уж сбежать было проще простого.
Пчёлкина со стоном схватилась за живот и начала оседать на пол. Нина Михайловна, химичка в возрасте, как и предполагалось, не прошла мимо, подыгрывая Настиному плану:
— Настенька, что случилось?
— Живот болит, — прохрипела Настя, сжимая кожу руками и сцепив зубы для надёжности. Нина Михайловна приняла слова Насти за правду и отпустила девушку. Настя пошла в медпункт, рассказала ту же историю — ей дали активированный уголь и сказали отправляться домой. Для пущей убедительности, Пчёлкина даже похромала, доходя до двери, а уже за ней взвизгнула от радости, пританцовывая. Всё! План выполнен.
Набрав номер Дмитрия, Настя дождалась, когда длинные гудки сменятся мужским голосом, и сообщила, что сможет приехать. Глушков ответил, что будет ждать её с нетерпением. Несколько остановок на трамвае, затем — две станции на метро; вся дорога заняла от силы минут двадцать. И вот, легендарные Воробьёвы горы, лучшая смотровая площадка, показалась за воротами. Настя медленно прошла к забору и увидела Диму. Узнать его было очень просто по крепкому телосложению, бороде, а главное — взгляду.
— Дмитрий, здравствуйте. — Настя запыхалась, садясь рядом с журналистом. — Простите, у меня не так много времени, я сбежала из школы и мне нужно вернуться к 14:30.
— Ничего страшного, я тебя отпущу. Будешь? — Дима обнял девочку и угостил мороженым, которое Пчёлкина любезно приняла из его рук. — У тебя есть какие-то конкретные вопросы о твоей маме или я сам могу рассказать о ней? — Настя кивнула.
— Начните Вы. Может, уже все загадки разгадаете.
Она старалась выглядеть спокойной, но волнение выдавало то, как девочка теребила брелок с гитарой «Ранеток».
Дима устремил свой взгляд вдаль и начал говорить:
— Твою маму зовут Юлия. Её фамилия, на самом деле, Фролова. Она не успела поменять на отцовскую. Была журналистом, закончила МГУ, да и, в целом, умницей, храбрым человеком. Сначала в газете писала про происшествия всякие, а потом устроилась на телевидение. Юля помогала жертвам насилия, освещала судьбы простых людей. Но в 1995-ом ей предложили командировку в Чечню, в качестве военного корреспондента. Тебе наверняка неизвестно, в школе об этом не говорят, но Россия два раза воевала с Чеченской республикой.
— Зачем? Чечня же, вроде, Россия тоже.
— Всё верно, — Дима кивнул. — Чечня это субъект Российской Федерации. Но в 1994 году она хотела выйти из состава России и стать независимой. Это если вкратце. Не хочу тебя тревожить всякими дуростями. Вторая Чеченская война была неизбежна из-за того, что Хасавюртовское соглашение 1996 года не решило проблему ни одной из сторон. Россия вывела войска с территории Чечни, но юридически сторона противника не получила независимости и дипломатического признания ни от одной страны. После окончания Первой чеченской войны в 1996 году в самопровозглашенную республику начали перебираться радикальные исламисты из Афганистана и Саудовской Аравии, которые начали промышлять разбоем, наркоторговлей, организацией терактов и похищением людей. Я доходчиво объясняю? Просто ты маленькая, может, слишком сложно рассказываю.
— Нет, не сложно, мне всё понятно. И моя мама была на войне?
— Твоя мама была на обеих войнах. — У Димы затряслись руки. Если первую часть рассказа он легко изложил, то сейчас он долго подбирал слова. — Во время первой командировки она освещала боевые действия, но получила ранения, поэтому отправилась домой. Пока лечилась и восстанавливалась, уже война закончилась.
— Ранения…
— Да, её ранили в ногу. Она выжила, герой вообще. У твоей мамы были государственные награды даже. После войны занималась социальными темами, была корреспондентом «Времени».
— Того самого?
Даже Настя знала эту передачу. Когда она начиналась, Витя понимал, что уже девять вечера, а потому отправлял дочь спать.
— Именно. В 1999-ом она помогала Александру Белову на выборах, агитировала голосовать за него. На мой взгляд, это стало фатальной ошибкой. — Дима потёр виски. — Именно из-за этого Каверин, оппонент Белова, обозлился на твою маму, начал точить зуб. В декабре 1999-го, на следующий день после свадьбы, Юля вылетела в Чечню, во вторую командировку.
— Подождите… — В круговороте информации, которая разом рухнула, голова шла кругом. — Скажите, моя мама жива? Где она?
Дима замолчал. Пчёлкина смотрела ему в глаза, ожидая нервно ответа. Самый главный вопрос, который она хотела задать четырнадцать лет. Глушков видел, как девочка волнуется и понимал, что сейчас убьёт её собственными словами. Но отступать было некуда. Дима вырвал листок из блокнота и написал:
«Троекуровское кладбище, участок 9а».
Листок отдал Насте, без комментариев. Пчёлкина перечитала фразу так, как будто она была на китайском языке. Настя чувствовала, что мир вокруг становится расплывчатым из-за слёз на глазах. Тело стало горячим, раскалённым.
***
— Виктор Павлович, вас просят к телефону.
Пчёлкин сразу же понял, о ком идёт речь — он ждал её звонка, чтобы понимать масштаб бедствия.
Едва он взял телефон и ответил, на том конце провода раздался её голос:
— Вить, нам нужно встретиться. Срочно.
— Буду через пять минут.
Витя приехал на Котельническую набережную. Глазами быстро отыскал Дашу и подошёл к ней, нежно коснувшись её плеча.
— Вить, я знаю, что ты человек занятой, поэтому не буду тянуть кота за хвост. Меня могут уволить за поцелуй с тобой. Вернее, за то, что его видели другие люди. Мне непонятно, как ты это допустил…
— Я не могу контролировать все СМИ нашей страны. Это не в моей компетенции. Я всего лишь выступаю косвенным регулятором с точки зрения финансов, — тут же защитился Витя.
— Я не собираюсь тебя отчитывать. Я просто хочу сказать, что терять карьеру педагога я не намерена, поэтому нам нужно перестать видеться. Никаких контактов, переписок, встреч.
— Подожди, мы расстаёмся? Блять, ты серьёзно? — Витя всплеснул руками, истерически смеясь. Отношения длиной в три дня — самый низкий показатель в жизни Вити. — Как наступает проблема, ты убегаешь в кусты?
— Нет. Как раз-таки побег в кусты — это решение проблемы, Пчёлкин. Мне тоже не хочется тебя отпускать, как бы я не отрицала это. Но пойми, моя работа очень важна для меня. — Даша взяла Витю за руку, а потом отпустила. — Скоро будет педсовет, где всё решится. До него я вообще должна быть тише воды и ниже травы.
— Я могу решить всё в два счета, Даш. Почему ты не даёшь мне помочь тебе? — Витя стал злиться, и эта злость сейчас уже прорезалась в нотках его голоса. Даша тут же потушила огонь эмоций ледяным спокойствием:
— Потому что я сама должна отстоять свою честь. Пожалуйста, не пиши мне и не звони. Это будет твоей лучшей помощью.
— Когда будет педсовет? — Витя не желал ничего слышать про «не звони». Он упорно гнул свою линию. Оставлять свою любимую женщину на растерзание гнусных педагогов было ему не под силу.
— Через неделю. Вить, не приходи, пожалуйста, ты можешь всё испортить. Я уже знаю, как разобраться со всем. Я должна предъявить отсутствие переписок и какого-либо общения, кроме учебы. Просто пока… — Даша прикрыла рот ладонью. Сквозь щёлочки Витя увидел, как Даша пытается улыбаться. — Меня для тебя нет.
Пчёлкину от всей души хотелось топать ногами и биться в невидимую дверь. Он понимал, что спорить с Дашей бесполезно и её план действительно претендует на успешность. Но он привык к её сообщениям. Только сейчас начиналась новая глава его жизни, светлая, без траура и страданий, и теперь всё обрывается. Хоть ори во всю глотку.
— Неправда, Котова. — Витя покачал головой. — Несмотря на то, что мы с тобой общаемся не так много, ты стала занимать не последнее место в моей жизни. Я давно такого не испытывал и не собираюсь тебя терять.
— Мне приятно это слышать, но ты понял, о чём я? Пока будем на расстоянии.
Витя не кивнул. Ведь даже малейшее подтверждение было бы знаком, что Пчёлкин принимает правила игры. А они ему совсем не нравились, однако, он был лишь игроком. Даже при всей его огромной власти, спасти репутацию Даши он не мог. Общество уже всё видело.
Пчёлкин подошёл к Даше и обнял её, положив руку на спину и скользнув немного пальцами по тонкой ткани куртки.
Впоследствии Даша будет часто вспоминать этот жест с теплотой и тоской.
***
— Вы шутите?! Какое Троекуровское кладбище?! — Настя отбросила листочек на скамейку. — Моя мама жива, мне отец говорил об этом! И… — Настя сжала в руке свои волосы, а потом отпустила. — И она мне звонила на десятилетие! Обещала приехать из Америки! Она жива, я это знаю точно!
— Я не знаю, кто тебе звонил. Голос сейчас можно подделать с помощью специальных программ. Прости, Насть. Твоей мамы нет с нами. Она умерла 5 января 2000 года.
Настя села на скамейку и по-старчески согнулась. Действительно, такой груз был слишком тяжёлый для её детских плечиков. Она закрыла лицо рукой, давая себе возможность поплакать. Затем вытерла слёзы и вновь выпрямилась, спросив:
— Как умерла моя мама?
— У неё не было шансов. Когда началась Вторая Чеченская, твоя мама была после родов, организм был ослаблен. Ещё в плену находилась трое суток. Ей попали в голову, спину и ногу. Она умерла в больнице. Даже если бы привезли донорскую кровь… Клетки уже отмерли, не могли принять её.
— Я слышала, что военных журналистов не бьют, Дмитрий. Зачем они убили мою маму? — Настя начала вспоминать ресурсы, которые изучала, когда узнала профессию Юли. Дима уже решил рассказать всё по полной программе:
— Я провёл своё расследование и убедился, что в убийстве мог быть замешан русский человек, с высоким положением в обществе. Как я вижу ситуацию: Каверин, который был соперником Белова на выборах, связался со своими контактами в Чечне и слил им местоположение Юли.
— Откуда у русского человека контакты в Чечне? Это бред!
— В 1995-ом Каверин поставлял оружие чеченским силовикам. Это общеизвестный факт, Насть. К сожалению, были тогда и такие куски дерьма, — Дима поморщился, выражая отвращение. Настя быстро задавала вопросы, так как времени оставалось всё меньше.
— Вы сказали, что моя мама была в плену. Что с ней было? Как она туда попала?
— Она шла на рынок за продуктами, без сопровождения. На неё накинулись и увели в хижину, грубо говоря. — А затем Дима резко добавил, неуверенно: — Её били и морили голодом.
Глушков облизнул губы и впервые за разговор спрятал взгляд от Насти. Девочка, хоть и была ещё не такой взрослой, быстро почувствовала: от неё что-то скрывают.
— Вы что-то недоговариваете. — Настя с прищуром разглядывала Дмитрия. — И у вас есть больше информации, что происходило с моей мамой в Грозном.
— Надо же. — Мужчина нервно усмехнулся. — Такая маленькая, а уже следопыт.
Манипуляция с шуткой не сработала. Пчёлкина не собиралась закругляться:
— Не надо только меня за мелкую считать, — фыркнула Настя. Её терпение стремительно сводилось к нулю. — Мне отец в 5 лет «Ворошиловского стрелка» показывал.
— Думаешь в правильном направлении, — Дима тут же прикусил язык. Он поразился тому, как девчонка обвела его, бывалого журналиста, вокруг пальца и стянула информацию.
— Что? — С ужасом переспросила Настя, сопоставив реплики. Ворошиловский стрелок… Плен… — Вы хотите сказать, что мою маму… — Настя даже не могла произнести вслух то самое слово.
— К сожалению, Насть, это так. Я узнал об этом, когда Юля спаслась, с её слов. Я точно не понял, что послужило причиной, если можно так сказать. Нет. — Дима поправил себя сам. — Не причиной… Поводом. Потому что оправдания такой мерзости нет. То ли то, что Юля отказалась выйти замуж за кого-то из них и принять ислам, то ли то, что она вела себя провокационно, с точки зрения понятий Чечни, — Дима выдохнул, ударив себя по коленкам. Вдаваться в подробности ему не хотелось. Слишком больно было ворошить прошлое. Слова приходилось проталкивать из горла. — В общем, Насть, их было шестеро.
Из груди Пчёлкиной вырвался вскрик. Даже криком нельзя было назвать: какой-то короткий звук. Но сколько в нём было боли и страха! Пчёлкина хотела бы, чтобы всё услышанное было шуткой. Чтобы Дима сказал, что это розыгрыш на первое апреля, дал адрес мамы и отпустил. Но Настя видела по мучительному взгляду Димы, что это правда. На нём не было лица. Пчёлкина впервые видела такого крепкого мужчину растерянным.
— Если будешь смотреть заключение о смерти, то там не будет об этом ни слова. Белов приказал убрать из него любые признаки изнасилования, чтобы твоему отцу не было больно. Насть, мне очень жаль. — Повторил Дима, ненавидя себя за банальность. — Я знаю, что мои слова не помогут залечить рану в твоей душе. Твоя мама была настоящим героем, выдающимся журналистом. Именно её жажда доносить правду, даже из самых опасных мест, и привела её туда.
— Я хотела её увидеть четырнадцать лет, я верила… — Бормотала Настя сквозь рыдания. — Я ждала… Я так ждала…
С этими словами пришло осознание, что её мечте не суждено сбыться. Мама так и останется образом из миражей, фантазий. Никогда не будет семейных праздников, объятий, разговоров с ней. Настя так хотела найти ту, которая подарила ей жизнь, и по итогу врезалась в холодную стену правды. Пчёлкина так билась, столько шагов сделала ради того, чтобы сейчас сидеть на Воробьёвых и рыдать белугой, пока её неумело гладит Дима. Настя больше не могла сдерживаться — она плакала, тряслась и заикалась, пытаясь что-то сказать ещё. В груди защемило, щёки покраснели от пролитых слёз.
— Я обязательно навещу маму. — Настя сделала вдохов десять, чтобы сказать одну эту фразу. — Я надеюсь, она простит меня, что я никогда не была на её могиле.
— Она сейчас на небесах, Настенька. Она всё видит и знает. При жизни она была понимающей и милосердной. — Дима погладил Настю по голове.
Она медленно поднялась со скамейки, поправив школьное платье.
— Мне нужно срочно ехать в школу.
— Я тебя подброшу, так будет быстрее. Ты не боишься садиться ко мне в машину?
Настя помотала энергично головой, протягивая руку Дмитрию. Он довёл девочку до автомобиля и помог ей сесть на сиденье возле детского кресла. Дима начал путь. Настя смотрела в окошко, но видела перед собой не Москву, полную людей и беспечности, а хроники войны, которая когда-то безжалостно оборвала жизнь её мамы.
— Опишите, какой была моей мама. Это последнее, о чём я Вас попрошу.
— Она очень похожа на тебя. Взгляд такой же вдумчивый. Ещё нос тоже с горбинкой. Губы тонкие немного. Карие глаза, «карешка» каштанового цвета, — Дима достал из бардачка фотографию Юли, а также ещё одну — где они вдвоём на фоне Грозного. Настя вцепилась в эти фото и убрала их в сумку.
— Держись, пожалуйста.
— Обязательно.
Первая ложь Насти, самая крупная за всю её жизнь. Какое к чёрту держаться, когда мечта, к которой она шла долгие четырнадцать лет, рухнула с оглушительным грохотом? Да и не было никакой мамы. Отец ей врал, придумал какие-то сказки, а Настя, глупенькая, верила. Наконец, машина Димы притормозила возле школы. Настя как раз услышала звонок с последнего урока.
— Если тебе нужно будет со мной поговорить, обязательно звони мне. Я для тебя всегда найду минутку.
— Спасибо вам за всё, — Настя пожала руку Диме и захлопнула дверь автомобиля.
Сейчас предстояла непростая задача — сыграть весёлого ребёнка, каким Настя обычно была в глазах окружающих. Пчёлкина забежала в туалет и умыла лицо, затем попыталась посмеяться. Вышло истерически. Вот не зря Настю не приняли в школьный театр — актриса из неё явно никудышняя.