8.6. Мальчик и Механизмы (1/2)

Когда Седьмая Богиня Мирайна очнулась, в гостиной уже было пусто. По крайней мере, Мирай так казалось, поскольку ни леди иль Найтх, ни леди эль Гратэ, ни Первого Советника, ни даже их юных учеников рядом не оказалось. А когда Богиня услышала приглушённые разговоры, доносившиеся из-за дверей столовой, она поняла, что остальные гости просто ушли пить традиционный вечерний чай.

— Это я надоумил их уйти, — словно в унисон мыслям Седьмой, раздался сбоку чей-то насмешливый и спокойный голос. — Сказал, что побуду с тобой, пока не очнёшься, и прослежу, чтобы твоя жалкая жизнь не оборвалась раньше времени, раз уж я частично виноват в произошедшем.

Мирай встрепенулась и с плохо скрываемой тревогой посмотрела на источник звука. Рядом с ней, в одном из мягких кресел, сидел сам Великий Кейран Этэрнити и привычным ему скучающим взглядом наблюдал за пробуждением Мирайны.

Он был ровно таким, как о нём шептались во Вселенной: надменно-язвительный, расчётливый и… безумно красивый.

Конечно, Мирайна слышала эти рассказы и даже пару раз видела Кроу издалека, но сейчас собственными глазами убедилась во всех этих сплетнях. А сплетен про него ходило едва ли не больше, чем про его мерзкую сестру.

Например, самым популярным слухом в Бесконечном Колесе была легенда о том, что Великий Кейран переспал если не со всеми, то с абсолютным большинством Богинь Этэрнити. И ещё — что все эти Богини по собственному желанию бросались к нему в постель, не то обезумев от похоти, не то купившись на красоту и власть Кейрана, но в обоих случаях совершенно забыв, каким чудовищем является Кроу на самом деле.

«Вот же глупые, — про себя ухмыльнулась Мирай. — Пусть он и красавчик, каких свет не видывал, но опускаться до подобной низости — удел идиоток».

Вторым по известности слухом был тот, в котором говорилось, что Кроу — единственный признанный Великий Мастер, который не обладает врождённым Талантом к чему-либо и который получил свою власть и влияние лишь за счёт острого ума и гениальной изобретательности. Для Кроу как члена Кейриата — организации, состоящей только из самых великих и талантливых Богов всего Этэрнити — это было по-настоящему выдающимся достижением.

Впрочем, ещё более удивительным был третий слух. В нём указывалось, что Великий Кейран, несмотря на всю свою обделённость Талантом, без раздумий бросает вызов каждому, кто так или иначе оскорбляет его сестру. И кем бы ни был его соперник, Кроу каким-то образом всегда одерживает победу, а заодно развоплощает нахала, посмевшего ставить под сомнение честь Великой Кейрин.

«Да какая там честь… — тут же одёрнула себя Мирай. — Если вспомнить, что она натворила…»

Додумать Богиня не успела, поскольку Кроу чуть подался вперёд и снова обратился к ней:

— Ну что, пришла в себя?

— Ты… Вы… — в противоположность Кейрану отпрянула Мирай, вжавшись в подлокотник софы и лихорадочно размышляя, как быть.

Она впервые за вечер осталась наедине с этим печально известным на всё Бесконечное Колесо существом и теперь спешно просчитывала, чего он хочет и как ей быть.

— Ага, я, — усмехнулся Кроу, позабавленный реакцией женщины. — А ты, как ни погляди, одна из наделёких Богинь этого мира.

— Вздумали насмехаться? — собрав всю свою волю и наглость в кулак, дерзко парировала леди.

Она не знала, насколько враждебно или миролюбиво настроен по отношению к ней Великий Кейран, однако боялась дать слабину.

— Насмехаться? Зачем? — тем временем хохотнул Кроу. — Над тобой и так жизнь посмеялась. Если судить по устройству твоего мира, разумеется.

А затем глумливо добавил:

— Да уж, так налажать с миропорядком — это надо постараться.

Мирай озлобленно стиснула зубы, вынужденная сносить одну издёвку за другой. Ей совсем не нравилось присутствие рядом Кроу и уж тем более не нравились его высокомерные насмешки, но лишь потому, что они задевали самолюбие Мирайны и били ровно в цель: ведь Халл действительно был одним из тех миров, которые пренебрежительно называли «движимыми». Такие миры отличались слабостью структуры, внутренних связей, и, соответственно, всей системы. В этих мирах чаще происходили войны, стихийные бедствия, разрушения. В них же быстрее ослабевал контроль над происходящим и быстрее наступал Конец.

А Конец мира всегда означал Конец Бога, создавшего его.

Или Богов, как в случае с Халлом.

Собравшись с силами, Мирайна хотела было разразиться ответной бранью, но вдруг ощутила, насколько сильно кружится голова после целого вечера предсказаний, и схватилась за ноющие виски. Она почти не помнила, что происходило во время последнего прорицания, зато явственно ощущала нестерпимую боль отдачи, наступившую после.

Да, наверное, за всю долгую жизнь Богини это было самое сложное и самое энергозатратное пророчество из всех. Оно вытянуло из Седьмой такое количество сил, что женщина едва держалась, дабы не потерять сознание во второй раз.

Великий Кейран это состояние Мирай заметил и, мельком окинув леди взглядом, хмыкнул:

— Надо же, ты действительно потратила весь свой резерв на дурацкие предсказания. Какая нелепая расточительность…

С каждой фразой Кроу раздражал Мирайну всё сильнее, и в какой-то момент она не выдержала:

— Зато благодаря моим предсказаниям теперь я знаю о Вас то, что не знают другие!

Хоть это была откровенная ложь, слова оказались произнесены с таким чувством превосходства, что любой другой на месте Кейрана, как минимум, испытал бы недовольство или заволновался бы о своей репутации. Но Кроу только пожал плечами и хмыкнул:

— Удачи пополнить список сплетен обо мне.

Седьмая подивилась невозмутимости этого Бога и вперилась в него раздосадованным взглядом. На провокации он не поддавался и был прав: всё равно за ним и его сестрой тянулась такая вереница слухов, что парочка новых погоды бы не сделала. Однако прежде чем Мирайне удалось придумать что-нибудь ещё, Кейран заговорил сам:

— Впрочем, мне совершенно плевать на тебя и твой мир. Единственное, чего я хочу на данный момент, — так это чтобы ты не лезла в мои дела.

Седьмая Богиня опешила. Наглость и своевольность сидящего рядом Кроу поразила её так глубоко, что неприязнь Мирай пересилила даже её страх. А потому женщина едко возразила:

— Не хочу огорчать, но это мой мир, и заявляясь сюда, это Вы лезете в мои дела.

Кроу неторопливо закинул ногу на ногу, поудобнее устроившись в своём кресле, как если бы предавался праздной болтовне, а не вёл напряжённый диалог о вещах крайне важных. Он не спешил отвечать, только отцепил от лацкана камзола маленькое серебряное пёрышко и начал прокручивать между пальцев.

Мирайна исподлобья посмотрела на это изящное украшение и сразу поняла, что перед ней Артефакт. Не бытовой или бесполезный, каких во Вселенной пруд-пруди, а тот самый истинный Артефакт, важнейший для Божества и обычно завязанный на его Таланте. Такая вещица аккумулирует силы Бога и является главным оружием в сражении с противниками, причём её сила не зависит ни от размера, ни от формы, ни от внешней простоты или сложности. Важна только суть.

Кроу медленно повернул голову к Мирай — и по одному его взгляду Седьмая поняла, насколько опрометчивыми были её последние слова. Некогда безмятежно лазурные, с весёлыми искорками, а теперь абсолютно чёрные глаза, в которых таилось нечто крайне опасное и неконтролируемое, смотрели на Мирайну как на жалкую букашку. Не оставалось сомнений: сейчас последует что-то очень плохое.

— Да неужели? — всё так же неспешно, почти лениво, произнёс Кроу, словно и не думал вступать в конфликт. — Ну раз так…

Неуловимое движение — и Кейран внезапно оказался рядом с Седьмой, а в его ладони полыхнул чёрным светом занесённый Артефакт-пёрышко.

— …значит ты не будешь против, если я, скажем, прямо сейчас тут всё к Бездне разрушу? — сияя по-настоящему безумным взглядом, до жути ласково прошептал Кроу. — Разорву твой жалкий мирок на части, а вместе с ним — и твою душу? После чего добавлю её к своей коллекции, как и души остальных шестерых?

Мирайна отпрянула назад, испуганно вжавшись в спинку софы и в ужасе глядя на своего оппонента. Вот теперь она действительно ходила по тонкому краю чужого терпения, а любая мелочь могла стоить ей мира… и души.

На самом деле даже если все Семеро Богов Халла собрались бы вместе, едва ли им удалось бы остановить самого Кейрана Этэрнити. А уж одна Мирай с её талантом к предсказаниям и слабостью в отношении более разрушительной магии тем более не сумела бы дать отпор.

Да и кто бы смог? Кто обладал достаточной силой, чтобы бросить вызов этому Демону и его сестре? У кого хватило бы смелости?..

Седьмая Богиня Мирайна вдруг вспомнила о девушке с яркими серебряными глазами и длинными волосами, что умели превращаться в шипы.

— В-вы не посмеете, — храбрясь из последних сил, поджала губы леди. — Помимо меня здесь есть ещё один Миксит<span class="footnote" id="fn_32911816_0"></span>. И если она узнает, что вы натворили…

— …то что? — нависнув над Мирай хищной тенью, издевательски рассмеялся Кроу. — Что она мне сделает? Даже Великий Кейриат<span class="footnote" id="fn_32911816_1"></span> не смог противостоять нам с сестрой, а ты надеешься, что какая-то маленькая девчонка, у которой молоко-то на губах не обсохло, сумеет что-то противопоставить? Выкинь из головы эту блажь.

Седьмая едва не захныкала от досады. Последний её козырь, последняя точка давления оказалась сметена волной непрошибаемой уверенности Кейрана.

«‎Да что эти двое вообще забыли в моём мире? — отчаянно подумала Мирай, зло щурясь в сторону застывшего рядом Кроу. — Почему они заявились именно сюда? Что им здесь надо?»‎

Ей не дано было знать ответ, но даже если бы она знала всю правду, ничего бы не изменилось. Потому что Вселенная, несмотря на её величие, никогда не отличалась совершенством. В Бесконечном Колесе всегда кто-то был от природы талантливее, сильнее и красивее других, всегда кому-то другому доставалось больше власти, влиятельности и успеха.

И как бы ни злилась, как бы ни распалялась от ненависти Мирайна, даже ей не оставалось ничего другого, кроме как смириться.

— Ну что, будешь послушной девочкой? — заметив обречённость и смирение во взгляде женщины, мурлыкающим голосом уточнил Кроу.

Мирай ничего не ответила и лишь молча стиснула зубы. Она ненавидела таких, как Кейран: богатеньких, осыпанных благами, наделённых Талантом, властью, силой — всем, чего никогда не было у обычных посредственных Богов. Но где-то глубоко в душе Седьмая жутко завидовала им, таким беззаботным и надменным, таким, которым не надо было спасаться бегством, создавая свой собственный мир лишь потому, что в родном Этэрнити выжить было просто невозможно.

Пока Мирайна тонула в своих невесёлых мыслях, Великий Кейран, приняв молчание за знак согласия, вдруг сменил гнев на милость. Его чёрные жуткие глаза посветлели, а на лице заиграла светлая приятная улыбка, которая наверняка очаровала не одно женское сердце. Кроу присел на софу и снова повернулся к Седьмой.

— А теперь у меня к тебе будет маленькая просьба, — прилаживая серебряное пёрышко обратно к лацкану камзола, оповестил Кейран, словно не было ни напряжённого момента, ни откровенной угрозы с его стороны. — Раз уж ты имеешь славу отравительницы, то наверняка и в специфике местных ядов разбираешься, не так ли?

Мирай всё так же молча кивнула, не понимая, куда клонит Бог.

— В таком случае тебе же не составит труда провести небольшой осмотр вот этого экземпляра? — Кроу порылся за пазухой и извлёк на свет маленький мешочек.

Седьмая растерянно посмотрела в сторону мешочка и, даже зная, что это может стоить ей всего, не удержалась от язвительного комментария:

— Вы ведь Великий Кейран Этэрнити. Неужели не способны сами разобраться с каким-то жалким ядом?

— Конечно, способен, — пропустив чужой сарказм мимо ушей, беспечно возразил Кроу. — Только мне это не надо. Я привык использовать свои ресурсы рационально, а потому перекладываю примитивные обязанности на плечи менее разумных существ, чьё время стоит не так дорого, как моё. Поэтому анализ яда проведёшь ты.

Он протянул Мирайне злосчастный мешочек, и той ничего не оставалось, кроме как проглотить очередную издёвку и принять образец.

— Что это за дрянь? — открыв свёрток, нахмурилась Мирай.

— Любимый чай Его Превосходительства Первого Советника, — одними уголками губ улыбнулся Кейран.

Когда он говорил о Хистэо эль Гратэ, в его наигранном, совершенно фальшивом поведении проскальзывало что-то снисходительно-мягкое, чуть задумчивое и сложное, что казалось Мирай даже более жутким, чем откровенная ненависть или злоба.

Однако сейчас Седьмой нужно было сосредоточиться на задании, и стряхнув с себя лишние мысли, она вернулась к мешочку с чаем.

— На чаинках яд, — лизнув горсть маленьких высушенных листочков, констатировала Мирай.

— Да ты что, а то бы я сам не догадался! — саркастично ухмыльнулся Кроу, позабавленный выводом Богини.

«Ну раз сам догадался, то и разбирался бы с ним‎ тоже сам», — хотела бросить в ответ Седьмая, но благоразумно сдержалась.

— Обычно такой яд имеет жидкую форму и подливается в напиток незадолго до того времени, когда жертва выпьет его, — пояснила она. — Но этот был заранее введён в чаинки и просушен. При этом в небольших количествах он незаметный и безвкусный, так что обычный человек ничего не заподозрит.

— Смотрю ты весьма осведомлена, — удовлетворённо кивнул Кейран.

— Просто той, кто создал этот яд, была я, — криво усмехнулась Мирай. — Он называется Ядом Тысячи Капель.

Кроу издал звук, похожий на лёгкое удивление, и шутливо похлопал в ладоши, словно воздавая честь тонким навыкам отравительницы. Разумеется, в подобном жесте не было и капли уважения, лишь тонкая издёвка.

Мирайне пришлось проглотить и это. Она лишь поморщилась, а затем нехотя продолжила:

— Вся суть этого яда в том, что он имеет накопительный эффект. Обычно такую отраву дают людям, которых не устранить простыми путями или которых нужно убить так незаметно, чтобы все концы были в воду. Необходимо не меньше тысячи капель этого яда, чтобы он окончательно подействовал, отсюда и название. А как только человек примет последнюю дозу — каким бы сильным и выносливым он ни был, его ждёт неминуемая смерть.

— Ммм, вот как, — невозмутимо протянул Кроу, словно подробности о яде его совершенно не пугали. — Значит, тот, кто использовал эту штуку, прекрасно знал о строгом надзоре за Королевскими Кухнями, как и о резистентности моего господина к другим ядам, а потому поступил крайне осторожно, но в то же время действенно.

И чуть подумав, добавил:

— Эй, Седьмая, а откуда вообще привозят этот чай? Ты ведь наверняка в курсе.

— Это лийанский напиток, — всё ещё с опаской поглядывая на Кейрана, ответила Мирай. — Весь он идёт из Гранд-Порта — крупнейшего торгового города между Архипелагом Лийа и Нортом. Наверняка тем, кто захотел отравить Первого Советника, был кто-то из лийанок. Может, даже их Королева.

— Может, да, — Кроу коснулся своих волос и принялся задумчиво перебирать пряди, словно раздумывая над чем-то. — А может, и нет…

Некоторое время он молчал, мысленно просчитывая одному ему известные планы, а затем с такой же лёгкостью отложил их в сторону и вернулся к диалогу:

— Впрочем, куда больше меня волнует противоядие. Думаю, оно может понадобиться в самое ближайшее время. Так что, будь любезна, составь рецепт.

Кроу властно кивнул в сторону кофейного столика, на котором в полном хаосе лежали карандаши, порванные во время предсказания листы и какой-то мелкий мусор.

Мирайна покосилась туда же и не удержалась от циничного комментария:

— Хотите сделать противоядие для Первого Советника? Так он в любом случае обречён, а его смерть — лишь вопрос времени. Ведь мои предсказания не врут.

Хистэо эль Гратэ действительно висел на волосок от смерти, и Седьмая знала это даже безо всякого пророчества. С одной стороны, его жизнью бесцеремонно поигрывал Тень, который использовал мальчишку лишь для своих тёмных и неприглядных целей, нисколь не заботясь о том, что тем самым убивает собственное Воплощение. С другой стороны, ведомая Проклятием Тария буквально шла по пятам за Тэо с явным намерением избавить мир от очередной угрожающей Балансу опасности.

Таким образом, Первый Советник оказался зажат меж двумя одинаково гибельными для него вариантами развития событий.

Если его не убьёт Тария, значит погубит Тень.

Если не погубит Тень, значит убьёт Тария.

Всё просто.

В размышлениях об этом Мирайна глубоко ушла в себя, а потому вздрогнула от неожиданности, стоило ей услышать насмешливый голос Кроу:

— Обречён — не обречён, умрёт — не умрёт… какая мне разница? Я просто захотел, чтобы события пошли определённым образом, и они пойдут. Даже если кому-то это не понравится.

Самоуверенности Великому Кейрану было не занимать, и Седьмая ощутила сильное желание подпортить эту непоколебимость Кроу.

— Не забывайте, что Хистэо эль Гратэ всего лишь смертный и принадлежит этому миру, — дерзко свернув глазами, заметила она. — Может, Вы и имеете некую власть в Этэрнити, но Халл всё ещё принадлежит мне. И Первый Советник — тоже.

Кажется, это была ещё одна ошибка со стороны Мирайны, поскольку Кейран, до этого умиротворённо перебирающий и переплетающий пряди своих волос, вдруг не то с презрением, не то с пренебрежением поинтересовался:

— Кто тебе принадлежит? Что ты там вообще пискнула?

Он нехотя повернулся в сторону Мирай, словно желал убедиться, что назойливое жужжание осмелевшей мухи ему не показалось. Но Седьмая Богиня уже достаточно успокоилась, чтобы вновь попытаться обратить ситуацию в свою сторону.

— Этот. Мир. Мой. — с нажимом произнесла она. — И всё, что в нём, — тоже моё.

В ответ на эти слова Кроу посмотрел на Мирайну так понимающе и снисходительно, словно перед ним была не одна из создавших Халл Богинь, а маленький глуповатый ребёнок, которому приходилось объяснять прописные истины. Однако Седьмая не дала себе обмануться. Она уже заметила, как темнеют глаза Кейрана, и поняла, что за мнимым штилем придёт настоящая буря.

И буря в самом деле пришла.

Но прежде чем это произошло, Кроу вдруг с невероятным раздражением посмотрел на свои волосы. Мирайна невольно бросила взгляд туда же и с удивлением заметила, что за время их разговора чёрные пряди Кейрана оказались заплетены в длинную небрежную косу. Видимо, Кроу сделал её машинально, как обычно бывает, если крепко задумываешься и перестаёшь контролировать свои маленькие привычки.

Только в этой привычке было скрыто нечто такое, что безумно злило Великого Кейрана, а потому он резкими грубыми движениями принялся расплетать косу, словно в попытке избавиться от чего-то неприятного и чуждого ему. Взгляд же его был полон непроглядной тьмы.

И в тот короткий промежуток, пока Кроу ещё был занят этим действием, Седьмая Богиня вдруг поймала себя на мысли, что такой, с длинной косой и чёрными глазами, Великий Кейран кого-то смутно напоминает ей.

Кого-то, кого она не знала, да и не могла знать лично.

Но кого-то, кого в то же время невозможно было не знать.

Развивая цепочку догадок, Мирайна подумала, что всё это наверняка как-то связано с Этэрнити и его бесконечными интригами, однако додумать не успела: Кроу наконец-то справился со злосчастной косой и тут же безо всякого предупреждения скользнул к Седьмой, чтобы в следующее мгновение вжать её в софу, навалившись сверху.

Лёгкое движение руки — и чужие пальцы безжалостно стиснули шею Мирай, принявшись методично душить Богиню. Женщина закряхтела, забарахталась, словно пойманная в сети рыба, но тут же поняла, насколько это бесполезно. В одной только руке Кейрана силы оказалось больше, чем во всей Мирайне. И даже если бы Седьмая решилась применить магию, для Кроу это лишь послужило бы поводом разрушить её мир и её саму.

— Хорошо, пусть так, — вернувшись к прерванному разговору, продолжил Кейран, не обращая внимания на тщетные попытки вырваться со стороны своей жертвы. — Этот мир действительно твой…

Он выдержал короткую паузу, после чего прильнул к уху дрожащей Богини и холодным, как лёд голосом, зашептал:

— …а эта Вселенная — моя. Я владею абсолютным знанием о ней, и ни одна песчинка не ускользнёт от моих глаз. Поэтому стоит тебе, Седьмая Богиня Мирайна, пошевелиться на одном конце этой Вселенной — и я уже буду знать об этом на другом. Каждый твой шаг, каждое твоё действие, все твои слабости и всю подноготную — я знаю всё. Так что в следующий раз, когда решишь шантажировать меня какой-то несущественной мелочью — хорошенько подумай, ведь я могу не просто разрушить твой мир и убить тебя саму — я могу превратить твоё существование в одну сплошную пытку. И тогда уничтожение души покажется тебе самой желанной милостью. Уяснила?

Мирайна была так напугана, что не могла ничего сказать, но ей хватило ума кивнуть. В этот же миг рука на её шее разжалась — и она смогла сделать вдох. Впрочем, Кроу церемониться с ней не собирался: он быстро поднялся и, так же стремительно схватив женщину за запястье, дёрнул в сторону. От резкого движения Мирай упала на пол, прямо рядом с кофейным столиком. Красноречивый взгляд Кейрана подсказал ей, что нужно делать, и Седьмая судорожно схватила чистый лист и перо, а затем принялась составлять рецепт противоядия, больше не навлекая на себя чужой гнев.

Всё то время, пока она дрожащими руками выводила на бумаге слова ингредиентов, Кроу бдительно смотрел на неё сверху, готовый в любой момент накинуться на свою жертву. Правда, уже безо всякой пощады.

Ощущая эту нависшую над ней тучу, Мирайна уже тысячу раз успела пожалеть, что попыталась возразить Великому Кейрану. Но жизнь ничему её не учила, а потому стоило Седьмой чуть прийти в себя — и дикая ненависть вперемешку со страхом вынудила Богиню покоситься на своего врага, чтобы тихо пробормотать:

— И за какой Бездной Вам сдался этот мальчишка? Неужели мало женщин во Вселенной, которые готовы делить с Вами постель и выполнять ваши прихоти?..

Кейран всё это услышал, но в ответ лишь рассмеялся своим ледяным демоническим смехом:

— Он мне нравится, и я его хочу. А я всегда получаю то, чего хочу. Вот и весь ответ.

Мирайна содрогнулась от этих слов. То были речи совершенного монстра, каким и считали Кроу во Вселенной, поэтому Седьмая лишь с сожалением заметила:

— Не завидую этому ребёнку. Пасть жертвой такой твари, как Вы… это худшая из судеб.

Она протянула Кейрану готовый рецепт и замерла в ожидании его дальнейших действий. Кроу пробежался довольным взглядом по записке, сунул её за пазуху, после чего так широко и очаровательно улыбнулся, что от этой улыбки по коже Мирай побежали неприятные липкие мурашки.

— Какая жалость, что у такой твари, как я, совершенно нет сердца, — с какой-то болезненной жестокостью и в то же время раздражением произнёс он. — Не зря же вы все зовёте нас с сестрой Демонами и Пожирателями Душ.

Кроу склонился над Седьмой и, видимо, хотел добавить что-то ещё, но в этот момент двери столовой распахнулись — и в гостиную вошёл Хистэо эль Гратэ. Он окинул взглядом представшую ему картину, чуть нахмурился и торопливым шагом двинулся к Господину Счастливчику.

— Что ж, леди, кажется, самое время нам вернуться к нашим ролям, — только и успел шепнуть Великий Кейран, прежде чем на его голову опустился не знающий пощады подзатыльник Первого Советника.

— Ууу, за что-о?.. — тут же тонко взвыл Кроу, оборачиваясь к хозяину. — Милорд, я ведь ничего не сделал!

Мирайна до глубины души поразилась удивительной способности Кейрана менять личину. Раньше ей казалось, что это она, Седьмая Богиня, искусна в маскировке и актёрской игре. Но пронаблюдав за Кроу, за его потрясающей способностью в мгновение ока становиться абсолютно другим человеком, Мирай лишь в очередной раз убедилась, как он опасен.

Секунда — и вместо хищного оскала сияет лучезарная улыбка.

Миг — и перед Хистэо стоит не Великий Кейран Этэрнити, от одного взгляда которого холодеет в жилах, а дурачок-телохранитель с блаженной улыбкой на лице.

— За то, что не позвал меня, как только леди Тимиаматис очнулась, — грозно сверкнув карими глазами и схватив подчинённого за многострадальное ухо, оповестил Тэо. — И за то, что пытался домогаться до леди.

Видимо, Первый Советник узрел ситуацию под другим углом и не догадался, что на самом деле Кроу занимался делами куда более интересными, чем банальные приставания. Но Господину Счастливчику это было даже на руку, поскольку он не желал раскрывать себя настоящего.

— Так я всего лишь предложил ей пойти на свидание! — дурашливо захныкал наёмник. — Кто же знал, что это запрещено?

— А ты уже и дня прожить не можешь без женской юбки? — всё ещё сжимая кожу телохранителя, фыркнул Тэо. — Может, мне руки тебе связать, чтобы больше ты их не распускал?

— Ммм… — очевидно, напридумывав что-то только ему и понятное, просиял Кроу. — Я не против, милорд! Свяжите меня… эхе-хе… полностью!

— Ещё бы ты был против, бестолочь… — закатил глаза Хистэо, не поняв откровенного намёка, но ухо Господина Счастливчика милостиво отпустил, а затем кивнул в сторону дверей. — Пойдём. Я уже попрощался с благородными леди. Так что вечер окончен, и мы возвращаемся.

На самом деле Первый Советник скорее позорно ретировался, нежели достойно покидал покои Виви. Дело в том, что после предсказаний Тимиаматис все, кроме потерявшей сознание ведьмы и Кроу, снова обосновались в столовой и принялись за традиционный вечерний чай. Однако странные пророчества Тимии так удручающе подействовали на присутствующих, что почти всё время они провели в молчании.

Разве что Селина как будто порывалась что-то сказать брату, но каждый раз, когда она поднимала на Тэо взгляд, её одолевало не то смущение, не то раздражение.

Так что в итоге Хистэо просто решил уйти, сославшись на позднее время и наличие неотложных дел. Это не особо понравилось окружающим, а Эйвиль и вовсе хотел ринуться за ним, но Хейль удержала друга, и Первый Советник смог ускользнуть от ответственности.

— До свидания, леди Тимиаматис, — перед уходом вежливо поклонился Тэо. — Прошу простить моего нерадивого телохранителя.

Он отвесил зазевавшемуся Кроу ещё один подзатыльник, заставив того также поклониться лийанской ведьме, после чего развернулся и прошествовал к выходу.

Господин Счастливчик послушно засеменил следом, но перед самыми дверями чуть обернулся к молчаливо застывшей Тимии и, на мгновение сменив личину, смерил её мрачным насмешливым взглядом.

«Только попробуй что-нибудь выкинуть…», — красноречиво говорил этот сумрачный взор.

Седьмая Богиня Мирайна ‎поджала губы и понятливо кивнула.

Связываться с Великим Кейраном Этэрнити она не собиралась.

Что бы он ни задумал.

***

— Ну и что за Бездну ты там устроил?! — стоило дверям покоев Тэо закрыться, накинулся на телохранителя лорд.

— Я? А что я? — невинно хлопнул ресницами наёмник. — Я же весь вечер был паинькой!

Хистэо окинул этого «‎паиньку»‎ тяжёлым взглядом и приготовился отчитывать его за каждый проступок: за излишнюю развязность, за пойманную зубами булочку, за непрошенные комментарии и, разумеется, за дурацкое предсказание.

Кстати, о предсказании…

Отвлёкшийся на минуту Тэо снова обернулся к Господину Счастливчику и заметил, как тот едва ли не крадучись пробирается в сторону своей комнаты, явно намереваясь как можно быстрее уйти от неудобного разговора.

— А ну-ка иди сюда… — застукав наёмника на горячем, недобро поманил пальцем Тэо.

Кроу замер и, растерянно почесав затылок, указал на комнатные часы:

— Ох, милорд, уже так поздно… давайте мы в следующий раз поболтаем, а? Я та-ак устал и та-ак хочу спать, что сейчас просто умру!

— Ты умрёшь, если не подойдёшь ко мне прямо сейчас, — угрожающе пообещал Первый Советник. — Живо сюда.

Господин Счастливчик нарочито тоскливо вздохнул, но всё же поплёлся к своему хозяину, по пути выразительно шаркая обувью.

— Быстрее, — нетерпеливо поторопил наёмника Тэо.

Кроу ещё красноречивее вздохнул, однако шаг ускорил.

Стоило ему приблизиться к лорду — и Первый Советник грубо толкнул его в грудь, тем самым заставив упасть на мягкую старенькую софу.

— А теперь рассказывай, — нависнув над телохранителем, приказал Хистэо.

— Что рассказывать? — глупо заулыбался Господин Счастливчик.

— Ты и сам знаешь, — лорд скрестил руки на груди.

— Понятия не имею! — сделав самые честные глаза на свете, замотал головой Кроу.

— Вот же гад, — от подобной наглости у Тэо дёрнулся краешек губ. — Значит, в дурачка со мной играть вздумал? И откуда только наглости набрался…

Первый Советник немного подумал о том, как быть, но в итоге решил не торопиться с наказаниями, раз уж от них всё равно не было толку. Наоборот, ему в голову вдруг пришла не самая приятная, зато определённо рабочая идея.

Переборов себя и мысленно произнеся все известные ему ругательства, Хистэо плавно опустился на колени к Господину Счастливчику.

Кроу от такого откровенного жеста опешил и изумлённо уставился на хозяина своими лазурными глазами-блюдцами.

«‎Спокойно, спокойно, это нужно лишь для того, чтобы вытянуть из него информацию, — едва сдерживаясь от желания прибить наглеца, успокоил себя Тэо. — Я просто воспользуюсь его распущенностью и получу то, что нужно».

— Милорд? — осторожно спросил телохранитель, не веря своему счастью. — Вы чего?..

Хистэо эль Гратэ собрал всю свою волю в кулак и, с трудом заставляя лицо не кривиться от раздражения, предложил:

— Хочешь поцелу…

— ХОЧУ! — даже не дослушав, с готовностью воскликнул Кроу, словно только этого и ждал.

На его красивом лице появилось такое выражения радости и предвкушения, что Тэо неожиданно для себя растерялся. Однако отступать было уже поздно, и Первый Советник, смущённо кашлянув, провозгласил:

— Если хочешь поцелуй, сделай для меня одну вещь.

— Всё, что угодно, Ваше Превосходительство! — сияя не хуже столового серебра, закивал Господин Счастливчик.

Кажется, он уже напредставлял себе всякого разного и теперь вальяжно размышлял о каких-то только ему известных пошлостях или Бездна знает о чём.

— Значит, «всё, что угодно»‎? — коварно усмехнулся Хистэо. — В таком случае я хочу, чтобы ты откровенно и честно поговорил со мной о том, что меня интересует. Прямо сейчас. И без всяких увиливаний.

Счастья на лице Кроу чуть поубавилось.

— Ну мило-орд, это же нечестно! — запричитал он. — Разве можно выставлять такие жестокие и бессердечные условия?

К счастью, за эти дни Первый Советник успел неплохо изучить Господина Счастливчика, а потому знал, что церемониться с ним ни в коем случае нельзя.

— Поцелуй хочешь? — жёстко пресёк чужой скулёж Хистэо.

Кроу насупился, как несправедливо обиженный ребёнок, но упрямо буркнул:

— Хочу.

— Тогда будь добр выполнять уговор, — словно строгий учитель, приказал лорд.

Наёмник страдальчески вздохнул, поёрзал на месте, поджал губы и, когда терпение Тэо было уже на пределе, всё-таки согласился:

— И о чём же вы хотите «откровенно и честно» поговорить?

Первый Советник, пребывающий в не самом приличном и подобающем его статусу положении, возликовал. Теперь и его бесстыжая поза, и похабные взгляды Господина Счастливчика, и предстоящий поцелуй, от одной мысли о котором Хистэо бросало в дрожь, будут оправданы. Поэтому лорд решил более не тратить ни одной лишней минуты и приступить к допросу.

Он поймал блуждающий по нему голодный взгляд Кроу и твёрдо ответил:

— О тебе. И о том предсказании, которое ты получил.

Телохранитель это утверждение проигнорировал, лишь продолжил и дальше разглядывать сидящего у него на коленях Тэо.

Чуть рассерженный чужой несговорчивостью, Первый Советник уточнил:

— Оно ведь правдиво?

Кроу медленно, почти неслышно выдохнул, словно призывал всё своё терпение и выдержку для этого разговора, а затем насмешливо бросил:

— В отношении пророчеств слово «‎правдиво» не совсем верно, поскольку все они связаны с реальностью лишь отчасти и представляют собой не более чем самый вероятный исход событий.

Как бы наёмник ни пытался скрыть свою истинную сущность, в его голосе уже проскользнули те самые холодные властные нотки, которые Хистэо не раз слышал прежде и которые определённо не могли принадлежать простому обывателю. Просто вся эта дурачливость, вся нарочитая вычурность поведения Кроу сама собой исчезала, стоило ему заговорить о вещах куда более важных, чем яблочные булочки и головоломки.

— Допустим, так, — одновременно обрадованный и взволнованный этими переменами, тут же парировал Тэо. — Но это всё касательно будущего. А что насчёт прошлого? В отличие от других гостей, Тимиаматис почти не говорила о том, что тебя ждёт. Кажется, она куда больше была заинтересована твоим детством.

Стоило Первому Советнику подобраться на шажок ближе к истине — и Кроу тут же совершил тактическое отступление:

— Ха, нашли кого слушать, милорд! Вы же и сами видели, что та сумасшедшая ведьма явно была не в себе и просто наболтала какой-то несусветной чуши!

— Да неужели? — изо всех сил вцепился в диалог Тэо. — А по-моему она сказала много дельного. Например, как ты объяснишь то, что она знала про твою сестру?

Кроу закатил глаза и с какой-то странной интонацией пробормотал:

— Да кто на этом свете не знает про мою сестру…

Хистэо этой фразы не понял, однако напряжённо начал продумывать новый вопрос. Пока его разум вертел шестерёнками, Господин Счастливчик вдруг беззастенчиво привлёк лорда за талию одной рукой, а второй — мягко потянул за ленту, скреплявшую волосы Тэо.

Чуть отросшие серебряные пряди Первого Советника скользнули ему на плечи, но лорд не обратил на это внимания. Он знал, на что идёт, поэтому скрепя сердце позволял Кроу чудить. Разумеется, пока это дурачество не переходило границы дозволенного.

— А ещё она упомянула твоих родителей и вроде бы… ещё одну сестру? — вдруг вспомнил Хистэо и поднял взгляд на телохранителя. — Сколько у тебя вообще этих сестёр, бестолочь?

Господин Счастливчик на вопрос отвечать не спешил. Вместо этого Кроу, даже не скрывая своё удовольствие от происходящего, прижал Тэо ещё ближе к себе, ещё теснее и зарылся рукой в копну волос лорда, принявшись не то поглаживать, не то распутывать их.

«Знает, гад, что сейчас я ему ничего не сделаю, — про себя решил Хистэо. — Знает и поэтому не только распускает руки, но и оттягивает время».

Телохранитель действительно медлил, тем самым задавая темп разговору и бесконечно раздражая своего хозяина. Но когда Первый Советник уже готов был взорваться от нетерпения, Кроу вдруг просто ответил:

— Не знаю.

— Что ты имеешь ввиду? — возмутился Тэо, в голове которого не укладывалось, как можно не знать количество своих родственников.

— То и имею, — ровным голосом оповестил наёмник и странным, слишком сложным взглядом посмотрел на Хистэо. — Я ничего не знаю о своей родной семье и никогда её не видел. Вернее, может, и видел, но ничего об этом не помню. Наши с сестрой самые ранние воспоминания начинаются примерно с четырёх триплексов.

Лорд слегка опешил от такой информации, однако удовлетворённо кивнул. Он чувствовал, что поднятая тема неприятна Кроу, пусть даже тот не показывал открытого недовольства, и в качестве компенсации за это вынужденное неудобство позволил Господину Счастливчику ещё чуть больше развязности.

Наёмник этой возможностью не преминул воспользоваться и осторожно коснулся ладонью щеки Тэо, как будто проверяя, насколько далеко ему разрешено зайти. Но Первый Советник не обратил на его действия внимания, больше сосредоточенный на диалоге.

— Значит, вы с сестрой потеряли память? — удивился он. — Как странно. А ваши родители? Разве они не пытались вас найти?

Кроу провёл невидимую линию от скулы до подбородка Хистэо и задумчиво остановился на его скептически поджатых губах.

— Даже если и пытались, то у них не было и шанса, — хмыкнул наёмник. — Вы ведь сами слышали, что сказало предсказание: наш с сестрой дом очень далеко.

Первый Советник нахмурился и предположил:

— Неужели туда не попасть простыми путями?

Господин Счастливчик усмехнулся, и в этой усмешке Тэо послышалась затаённая нотка горечи:

— Думаю, туда уже никак не попасть, милорд.

Хистэо не очень понимал, почему Кроу так уверен в своих выводах и с чего вообще решил что существует место, в которое невозможно попасть, однако спорить не стал. Сейчас ему было важно узнать как можно больше всего, пусть даже не столь подробно и обстоятельно. Ведь лучше что-то, чем совсем ничего.

— Хорошо, пусть так, но что насчёт другой части предсказания? — сменил тему лорд. — Той, где Тимиаматис назвала тебя «Величайшим из Мастеров»‎.

Стоило Тэо произнести эти слова — и по лицу наёмника будто скользнули зыбкие тени. Он не возразил, не выказал недовольства, даже не поморщился, но весь его вид был красноречивее любых слов. Кроу словно претило даже упоминание подобного титула, не говоря уже о том, что кто-то мог приписывать этот титул ему.

Тем не менее, телохранитель оставался спокоен.

— Кстати, об этом… — развивая мысль, продолжил Хистэо. — Тимиаматис постоянно говорила такое странное слово… да, точно, она говорила «‎Вселенная». Что такое ‎«‎Вселенная»?

Как только лорд спросил об этом, весь образ Господина Счастливчика словно чуть просветлел. А затем Кроу, подобно терпеливому наставнику, которому приходится объяснять что-то слишком сложное, мягко пояснил:

— Это всё, что есть. Всё сущее.

Ладони наёмника легли на плечи Тэо и застыли там, больше не творя непотребства. Но Первый Советник этого не заметил, погружённый в свои мысли. Ему так много хотелось спросить у Кроу, так много узнать о нём, что лорд не знал, с чего начать. Ворох идей и догадок, груда самых разнообразных предположений — всё это мельтешило в голове Хистэо, сливаясь в одно большое любопытство. И невозможно было выбрать из этого многообразия что-то одно.

Внезапно, размышляя о значении только что изученного слова, Тэо вспомнил слова пророчества:

«Как… как он посмел? Как посмел нарушить законы самой Вселенной?!»‎

— Раз ‎«‎Вселенная» — это всё сущее, то, получается, следуя предсказанию, ты будешь наказан за то, что нарушил все существующие законы? — задумчиво произнёс Тэо.

Вот теперь, даже несмотря на всю его выдержку, Господин Счастливчик ощутимо помрачнел и нахмурился. Такого выражения лица у своего телохранителя Первый Советник ещё не видел, а потому впился в него жадным взглядом, желая запечатлеть и запомнить это необычное настроение Кроу. Однако куда больше Хистэо поразили полные твёрдой уверенности слова наёмника:

— Я ничего не нарушал.

— Но Тимиаматис сказала, что… — начал было лорд и тут же был прерван.

— Милорд, я ничего не сделал. — лазурные глаза посмотрели на Тэо с таким непримиримым упрямством, какое может быть у несправедливо обвинённого ребёнка. — Ничего, за что меня можно было бы осудить.

Первый Советник вздохнул. Он знал, что Кроу многое скрывает, но сейчас Хистэо казалось, будто Господин Счастливчик не врёт. По крайней мере, не врёт намеренно. А раз явной лжи в его словах не было, значит оставалось два варианта.

Либо пророчество Тимиаматис ошиблось.

Либо то, о чём говорилось в этом пророчестве, имело скрытый смысл.

— Ладно, допустим, ты не сделал ничего плохого, — отбросив сомнения, вернулся к обсуждению Тэо. — Тогда почему предсказание назвало тебя Величайшим из Мастеров? Что это значит?

Кроу равнодушно пожал плечами:

— Понятия не имею.

Но Первый Советник не дал себя провести:

— Имеешь, просто не хочешь говорить. В таком случае я сам догадаюсь. Дай подумать.

Хистэо действительно задумался и некоторое время прокручивал в голове разные варианты, а потом и вовсе принялся рассуждать вслух:

— Титулом «Мастер»‎ называют того, кто хорош в магии, науке или ремесле. Это тот человек, который на голову выше всех остальных в своей стезе. Человек с выдающимися способностями. Человек, вызывающий к себе всеобщее уважение.

Господин Счастливчик слушал эти выводы всё с тем же бесстрастным и будто бы отстранённым видом, но опасный блеск в его обычно безмятежных глазах подкрепил уверенность Тэо в своих умозаключениях.

— Значит, Величайший из Мастеров — это тот, кто смог превзойти всех остальных и сделать что-то такое, чего никто до него не мог, — медленно продолжал нащупывать лорд. — Но что это может быть? Какое-то особое заклинание или знание, недоступное другим? Фундаментальное открытие, меняющее реальность? А может, и то, и другое вместе взя…

Первый Советник не успел закончить предложение, потому как был внезапно и бесцеремонно прерван.

— Милорд, вам когда-нибудь говорили, что вы очень умны? — послышался непривычно холодный и непривычно вкрадчивый голос Кроу.

Хистэо вздрогнул от неожиданности и внимательно посмотрел на оппонента.

Да, ошибки быть не может. Сейчас перед Тэо сидел не бестолковый дурачок-наёмник. И даже не охочий до женских юбок гуляка. Теперь это был человек с надменным характером, дерзкими повадками и властным голосом, вызывающим неприятные мурашки. Тот самый, который без промедления зажал Первого Советника прямо посреди коридоров замка. Тот самый, который подчинялся приказам лишь по какой-то лишь ему ведомой прихоти. И, разумеется, тот самый, который на самом деле был невероятно опасен.

— Нет, не говорили, — сдержав судорожный порыв отпрянуть назад, ровным голосом произнёс лорд.

Эта выдержка стоила Первому Советнику больших усилий. Но за многие триплексы тягот и лишений он привык не выказывать страх, как бы ни был силён и ужасен противник, поэтому даже бровью не повёл в ответ на столь резкую и неожиданную перемену в чужом поведении.

Кроу это самообладание Хистэо словно понравилось, потому как он чуть улыбнулся, одними только краешками губ. Хотя Тэо подобная улыбка больше напомнила затаённый оскал хищного зверя.

— Тогда я буду первым. — бесцеремонно прижав к себе лорда так, что их лица почти соприкасались, медленно начал телохранитель. — Вы действительно очень умны. Я бы даже сказал, на голову умнее и проницательнее большинства тех, кто меня окружает. Но вы должны усвоить одну простую истину, которая поможет вам не нажить проблем в будущем. Как бы вы ни были умны, всегда знайте меру и никогда не лезьте туда, где слишком опасно. Поскольку те, кто не знают меры, всегда плохо заканчивают. Даже если это Величайшие из Мастеров.

От этих слов, от этой пробирающей интонации оппонента Первый Советник не удержался и отвёл взгляд.

Не то чтобы слова Господина Счастливчика подразумевали нечто ужасное.

И не то чтобы наёмник пытался запугать собеседника.

Однако в его речи прозвучало такое неприкрытое предупреждение, что Хистэо понял: это предел их с Кроу разговора. Больше лорд ничего не вытянет из своего подчинённого, даже если будет пытать его всеми известными способами. Поскольку тема, которую поднял Тэо, не просто чревата последствиями. Она смертельно опасна.

— Хорошо. — чуть подумав, кивнул Первый Советник. — Я запомню твои слова.

Стоило лорду произнести это — и весь образ Господина Счастливчика тут же смягчился, вернувшись к прежнему состоянию. В лазурных глазах снова засияли озорные искры, а на лице появилась широкая безмятежная улыбка, будто ничего и не было: ни напряжённого разговора, ни опасных намёков, ни даже неприкрытого предупреждения.

Хистэо тихо вздохнул, чувствуя, как накаляется от мыслей голова. Ему нужно было хорошенько обдумать всё произошедшее, каждую деталь, каждую фразу этого разговора, и уже после сделать выводы. Но это не сейчас, не здесь и не теперь.

Сам того не осознавая, лорд уже начал подниматься с чужих колен, стремясь как можно быстрее вернуться к себе в спальню и уже там внимательно изучить все фрагменты долгого вечера, особенно те, что были связаны с Кроу.

Однако Господин Счастливчик внезапно схватил запястье Тэо, не позволяя ему отстраниться, и жалобным голосом заканючил:

— Мило-орд, вы вообще-то поцелуй мне обещали!

Хистэо закатил глаза, вспомнив злосчастный уговор, и в нерешительности застыл.

Конечно, он не видел в такой мелочи, как поцелуй, ничего особенного. Для него — человека, ждущего и жаждущего смерти — подобное даже не заслуживало внимания.

Подумаешь, всего-то соприкоснуться губами с другим человеком.

Подумаешь, прильнуть к кому-то, словно трепещущая от любви девчонка.

Подумаешь…

Однако думать-то — это одно, а вот делать — совсем другое. Поэтому Первый Советник так и продолжил сидеть на коленях у собственного телохранителя, растерянно глядя то на него, то на свою руку, которую наёмник всё никак не хотел отпускать. Наоборот — потянул за неё настойчиво, но медленно, точно боялся спугнуть Хистэо.

— Ну мило-орд, ну вы же обещали! — снова повторил Кроу, выклянчивая поцелуй, словно пряник на ярмарке. — Нужно держать своё слово!

Эта детская непосредственность и дурашливая интонация неимоверно раздражали Тэо, хотя они же давали иллюзию спокойствия. Потому как лучше видеть в Господине Счастливчике шкодливого ребёнка, чем то, что лорд имел возможность наблюдать несколько минут назад.

— Ах да, как я мог забыть… — наконец, кисло протянул Хистэо и нехотя придвинулся обратно. — Ну конечно, будет тебе поцелуй…

Кроу ещё сильнее засиял от радости, явно предвкушая и представляя себе долгожданную награду. И Первый Советник уже склонился над ним, желая закончить весь этот глупый фарс как можно быстрее. Но только лицо Тэо оказалось в опасной близости от лица наёмника — как он внезапно ощутил прилив абсолютно не свойственного ему волнения.

«‎Это ещё что такое? — мысленно выругался лорд. — Я же не собираюсь краснеть и мяться, словно девица перед первой брачной ночью? Или собираюсь? Боги, да за что мне всё это…»

‎Где-то на окраине сознания Хистэо промелькнула мысль попросту отказать Господину Счастливчику без всякого объяснения причин. Ведь Тэо был Первым Советником Короля и мог позволить себе даже более своевольные выходки, чего уж говорить о каком-то там глупом обещании, тем более данном простому наёмнику.

Однако тут же в глубине души лорда поднялось отчаянное возмущение подобной трусости. Разве он, второй по значимости человек в Норте, станет пасовать перед жалким поцелуем?..

Ну и пусть, что это распутное лобызание будет с мужчиной — всё равно ведь никто не узнает.

Ну и пусть, что Кроу явно не тот, с кем Тэо хотел бы делить даже минутную близость — всё равно Хистэо недолго осталось, чтобы привередничать в подобных вещах.

Ну и пусть даже, что — как бы лорду ни было стыдно признаваться — это будет его первый и, видимо, последний за жизнь поцелуй.

Да какая, в Бездну, разница?!

Первый Советник со злостью вцепился в ворот камзола наёмника и придвинулся к нему так близко, что теперь ощущал на себе тёплое дыхание Кроу.

— Милорд, вы чего? — удивлённо хлопнул ресницами Господин Счастливчик. — У вас такое выражение лица, как будто вы меня прибить, а не поцеловать хотите! А я вообще-то не хочу сегодня помирать!

— Заткнись, — процедил Тэо и, не желая поддаваться собственной трусости, резко притянул к себе наёмника.

Но в самый последний момент, когда их лица разделяло ничтожно малое расстояние, Хистэо всё же оробел и молниеносно сменил направление поцелуя. В итоге его губы коснулись не губ, а щеки Кроу, прижавшись к ней столь плотно и чувственно, что на мгновение у лорда закружилась голова.

Сгорая от стыда и смущения, Первый Советник зажмурил глаза. Его сердце бешено колотилось, чем ещё сильнее бесило Тэо, в то время как кончики пальцев предательски дрожали на ткани чужой одежды.

Щека у Кроу оказалась мягкой и тёплой.

А его объятия — вполне даже сносными.

К тому же от Господина Счастливчика на удивление приятно пахло: тонкие, едва уловимые ароматы глинтвейна, кедра и табака причудливо мешались между собой.

«‎Достаточно, иначе я точно сойду с ума», — приказал себе Хистэо и резко отпрянул от наёмника.

Ему не хотелось встречаться взглядом с Кроу, однако сделать это всё же стоило. Хотя бы для того, чтобы увидеть его реакцию.

А посмотреть здесь было на что.

Телохранитель застыл с таким сложным выражением лица, что на секунду Тэо даже перепугался. У Господина Счастливчика лихорадочно блестели широко распахнутые от изумления глаза‎, чуть покраснели скулы и слегка приоткрылся рот. Казалось, Кроу почувствовал или ощутил что-то такое, что до глубины души поразило его и в то же время заинтриговало.

А когда через минуту он пришёл в себя, то задал Хистэо всего один вопрос:

— Почему в щёку?

Первый Советник невозмутимо скрестил руки на груди и, скрывая собственную робость, сухо ответил:

— Мы не договаривались, какой именно будет поцелуй. Так что сам виноват. Нужно было тщательнее проверять условия соглашения.

— Вот как… — медленно протянул наёмник и усмехнулся.

Кажется, несмотря на маленькую хитрость лорда, Кроу ничуть не расстроился. Наоборот — его глаза загорелись ещё бóльшим интересом, на щеках же появился видимый румянец. В какой-то момент телохранитель и вовсе не выдержал: сначала опустил голову, будто скрывая какую-то эмоцию, а затем резко схватил руками Первого Советника и без каких-либо усилий стащил с себя, усадив на соседнее место. Сам же стремительно вскочил и прошёл к противоположной стене, остановившись спиной к Тэо.

— Ты чего там удумал? — с подозрением покосился на Господина Счастливчика лорд. — Зачем убежал к стене?

— Аха… аха-ха-ха… — нервно засмеялся Кроу, обернувшись через плечо. — Да мне просто жарковато стало, вот я и отошёл.

— Жарковато? — ни разу не поверил Хистэо. — Что за чушь ты несёшь? В гостиной прохладно. Сейчас же возвращайся сюда.

— Нет, милорд, не могу, — едва не вжимаясь передней половиной тела в стену, отчаянно замотал головой наёмник. — Мне нужно ещё немного постоять здесь. Так сказать… кхм… остудиться… в некоторых местах.

— У тебя жар что ли? — не понял Первый Советник. — Простудился?

Господин Счастливчик обречённо вздохнул и почти неслышно пробормотал:

— Нээт ксат хэт<span class="footnote" id="fn_32911816_2"></span>, что за невинная простота на мою голову…

— Да чего ты там бормочешь, а? — потихоньку начал терять терпение лорд. — А ну живо сюда, бестолочь. Давай-давай, иначе я тебя…

— …сбросите с самой высокой башни? — хихикнул телохранитель, очевидно вспомнив приевшуюся шутку.

— …или сварю заживо, — сурово пообещал Тэо, едва сдержав улыбку.

— Нет, милорд, лучше я это… спать пойду, — бочком двигаясь по стенке в сторону спальни, возразил Кроу. — Утомился я сегодня очень-очень, да и поздно уже, пора баиньки…

— Ах ты обнаглевшая бестолочь… — недобро сверкнув глазами, поднялся с дивана Хистэо.

— Ничего не знаю, хочу спать — умираю! — схватился за ручку двери Господин Счастливчик и уже хотел было ретироваться, как вдруг был крепко схвачен за ворот камзола.

— Куда же ты собрался, бестолочь? — нарочито любезным голосом процедил Тэо. — А как же обещанная сказка?

Это был ловкий ход, чтобы продлить общение с телохранителем и попытаться ненароком выведать лишних подробностей о нём. Ведь сонные люди контролируют себя хуже бодрствующих, особенно если развязать им язык ничего не значащей болтовнёй. Так что Первый Советник решил придерживаться такой стратегии, пока не придумает чего-нибудь получше.

— Сказка? — прикинулся дурачком Кроу. — Какая сказка?

— Которую ты обещал рассказать мне, если я не смогу уснуть, — настойчиво пояснил лорд.

— Но вы ведь даже не пытались заснуть! — возмутился наёмник. — А сказку нужно рассказывать тогда, когда мучает бессонница!

Не отпуская чужого ворота, Хистэо приблизился к уху Господина Счастливчика и почти прошептал:

— О, поверь, из-за твоих выходок, бестолочь, я сегодня точно не засну. Так что ступай в мою комнату и готовься рассказывать свою дурацкую сказку.

— Ууу, вы снова обижаете меня, милорд! — развязно запричитал Кроу, однако сопротивляться приказу не стал. — Бе-едный я, несча-астный, невинная жертва чужой жесто-окости!

— Ага, конечно, — Тэо отвесил наёмнику превентивный подзатыльник и потянул в сторону своей комнаты. — Шевели ногами, невинная жертва.

Первый Советник заволок попеременно вздыхающего телохранителя в свою комнату, затем чуть подумал и выставил Кроу за дверь, чтобы незаметно переодеться в домашнюю одежду и погасить магические светильники: Хистэо меньше всего хотелось, чтобы Господин Счастливчик увидел печати на теле своего хозяина и начал задавать лишние вопросы.

Когда всё было готово и лорд разрешил телохранителю войти, Кроу увидел лишь тёмную спальню и тень укутанного в одеяло с головы до ног Тэо.

Впрочем, Господина Счастливчика это ничуть не смутило, и он беспечно плюхнулся рядом с кроватью Первого Советника, положив подушку, предусмотрительно принесённую из своей комнаты, прямо на пол.

— Ты говорил, что будешь рассказывать сказки в том порядке, в котором назвал, — нетерпеливо уточнил Хистэо. — Значит, сегодня будет «‎Мальчик и Механизмы»?

— У вас хорошая память, милорд, — похвалил Кроу. — Правда, есть одно‎ «‎но».

— Какое ещё ‎«‎но»? — фыркнул Тэо, поражаясь наглости наёмника.

— Дело в том, что эта сказка не самая… кхм… весёлая, — предостерёг Господин Счастливчик. — Возможно, после неё вы… не сможете заснуть.

— Пфф, я тебе что… трусливый ребёнок, чтобы бояться каких-то сказок? — рассмеялся Первый Советник. — Хватит молоть чепуху. Лучше давай рассказывай.

— Вы уверены, милорд? — вкрадчиво переспросил телохранитель. — Сказка действительно не из приятных. Вас ведь и стошнить от неё может.

— В таком случае я постараюсь сделать это в твою сторону, — ехидно пообещал Тэо, не воспринимая всерьёз детский лепет Кроу. — Интересно, будешь ли ты жаждать поцелуя от того, кого при тебе же вырвет?..

— О, не волнуйтесь, милорд, если это будете вы, я не стану брезговать! — серьёзно заверил наёмник. — Честно-честно!

— Хватит заговаривать мне зубы, — не дал провести себя Хистэо. — Рассказывай сказку и катись из моей комнаты.

— Ну ла-адно, но я вас предупредил! — цокнул языком Господин Счастливчик и, важно прочистив горло, начал. — «Мальчик и Механизмы». Придумано великим и непревзойдённым сказочником Кроу. Рассказано… эээ… тоже великим и непревзойдённым сказочником Кроу.

Хистэо поудобнее устроился на кровати и, положив голову на мягкую подушку, принялся слушать.

— Далеко-далеко, в самом центре сущего, там, где встречаются все дороги и сходятся все пути, среди вечной безжизненности и бесплодности простирался великий город Итинрэтэ. Каждый, кто хоть раз в жизни видел этот город, не мог не восхититься его блеском, великолепием и бесконечным биением жизни. А диковины, которыми был полон Итинрэтэ, поражали воображение даже самых искушённых гостей.

И населяли этот город Вечные Существа. Великие и бессмертные, они проживали тут бесконечно долго, развивая свою культуру, делая поразительные открытия и строя интриги.

Но было среди них негласное разделение на Талантливых и Бесталанных.

Талантливые жили себе в удовольствие, поскольку Талант в Итинрэтэ был величайшим благом и ценнейшей валютой, а потому давал им влияние и богатство, иногда даже безо всяких усилий. Они могли позволить себе если не всё, то многое, и заботились лишь о своём удовольствии, предаваясь веселью и беззаботности.

Бесталанным приходилось тяжелее: зачастую они проводили свои бесконечно долгие жизни в трудах и хлопотах. Им приходилось рано вставать по утрам, работать до самого вечера, а перед сном думать лишь о том, где добыть пропитание для следующего дня.

Однако со временем это расслоение стало более видимым и острым. Бесталанные гнули свои спины, сетовали на судьбу и всё чаще с завистью и укором поглядывали на своих одарённых сограждан.

«‎За что им такие богатства? Они ведь их не заслужили», — украдкой ворчали одни.

«‎Это нечестно, пусть поделятся с нами! ‎‎- открыто возмущались другие. — Мы ведь тоже Вечные, как и они. В нас течёт такая же горячая кровь, наша плоть не отличается от их плоти, а наши животы одинаково хотят есть!»

«‎Так давайте заставим их отдать свои блага! — недобро посмеивались третьи. — Уж всяко лучше, чем влачить такое жалкое существование. К тому же пусть на их стороне Талант, на нашей стороне количество».‎

Все эти разговоры, все эти тонкие шепотки и пересуды медленно, но верно распространялись по Итинрэтэ и в один момент привели к тому, что в народе поднялись волнения. Однажды, когда чаша терпения почти переполнилась, Бесталанные собрались вместе, всей своей многотысячной толпой, после чего выставили Талантливым ультиматум. В этом ультиматуме они требовали равных условий и равных свобод для каждого жителя великого города. В противном же случае обещали устроить восстание, жестокое и беспощадное.

Талантливые, узнав об этом, испугались за свои жизни и своё имущество. А потому они также собрались вместе и принялись обсуждать проблему. Кто-то предлагал пойти на уступки Бесталанным, другие соглашались принять условия мятежников лишь частично, но куда больше оказалось тех, кто не желал отдавать Бесталанным ни гроша собственных денег и влияния. Эти последние быстро переманили остальных на свою сторону, заверив их в необходимости подавления бунта.

Только вот… кому-то нужно было возглавить сборище Талантливых, иначе разобщённость сыграла бы с ними злую шутку. Все присутствующие это понимали, а потому, затаившись, ждали смельчака, что возьмёт на себя и всё управление, и всю… ответственность.

Спустя недолгое время вперёд выступил один молодой Вечный.

«‎Послушайте, господа, — своим чарующим голосом произнёс он. — Я знаю, как следует поступить и что нужно делать. Если вы вложите в мою идею доверие, а в мои руки — власть, то я навсегда избавлю наш славный город от бед и волнений. И ни один Бесталанный более не посмеет нарушать порядок».

То был не обычный Вечный, а признанный Великий Мастер, весьма уважаемый и почитаемый в Итинрэтэ. Его изыскания уже не раз служили на благо общества, а его острый ум, невероятная красота и искусное владение словом завораживали окружающих. К тому же поговаривали, что за какое бы дело ни взялся этот Вечный, его всегда сопровождал ошеломительный успех, словно бы сама Удача была на стороне этого Мастера. Поэтому Талантливые в тот же миг единогласно отдали бразды правления в руки Вечного, поддержав его задумку.

Но несмотря на всю безупречность Великого Мастера, решение, которое он предложил, было далеко от идеала. Вместо того, чтобы прийти к мирному соглашению с Бесталанными, этот Вечный пригрозил подавить их бунт силой.

«Склонитесь предо мной и пред Судьбой, поскольку вы всего лишь Бесталанные, — ‎надменно провозгласил он. — Вселенная обделила вас магией, так что и ценности в вашей жизни нет. Но моя милость велика, а потому я позволю вам уйти. Вернитесь в свои дома и более не смейте роптать. Тогда мы, Талантливые, позволим вам существовать в этом государстве».‎

В ответ на эти полные пренебрежительности речи толпа рассвирепела.

«‎Да кем ты себя возомнил, малец?!» — задыхаясь от возмущения, кричали одни.

«‎Пожил бы сначала нашей паршивой жизнью, а уж потом бы языком трепал!»‎ — жаловались другие.

«Проваливай отсюда! Не тебе решать, что есть государство и кому в нём можно жить! Это нам выбирать!» — грозились третье.

Однако, не обращая внимания на лившуюся со всех сторон брань, Великий Мастер заложил руки за спину и снисходительно рассмеялся:

«‎Нет, вы ошибаетесь. Государство — это не то, что вы себе надумали. И не то, что вам дано выбрать. Потому что теперь государство — это Я».

То была последняя капля терпения. Волна ярости всколыхнулась и побежала по рядам голодных, измученных нуждой и работой Вечных. Народ восстал, взбунтовался и бросился в атаку на Великого Мастера. Они желали ему страданий, желали отмщения, желали Вечной Смерти, но стоило первому из них добраться до этого прекрасного на вид юноши — как мятежник поскользнулся прямо у ног Великого Мастера и, упав на землю, свернул себе шею, тотчас же распрощавшись с жизнью. За ним последовали другие, также пытавшиеся застигнуть юношу врасплох. Однако их постигла та же участь: они валились с ног и умирали, не коснувшись Мастера и пальцем. Словно бы в самом деле сама Удача хранила этого Вечного.

«‎Что ж, значит, внимать рациональности и здравому смыслу они не желают, — хмыкнул Великий Мастер, спокойно глядя на бушующую толпу. — В таком случае и милости для них не будет».

На следующий день восстание было подавлено самым жестоким способом, а вокруг лучшей части города была возведена огромная высокая стена. Такая, что и не перелезть и не перебраться через неё, даже если очень захотеть. Стена эта была сплошь и рядом вся в защитных чарах, а сторожили её особые воины, что зорко смотрели за тем, как блюдётся порядок.‎ Поэтому все те бесталанные бунтовщики, что были оттеснены за стены, более не могли проникнуть в процветающую часть Итинрэтэ, где всегда было достаточно еды и благ.

С тех пор Бесталанные много раз пытались пересилить своих врагов, но всякий раз терпели поражение. Ведь тот юноша, тот Великий Мастер, устроил всё так, что у мятежников не было ни шанса изменить ситуацию. Он бдительно следил за порядком в Итинрэтэ, а потому со временем получил ещё больше уважения и влияния среди соотечественников. Из Великого этот Вечный превратился в Величайшего.

А Упорство и Труд навсегда проиграли Таланту.

Тем не менее шло время, сменяли друг друга поколения, вспыхивали и затухали новые распри, происходили вещи тёмные, тайные и страшные. Бесталанные же привыкли и смирились со своей участью, влача жалкое и безвольное существование за стенами на окраине города, где было мало пищи и воды. Теперь их жизнь полностью зависела от милости Талантливых господ.

Но однажды случилось нечто крайне необычное.

В Вечном Городе Итинрэтэ, где всё всегда шло своим чередом, а перемены были синонимом смерти, вдруг потемнело и разразилось громом небо. Оно вдруг стало чёрным и мрачным, словно озлобилось на что-то или кого-то, и теперь сверкало тысячами жутких молний, пугая местных жителей. Особенно страшно было Бесталанным, которым и без того жилось несладко. Они смотрели на небесную мглу из своих ветхих бедных жилищ и молились только об одном.

«‎О, Вселенная, если это есть твоё провидение, так пошли нам Спасение. А если нет — то даруй нам Вечную Смерть».‎

Никто из них не знал, что в этот день, когда всё вокруг рвалось и бушевало, небо действительно разверзлось, явив на свет двух маленьких детей.

Эти дети — мальчик и девочка — пронеслись по небосклону, как падающие звёзды, и незаметно приземлились у самого-самого края города — там, где никто и не жил.

Окружающие ничего не заметили, напуганные небесной мглой, и не знали, что на самом деле произошло. Но на утро в Трущобах стало на двух жителей больше. Потому что упавшие с неба дети… выжили.

Они очнулись от пробирающего до костей холода, резкого и неприятного. Оказалось, что всю ночь эти двое пролежали без сознания, плотно прижавшись друг к другу, как два маленьких котёнка. Во сне их лица имели выражение горькое и печальное, будто им снился кошмар, однако до самого утра мальчик и девочка не разомкнули рук, сцепленных так сильно, словно в целом мире у этих пришельцев ничего кроме друг друга и не осталось.

Как только Светило взошло над Итинрэтэ, осветив хорошенькие, ладные крыши богатых домов Центра и мельком скользнув по обветшалым навесам Трущоб, падшие с неба дети наконец очнулись.

Они проснулись одновременно и первым делом увидели друг друга. Мир вокруг выглядел пугающим и незнакомым, но когда рядом был кто-то близкий, даже самое мрачное место казалось чуть светлее.

— Ты Белая Тень, — неуверенно произнёс мальчик, сам не понимая, откуда знает имя спутницы.

— А ты Чёрный Свет, — эхом отозвалась девочка, крепче сжимая озябшие спутника.

Они неосознанно потянулись друг к другу и обнялись в попытке понять хоть что-то. И действительно поняли. Распознали это тепло и нежность, что не смогло бы убить даже самое злое намерение и даже самое сильное заклинание.

— Я совсем ничего не помню. — растерянно пробормотала Белая Тень.

— И я, — встревоженно кивнул Чёрный Свет.

Однако тут же добавил:

— Но я точно знаю, что ты моя сестра. Я это чувствую.

Лицо девочки слегка просветлело, и она согласно кивнула:

— А я точно знаю, что ты мой брат. Так говорит моё сердце.

Падшие с неба дети тесно прижались друг к другу и сидели так некоторое время, обсуждая произошедшее с ними событие. Они пытались вспомнить хоть что-то и не могли. Они хотели понять, что случилось, но не получалось. Им словно бы начисто стёрло всю память о прошлом, о том, кто они такие, откуда и почему здесь оказались.

— Где же мы есть? — нахмурилась сестра, оглядываясь по сторонам.

— Должно быть, рядом с каким-то городом, — логично рассудил брат, окинув взглядом пространство. — Посмотри туда, там много домиков и большая-большая стена.

Белая Тень встала на ноги и помогла подняться Чёрному Свету. По возрасту он был четырёх триплексов от роду, как и она сама, но на вид выглядел куда более хилым и хрупким, а его болезненно-белое лицо говорило само за себя.

— Пойдём, попробуем что-нибудь узнать, — приободрил сестру мальчик и потянул её в сторону домиков, тщательно скрывая свою ослабленность.

Белая Тень согласно кивнула, хотя тревожное чувство внутри неё лишь нарастало. Казалось, что потеря памяти — только малая часть будущих невзгод и вскоре случится что-то ещё более страшное.

Так и произошло.

Стоило Падшим Детям попасть в Трущобы — как их чуть не сбила повозка, а возничий обругал ребят такими забористыми словами, что щёки Чёрного Света побледнели ещё сильнее, в то время как скулы Белой Тени загорелись от ярости.

Однако делать было нечего, и брат с сестрой продолжили обследовать незнакомый город. Они принялись спрашивать у прохожих о том, где находятся и почему оказались здесь, но в ответ получали лишь новую брань и насмешки.

«Вы что, с неба рухнули?» — хихикали одни.

‎«Головой приложились, да?» — покатывались со смеху другие.

‎«Хватит шляться без дела, паршивцы, — злились третьи. — Катитесь уже отсюда».

К середине дня Белая Тень и Чёрный Свет собрали так мало информации, что смогли понять лишь некоторую часть происходящего. Они узнали название города, в котором оказались, и то, как именуют место за стенами.

Трущобы.

Это был не пустой звук, а истинное положение дел. Потому что назвать это грязное, опасное и тёмное место как-либо иначе не поднимался язык.

Здесь было много маленьких лачуг, в которых семьями ютились Бесталанные, и куда меньше более высоких и крепких домов, обычно представлявших собой трактиры и забегаловки. Жизнь на улицах Трущоб всегда кипела: кто-то, согнув спину, тащил скудное имущество на местный рынок; кто-то обменивался последними новостями, потягивая мутную жижу у стен пивнушек; а кто-то бранился прямо посреди скверных, изрытых колдобинами дорог.

Брат с сестрой, проголодавшись к обеду, зашли в одно из таких мест, чтобы попросить немного еды. Их тут же с криками и руганью погнали взашей, да так, что Падшие Дети едва унесли ноги.

— Задарма брюхо набивать вздумали?! — в ярости орала хозяйка таверны, размахивая ножом. — Да я вас самих на вертел насажу и хорошенько прожарю, бездельники!

Как только дети отбежали в более людное и безопасное место, Белая Тень огляделась по сторонам. Везде вокруг люди обменивали товары и еду на маленькие медные монетки, а потому девочка обратилась к брату:

— Нам не дадут здесь еды просто так. Нужно добыть деньги.

— Но как? — нахмурился Чёрный Свет. — Чтобы получить деньги, нужно предложить что-то ценное взамен.

Белая Тень посмотрела на мальчика и заметила на его шее отделанную серебром, золотом и бриллиантами подвеску в виде скрипичного ключа. Когда девочка распахнула ворот своего платья, то обнаружила у себя такое же украшение.

— Смотри, мы можем продать эти вещи и купить еду, — предложила сестра.

Её брат кивнул, и они отправились на поиски того, кто мог бы приобрести их подвески. Но Падшие Дети были ещё слишком малы, а потому позволили себя обмануть. И за бесценные изящные украшения получили всего несколько медяков.

Впрочем, тогда и этих денег хватило, чтобы брат с сестрой насытились. Они купили себе по большой горячей булочке, и хотя выпечка слегка подгорела, а тесто было пресным и почти безвкусным, настроение у детей всё равно поднялось.

Когда после обеда Чёрный Свет и Белая Тень прохаживались по одной из оживлённых улочек, изучая местность, мальчик вдруг заметил нечто странное.

— Смотри, что это? — указал он куда-то в середину дороги.

Там, прямо на грязной земле, лежала темнокожая девушка, очень красивая, но, как и другие жители Трущоб, бедно одетая. Она совершенно точно была жива, однако совсем не двигалась, лишь застыла в одной позе, свернувшись калачиком, и бессмысленно смотрела куда-то вдаль. Её юбка была изрядно порвана, а меж стройных длинных ног что-то стекало.

И всё же поразило детей не это, а нечто другое.

То, как реагировали на бедную девушку прохожие.

Вернее, не реагировали.

Они просто проходили мимо, словно не замечали сжавшейся на земле соплеменницы. Или не хотели замечать. Им всем — занятым, мрачным и раздражённым — не было никакого дела до этой девушки, а потому они видели в ней лишь очередной мусор под ногами. Некоторые даже не удосуживались обойти красавицу и ступали прямо по ней, топча её волосы, одежду и конечности.

У Белой Тени от жалости сжалось сердце, и она сказала брату:

— Давай подойдём.

Чёрный Свет кивнул, также ощущая горечь за незнакомку.

Падшие Дети подбежали к темнокожей красавице и заградили её от прохожих своими телами. Белая Тень помогла девушке приподняться и, бережно поддерживая руками, осторожно спросила:

— Простите, леди, но что вы здесь делаете? С вами что-то случилось?

Незнакомка скользнула по детям затуманенным взглядом и не ответила. Она была словно пустой оболочкой себя самой, бессмысленной, никчёмной и разбитой до основания.

— Да чего вы её теребите? — послышались насмешки из толпы. — Не видите что ли: кто-то неплохо развлёкся с ней ночью. Наверняка подставила задницу кому-нибудь из Талантливых, уж они-то любят наших девчонок. Такие и не сопротивляются, и отпора дать не могут.

— Так и есть, — раздался голос другого зеваки. — Это ж у Талантливых любимое развлечение: выкрасть кого-нибудь из нашей братии и измываться ночами напролёт. Небось и эту по кругу пустили: больно красивая попалась. Вон смотри, как глазища таращит. Понимает всё, хе-хе.

— Ага, пусть лежит себе дальше, не трогайте её, — советовал кто-то третий. — Таких коснёшься — ещё и гадостью какой-нибудь заразишься. Себе дороже.

От этих слов на глазах незнакомки выступили крохотные бусинки слёз, но она не проронила ни слова и даже не пискнула. Только смотрела своим опустевшим взглядом на окружающих, словно больше ничего не могло тронуть её душу.

Чёрный Свет покрепче прижал к себе женщину, стараясь заслонить от мира вокруг, а Белая Тень в ярости вскочила на ноги.

— Прекратите! — воскликнула она. — Как вам не стыдно говорить такое?!

— Стыдно — не стыдно, да кому какая разница? — почесал затылок кто-то из прохожих. — Тут, в Трущобах, каждый сам за себя. Поэтому брось этот отработанный товар на место, пусть сама выбирается, если хочет жить.

— Она тебе не вещь! — сжала кулаки Белая Тень и грозно выступила вперёд. — Она живая, слышишь?!

Но проходившие мимо Бесталанные только посмеялись над наивной дурочкой, а кто-то даже вскользь обронил:

— Все мы здесь вещи. Кто подороже, кто подешевле… ты и сама это скоро поймёшь.

Девочка не стала слушать этот бред: сжала зубы, вернулась к незнакомке и решительно сказала брату:

— Нужно отнести её подальше от дороги. Здесь небезопасно.

Они помогли красавице подняться и отвели её в сторону, а затем усадили под чахлым полусгнившим деревцем и начали отпаивать горячим чаем, купленным тут же, недалеко.

— Вот, возьмите, это придаст вам сил, — ободряюще улыбнулась Белая Тень, протягивая девушке припасённую булочку.

Незнакомка медленно, словно во сне, приняла еду и принялась механически пережёвывать сдобу, запивая её тёплым напитком и делая это, скорее, по привычке, нежели осознанно. Но с каждым кусочком булочки взгляд этой девушки наполнялся осмысленностью, а с каждым глотком чая её лицо приобретало всё более живой вид.

— Как вас зовут? — укрыв плечи незнакомки своей кофтой, осторожно спросила Тень.

— Люми, — дрожащим тихим голосом отозвалась девушка.

— Люми, вам есть куда пойти? — мягко продолжила девочка. — И есть ли кто-нибудь, кто может позаботиться о вас?

Красавица, чуть подумав, неуверенно кивнула.

— Моя семья живёт здесь… неподалёку… — всё тем же слабым тоном проронила она.

— Хорошо, тогда мы поможем вам вернуться домой, — кивнула Белая Тень.

Когда Люми доела предложенную ей пищу и собралась с силами, дети проводили девушку до нужного места и, передав её в руки родственников, ушли восвояси.

Это был первый раз, когда Белая Тень и Чёрный Свет столкнулись с пугающей реальностью Трущоб.

Но далеко не последний.

Уже вечером, когда в Итинрэтэ стемнело а с неба полился дождь, Падшие Дети наконец осознали, насколько в действительности был неприветлив окружающий мир. Они пытались найти себе убежище для ночлега, но никто не желал пускать к себе двух оборванцев. Им не было позволено даже остаться на постоялом дворе рядом с домашней скотиной, чего уж говорить о большем.

Но когда брат и сестра уже отчаялись найти приют и стояли, дрожа от холода и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться, из тьмы к ним выступил Некто.

Он был одет в чёрный ханьфу<span class="footnote" id="fn_32911816_3"></span>, отделанный золотыми узорами на рукавах и поясе, а его лицо наполовину пряталось за изящной чёрной маской. Но несмотря на таинственный вид, было ясно, что незнакомец до неприличия хорош собой. Его длинные, до земли, чёрные волосы были скреплены в небрежную косу, на ушах мерцали чёрным шёлком и золотом серьги, глаза же в прорезях маски сверкали спокойствием и проницательностью.

— Идите за мной, — чарующим голосом поманил детей мужчина. — Я покажу место, где вы сможете укрыться.

Белая Тень и Чёрный Свет недоверчиво переглянулись меж собой. Незнакомец казался им подозрительным, но разве у замёрзших одиноких детей был другой выбор? Уж лучше попытать счастья с этим Вечным, чем продолжать мёрзнуть на открытом воздухе.

— Сюда, — подбодрил оробевших сестру и брата незнакомец, обернувшись через плечо. — Не бойтесь, я вас не обижу.

Падшие Дети чуть осмелели и, взявшись за руки, пошли туда, куда вёл их мужчина, на самую окраину города, где протекал небольшой, но живой ручей.

Незнакомец с длинными волосами шёл чуть впереди, показывая путь. Хотя «шёл» — не совсем то слово. Нет, этот Вечный, скорее, плыл по воздуху — настолько мягкой и неуловимой была его походка. Если посмотреть на такого со стороны, без всякого лишнего знания, то волей-неволей промелькнёт жуткая мысль, что живые такой походкой не ходят.

— Вот, почти добрались, — улыбнулся мужчина. — Здесь будет безопаснее, чем в городе.

Белая Тень и Чёрный Свет подошли ближе, чтобы рассмотреть предложенное для ночлега место. Им оказался небольшой старый мост, крепкий, но обветшалый. Такой не спасёт от промозглого ветра и стужи, зато укроет от дождя и сырости.

— Вам нужно разжечь огонь, чтобы согреться, — голосом терпеливого наставника продолжил незнакомец. — Идите, я научу вас, как это делать.

— Постойте, — выступила вперёд Белая Тень. — Сначала ответьте, кто вы такой и как вас зовут?

Она уже давно подозревала неладное, но не решалась спросить. Теперь же, когда они достигли нужного места, настал черёд знакомства.

— Как меня зовут?.. — слабо усмехнулся Вечный и заложил руки за спину.

Он чуть подумал, словно не мог выбрать, как именно назваться, а затем представился:

— Моё имя Селест-Нуар, я Странствующий Сказочник. А как ваши имена?

— Меня зовут Белая Тень, — учтиво ответила девочка и вежливо поклонилась.

— А меня — Чёрный Свет, — вслед за сестрой откликнулся мальчик, также склонив голову.

— Хорошо, вот мы и познакомились, — снова улыбнулся мужчина. — А теперь подойдите ближе, вам нужно согреться как можно скорее, чтобы не заболеть.

Спрятавшись под мостом вместе с новым знакомым, дети принялись слушать его объяснения. Селест-Нуар оказался на удивление хорошим учителем — и уже вскоре Белая Тень смогла сотворить крохотную магическую искорку, слабую и нестабильную, но достаточную, чтобы разжечь огонь. В отличие от сестры, Чёрный Свет не мог похвастаться такими же успехами, зато быстро собрал лежащие под мостом сухие ветки и помог сестре развести костёр.

Вечный в чёрном ханьфу внимательно наблюдал за этим и периодически давал дельные советы. Однако стоило детям усесться у костра и согреться, Селест-Нуар объявил:

— Я не могу оставаться здесь долго. Мне нужно идти. Однако я буду приглядывать за вами и помогать, насколько в моих силах.

— Но что нам делать? — взволнованно спросила Белая Тень. — Мы ведь ничего здесь не знаем! Даже кто мы такие…

— Не бойся, всё будет хорошо, — тепло улыбнулся мужчина, хотя в этом жесте угадывался тонкий оттенок фальши. — Главное — всегда держитесь друг друга, будьте праведны и милосердны, помогайте тем, кто в этом нуждается, и никогда, слышите, никогда не ожесточайте ваши сердца.

— Почему? — вступил в разговор Чёрный Свет. — Почему нельзя ожесточать сердца?

Селест-Нуар внимательно посмотрел на мальчика, прокручивая в руках свой чёрный веер с шёлковой золотой подвеской. Украшение было сделано со вкусом, как и весь наряд этого Вечного, и загадочно мерцало в свете огня.

Мужчина долго молчал, словно погруженный в какие-то лишь ему понятные мысли, а затем неопределённо бросил:

— Оставь герою сердце… Что же он будет без него? Тиран.

Это были последние слова, которые Падшие Дети услышали от своего нового знакомого. Вскоре он поднялся и, кивнув им на прощание, растворился в ночной мгле. Напоследок Селест-Нуар произнёс тихое, почти неслышное:

— Вы должны выжить и стать сильнее, чего бы это ни стоило.

Эта фраза прочно засела в юных головах брата и сестры. Поэтому наутро, когда Белая Тень и Чёрный Свет проснулись от холода, всё так же тесно прижимаясь друг к другу, им стало понятно, что если мужчина в чёрном ханьфу и вернётся, то вряд ли скоро. А потому с этого дня надеяться они могут только на себя.

Но Падшие Дети старались не отчаиваться. Жизнь в Трущобах оказалась сложной и опасной, поэтому им приходилось быстро учиться на своих ошибках и быть осторожными. Чтобы кое-как обустроить своё новое жилище, которое они назвали Дом-Под-Мостом, брат с сестрой продали все оставшиеся драгоценности, что были на них в момент прибытия, и купили пару больших тёплых одеял. К счастью, Итинрэтэ отличался тёплым климатом, а потому погода здесь менялась редко.

И всё же это не помешало Чёрному Свету почти сразу же заболеть.

Если поначалу он ещё как-то держался, скрывая от сестры охватившую его слабость, то к вечеру второго дня симптомы стали ухудшаться. Мальчика то охватывал жар, то бросало в холод, он то проваливался в сон, то наоборот не мог сомкнуть глаз всю ночь. Тело его было слишком слабым, будто сам мир отвергал существование Чёрного Света, и Белая Тень очень скоро поняла это.

Как поняла и то, что лекарства стоят очень дорого.

Как поняла и то, что деньги можно достать лишь тяжким трудом.

Как поняла и то, что она никогда, ни при каких обстоятельствах, не должна показаться брату слабой и беспомощной.

Впрочем, Белая Тень всегда отличалась большим упорством и трудолюбием. Уже в первую неделю она нашла место, где могла получить достаточно денег для выживания. Этим местом был большой Дом Забав, куда захаживали самые обеспеченные из Бесталанных, а иногда даже сами Талантливые, ищущие новых впечатлений и утех. Девочку приняли туда сразу же, как только хохочущие проститутки заприметили её на улице, по которой она проходила в поисках работы.

— Посмотрите, посмотрите туда! — восхитилась одна из них. — Какая милая крошка!

— Действительно, прелесть как хороша, — согласилась другая. — Да ещё и молоденькая. Таких у нас любят.

Они подозвали к себе смущённую подобным вниманием Белую Тень и витиеватыми разговорами заманили внутрь своего пристанища. Сестра Чёрного Света и вправду была красива, поэтому проститутки хотели забрать её себе, но случилось нечто непредвиденное.

Когда Белая Тень зашла в окуренную благовониями полутьму Дома Забав, внутри как раз зазвучала тонкая пленительная мелодия. Несколько певичек на большой светящейся огнями сцене, плавно касаясь своих инструментов, исполняли причудливую мелодию.

Стоило Белой Тени услышать эту песню — и сердце девочки затрепетало. Она ничего не помнила о своём прошлом и даже представить не могла, кем была до вчерашнего утра, зато её тело знало.

Да, её тело помнило, как нужно двигаться под звуки пипы<span class="footnote" id="fn_32911816_4"></span>; как мягко надо ступать в ритм музыки; как стоит тянуть носки и грациозно прогибать спину; где следует прибавить шагу, а где — замедлиться. Поэтому все эти умения, отточенные долгими тренировками, вдруг сами собой рванулись наружу, и прежде чем Белая Тень осознала, что делает, всё её существо устремилось на сцену.

И девочка слилась с танцем, на краткий миг откинув все заботы и позволяя себе делать то, что доставляло ей истинное удовольствие. Зачарованные неожиданной гостьей зрители и работницы Дома Забав от изумления и восхищения даже не стали прогонять маленькую танцовщицу.

Более того, она оказалась так хороша в своём деле, что хозяйка Дома Забав положила на неё глаз и предложила девочке работу. Алчно подсчитывая прибыль за внезапно свалившийся товар, женщина сказала:

— Будешь приходить сюда каждый вечер и всю ночь услаждать своим танцем наших гостей. А если хорошо постараешься, то, может, кто-нибудь захочет испробовать не только твоё искусство, но и твоё тело.

Белая Тень не совсем поняла значение последних слов, но впереди у неё было ещё много времени, чтобы сполна всё изучить. Теперь же она лишь радовалась, что смогла найти работу и, следовательно, деньги на пропитание.

С этого дня девочка принялась усердно трудиться, ночи напролёт проводя в Доме Забав, а под утро возвращаясь в свой Дом-Под-Мостом. Ей было тяжело, и она сильно уставала, но никогда, ни разу, Белая Тень не вернулась к брату без свежей булочки и баночки лечебной микстуры.

Чёрный Свет болел долго и мучительно, иногда не поднимаясь со своего места целыми днями. Несколько раз, скопив денег, Белая Тень водила мальчика к целителям, однако те лишь отмахивались от него и старались побыстрее забрать желанные монетки.

«Он просто от природы слаб, — посмеивались они. — Должно быть, самый Бесталанный из всех Бесталанных, ха-ха!».

Белая Тень злилась в ответ на эти слова и, бросив пригоршню монет прямо в лица жадных целителей, уходила прочь.

— Ничего страшного, не слушай их, — подбадривала брата сестра. — Они просто корыстные и подлые гады, не знающие своего ремесла. Все целители такие. Только и знают, как денег содрать, да побольше.

— Но что если они правы? — тихо отвечал на это Чёрный Свет. — Что если всё дело в том, что я просто родился таким? Разве ты и сама не видишь: я лишь обуза для тебя, слабая и бесполезная? Уж не лучше ли будет бросить меня?..

— Не говори таких жестоких слов, — сжимая мальчика в объятиях, шептала Белая Тень. — Помнишь, что говорил Селест-Нуар? Нельзя ожесточаться сердцем. Никак нельзя.

И девочка принималась копить деньги с ещё большим упорством, желая оградить брата от ненужных волнений. Она быстро освоилась в Трущобах и поняла их законы. А правила здесь были довольно простые.

«Ешь столько, сколько можешь в себя запихнуть, ведь завтра еды может не быть и вовсе».

«Работай побольше и думай поменьше, если хочешь выжить».

«Терпи всё, что только можешь стерпеть, и даже больше».

Белая Тень никогда не рассказывала брату о своей работе много и обстоятельно: она старалась отделаться быстрыми, ничего не значащими разговорами, по которым и понять-то ничего было нельзя. Но Чёрный Свет никогда не был дураком, а потому подмечал все те детали, которые Белая Тень пыталась скрыть.

Он знал, что если под утро его сестра приходила в синяках и ссадинах, тщательно скрывая их за тканью одежды, то значит, она хорошо поработала.

В Доме Забав Белой Тени платили три медяка за ночное выступление.

Пять — если гость желал наслаждаться её обществом за закрытыми дверями.

И десять — если посетителю было мало просто брать её так, как он хотел. За десять медяков в Доме Забав могли избить до полусмерти или сделать ещё что-нибудь в этом духе.

Но Белая Тень всегда считала себя предприимчивой, а потому никогда не упускала возможность получить десять медяков.

«Десять… целых десять… — поднося очередному клиенту кнут или нож и зачарованно глядя, как он заносит орудие над её обнажённым телом, блаженно думала она. — Если получу десять, то смогу купить больше еды для нас с братом».

Когда утром, с рассветом, она возвращалась домой, пошатываясь и теряя сознание, или ползла, почти обессилев от боли и сплёвывая кровь, её всегда бодрила эта радостная мысль:

«Сегодня я была хорошей девочкой. Сегодня я заработала целых десять медяков».

Чёрный Свет быстро понял, что его сестра не хочет, чтобы он замечал её боль. Поэтому он старательно притворялся спящим каждый раз, когда Белая Тень возвращалась с «работы». Брат делал вид, что ничего не знает и ни о чём не подозревает: ни почему сестра носит лишь длинную одежду; ни почему подолгу лежит в одной позе, почти не шевелясь и не выказывая признаков жизни; ни отчего на её теле с каждым разом всё больше ссадин и шрамов.

Но были в их сложной жизни и хорошие времена.

Иногда Чёрному Свету становилось лучше, и он вместе с Белой Тенью шёл на главную улицу Трущоб танцевать за милостыню, а потом они вдвоём съедали по тарелке риса.

В другие дни, когда кто-нибудь из местной ребятни приглашал их поиграть, брат с сестрой с удовольствием принимали предложение.

А порой к ним даже наведывался Селест-Нуар, и это были самые счастливые дни, поскольку он всегда учил Падших Детей чему-то новому. Белой Тени Странствующий Сказочник показывал, как делать маленькие забавные штучки, которые называл Артефактами, и порой рассказывал что-нибудь о магии, а Чёрному Свету объяснял основы разных наук.

Однако, как и всегда, Селест-Нуар быстро уходил, не оставив после себя ни следа и не сказав, когда объявится в следующий раз, да и объявится ли вообще.

Со временем Белая Тень и Чёрный Свет обвыклись на новом месте и стали здесь «своими», особенно среди детей. Местная ребятня души в них не чаяла и всегда с радостью встречала брата с сестрой. Все они были вечно голодными бедными оборванцами, рождёнными здесь, в Трущобах. Им не хватало Таланта, чтобы попытаться улучшить своё положение, и сил — чтобы обеспечивать себя самим, как это делала от природы выносливая Белая Тень. Поэтому сестра Чёрного Света часто угощала их едой, даже если у неё не было лишнего куска и даже если этот «лишний кусок» на самом деле был её последним.

Часто, когда дети Трущоб собирались вместе поиграть или насладиться поджаренным хлебом у большого костра, они обсуждали свою нелёгкую судьбу и с тоской мечтали о времени, когда им не придётся каждый день бороться за жизнь. В такие моменты Белая Тень старалась подбодрить их и внушить надежду, насколько это было возможно в общем плачевном положении.

— Когда мы все подрастём, — утешала она, — то обязательно станем большими и сильными. У нас всегда будет дом, тепло и много-много еды. Но чтобы это всё осуществилось, нужно хорошенько стараться и много работать.

— Как сестричка Белая Тень? — наивно спросил один из малышей.

Белая Тень вспомнила, как накануне один из захмелевших клиентов заплатил целое состояние, чтобы прилюдно высечь её прямо на сцене, и долго смаковал своё удовольствие, рассекая плетью нежную кожу девочки, а затем, не дрогнув, кивнула:

— Да, как сестричка Белая Тень.

Детям не пристало знать страшную правду. По крайней мере, до поры до времени. И Тень понимала это.

Чёрный Свет тоже понимал. Поэтому лгал их общим друзьям так же хорошо, как и сестра.

— Скажи, братишка, а почему мы не можем попасть за Стену? — порой спрашивали его самые маленькие.

— С чего вы взяли, что мы не можем туда попасть? — подражая сестре тоном и жестами, возразил Чёрный Свет.

— Ну как же… за Стенами ведь живут лишь Талантливые, это все знают! — отвечала озадаченная ребятня. — А среди нас нет никого, кто обладает Талантом. Разве что, может, Белая Тень.

Белая Тень действительно обладала некими отличными от других жителей Трущоб способностями. Правда, Мастеров среди Бесталанных по понятным причинам не было, да и Селест-Нуар объявлялся слишком редко, поэтому научить девочку магии никто не мог и её Талант так и оставался дремлющим. Тем не менее она без промедления ответила:

— Значит, мы разрушим Стены. И добьёмся справедливости.

Эти дерзкие речи, которые уже давно не звучали в Трущобах, поразили детвору. Ребята изумлённо смотрели на эту юную девочку с длинными светлыми волосами и алыми рубинами глаз, что сверкали ярко и непреклонно, и не могли взять в толк, откуда она такая взялась?

Единственная, всегда приходившая с едой в руках и широкой улыбкой на лице.

Единственная, говорившая то, о чём принято было молчать.

И Единственная, у кого был Талант.

— Хах, что это я тут слышу? — один из проходивших мимо пьянчуг расхохотался от полных праведного жара слов Белой Тени. — Что ты там разрушать собралась? Чего добиваться?

Сестра Чёрного Света обернулась к пьяной компании и ровным голосом повторила свои слова.

Услышанное заставило прохожих смеяться ещё сильнее — и они, не сдерживаясь, в голос загоготали.

— Ты ещё скажи, что хочешь всех здесь спасти! — задыхаясь от веселья, мерзко захихикал один из них.

— Хочу. — честно призналась Белая Тень.

— О-о! — донеслось презрительно-насмешливое в ответ. — Вы только посмотрите на неё! Тоже мне, нашлась! Спасительница хренова! Вот умо-ора!

— Совсем из ума выжила, малявка? — поддержал товарища другой Бесталанный. — Посмотри на себя: ещё нос не дорос — а уже в спасительницы записалась? Да тут и до тебя знаешь сколько таких было? Так все сгинули, ничего от них не осталось. И с тобой будет так же.

— Пока не попытаюсь — всё равно не узнаю, — с тем же упрямством отвечала Тень. — Уж лучше сделать хоть что-нибудь, чем не сделать совсем ничего, и сгнить здесь, как бесполезная старая труха.

Укол в свою сторону пьяницы поняли, а потому принялись крыть девочку ругательствами в ответ:

— Да ты что о себе возомнила, блоха? Совсем страх потеряла?

— Иди лучше «спасай» тот бордель, в котором работаешь. Уж тебя-то там давно заждались, хе-хе.

— Ты же первая сгниёшь здесь, а мы ещё попляшем на твоих останках! И кого ты вообще «спасать» собралась, если даже себя спасти не можешь, дурочка?

Дети Трущоб понурили головы, растерянные и обескураженные. Они и сами понимали, как зыбко то счастье, которое обещала им Белая Тень. Сытая жизнь? Тёплый надёжный дом? Безоблачное будущее? Разве всё это возможно? Разве это может быть взаправду? Ведь никто из взрослых так и не смог что-то изменить, хотя многие хотели и ещё больше — пытались…

Значит, и пробовать смысла нет?

Значит, сопротивление бесполезно, а смирение — единственный выход?..

Белая Тень посмотрела на своих обидчиков — и ей вдруг вспомнился мягкий настойчивый голос Селест-Нуара:

«Будьте праведны и милосердны, помогайте тем, кто в этом нуждается, и никогда, слышите, никогда не ожесточайте ваши сердца».

Девочка глубоко вдохнула. Выдохнула. И подошла ближе к пьяной компании.

— Вот, держите, — оторвав половину от своей краюшки хлеба, предложила она и тепло улыбнулась.

Пьяницы посмотрели на неё с таким удивлением и непониманием, что Тени пришлось объяснить:

— Может, я и не могу спасти всех сейчас. А может, не смогу спасти и в будущем. Но если спасу хотя бы одного, если помогу хоть кому-то — значит, всё было не зря, значит моё существование не бессмысленно. Поэтому возьмите этот хлеб. Выпивать без закуски вредно.

Мужчины пробормотали что-то грубое и ругательное в ответ на щедрый жест девочки, а затем, плюнув под ноги Белой Тени и грубо вырвав хлеб из её рук, ушли восвояси.

— Больная дура, — только и бросил один из них напоследок.

«Больная дура» вернулась к друзьям и более тот случай не обсуждала. Но дети, что были там и видели произошедшее, навсегда запомнили её слова и её поступок.

А на следующее утро каждый ребёнок в Трущобах знал, кто такая Белая Тень.

И каждый из них ждал, когда она осуществит задуманное.

Тем не менее долгожданное «спасение», о котором грезили местные дети, всё не наступало. Зато наступило то, чего никто не ожидал и что разом изменило пусть и нищую, но размеренную жизнь Трущоб.

Великий Голод.

Никто не знал, почему он настал. Одни говорили, что Талантливые наконец решились вытравить с окраин Итинрэтэ все многочисленные бедные поселения вместе с их жителями, чтобы те больше никогда не мозолили им глаза; другие возражали, что дело в самих Трущобах и особенностях сложных торговых отношений между плодородным богатым Центром и нищими бесплодными Окраинами; третьи и вовсе ссылались на Волю самой Вселенной; но одно оставалось неизменно: еды становилось всё меньше и меньше, а голодных ртов — всё больше.

Белая Тень очень быстро поняла, что вскоре их с братом жизнь изменится. Хотя в Доме Забав она получала гораздо больше, чем на любой другой работе, и, собственно, поэтому оставалась там, поэтому терпела всю грязь, порочность и беспомощность жизни простой танцовщицы, но даже этих денег вскоре перестало хватать. Чёрный Свет беспрестанно болел, цены на хлеб росли с каждым днём, а обезумевшие от голода жители Трущоб становились всё более озлобленными. Поэтому Белая Тень, тщательно обдумав своё положение, нашла ещё одну работу.