Эпилог (2/2)

— Сегодня день, когда я вновь обрёл тебя, — Дракула обхватил ладонями лицо жены, будто самый хрупкий на свете цветок. — Это мой подарок тебе, свет души моей, — и он поцеловал её вновь, не остерегая, не дразня, сминая мягкие губы своим напором, смешивая дыхания и не намереваясь отпускать, пока в груди не станет тесно от нехватки воздуха.

Лайя сдалась первой, расправившись к тому моменту с шейным платком и пуговицами рубашки, но запутавшись дрожащими руками в пиджаке и только безрезультатно дёргая его, одновременно прихватывая разомкнутыми губами воздух вместе с кожей на подбородке любимого.

Её рубашку Влад не пожалел, просто рванув полы в стороны вместе с рассыпавшимися со звонким перестуком и плеском пуговицами и рыхлым узлом, впиваясь голодным взглядом в бельё. В предпочтениях Лайи здесь всегда явно прослеживалось что-то восточное, оставшееся от прежней жизни: сложный крой, дизайн, прозрачные ткани и декор с цепочками, идеально подчёркивающими линии совершенного тела, но как бы Дракула ни терял от подобного обрамления голову, сколько бы подобных не сотворил сам, желаннее всего его жена выглядела без белья вовсе, выгибающаяся, извивающаяся под его ладонями на полукружиях грудей.

— Влад… — Лайя потянула мужа за волосы, руша их идеальный порядок, но добиваясь ответного взгляда исподлобья, пока подбородком он продолжал искушающе вести по груди, покалывая щетиной чувствительную кожу. — Мы ведь, — дыхание сбивалось, всё более настойчиво предлагая обходиться вовсе без него, — не собираемся начать с конца?

Влад утопил лицо у жены на груди, посылая по коже вибрации смеха напополам с собственническим рычанием. Лайя выпрямилась и поцеловала его, начав с почти невинных касаний, успокаивая, но постепенно оставляя губы и опускаясь ниже, к кадыку, ключицам…

У них вся ночь впереди. И впрямь, куда спешить?

Дракула в одно движение содрал с себя болтающиеся на плечах мешающие тряпки и прежде, чем намерения Лайи по её поцелуям, опускающимся все ниже, стали бы совершенно очевидными, вздернул её на ноги и следом же перехватил под коленями. Лайя прижалась сразу всем телом, обвилась лозой, будто только этого ждала, и Влад отстраненно подумал, что, по меньшей мере, с первым заходом сильно медлить не получится, и далеко в таком положении они точно не уйдут. Лайя уже непроизвольно двигала тазом, обтянутым грубой джинсой, и желание, чтобы это продолжалось, неотвратимо подводя к грани, боролось в мужчине с необходимостью уничтожить преграду.

Доверившись держащим её рукам, Лайя обхватила ладонями лицо Влада, желая видеть, глаза в глаза, зрачки в зрачки — неестественно широкие, непроглядно чёрные, лишь с тонким неоновым кольцом радужки — и двигаясь, двигаясь, двигаясь навстречу ответным движениям. Пусть. Пусть будет и так тоже. Сегодня пусть будет по всякому.

Не думай — желай, ощущай.

О, как же восхитительно права она была, сама этого не подозревая, неизбежно теряясь в пронзающем тело удовольствии.

Напряжение нарастало огненным валом, подгоняемое колотящимися навстречу друг другу сердцами и громким дыханием на двоих, и остановить это уже не был способен никто из них. Влад, не разрывая зрительный контакт, сделал несколько шагов в сторону и вниз, но мгновение свободного падения со сменой плоскости и водой, принявшей в себя сцепившиеся тела, не изменило ничего, не добавило ни одного лишнего миллиметра между ними. Только Дракула глухо взрыкнул, утыкаясь лбом в плечо любимой, когда и без того зашкаливающие ощущения стали ещё полнее и ярче. Желание растворилось в необходимости, как все преграды растворились в энергии эфира и окончательно смылись водой, оставив лишь плоть, касающуюся плоти. До тесноты в груди, до звёзд перед глазами и гула в голове.

— Влад… — губы мажут по губам, уворачиваясь от выдоха, ногти впиваются в плечи, полосами проскальзывая по бугрящимся мышцам, давая почувствовать, осознать, и Лайя замирает в этом мгновении натянутой струной, которую вот-вот отпустят, выталкивая из себя слова: — Влад, я не… — последняя отчаянная попытка предупредить теряется в отсутствующем воздухе и протяжном стоне, что крадёт из лёгких последние резервы, лишая разум и тело остатков мнимого контроля.

Он в ней, он движется, не пытаясь и не желая останавливаться, умело ведя её по самому краю ощущений, пока достигает своего. Вода плещется о непрерывно движущиеся тела, и сцепку не разорвать, потому что удовольствие отключает разум, сводит судорогой мышцы, делая двоих единым целым.

Лайя ничего не может, не хочет сделать, сжимая его в себе, только смотрит сквозь туманящую рассудок и зрение пелену экстаза, пропускает его через себя как разряды эфира и неизбежно теряет себя в единственном желании, чтобы это не прекращалось никогда.

«Влад!» — она кричит его имя в мыслях, заходится в бессвязных стонах вслух и видит довольную улыбку на его губах за мгновение до того, как её сменяет оскал.

Сквозь стиснутые зубы из глубин груди на волю рвётся длинный глухой рык, переходящий в гортанный стон на пике, когда он вбивается в неё беспорядочными рывками и замирает, изливаясь глубоко и долго, до последней капли.

Неопределённое время после Лайя не могла прийти в себя достаточно, чтобы осмыслить, насколько неслучайно произошедшее. Тело пыталось надышаться, кажется, на вечность вперёд, обхватывающие талию Влада ноги затекли и застыли, и даже расслабленные после оргазма, отказывались отпускать имеющуюся опору и искать собственную. В голове звенело, во всём теле звенело, даже самые примитивные мысли отказывались формироваться, вникая в то, что он не переставал ей внушать и говорить. Лайя вроде слышала, видела, как шевелятся губы, но разобрать не получалось.

— Невероятная… моя…

— Вла… — когда все же попыталась ответить, он неразборчиво промычал что-то отрицательное и красноречиво закрыл ей рот поцелуем. Поцелуями. Каждым настойчивым движением языка веля молчать и принимая только стоны в ответ, на своём пути вниз по её телу успешно добиваясь, чтобы ни на что другое она была уже неспособна.

Чтобы в ней осталось только начисто лишённое сознания дикое желание. Кончить снова от его языка, от его пальцев, но когда она была к этому близка, целиком отдавшись во власть изысканной и безопасной ласки, даже не до конца осознавая, где находится, Влад вдруг навис над ней сразу всем собой, опершись на каменный выступ по сторонам от её плеч, и снова вошёл в неё, на этот раз медленно, давая убедиться — не случайно, — но так же уверенно и не покидая до самой разрядки, пронзившей их тела почти одновременно. И снова он излился в неё, не подарив ни капли семени воде, ставшей молчаливым свидетелем их страсти.

Влад навис над любимой на вытянутых руках, наблюдая, как пухлые от поцелуев губы вместо попытки новых вопросов расцветают в блаженной улыбке, а одурманенные наслаждением глаза загораются отражением его взгляда.

Осознала? Поверила?

Убедиться он не успел, потому что гибкой русалкой Лайя соскользнула с мраморного основания колонны вниз, в воду, водой же подталкивая его занять её место.

— Я, кажется, поняла правила, — сложив руки на выступе, она оперлась о них подбородком прямо между разведенных колен мужа. — Теперь моя очередь играть.

В тот момент, когда Влад, забыв всякое достоинство, готов был сдаться на милость победительницы, вознамерившейся, вне всяких сомнений, выпить его досуха, Лайя оседлала сверху его бёдра, скользнула пару раз по длине, с удовольствием вырывая на волю гортанные рыки, а затем приподнялась и, придерживая член рукой, медленно насадилась, ни на секунду не отпуская взглядом.

Опора для них обоих, не считая бугристого камня, была только там, где соединялись их тела, но с каждым движением и она исчезала, растворяясь в накатывающем волнами удовольствии, раскачивающим баланс, точно маятник. Опираясь на предплечья, Влад не мог помогать Лайе двигаться или задавать ритм как-либо иначе, чем вскидывать бёдра на каждом её подъёме. Хотелось быстрее, глубже и резче, хотелось сжать её бёдра до белых отметин, надавить на поясницу, пересчитывая позвонки, насадить до дурманящего слух крика и задыхающихся просьб не останавливаться. Хотелось, хотелось, хотелось… И не было конца этому желанию, не было конца взаимному удовольствию, сколько бы раз он ни наполнял её, не упустив ни единого шанса, ни на секунду не усомнившись в своём решении.

До кровати они добрались, как и полагал изначальный маршрут экскурсии по Базилике, — к концу. Дня. А впереди была ещё вся ночь, которую приятно и задержать немного, для возможности попробовать то, что они, оказывается, ещё не пробовали. Без ограничений и оглядки на последствия того, на что воистину способна их любовь.

Но они и не разговаривали об этом. Вернее, разговаривали обо всём, когда находилось место словам и мыслям, кроме этого. Поднимая и опуская его расслабленно лежащие на её груди пальцы, Лайя боялась спугнуть, боялась задеть и разрушить ту наивысшую магию момента, что окружала их. А Влад… Он просто боялся лишиться того, что ещё даже не обрёл, ведь то, что обычно создавал, он привык сразу держать в руках — видимое, осязаемое, и лишь эта молниеносность становления воображаемого образа реальным определяла его веру в правомочность собственных сил. В то, что их плод — не фокус, не иллюзия.

А сейчас его вера снова была устремлена к другому. И не было пытки хуже, чем ожидание ответа на мучивший его вопрос: а не переступил ли он черту? Не вступил ли в чужие владения? Ведь одно дело — сотворить вещь, возвести дворец или даже по образу и подобию воссоздать сосуд для тёмного. Совсем другое — созидать жизнь.

«Если мне это не дозволено, Господи, пусть вина за дерзкую попытку будет только моей».

Лёжа ничком на груди мужа, Лайя продолжала перебирать его пальцы — поднимать и опускать назад. Понимание того, что они могли сделать, было с ней давно, осознание, что они это осуществили, ещё не пришло. Лишь по телу разливалась приятная, смыкающая веки усталость.

Несколько дней спустя Лайя Басараб представляла Румынию на Международном культурном форуме в Ницце. Отдельных представителей, делегаций и их сопровождающих собралось в соответствии со списками, изначально подававшими заявку на участие. Пропускать этот год, похоже, никто не собирался, ведь кто не захочет оказаться в курортном городе в сезон, да ещё и налюбоваться в рамках выставки шедеврами мирового искусства, которые обычно так легко стен владеющих ими музеев не покидали.

На то, собственно, и был расчёт. Люди во все времена жаждали хлеба и зрелищ. Культурное просвещение прилагалась бонусом, а Лайя в своё удовольствие просто собиралась стать его частью. На подобных мероприятиях она была в своей стихии и могла себе позволить быть «королевой без короны», как выражался Влад, потому что уверенности в профессиональных вопросах ей хватало на десятерых коллег по ремеслу и мало кто осмеливался ей перечить или вступать с ней в открытые дебаты, если её приглашали читать лекции или сопровождать выездные выставки в качестве внештатного консультанта.

Колоритная людская толпа постепенно разбилась на отдельные группки, до церемонии открытия оставались считанные минуты, и Лайя выстукивала шпильками ритм по выстланным красными дорожками ступеням на пути к своей делегации, когда у подножья лестницы материализовалась знакомая фигура. Вот так просто взяла и материализовалась перед толпой ничего не подозревающего народа, и ладно, что не видящей ничего дальше собственного носа.

Не имеет значения, распоряжение есть распоряжение вне зависимости от того, насколько искусны тёмные в заметании следов своего существования.

Встретившись с ней глазами, Локид мгновенно склонился и вытянул руку ладонью вверх в покорном ожидании, как обыкновенный встречающий, приставленный к подножью лестницы оказывать честь поданной руки высокопоставленным гостям.

Что Лайя, конечно же, сделала, для отвода глаз, без замешательства вложив свою руку в поданную ладонь, но тут же шёпотом осадила, пристроившись сбоку от идущего с ней в шаг демона. Хорошо хоть в человеческом обличии.

— Я, помнится, просила не портить мне легенду внезапными появлениями в моих профессиональных кругах и выдергиваниями меня из одной локации в другую средь бела дня. Для срочных сообщений существует телефон. Вот-вот состоится открытие, я занята.

— Нижайше прошу меня извинить, королева, — Ноэ понизил голос в тон, но интонационно выделил обращение, ставя на нём акцент. — Ваше присутствие в данный момент крайне необходимо в другом месте.

— С огнём играешь, Ноэ, — ответила Лайя, лишь секунду спустя осознав, как на самом деле двусмысленно это прозвучало, учитывая, что после недавних новостей они так и не поговорили, а судя по тому, сколько времени они не виделись до этого, можно было подумать, что всё это время бес избегал встречи нарочно. И вот тебе пожалуйста! Собственной персоной.

Тишина в том персональном измерении, где сейчас находились только они двое и никого кроме длилась одну неестественно долгую секунду.

— Даю слово, Лайя, ты получишь шанс оторвать мне всё, что анатомически способно отрываться, — Ноэ проигнорировал даже этикет, прикипев к собеседнице своими цветными глазами и ни на мгновение не отрывая взгляда. — Но если прямо сейчас ты не пойдёшь со мной, твои усилия могут не понадобится вовсе, — он уже держал её под руку, быстрым шагом, едва не переходящим на бег уводя в сторону от основного скопления народа. — С твоей сестрой всё в порядке, речь не о ней, но это всё ещё вопрос жизни и смерти, — лишь самую малость отойдя от толпы свидетелей, Локид резко её обогнал, вставая напротив и так же, как и пару минут назад, только более требовательно протягивая руку раскрытой ладонью кверху.

На непрозвучавший вопрос он ответил также немо, когда Лайя вложила свою руку в сомкнувшиеся когтистой хваткой пальцы беса, и обоих объяла искажающая материю измерений тьма.

«Влад».

«Совершенно неинформативный ответ», — только и успела подумать Лайя, как вокруг них уже оформилось новое пространство.

Локид, принявший свой демонический облик, тут же выпустил её руку, в полупоклоне отступив назад и шепча губами едва слышно:

— Ты сейчас нужна ему.

С оформившегося за десятилетие правления Дракона нового языка — языка страха — переводящееся как: «Во имя нас всех, будь рядом с ним».

Лайя раздраженно мотнула головой, блокируя чужие мысли и эмоции. Если бы что-то случилось с самим Владом, она бы узнала об этом первой и никому бы не пришлось её искать или раздавать советы, где и с кем ей лучше быть. Если же она кому-то резко понадобилась как сдерживающий фактор гнева Повелителя, глупец рисковал нарваться на праведную ярость, не знающую милосердия.

Локид это знал получше многих, потому больше сопровождать её не отваживался. Она шла на звучащие голоса сама, а демон лишь с опущенной головой следовал за ней на расстоянии пары шагов.

— Легионеры Андромалиуса заступили в патруль вдоль реки. Её нашли у самого берега в Танатовом колене, — голос принадлежал Септентриону. — Для более точной оценки нужна экспертиза, и если вы позволите… — стремительный поток энергии высшего порядка, сопровождающий появление в зале Лайи, прервал демона, и тот, полуобернувшись к распахнувшимся вратам, поклонился: — Повелительница! — в ровном голосе, профессионально скрывающем неугодные ситуации эмоции за академической интонацией, мелькнуло и сразу же исчезло облегчение.

Стоящий спиной Влад обернулся навстречу жене, и Септентрион, помедлив мгновение, всё же отступил в сторону, открывая обзор на скрывающийся прежде за спинами мужчин стол.

На нём лежало что-то небольшое, накрытое бархатной тряпицей. Чтобы понять, что именно скрывалось под тряпицей, Лайе пока не хватало информации, но вот почувствовать, что стоит за витающими в зале смертоносными эмоциями, опасно трещащими эфиром, как предгрозовой воздух — молниями, — она была вполне способна. Желудок тут же скрутило тугим узлом, а выдох превратился в сдавивший горло спазм.

Влад глянул на застывшего в стороне Ноэ, и ледяное осуждение в его глазах равно смешалось с благодарностью, а уже в следующий миг он стоял прямо перед Лайей, потянулся к ней, ловя встречное движение, и обнял, прижимая к груди, заслоняя и перекрывая обзор. Их руки переплелись, но прежде чем сцепиться пальцами, Влад проехался ладонью по предплечью и сдавил запястье. В отчаянии, до боли, но Лайя и не подумала придать этому значения, качнулась ближе и прижалась лбом к его подбородку.

«Я здесь. Я с тобой».

Сила давила усилившимся стократ притяжением, вырывалась гравитационными полями и вилась вокруг, с каждым оборотом всё быстрее — искрящаяся миллионами вольт, беспощадная, стремящаяся приумножить боль повелителя и обрушить на окружающих, но Влад держался. Чувства, что пробуждались в недрах его души дремлющим вулканом, неизбежно просачиваясь в окружающее пространство летальными волнами, но не имели ничего общего с тем, чего от него ожидали, с тем, как понимали причину происходящего. С тем, как сам Влад хотел, чтобы понимали. На самом деле в нём не было ни боли, предсказуемо видоизменяющейся в ярость, ни жажды немедленной расправы над виновными, хотя менее разящей от этого его аура не стала, и удержать себя в узде он едва был способен. Противоречивые, ещё не до конца оформившиеся эмоции разрывали его изнутри, смешивая весь существующий эмоциональный спектр в нечто бесконтрольное, понуждающее набрать побольше воздуха в грудь и закричать, лишь бы исторгнуть, избавиться…

Но он не мог. Потому что это бесконтрольная мощь не была порождением боли. Она не была тёмной… Она не подходила измерению тёмной реальности ровно также, как огонь не подходил воде.

Лайя обхватила его запястье, отчаянно целуя кончиками пальцев там, где бился под кожей сумасшедший пульс, и сделала первый неуверенный шаг к столу. А затем ещё. Влад попытался было остановить её, но быстро одёрнул себя. Лайя должна была узнать. Единственная, кто могла правильно понять его нынешнее состояние, не спрашивая объяснений. Влад обнял её крепче сзади за плечи и пошёл вместе с ней. Не оставляя времени на долгие раздумья, движением пальцев откинул ткань.

Лайя замерла на очередном шаге, вжавшись в его грудь, и тут же вскинула к губам ладонь, глуша непроизвольно вырвавшийся вскрик.

На столе лежало мёртвое тело чёрной кошки с отчетливо видимыми признаками разложения, не оставляющими ни надежд, ни вариантов. Опустевшая, более непригодная оболочка, покинутая душой.

— Повелитель, — гробовую во всех смыслах тишину нарушил голос Советника. Звучал он непривычно вкрадчиво, без фирменной уверенности, давая понять, что готов умолкнуть в любое мгновение. Но Влад не выразил ни протеста, ни одобрения, и демон продолжил: — Виновные будут найдены и… — по официальному протоколу полагалось «понесут наказание», но Септентрион позволил себе изменить формулировку, — предстанут перед вами, Ваше Величество.

— Кто бы за этим ни стоял, душу Мики мы найдём, Влад, — куда более пылко, чем его наставник, начал Ноэ, но тут же смолк, поперхнувшись словами, застрявшими в резко сжавшемся горле.

Влад, не шевелясь, продолжал смотреть на тело перед собой.

— Никто никого не станет искать, — его голос оставался тих, но разил без промаха, ввинчиваясь напрямую в мозг слышащим его. Он повёл по воздуху пальцами, снова скрывая труп, в то время как его свободная рука обвила талию Лайи, ещё сильнее вжимая девушку в себя.

Застывшие на расстоянии от своих господ демоны обменялись взглядами, и, к удивлению Септентриона, теперь уже Ноэ едва заметно двинул головой, предостерегая от попытки. К возведённому в степень удивлению именно учитель внезапно стал тем, кто не послушал своего ученика.

— Повелитель, — по крайне мере, Советник мог попытаться это сделать дипломатичнее слишком прямолинейного Локида и тем самым, возможно, предотвратить большее зло. — Повелительница. Прошу меня простить за излишнюю осведомленность, но так уж вышло, что я знаю, насколько вам обоим была дорога душа этой девочки. Личная заинтересованность не лучшим образом влияет на ход расследования. Если вы позволите мне…

Влад повернулся к Септентриону, и в просторном зале вновь воцарилась мёртвая тишина. На всякий случай Лайя сжала запястье Влада, успокаивая, хотя, как оказалось, он ничего не делал. Вспышки эфира вились в удерживающем их поле смертоносными астероидами, но это был только фон. Влад же просто стоял, смотрел на демона, которому почти позволил завершить своё высказывание, и молчал. Обмен взглядами, или чем бы ни были эти растянувшиеся в вечность секунды, закончился тем, что Советник низко склонил голову, а затем и весь корпус, резко и с силой прижал правую руку к сердцу заменяющим клятву жестом, и, развернувшись на каблуках, стремительно покинул залу.

В этот же момент Ноэ, которого совершенно не вдохновила на смирение немая сцена с наставником, отмер, метнувшись в сторону Влада.

— Да что с тобой такое? Ритуал упокоения ведь не был проведён, значит её душа, лишённая вместилища, продолжает существовать где-то в доступных для нас пределах.

— Ноэ, — в последний момент Лайя повернулась таким образом, чтобы встать между Владом и демоном, предостерегающе выставив вперёд ладонь, которую Локид заметил постфактум, когда уже налетел на преграду, с секунду ошарашенно оценивая своё положение и, в целом, всё происходящее. По лицу явно читалось непонимание, а следом субтитрами тянулось бессловесное негодование. Предсказуемо. Ноэ ненавидел чего-то не понимать. — Пожалуйста, — Лайя произнесла уже мягче, но с места не сдвинулась ни на дюйм, акцентируя внимание демона на себе. Как только напор эмоций схлынул, и Ноэ отшагнул назад, демонстративно подняв раскрытые ладони, Лайя обернулась к Владу, моментально притянутая его полыхающим взглядом.

Она, разумеется, знала, что занимало сейчас мысли мужа, плещась по ту сторону необъятной бездны его души. Да, Ноэ въедливый, да, он не отступится, да, его жажду во что бы то ни стало докопаться до истины придётся каким-то образом обуздать, и сделать это прямо сейчас, не выходя из этой комнаты и не выпуская его из вида, но…

«Помягче, — она положила ладонь любимому на грудь, чувствуя, как тяжёлые удары сердца вместе с кровью качают ту самую мощь, способную уничтожать и воскрешать, выталкивая ее из тела всепроникающими импульсами, от которых не сбежать, не увернуться. — Не делай того, о чём пожалеешь, — Лайя тронула пальцами его щёку, заставляя не только слушать слова, но и чувствовать их, — не сегодня».

Дракула склонился, тронув поцелуем лоб любимой и в этих долях мгновения находя своё смирение, прежде чем вернуть внимание другу.

Обмен взглядами столь долгий, что в нём запросто могла бы решаться судьба Вселенной, если бы не решалось нечто гораздо более важное.

Локид первым отвёл свой, произнеся вслух:

— Не то, что я должен знать, — утверждением, не вопросом, но Влад всё равно продолжил, оставляя за собой последнее слово.

— Что бы ты об этом ни думал, сколь бы безумны ни были твои теории и как бы ни зудело в тебе желание понять, что сегодня произошло, я прошу тебя этого не делать. Ни сейчас, ни потом. Никогда, — Влад снова завладел взглядом Ноэ и произнёс уже тише, сглаживая тон с приказа до просьбы, которую он имел возможность адресовать только близкому другу: — Ради меня. Ради Лайи, — он вновь приобнял жену за плечи, устремив взгляд на стол. — Ради Мики.

Ноэ опустил глаза, скрывая лицо, но Лайе на один короткий миг показалось, что он хотел добавить в этот список ещё одно имя, но поостерегся делать это здесь и сейчас.

Выждав время, но не получив ответа или любого другого комментария, Дракула неопределенно кивнул в сторону.

— Оставь нас, Ноэ, пожалуйста.

Локид приложил руку к сердцу и поклонился, но, прежде чем покинуть залу, он подошёл к Владу снова почти в полный контакт и сжал рукой в когтистой наручи его плечо, выражая молчаливую поддержку, значащую одновременно миллион непроизнесённых важных слов: «Я тебя услышал», Я рядом», «Ты можешь на меня рассчитывать», «Все будет хорошо…»

На Лайю он просто посмотрел долгим взглядом, а в конце подмигнул и знакомо улыбнулся на одну сторону губ.

Потом они остались одни и долго стояли обнявшись у стола, не говоря ни слова и потеряв счёт времени. Иногда Влад водил кругами по плечам Лайи, опускался ладонями на обнаженную в глубоком вырезе платья спину, добегал пальцами до поясницы и снова возвращался к плечам, уткнувшись, в конце концов, губами в основание шеи любимой и так замерев на несколько долгих мгновений. Затем он отстранился, заставив Лайю ощутить холод и машинально обхватить себя руками, и медленно, будто шагами отмеряя время, обошёл стол и встал с другой его стороны. Теперь они смотрели друг на друга. Не разрывая зрительного контакта, Влад вытащил из наруча крест и занёс его над столом. Лайя со своей стороны накрыла его руку.

Вместе они прочитали молитву. С последним «Аминь» Влад опустил ладонь на неподвижный бугорок, и от места соприкосновения заструился ослепительный лазурный свет — холоднее жидкого азота, он обращал в пепел быстрее самого жаркого пламени. Он поднял руку сложенной чашей ладонью вверх, и поднявшийся следом прах образовал вихревую воронку, развеявшись в одно мгновение.

Лишь в этот момент внутри Лайи что-то сломалось и, крупно вздрогнув всем телом, она дала волю слезам.

Не позволяя навалиться на стол, Влад снова спрятал её в своих объятиях и не отпускал, пока поток слёз, коих от его любимой лишь смерть была достойна, окончательно не исчерпал себя. После этого он подождал ещё немного, но рук не убрал — медленно, лаская каждый изгиб симметричным прикосновением ладоней, он опустил их по телу Лайи вниз, к очерченному песочной талией животу, а сам опустился перед ней на колени.

— Любимый, не… — Лайя хотела возразить, но сумела удержать лишь его голову, не позволяя опустить. Влад и не пытался, смотрел снизу вверх широко раскрытыми глазами, и сейчас, только сейчас Лайя увидела, как в них стремительно скапливаются слёзы, норовящие прочертить влажные дорожки от уголков глаз к щекам.

Она на опережение потянулась остановить их, стереть, но Влад бережно перехватил её руку, поднёс к губам и поцеловал центр ладони, затем поочередно каждый пальчик, повторил с другой рукой, а после вжался лицом и губами в совершенно плоский живот, прикладываясь к нему, как к величайшей святыне. Впрочем, именно ею его ангел всегда и была. Утерянным святым Граалем человечества.

— Это мой ответ, — Влад прошептал хриплым от эмоций голосом, подняв на Лайю взгляд. — Задав вопрос, ты побоялась его услышать, а теперь я даю его вам обеим, — Дракула приник к животу на этот раз лбом и зашептал, но собственный голос окончательно перестал ему подчиняться.

Не было и не могло быть никаких признаков или физически существующих доказательств — срок слишком мал. Никто не знал и не имел оснований подозревать. Те немногие, кому в своё время это будет позволено, узнают ещё нескоро. Влад сам не знал и не мог себе позволить такую величайшую роскошь как вера до тех пор, пока собственными глазами не увидел кошачье тельце, стремительно тлеющее от наконец-то взыскавшего свой долг времени.

Теперь же, пока его же собственными стараниями ни о чём подобном никто даже не мыслил, он уже верил и ждал, как любой творец с благоговейным трепетом ждёт своё творение.

— Папа очень ждёт встречи с тобой, printesa mea.