Глава 5. Истоки (1/2)

XVII век, Османская Греция

Большая часть Греции являлась частью Османской империи с XV века до провозглашения независимости в 1821 году. Это были неспокойные века, когда Генуя и Венеция боролись с турками за земли Балканского полуострова, и коренные греки разрывались между сменяющимися правителями.

Не оккупированы были только горы, что сокрыли и послужили для непокорных греков убежищем. Теории были разные: кто-то считал, что каменные огрызки не были интересны империям. А кто-то утверждал, что в высоких массивах велось настолько ожесточённое сопротивление, что ни одна армия мира не могла к ним пробиться.

Высшая точка Греции, гора Олимп, находящаяся на высоте почти три километра над уровнем моря, охранялась под командованием некого безжалостного исконного грека, который никому не позволял тронуть священное место, место обители богов. За ярой игрой в царя горы он не уследил, как обрюхатил наложницу. А беременная Калипсо осознавала, что этот воин, впадающий в воистину неистовое безумие, за которым тянется безобразный кровавый след, не признаёт внебрачного ребёнка.

Да, Калипсо любила распутствовать. Тела незамужних женщин служили данью жителей Олимпийского горного массива в обмен на покровительство воина, представившегося Деметрием. Обычно его наложницы не доживали до рассвета. Гречанка сама не знала, как покровитель не убил её; видимо, тогда он возлёг с ней на исходе сил, измотанный охотой на османских солдат. Сообразив, что удача не улыбнётся ей во второй раз, Калипсо сбежала к родителям на берега Мореи<span class="footnote" id="fn_35958710_0"></span>.

Но и в стенах родного дома её ждало неприятное открытие: беременность протекала чрезвычайно тяжело. Она вытягивала из будущей матери все жизненные соки, и Калипсо догадывалась, что не справится с родами. Лишь купания в живительном Ионическом море, солнце и питательный средиземноморский рацион поддерживали в ней силы, и то недолго. Она верила, что боги прокляли её в наказание за распутный образ жизни, раз плод с ней жесток, так же как и зачатие. Язычница предположила, что если дитя является безжалостным воплощением отца, то, должно быть, жаждет крови, как и он. Догадки Калипсо оказались верны: с питанием кровью свиньи её состояние наконец улучшилось.

Когда дело близилось к родам, женщина попросила родителей не корить ребенка за её грехи, рассказать об отце и наказать остерегаться кровопийц, что живут на Олимпе. Она оставила родителям два имени: Деметрий, того монстра, и Алекто — в честь фурии, богини мщения.

В один рассвет у неё начали лопаться ребра, и Калипсо выбежала в море, что всегда успокаивало её. Последние лучи солнца догорали в её глазах, когда ребенок прогрыз свой путь наружу и оказался выброшен на берег с прибоем морской пены. Тело матери так и не нашли.

Необычную малышку языческая деревня восприняла по-своему. Девочка быстро росла, но не пугала их. Наоборот, все начали верить в байку отца Калипсо, который хвалился, что его дочь зачала на Олимпе и дала жизнь божественному ребёнку. К тому же Алекто не проявляла агрессии к сельчанам; единственная её странность заключалась лишь в том, что она любила рыбу — и ела её прям целиком, с головой, плавниками, потрохами, костями и кровью. Бабка с дедкой также подкармливали ребёнка кровью скота, пока она не научилась самостоятельно охотиться на дичь.

Спустя два года она выросла во взрослого ребёнка и помогала деревне выплачивать налоги османам, которые взяли под контроль их земли и провозгласили Морейский деспотат османской провинцией.

Мусульманская империя оказалась хитрой: она допускала православие и право на собственность, но облагала эти свободы налогами. Например, каждый пятый молодой человек был обязан служить в армии султана, а девушек забирали в гарем. Имея деньги, греки могли сохранить свой язык, свою религию и некое чувство национальной идентичности. Единственное, что османы оставили грекам без вмешательства — это морскую торговлю.

Со смекливой Алекто, которой было в одно удовольствие рыбачить и охотиться, деревня не знала проблем с товаром на продажу. Однажды деда подозвал её и указал на торговцев, которые загружали улов и планировали отвезти его на ближайший рынок:

— Гатаки, котёнок, ступай, напросись к ним. Тебе пора стать грамотной, как все богатые путники, что останавливаются в нашем поселении. Отправляйся в места полюднее, в города, прислушивайся к умным людям да впитывай в себя мудрость жизни.

— Зачем мне это? — непонимающе спросила Алекто, которой на тот момент было три года, но на вид все двенадцать.

Ей не нравились проходимцы: они пахли потом, тяжёлыми эфирами и множеством незнакомых запахов, от которых её укачивало. Наблюдая за ними, она узнала, что такое жадность, обман, несправедливость. Некоторые приносили с собой вести о неких «восстаниях» и «войне». Алекто не понимала, что означают эти слова, но видела, как за их обсуждениями жители деревни грустят, бранятся и клянутся в страшных вещах. А девочке претили размолвки, она не могла терпеть, когда кто-либо поднимал голос, а ещё хуже — оружие.

— Потому что тебя ждут великие дела, — уверенно высказал дед очевидное. Он верил, что полубогам в жизни уготованы особые геройства, на которые его внучка почему-то не спешила отправляться.

— Не хочу, — только и заворотила она носом.

Алекто-то знала, что являлась отнюдь не потомком бога, а отродием кровожадного убийцы. Если ей что-то и предназначено, то быть такой же ненавистной, как и он. Это позорное знание каким-то образом передалось ей с кровью Калипсо — её последнее воспоминание стало первым для Алекто, когда она убивала свою мать.

Поэтому ни на какие подвиги она не отправится — наоборот, она сделает миру одолжение, если не сдвинется с места. Но пожилого рыбака отказ не устраивал.

— А ну, иди сюда! Может, после трёпки ты наконец прислушаешься к своему старику!

Алекто стойко выдержала порку, но после упрямо сбежала к морю, не желая собачиться с ним. Потирая зад больше от обиды, нежели от боли, она застала неприятный разговор:

— Скудоумные сельчане, — тихо посмеивались торговцы, перебирая устриц, которых ранее выловила Алекто, — отдают жемчуг и перламутр за бесценок. Мы можем сбыть товар втридорога на рынке, а если предварительно сдадим мастеру на обработку и выставим уже готовые изделия…

Девушка накрыла ящик с моллюсками крышкой и, насупившись, уселась сверху. Она рассердилась. Да, ей было невдомёк на их стоимость, но ей претило, когда дурачили её стариков.

— Э! Проваливай, баба недорослая! — запыхтел торговец, пытаясь стянуть её с товара, но безуспешно — девчонка не сдвинулась ни на сантиметр, а вот мужчина весь вспотел от тщетных стараний. — Чего пристала? Я уже всё купил.

— А у кого? Улов-то мой, и я решила, что не отдам его вам.

— Ну я тебя сейчас…

Усатый грек было закатил рукава, чтобы проучить маленькую дрянь, как вдруг его мягко остановил его собеседник.

— Погоди, мой друг, быть может, с девицей можно договориться. Звать-то тебя как?

— Алекто.

— Просто Алекто? Без фамилии?

— А какие они бывают, эти ваши фамилии?