Превращение в тигра (2/2)

Джина, как дикая кошка, уже в отчаянии тёрлась лицом о кровать. Её окровавленные губы, жадно захватывая простыню, чуть ли не кусали ткань, пытаясь выхватить хотя бы намёк на запах. Она не могла понять, что происходит, но отчаянно искала то, что должно было вернуть её в норму — запах пришельца. Но вместо того, чтобы найти то, что искала, её ноздри лишь улавливали резкий, чуждый запах — запах человека.

И это ухудшало ситуацию.

Тем временем, в лаборатории, Уйдейкхаал, уже заканчивавший рабочий день, повесил халат на вешалку и вытащил из кармана телефон. Трубка ожила, и он увидел имя Лекса на экране.

— Лекс! Рад, что позвонил, но почему так поздно? Что-то случилось? — его голос был привычно спокойным, но, несмотря на это, в нём прозвучала некая настороженность. Что-то было не так.

На другом конце линии, прежде чем Лекс успел ответить, мужчина заметил странное, глухое сопение. Звук был знаком и не соответствовал голосу Лекса.

— Лекс… — его голос стал хриплым. Он вдруг осознал, что уже слышал подобное, читал о подобном. Сердце забилось чаще. — Ты… Скажи мне, что это я не свою дочь слышу.

В его груди заклокотала тревога. Он молился, чтобы его предчувствия не сбылись, но если это она… Он знал, что придётся действовать быстро. Слишком быстро, чтобы не потерять её навсегда.

Лекс стиснул зубы и сглотнул. Сказать ему, что у них произошло — всё равно, что подписать себе смертный приговор. Но ведь он всё равно уже довёл Джину до состояния. Обратного пути нет.

— Это так, мистер Уйдейкхаал. Я не понимаю, что с ней происходит. Я думал вызвать врача, но это… Это…

Он зажмурился и выдохнул. Нужно собраться, взять себя в руки и решить это дело. Последствия будет разгребать потом.

— Я готов выслать за вами машину и привезти сюда. Это мой частный загородный дом, — спокойно сообщил он. — Я могу что-то сейчас сделать для Джины?

И Уйдкйкхаал всё понял. Лекс лишил её невинности. И обвинять Лютора в том, что он посмел посягнуть на его дочь — слишком неподходящий момент. Тем более он хотя бы позвонил. А мог просто выбросить её на улицу. И тогда она бы точно погибла там. Если, конечно, Супермен вдруг не прилетел бы к ней.

— Ничего не делай, не трогай её, я сейчас в лаборатории. Чем быстрее я приеду, тем быстрее смогу её… реанимировать. — голос Уйдейкхаала звучал твёрдо, но в нем всё равно ощущалась скрытая тревога.

Он знал, что нужно делать и действовал быстро. Как только связь прервалась, мужчина резко развернулся и стремительно направился в свой кабинет. Он стал лихорадочно рыться в шкафу, вываливая на пол книги, приборы и папки, пока не нашёл то, что искал. Его руки, схватили подобие кислородной маски, обшитое изнутри мягкой тканью.

Не теряя ни секунды, он схватил упаковку с шприцами и две ампулы.

Всё бросив в кейс, Уйдейкхаал, бросился к выходу из лаборатории.

Машина уже ждала его у выхода. Лекс нанимал только лучших водителей.

Разговор прошёл куда более спокойно, чем Лютор ожидал. Теперь он остался наедине с Джиной, что вела себя, как загнанный в угол зверь. Нет, это явно не наркотики, а что другое? Психологическая травма? Похоже на то.

— Почему ты мне ничего не сказала? — вслух спросил Лекс, стоя подальше от девушки. — Глупая, ты могла просто дождаться меня. Я же просто работал! Я и не думал делать тебе больно, а теперь…

Его голос срывался, грудь поднималась. Он вытер нос рукавом и нахмурился.

— Прости меня, Джина. Я даже не думал, что до этого дойдёт. Твой отец скоро приедет и поможет. Клянусь, с тобой всё будет нормально.

Джина лежала неподвижно на кровати, её тело было сковано болью, но ещё сохраняло признаки жизни. Она не могла найти запах, и с каждым моментом силы убывали. Жуткая боль сковывала тело, но сознание продолжало плавно ускользать, не реагируя на происходящее. Ни на слова Лекса, ни на действия вокруг. Она не слышала, не ощущала. Всё становилось тусклым и далёким.

Когда Уйдейкхаал приехал, время будто растянулось. Он поднимался по лестнице с напряжением, а когда вошёл в спальню, его взгляд мгновенно скользнул по комнате. Включив свет, он остановился, потрясённый зрелищем. Его глаза, полные тревоги, спешно осмотрели тело дочери. Он почувствовал, как сердце рвётся на части.

Внутренний ужас был настолько глубоким, что инопланетянин едва сдерживал свои эмоции. Несмотря на это, он не позволил себе показать слабость. Но самое поразительное, что Лекс стоял без трусов. Благо, Уйдейкхаал — учёный и не такое видел в своей практике. Однако злость накатила на него и захотелось схватить этого богатого мальчика и сместить ему шейные позвонки. Одним движением. Но… Он не имел право злиться. Не сейчас, когда Джина умирает. Его любимая и единственная дочь.

— О, святые… — его голос сорвался, едва сдерживая тревогу. Он сделал паузу, глубоко вдохнув. — Всё будет хорошо, малышка.

Мужчина быстро открыл кейс. Уйдейкхаал никогда не проводил такую процедуру на Земле, и эта мысль заставила его на мгновение задуматься. Только на сомнения не было ни времени, ни сил.

Учёный достал «кислородную маску», обшитую тканью, пропитанную инопланетным запахом, и осторожно присел рядом с Джиной. Это был единственный шанс, и Уйдейкхаал знал это. Он аккуратно повернул девушку лицом к себе, ощущая, как хрупкое тело сопротивляется, как она не хочет дышать, как инстинкты пытаются бороться.

— Давай, малышка, дыши, — произнёс мужчина, накрывая вымазанное в косметике лицо маской и закрепляя её сзади.

Джина не реагировала. Её дыхание было едва заметным, а тело продолжало сопротивляться. Она не хотела, не могла принять этот запах. Но Уйдейкхаал не давал ей выбора. Учёный схватил дочь за шею, сжав. Он понимал почему она не хочет. Он знал физиологию женщин своего вида.

— Хочешь доминирования? Сейчас будет, — мужчина посмотрел на Лютора и в его глазах читалось лишь недовольство. — Слушай внимательно. Ты будешь действовать, как я скажу. Иначе она может на тебя напасть. Я сейчас поверну её на живот. Ты должен будешь прижать Джину телом к кровати и укусить за шею. Сильно. Не бойся, она выдержит.

Уйдейкхаал быстро повернул Джину на живот, тело было тяжёлым, словно камень. Мужчина не терял времени — он вернулся к кейсу и вытащил шприц со светло-оранжевой жидкостью. Разорвав упаковку, он стал наполнять инструмент.

— Ты сможешь, девочка, — прошептал Уйдейкхаал, надеясь, что всё получится.

Глаза Лютора напоминали две крошечные точки. Безусловно, он был рад, что доктор успел вовремя и даже знает, что делать. Неплохие познания в анатомии Лекса меркли перед знаниями этого великого и таинственного человека. Даже речь Уйдейкхаала, пылающая нотками недовольства, была отточена и безупречна. Он был в праве наказать Лютора, накричать или, как ожидал сам парень, угрожать судом. Но сейчас они оба думали только о Джине.

И метод доктора напугал Лекса. Лечь и укусить. Это что, какая-то шутка? Нет, не может быть, доктор серьёзен. Но это звучит так… Странно? Глупо? Безумно? Что за шаманские методы?

— Укусить? Вы серьёзно? — испугался Лютор, натягивая штаны. Напрочь забыл о своей наготе и теперь впопыхах одевался. — Как это по…

Зубы прикусили язык. Нет, не время спорить, он не доктор, не специалист в области медицины и не отец. Он — виновник состояния Джины, и теперь ему следует заткнуться и делать всё, как говорят.

— Чтоб я ещё раз брал женщин на работу…

С виноватым лицом и сомнением в душе, Лекс посмотрел на Джину, набрал в грудь воздуха и лёг на девушку сверху, хватая её за кисти. Его руки дрожали. Он знал, что делает это ради спасения, что у него нет другого выбора. Но каждое движение давалось ему с трудом, как будто он погружался в трясину, из которой не было выхода. Горячая кожа, пугающее поведение и вид обнажённого тела смутили Лютора, однако он продолжал следовать инструкциям.

Разум метался, кричал, вопил о безумии, но Лекс заставил его заткнуться. Зубы с силой впились в шею, пока парень молился о том, чтобы всё получилось. Лютор чувствовал, как его власть и уверенность утекали, как песок между пальцев, но было слишком поздно, чтобы остановиться. С каждым движением его внутренний голос протестовал.

«Ты не должен этого делать», — шептал он себе. Но действие уже было совершено, и теперь ему не оставалось ничего, кроме как идти до конца.

Уйдейкхаал, услышав вопрос Лютора, чуть не сказал: ты что, тупой?!

Но промолчал. Благо Лекс сделал как он велел. Слава богу.

Инопланетянин нащупал на шее наружную яремную вену и вогнал туда иглу, затем осторожно ввёл жидкость. После он приложил ватный тампон со спиртовым раствором к ране.

— Вот так …Малышка. А теперь второй этап, — Уйдейкхаал смотрел на Джину. Кровь с носа больше не шла, а само тело девушки заметно выгнулась. Она принимала доминирование. А значит надо завершить этот акт.

— Лютор, у меня к тебе серьезный вопрос. У тебя есть имитатор детородного органа, в который можно закачать жидкость?

Уйдейкхаал говорил абсолютно серьезно. Его шприц не особо подходил для того, что он собирался сделать. Тем более Джина могла начать вырываться. Ведь организм не обманешь.

Удивлённо поморгав, Лекс обнажил зубы и в ужасе посмотрел на Уйдейкхаала. Осознание, что доктор собирается вводить в свою дочь нечто самым странным и довольно пугающим путём, вызвала внутри крик. Он уже начал думать, что попал на какую-то извращённую встречу отцов и дочерей. Если сейчас появится оператор, статисты и камеры, то это объяснит многое. К сожалению, ситуация была более, чем реальная.

— Д-да. Тот, что в тумбочке, цвета морской волны со специальным клиторальным массажёром. Он пустует.

Лекс собирался добавить, что все такие игрушки пустые, но смолчал. К чёрту детали, пусть этот кошмар закончится! И тогда больше никаких романов на работе, никакой привязанности, никаких свиданий. Только эскорт и только по делам. Все беды от низменных желаний и гормонов.

Уйдейкхаал, ничего не сказав, взял агрегат из тумбочки. Ловким движением пальцев он разбил ампулу об металл кейса и влил её в агрегат.

— А теперь выбирай, Лютор. Либо ты её держишь, либо ты ей вставляешь во влагалище и по моей команде вливаешь жидкость.

Мужчина тем фиксировал симптомы. Он приложил ладонь ко лбу Джины. Жар спадал.

— Жаль, что ты встречаешься не с Суперменом.

Уйдейкхаал действительно жалел об этом. Его девочка, милая и красивая, которую он выхаживал ещё в инкубаторе, лежала перед ним полуголая, в жутких порезах и лицом, полностью грязным от косметики. Уйдейкхаал не сомневался — Лекс её бил. И он отомстит. Конечно, заберёт Джину у него. Не оставлять же её у этого жуткого самовлюблённого мальчика. Вернее, этой эгоистичной твари, которая привыкла всех и всё контролировать.

— Лютор, ты её любишь или просто решил сломать мою девочку как очередную свою игрушку?

Мужчина спрашивал очень серьезно. Внутри всё клокотало от злобы. Он хотел убить Лекса прямо здесь. Но… Он, в первую очередь, учёный! И не мог, просто не мог тратить эмоции, когда его девочка умирает.

От таких вопросов у Лютора пробежал холодок по спине. Ладно, вставить ампулу вагинальным путём ещё хоть как-то имело смысл. Но такие вопросы — просто нечто. Что у них за отношения такие, отца с дочкой? Он настолько участвует в её жизни? Джина рассказала, что у них было? А когда доктор упомянул Супермена, внутри всё упало.

«Опять этот криптонский ублюдок!»

Лекс чувствовал, как каждый его нерв напрягся под взглядом Уйдейкхаала.

— Я был на работе и не мог ответить, — решил признаться во всём Лекс, смотря на Джину. — Она психанула, пошла на вечеринку, напилась и отправила мне сообщение. Я думал, что это часть игры. Будто она хочет, чтобы я поставил её на место, подоминировал.

Последние слова он произнёс с горечью, будто это признание выворачивало его душу наизнанку. Голос звучал неуверенно, слабо. Будто он понимал, что такие вещи к Джине вообще не должны быть применимы. Словно ему доверили экзотичного зверя, а Лекс его загубил.

— А потом, я позвонил вам, — вздохнул он, отпуская девушку и протягивая руку. — Я введу. Раз уж я начал, мне и отдуваться, доктор. Вину это не загладит, но я должен хоть как-то помочь Джине. Мне она далеко не безразлична.

Лекс пытался понять, что именно он сейчас чувствует. Вина? Конечно. Ответственность? Несомненно. Но был ли там страх? Внутренний голос твердил, что он впервые боится не за себя, а за кого-то другого. Боится, что Джина больше не посмотрит на него так, как раньше. Боится, что потеряет её полностью. В любом случае Лютор был настолько в себе уверен, что вытянул руку, готовый к действию.

Уйдейкхаал смотрел на Лекса и в синих глазах сверкала ледяная ненависть, тонкая, как лезвие ножа. Это была не просто враждебность — это был гнев человека, видящего перед собой неравного противника, который, несмотря на весь свой ум, являлся лишь глупым мальчишкой. Когда-то они сотрудничали: учёный разрабатывал проекты для корпорации Лютора, создавал то, что могло бы изменить мир. Но теперь… теперь он видел перед собой не гения, а ксенофоба, заносчивого и самонадеянного.

Как Джина могла так его спровоцировать? Она, его дочь, его кровное творение. Как могла она не видеть опасности, не понимать, кто перед ней? Взгляд Уйдейкхаала впился в Лекса, будто бы силой воли он мог разрушить этого человека, заставить его исчезнуть навсегда.

— Дай мне одно обещание, Александр Лютор, — голос звучал твёрдо, почти официально, как будто перед ним был судья или палач. — Никогда больше не встречайся с Джиной. Забудь о ней. Навсегда.

Каждое слово было выверено, каждое ударяло как молот. Взгляд, полный презрения, опустился на Лекса, пока инопланетянин протягивал ему агрегат — холодный, металлический, чуждый. Уйдейкхаал вложил его в ладонь Лекса так, словно это было проклятие.

Тем временем Джина изогнулась, её тело напряглось, как струна, готовая зазвучать. Её ноги задрожали, не в силах удержать нарастающую волну эмоций. Она была готова. Готова почувствовать нечто, что пробудет её до самых глубин. Готова почувствовать в себе частицу своего мужчины. Мужчины, которого на самом деле не существовало, ведь запах, который она вдыхала — синтезирован.

Лекс чувствовал себя отвратительно. В высшей степени омерзительно и виновато. Взяв в руки фаллоимитатор, словно какой-то религиозный объект клятвы, он тяжело вздохнул и исподлобья посмотрел в глаза Уйдейкхаала. Так много вопросов, столько загадочного и пугающего для пытливого ума. Но он знал, что если спросить об этом сейчас — только прогневает доктора. Хватит на сегодня испытывать судьбу.

— Клянусь.

Холодный комок перекатывался в животе, руки держали игрушку. Этот вечер должен был быть полон эмоций, страсти, шалости и немного боли. Но он превратился в маленький, личный позор Лютора. Направив головку между ног Джины, он осторожно и медленно вошёл мягким, гладким и упругим стволом в девушку. Руки едва не дрожали от стресса.

Уйдейкхаал медленно кивнул. Его проницательные глаза пристально смотрели на Лекса, словно изучая каждую его мысль, каждый скрытый мотив. Он хотел верить, что Лютор говорил правду, что его слово стоит чего-то, но инопланетянин знал человеческую природу слишком хорошо, чтобы полностью доверять. И всё же… Надежда теплилась где-то глубоко внутри. Но если он лгал…

— Я не буду угрожать тебе, Лютор, — холодно произнёс Уйдейкхаал, сдерживая своё негодование, словно ледяной барьер защищал его от вспышек гнева. — Но скажу одно: если ты нарушишь обещание, если ты хоть раз солжёшь мне… тебе будет несладко.

Это было предупреждение, обрамлённое в слова, которые не оставляли сомнений: за дочерью Уйдейкхаал стоял, как за крепостью, готовый защищать любой ценой.

Он сейчас ненавидел Лекса всей своей сущностью. Этот человек, эта «богатая мерзкая тварь», как его называл мысленно, посмел протянуть свои жадные руки к тому, что ему, Уйдейкхаалу, было дороже всего. А хуже всего, Джина позволила это. Но разве это удивляло? Она являлась молодой, горячей, порой слишком доверчивой. И просто встретила не того, кого должна была. Прыгнула в огонь, надеясь, что он её согреет. Но огонь её сжёг, превратил в пепел.

— А теперь… — инопланетянин резко отвёл взгляд от Лекса и повернулся к Джине, которая, казалось, ожидала чего-то. Он протянул свои длинные пальцы и крепко взял её за руки. Его хватка была твёрдой, но в ней ощущалась отчаянная забота. — Как только это закончится, ты больше никогда не подойдёшь к моей дочери.

Уйдейкхаал сжал руки Джины сильнее, словно пытаясь передать ей часть своей силы, своего разума, своей любви. Он чувствовал, как пульс отдаётся в ладонях.

«Лучше бы она встречалась с Суперменом, — мелькнула у него мысль, горькая и немного насмешливая. — С ним у неё было всё по другому. Но нет… Она выбрала человека. Или это человек выбрал её?»

Как только Лекс вошёл «игрушкой», Джина сжала её мышцами и задвигалась, буквально прося больше. Она выгибалась и сжималась вся внутри, тихо рыча. Девушка оказалась очень возбуждена. Слишком сильно.

— Продолжай, Лекс, — а затем Уйдейкхаал посмотрел на часы у себя на руке и мысленно начал считать секунды. Он примерно знал в какой момент нужно выплёскивать жидкость.

Чувствуя стажером на практике, Лекс медленно проникал игрушкой в Джину. Осторожно, без лишних движений, и стараясь не смотреть на Уйдейкхаала. Ему отчаянно хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Не встречаться с Джиной. Да, да, он согласен. И не пожалеет ни капли!

Разве совсем чуть-чуть.

И вот, секунды шли и Уйдейкхаал дал команду. Жидкость выплеснулась внутрь, а затем Джина, издав дикий стон, упала на кровать всем своим весом и расслабилась. Глаза закрылись. В её влагалище текла имитированная семенная жидкость инопланетянина.

Уйдейкхаал быстро снял с неё маску, а затем убрал всё лишнее в кейс. Он стащил с себя пальто и одел в него Джину, которая, кстати, уснула. Ну или потеряла сознание. Агрегат он вытащил из её влагалища и положил на кровать. Пусть будет напоминанием.

Взглянув на Лекса, учёный лишь подумал о том, что если бы Лайнел Лютор был бы жив, то Лексу устроил бы такую взбучку. Шикарную.

Уйдейкхаал знал отца Лекса. Это был ещё тот тиран. Но, к сожалению, Лайнела давно не было в живых. Иначе бы Уйдейкхаал ему донёс свою позицию. Сразу.

— Прощай, Лютор. Надеюсь, и мы с тобой не встретимся вновь. Машина не нужна, я сам довезу её домой.

И инопланетянин, взяв Джину на руки, пошёл прочь из дома.

***

Джина ревела, словно сломленный ребёнок, скрючившись под широким окном отцовского дома. Её плечи подрагивали, а горячие слёзы стекали по щекам, оставляя блестящие дорожки. Она обхватила свои колени, словно пытаясь укрыться от боли, но от этой душевной раны было не спрятаться.

Её рыдания наполняли комнату, сливаясь с мягким шумом ветра за окном, и даже холодный свет утра, пробивающийся сквозь стекло, казался безразличным к её страданиям. Уйдейкхаал стоял напротив неё, высокий и непреклонный, как скала, укрытая льдом. Его лицо сохраняло маску хладнокровия, но внутри он разрывался. Каждое рыдание дочери звучало для него, как удар ножа в сердце, но он знал, что это необходимо.

— Отец, как ты можешь! Я люблю Лекса! — закричала Джина, срываясь на отчаянный крик, который звучал как последний вопль души, разбитой на миллионы осколков.

Уйдейкхаал закрыл глаза, сделав глубокий вдох, чтобы сдержать свой гнев и боль. Ему тяжело было смотреть на неё такой — растерянной, сломанной, но лучше было оборвать это сейчас, чем потом собирать её по кускам, когда Лекс предаст её.

— Джина, девочка моя, — начал мягко учёный, но твёрдо, его голос звучал, как ветер пустыни — суровый, но неизбежный. — Ты должна понять. Этот человек… Он не для тебя. Он ксенофоб, и это ещё мягко сказано. Ты не знаешь, до чего он вчера довёл тебя. Ты была без сознания! Я тебя собственноручно мыл в ванной, промывал желудок, пытался привести в себя, а ты…

Он замолчал, увидев, как её глаза, полные слёз, остекленели. Она не слушала его. Её мысли были где-то далеко, за пределами этой комнаты. Джина видела изумрудные глаза Лекса, яркие, живые, как летняя листва, его рыжие волосы, яркие, как закат, и ту игривую улыбку, которой он одаривал её.

«Котик… Котик…» — звала его мысленно, как потерявшаяся девочка зовёт своего защитника. Только вот котик не придёт. Больше не придёт…

— Папа… — едва слышно прошептала девушка и голос дрожал, будто тонкая струна. — Я его люблю.

Уйдейкхаал сел на стул напротив и его длинные пальцы сомкнулись на подлокотниках. Он пристально смотрел на неё, пытаясь найти в карих глазах что-то — разум, понимание, хотя бы намёк на то, что она осознаёт всю опасность, в которую ввязалась. Но вместо этого он видел лишь упрямую, болезненную привязанность.

— Нет, девочка моя, — сказал он, стараясь говорить мягче, но всё равно голос звучал как приговор. — Забудь о нём. Это глупо — любить такую мразь, как он. Ему запрещено приближаться к тебе. И ты тоже больше не будешь искать с ним встречи. Ты меня поняла?

Джина с ужасом смотрела на отца, не веря своим ушам. Запрет. Этот категорический запрет звучал, как гром, разрушающий остатки её надежд. Она знала, что Уйдейкхаал редко меняет своё решение, но всё равно не могла смириться.

— Отец… — начала Джина снова, но голос сорвался, а вместо слов вырвался тихий всхлип.

Уйдейкхаал стиснул зубы, лицо потемнело от злости. Он боролся с собой, пытаясь найти слова, которые могли бы достучаться до сердца дочери. Почему она выбрала именно этого человека? Почему этот рыжий самовлюблённый богач, который всю жизнь только и делал, что сеял ненависть к себе, так глубоко проник в её душу?

— Я делаю это ради твоей защиты, Джина, — его голос стал громче, резче. — Ты не представляешь, чего мне стоило вчера не убить этого мерзавца собственными руками.

Джина лишь крепче обхватила себя руками, уткнув лицо в колени.

«Почему?» — кричало её сознание. Ей хотелось повернуть время назад, вернуть моменты счастья, когда Лекс называл её «мышкой», когда даровал свою улыбку. Но теперь… Всё рухнуло.

***

Пробуждение было тяжёлым, словно ночь выжгла из него последние остатки силы. Голова раскалывалась, как после самого скверного похмелья, мышцы налились свинцом, а кожа рук была будто чужой. Свет, пробивающийся сквозь шторы, болезненно резал глаза, заставляя их щуриться, а в животе всё кружилось, словно внутренности танцевали какой-то мрачный, зловещий вальс.

Лекс с отвращением к самому себе поднялся с кровати, волоча ноги по холодному полу. Его шаги отдавались глухим эхом в тишине пустого дома. Дойдя до умывальника, он плеснул в лицо холодной водой. Но вода не могла смыть воспоминания. Они накатывали волнами, погружая его всё глубже в тёмную пучину. Джина — её лицо, перепалка, её голос, дрожащий от боли и страха, попытка изнасилования. Уйдейкхаал, его взгляд, полных молчаливого презрения и ярости. И клятва… Никогда не встречаться. Никогда не приближаться. Никогда не видеться.

Он вытер лицо дрожащей рукой и посмотрел на своё отражение. Отражение смотрело в ответ — измученное, пустое. Всё закончилось. Лекс повторял это себе, как заклинание, чтобы успокоить рвущиеся в груди чувства. Джина уехала. Он отделался сравнительно легко: выговор, угрозы, обещание больше никогда не подходить к ней. Будь это другая девушка, он бы выдохнул с облегчением. Свобода! Ни ответственности, ни необходимости что-то исправлять!

Лекс Лютор, глава «LexCorp», снова свободен и может вернуться к своей роли властителя Метрополиса. Но вместо облегчения в душе поселилась странная пустота. Тянущая, болезненная пустота, словно что-то жизненно важное вырвали прямо из его груди. И вместе с этим пустое пространство заполняло что-то другое — жгучее, глухое, безысходное. В воспоминаниях снова всплывало её лицо. Джина. Юная, наивная, упрямая, с чёрными, блестящими волосами и такими красивыми карими глазами.

Лекс подошёл к окну и посмотрел на раскинувшийся перед ним город. Метрополис ждал его, как всегда, готовый пасть перед его величием. Вот только теперь этот город не имел никакого значения. Ему не был нужен ни Метрополис, ни Супермен. Ему нужна была только она. Но он дал клятву.

— Чёрт, — прошептал Лекс и, тяжело опустившись обратно на кровать, закрыл лицо руками. — Просто прекрасно. Молодец, Лютор. Просто молодец.

В ответ ему была лишь тишина.