Глава 9. Берег живых, берег мёртвых (1/2)

Одно промозглое утро. Когда не хочется никуда выходить, лишь согреться и почувствовать уют. Сначала Алекто закуталась в полосатый махровый халат, накинутый прямо поверх тёмных кофты и джинсов, далее обмоталась шарфом. Она даже скукожилась, втянула шею, чтобы было потеплее. Прислушавшись к ощущениям, она всё же перезавязала шарф, и теперь он закрывал и голову, оставляя на холоде лишь нос, карие глаза с карамельными вкраплениями да пару шоколадных локонов у лица.

— Кофе бы… — буркнула девушка, задержавшись у окна и всмотревшись в горизонт, где хмурое небо встречалось с таким же недовольным морем, — чёрного, на песке, с густой пеной. Может, даже с кардамоном, а ещё лучше — с финиками.

Однажды кочевники-бедуины поделились с Алекто мудростью, что «кофе должно быть чёрным, как ночь, горячим, как мужчина, сладким, как щербет», — и дампирша была полностью с ними согласна. Внезапная трель дверного звонка вывела её из размышлений. Коротко брошенный взгляд на кухонные часы подсказал время: без пятнадцати восемь утра. Рассвет едва занимался. Закутавшись в халат, дампирша подкралась к входной двери и настороженно прислушалась.

«Человек. Пожаловал на старом, гружёном фургоне».

Звонок повторился, на этот раз настойчивее — на секунду дольше. Придя к выводу, что незваный гость не представлял угрозы, она отворила дверь.

— Утра доброго, мисс… Фишер! — сонно пролепетал паренёк в форме почтальона, — вам письмо под роспись лично в руки.

Алекто растёрла предплечья, чтобы задержать тепло, посмотрела за фигуру курьера — как и ожидалось, никого больше не было. Только он и его тарахтящий грузовик с фирменной фиолетово-оранжевой надписью FedEx, единственной каплей цвета среди серого утра.

«Ну конечно, это всего лишь служба доставки… — её плечи расслабленно поникли, а ладони массирующе провели по лицу, чтобы привести мозг в чувства, — ты слишком долго не спала, вот и мерещатся всякие подозрения».

— Если вы не возражаете, мисс, — повторно привлёк к себе внимание почтальон, протягивая ей ручку, — день сегодня забит под завязку, а время не резиновое. Столько ещё заказов необходимо доставить, с два десятка только в вашем индексе!

— А? Окей, момент. — Алекто поняла намёк и поспешно расписалась, приняла картонный конверт, не желая задерживать хлопотливого парня. Она дождалась, когда он уедет, прежде чем ознакомиться с посылкой: — Хм-м, от неких Салливанов из Сиэтла. Не знаю таких, но моё временное имя и адрес указаны правильно, да и курьер проплачен, следовательно, содержимое точно мне.

В одно мгновение она разделалась с картонной упаковкой, добралась до послания. Им оказалась старинная почтовая открытка с изображением трёх французских женщин-мимов на фоне Place de la Concorde, парижской площади Согласия. Нарисованная от руки, а не напечатанная, она потускнела до приглушённых серо-коричневых тонов, а уголки её были примяты, но сама открытка выглядела хорошо сбережённой. Нижний угол был датирован художником 1975-ым годом, а обратная сторона открытки задавала вопрос:

«Ты помнишь времена, когда мы неделями ждали письма и ответы на них?»

— интересовался красивый прописной курсив, а ниже мелкими буквами было выведено указание с датой, временем и местом. Центральное отделение «Western Union» её города, через сорок минут.

У Алекто было хорошее предчувствие касательно настоящего отправителя этой загадки. Быстро переодевшись, она побежала на автобусную станцию. Держась за ручку внутри покачивающегося транспорта, она едва сдерживала зевки, но тем не менее улыбалась в предвкушении разгадки тайного отправителя. Она явилась на положенное место за несколько минут до времени «икс», осмотрелась в поисках следующей подсказки.

Внутри было несколько почтовых окошек, столы для упаковки посылок, уголок с продажей канцтоваров, ну и несколько огромных многофункциональных принтеров для печати на заказ. Почта едва открылась, и в ней было всего несколько посетителей, и никто из них не привлёк подозрительного взора Алекто.

Когда наступило время из указания, пробудилась отставленная в дальний угол древняя телетайп-машина. Ближайшая к ней сотрудница отделения удивлённо выхватила отпечатанный лист и прогнусавила оповещение в громкоговоритель:

— Телеграмма для Алекс Фишер, повторяю, телеграмма для Алекс Фишер. Подойдите к третьему окну. — И добавила соседке, заблуждённо полагая, что отключила вещатель: — Да кто вообще отправляет в XXI веке телеграммы? Ау, народ, купите мобильник, ну или факс, в конце концов!

Но Алекто было плевать на её подколку. Обозначив своё присутствие, она получила очередное загадочное послание старомодным шрифтом машинки:

«ТЫ ПОМНИШЬ ВРЕМЕНА, КОГДА МЫ ВЫИСКИВАЛИ ИНДЕКСЫ ДРУГ ДРУГА, ЧТОБЫ ПОСЛАТЬ ТЕЛЕГРАММУ?»

И подсказку к следующему месту: телефон у парковки мотеля «Ривьера Инн», через двадцать минут.

Алекто не составило труда добраться до места назначения. Окрылённая волнением, она прибыла намного раньше времени, и, зайдя в стеклянный куб телефонной будки, выжидающе караулила трубку. Раздался звон, и она в нетерпении схватила телефон, поднесла к уху.

— А помнишь начало двадцатого века, когда телефон был роскошью, и целые штабы телефонисток трудились, чтобы соединить мир?

Серена. Как Алекто была рада услышать родной голос! Родившаяся в Норвегии дампирша в настоящее время бороздила просторы Азии. И хотя они не были родственницами, всё равно считали себя одной крови и обращались друг к другу как сёстры. Мечтательно улыбнувшись, Алекто прислонилась к стене кабинки, взъерошила нерасчёсанные волосы.

— Спрашиваешь ещё. Тебе так нравятся все средства связи! Ты была лучшей в колл-центрах. Напомни, как всё было устроено?

— Ну раз ты так мне льстишь! Смотри, тогда было необходимо воткнуть штекер в соответствующее гнездо на специальной панели. Хорошая телефонистка умудрялась соединять абоненты меньше чем за восемь секунд. У меня выходило всего за долю одной. Ха! Технологии за мной не поспевали! То ли теперь: достаточно нажать пару кнопок, и мы с тобой можем услышаться из любой точки земного шара. Правда, за баснословные деньги, но всё же. Кто знает, может, ещё совсем немного, и мы научимся перемещаться друг к другу через телефон, прямо как в «Матрице»?

Серена, её любимейшая из семьи, часто любила понастальгировать и обратиться к былым методам. «То, что я могу сделать что-то проще и быстрее благодаря технологиям, не значит, что должна». Она придерживалась подобной философии, и ей было гораздо проще вписаться в человеческую жизнь. В отличие от Алекто, Серена почти никогда не обращалась к своей вампирской сущности.

— А ещё хотела заметить присланную тобой открытку из Парижа, написанную в третью четверть прошлого столетия… неплохой штрих! Только ты практически сразу выдала себя ей. — Алекто с теплотой провела по ней пальцами, ведь на изображении была она, Серена и ещё одна сестра, Майсун. Все они были разодеты и раскрашены под подражателей-мимов.

— А как же! Нужно же напомнить тебе о том, как мы втроём грабили зажравшиеся французские кланы! И это не выходя из роли и не произнеся ни слова, хо-хо-о. В то время мы вроде и несколько смертных детишек вызволили из погребов этих ненасытных ублюдков. Интересно, что с ними стало? Это было наше первое совместное дело…

— …и последнее. Да, тогда, когда мы коллективно решили, что жизнь порознь увеличит наши шансы на нераскрытие.

— И я не виню тебя, — намекнула она на то, что третья сторона была не согласна с их выбором, — во всяком случае, теперь. Тогда мне было тяжело расстаться с семьёй, но потом, переосмыслив, я поняла, что так будет лучше и проще затеряться среди смертных. Но это в прошлом. Как насчёт поделиться актуальными новостями? Я проплатила и обезопасила нашу линию до вечера.

— О, ну держись, ты сама напросилась!

И разговорчивую Алекто прорвало. Сёстры болтали без устали, перепрыгивая с темы на тему. Снаружи звонка кипела жизнь настоящего: прохожие спешили по своим делам, дождь занимался и прекращался несколько раз, останавливались и трогались машины на светофоре, встречались и расходились люди. Но вот внутри… телефонная будка оказалась фантастическим устройством, переносящим девушек на проводе сквозь время и пространство. Её стеклянные стены покрылись паром под оживлёнными разговорами, и Алекто, сама того не ведая, принялась вырисовывать на них узоры из подсознания.

— Говоря о твоей новой жизни… как я поняла по полученным скупым сообщениям, ты решила подыграть вампирскому клану Каллен, а вместе с тем и отыскала вампира-покровителя? Я требую подробностей.

— Да-а всё сложно, — в единственный раз попыталась Алекто уклониться от подробного ответа, но, судя по обиженному молчанию по другую сторону трубки, согласилась приоткрыть завесу тайны. — Хорошо-хорошо. Какой он? Ну, не сильно высокий. Совсем бледный. Волнистые волосы по подбородок. Тоже светлые, я бы сказала, золотые. Вегетарианец. В общем, само совершенство. Даже и не знаю, хорошо или плохо, что он бессмертный. Хотя… с таким можно и вечность прожить. Он присматривает за мной, и это что-то новенькое для меня, учитывая, что обычно это моя задача — удостовериться, что все в безопасности.

— Давно пора! Вот поэтому я переехала в Азию, и тебя склоняю. Взять только Японию — насколько же благородны вампиры страны восходящего солнца! Сначала ропотно кланяются и предупреждают: «Прошу извинить за вторжение», и только потом вонзают клыки.

Алекто знала, чем Серена поделится далее. Не в первый раз она слышала эту историю, и не один раз ещё услышит. Её сестра любила предавать разум прошлому. Норвежка обычно была молчаливой, но не тогда, когда речь заходила о первой любви:

— Ах, прекрасный Иошиюки-сама! Не представляешь, как скучаю по нему. Он хоть и обратился в глубокой древности, но при жизни работал в развлекательном квартале. Нет, не куртизанкой, весельчаком. И соответствующие повадки и привычки сохранились с ним сквозь века. Порой он полностью наряжал меня в кимоно, водил по фестивалям, а затем, когда мы оставались наедине, дёргал за конец многометрового пояса, тем самым раскручивая меня, как юлу, а я всё кружилась и смеялась, верещала: «Иошиюки-сама, остановитесь, йаме те, онегай!».

Сирена глухо рассмеялась, мысленно переносясь в те мгновения. Следом последовал тяжёлый вздох, как и горький тон:

— Я почти согласилась завести с ним семью. Хорошо, что повременила, так как потом выяснилось, что он пошёл против главного японского клана. Совершил предательство просто потому, что в один момент одержала верх его алчная, звериная натура. Ты знала, что в дзэн-буддизме центром человека, вместилищем его души считается не сердце или голова, а живот? Вот и в привилегированной смертной казни, сэппуку, вспарывают именно живот. Представляешь, его обезглавили, в то время как он прорезал своё брюхо из стороны в сторону. А будь я его женой, меня бы заставили последовать за ним. Так что помни, дорогая сестра: хороший вампир — мёртвый вампир.

Повисла тяжёлая тишина.

— Серена, дорогая, я жалею о твоей утрате и всегда буду, — искренне отозвалось сердце Алекто, — но порой мне хочется дать вампирам шанс. Как бы ты их ни называла, зверьми или демонами.

— Понимаю. И не сомневаюсь в твоём здравомыслии — в конце концов, эй, каждому из нашего вида необходимо повеселиться — или же разочароваться — в компании кровопийц! Мы — часть их бессмертного мира, наши взаимодействия неизбежны. В то же время некоторые истории должны служить нам уроками, и моя в том числе. Но-о, не будем же о-о грустно-ом, — пропела она, переключая настроение. — А вообще, между прочим, я затеяла этот длительный созвон в первую очередь, чтобы спланировать наше скорое воссоединение!

— Так и есть, — Алекто усмехнулась, вспомнив повод для ближайшей встречи. — Нашей младшей, Дженнифер, если не считать Ренесми, весной исполняется шестнадцать. Знаешь, как американцы обожают эту цифру?

— Да-да! И это учитывая, что на вид Дженни было шестнадцать с десяток лет назад, а сейчас она уже оформилась в статную леди! Но нет! Малявка заказала на праздник тонну бананового мороженого, лимузин с водителем и бойфренда — и именно в таком порядке. А собирается она прыгать на шпильках в батутном центре. Даже предполагать не буду, что Дженнифер успокоится в ближайшие лет пятьдесят. И это я считала себя избалованной с Майсун! Кстати, она также пожелала, чтобы на вечеринке был «папочка». Дурочка ещё не осмыслила, какой он на самом деле монстр. Ну и как ты думаешь пережить это шестнадцатилетие? Я прям предвижу кровавую вечеринку. Одно даёт мне веру в светлое будущее: судя по тому, что она его первый ребёнок более чем за сто лет, полагаю, Джохам всё же растерял потенцию и начал стрелять холостыми.

При мыслях о Джохаме у Алекто помутнело перед глазами, она сжала телефонную трубку почти до хруста пластика. Из всех существующих вампиров именно он был её немезидой, заклятым врагом. Не Вольтури, не любые другие убийцы, нет. Серийный насильник, знающий о существовании полукровок — мало того, не собирающийся останавливаться родитель большинства её вида.

Её затравленный взгляд метнулся к мутному от пара окну, по которому она бездумно рисовала. Алекто замерла. За время их многочасового разговора она воспроизвела серию пейзажей из прошлого: пирамиды, гробницы, реку, разделяющую живых и мёртвых.

— Сестра, ты ещё со мной? — обеспокоенно привлекла её внимание Серена.

— Прости… я… я долго не спала.

— Сколько?

— Несколько дней к ряду, — решила не врать Алекто, с досадой поведя рукой по стеклу, стерев улики жизни из прошлого.

— Вот же зараза! А теперь не уснёшь ещё столько же после упоминания Джохама. Прости, Алекто, с моей стороны это было бестактно.

— Нет, ты поступила правильно. Нам всем предстоит задуматься, как провести день рождения Дженнифер, чтобы её праздник не превратился в войну. С одной стороны я понимаю, что ей пора повзрослеть, но с другой… Как мы можем отмахиваться от юных мечт и желаний? Это кажется таким неправильным. Дженнифер ни за что не простит нас, если мы испортим её день.

— Раз ты так говоришь… Не грусти, Алекто, всё обойдётся. Пусть твой вампир обнимет тебя за меня, а мы будем на связи.

— Пускай так и произойдёт. Чао, Серена, жду твои идеи, пока я не сошла с ума от недосыпа.

Алекто повесила трубку. Она с отстранённым видом добралась до дома, как на автопилоте. Голова оказалась перегружена прошлым, настоящим, будущим. Едва дампирша взобралась на гамак и погрузилась в долгожданный сон, перед её глазами уже закружился бесконечный песок.

***Египет, 1920-е годы.

Долина Царей. Сердце Египта и соседние территории, подарили наукам истории и археологии огромное количество величайших открытий. Загадочные памятники, застывшие среди бесконечных дюн, несли с собой историю сквозь тысячелетия.

Европейский человек постоянно обращал свой надменно любопытный взор на загадки этой страны, решив, что может разгадать их успешнее самих граждан. По окончании Первой мировой Египет стал обязательной точкой для посещения британских джентльменских гран-туров, наряду с колониальной экспансией на Ближнем Востоке. А начало 1920-х годов ознаменовалось сильнейшей вспышкой интереса к истории, связанной с обнаружением доселе нетронутой гробницы фараона Тутанхамона. Огромную роль в наплыве иностранцев сыграло и появление новых технологий, в частности кино и радиовещания. Элементы египетского искусства стали активно продвигаться рекламой; популяризировался стиль ар-деко, ставший неотъемлемым для любого модного заведения, дома и вечеринки. «Египтомания» имела и обратную сторону в виде распространившихся поверий о проклятиях мумий, откровенно противостоящих наукам египтологов.

Все уважаемые себя учёные снова устремились посетить Луксор, чтобы заснять настоящую версию Египта, подтвердить или же развеять мифы. И среди них были бесстрашные авантюристки, особенно на фоне расширения прав женщин в Западной Европе и США.

Среди них оказалась и молодая британка, ученица видного археолога и профессора Лондонского университета, сэра Уильяма Питри. Одетая в простую прямоугольную тунику до щиколоток поверх штанов, она устроилась среди египтянок с кувшинами на голове и пыталась объясниться с ними на ломаном арабском. Хоть Египет и являлся протекторатом Королевства более пяти лет, упрямые местные отказывались учить английский. А спорили женщины о пользе верблюжьей мочи, причём достаточно горячо.

Мусульманки праведно кудахтали об этом чудотворном лекарстве, оставленном пророком Мухаммедом, который наказал заболевшим последователям пить испражнения верблюда вместе с молоком.

— Ля!<span class="footnote" id="fn_36456310_0"></span> — отмахивалась от их слепой веры британка. — Почки верблюда всасывают три четверти воды из мочи, что в три раза больше человека, поэтому верблюжья моча очень концентрированная. Она больше похожа на густой сироп — настолько в ней много соли! Я вам гарантирую обезвоживание при её употреблении, а за ним и отравление.

Раздались гневные возгласы, последовали грубые плевки в песок. Но британка стойко держалась, зная, что на её стороне наука, и она считала своим долгом нести её в необразованные массы. Тем временем женщины сменили тактику, перейдя на личности. Они бесцеремонно тыкали в её покрытые песком и пылью волосы, приговаривая, что ей следовало бы помолчать да вымыть их мочой, «чтобы они стали более длинными, блестящими и здоровыми».

Вдруг к ним выбежал мальчишка в красном колпаке с кисточкой, феске, и радостно заголосил:

— Мисс Алеста, мисс Алеста, они ушли! — заговорщически выделил он слово «они», то и дело подмигивая ей и показывая всем телом, что им стоит поторопиться.

— Ты уверен? — тут же отвлеклась она от диспута, позабыв о своей просветительской миссии, — все четверо?

— Ага! Семья Амуна довольно часто гуляет после заката, вот и сегодня.

Алеста возликовала. Британские археологи вели успешные раскопки в Фивах, но её интересовал загадочный некрополь на частной территории богатой семьи египтян. Раньше они безвозмездно пропускали местных, и те отзывались об усыпальне как о чуде, чудеснее чудес. С наплывом иностранцев хозяева закрыли свои угодья, как бы учёные не пытались подкупить их, задокументировав сокровища. Алеста не могла пройти мимо этого объекта. Она была обязана взглянуть на то, что сокрыто внутри частной коллекции, хотя бы одним глазком перед отъездом, даже если ей придётся переступить парочку законов.

— Тогда чего мы ждём?! — авантюристка подхватила полупустую потёртую кожаную сумку и повязала традиционный платок вокруг головы, чтобы стать трудно узнаваемой. — На пристань!