Часть 51 (1/2)

Из всех даров, которыми Творец наделил свои творения, самая ценная — способность любить другого. ©

— Забирай!

Пророкотал голос одновременно и в мыслях, и на слуху, вынудив Орла вновь недоверчиво метнуться взглядом к подсвеченному аурой лицу. Черты его исказились, в контрастном лазурном свечении сделавшись более резкими, скулы вытянулись и заострились в напряженном оскале, за которым уже сложно было разглядеть человеческое даже нечеловеческим взглядом.

— Оставаясь в этом мире в человеческой форме, сам я не смогу одновременно удерживать портал открытым и вытащить что-то из него. Как и нимбу Марка, этому артефакту не место в тёмном мире! Ты же хотел его для себя, — подначил Дракула, щедро вычерпывая это подавленное желание из глубин коллективного, вытягивая его на поверхность, обнажая и обличая. — Вот оно, перед тобой. Забирай!

Аквил нехарактерно для себя тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения — двойного звучания голоса, способного, казалось, забраться под кожу, впитаться в кости и отдавать в них вибрацией.

Всё происходящее — от интонаций до формулировок, склоняющих его к поступку — так напоминало греховное искушение, что первым инстинктивным порывом Орла было сделать с точностью до наоборот — отвернуться от предлагаемого, отказаться, откреститься, чем доказать непоколебимость своей веры и преданность долгу. Да, он сам являлся носителем сверхъестественных сил, по природе своей он был устойчивее к их воздействию и повидать успел немало скверны. На себе он ощущал воздействие тёмной энергии, он уже сходился с Дракулой в бою один на один, но ещё никогда ему не доводилось видеть и чувствовать того, что внушал ему один вид портала и тот, кто его создал. При всей силе, Богом ему данной, властью над самой материей пространства он не обладал. Ему были отчасти подвластны лишь изменения в своём собственном облике, но ни в чьём другом и ни в чём ином. Он не мог творить из подвластной ему энергии иллюзии за пределами собственного тела. Дракула мог.

Предстающее перед Аланом в дрожащей плоскости было так похоже на видение, на мираж, грозящий пылью просеяться сквозь пальцы от одного прикосновения… И обратить в пыль его самого.

«Ну же! Портал не поглотит тебя и не оторвёт тебе руку! А вот если это продолжится, боюсь, произойдёт то, что тебе гарантированно не понравится!» — мысленный голос Дракулы ввинчивался Аквилу в мозг.

Его физическое тело стремительно теряло чёткие очертания, а исходящие от него одна за другой волны энергии изменяли плотность пространства, сдавливали со всех сторон, создавая у Алана вовсе не иллюзорное ощущение, будто вокруг него медленно и неотвратимо кольцами сжималось что-то, конкретной формы не имеющее, но фатальное в своём воздействии.

Оторвав взгляд от дрожащего провала между измерениями, Орёл порывисто осмотрелся, обострившимися чувствами подмечая, как искрящее разрядами скопление колоссальной мощи, выходя за пределы плотской оболочки, постепенно обретало свою видимую форму. Обозреть её целиком, при всём терзающем его любопытстве и профессиональной необходимости знать, Аквилу не хватало ни прямого, ни периферического виденья — настолько невообразимо огромной она была, подсказывая взбудораженному чутью, что появления Дракона в его истинном обличии лучше не дожидаться. Отказаться от искушения владеть копьем и решить, кому оно должно принадлежать, они непременно смогут, оставаясь людьми.

По крайней мере, Аквилу хотелось, чтобы было так, хотя всё его естество противилось тому, чтобы касаться силы, противоположной той, что творила его облик. Его разум сопротивлялся принимать на веру то, что представало его глазам. Его чувства были убеждены, что стоит ему подчиниться просьбе — протянуть руку — как иллюзия распадётся эфиром, трещащим в воздухе мириадами искр-разрядов…

Злой на себя за нерешительность и на Дракулу — за подобные фокусы, несущие прямую угрозу миру живых, Орёл издал нечеловеческий крик и резко подался вперёд, пересекая условно безопасную границу. Конечность с крючковатыми когтями цепким хватом загребла красный бархат-подложку и сомкнулась на копье, тут же рывком поднимая его и вытягивая изнутри наружу — из тёмного мира, сквозь портал в мир, погруженный в ночную мглу, залитую лунным светом.

Едва это произошло — портал мгновенно разрушился, схлопнувшись до размеров крохотной сферы шаровой молнии, концентрирующей в себе энергию, способную преобразовывать саму материю. Как бы ни противился Аквил этой неписанной истине, а он знал, чувствовал всей своей сущностью, что если коснется её по любой на то причине, обернется прахом раньше, чем осознает содеянное.

«Это замкнутый круг, — прочёл он в пылающих внутренним светом глазах напротив, что неотрывно следили за хаотично-непредсказуемыми движениями лазурной сферы. — Ты боишься того, чего не понимаешь, а не понимаешь потому, что боишься понять».

Аквил посмотрел на копьё в своих руках, тронул когтем металл, позволил себе ощутить его вес и только после этого поднял взгляд на внушающее ему свои мысли существо, вновь возвращающее себе человеческий облик, проступающий из медленно сжимающейся и затухающей ауры.

Длинно выдохнув и глубоко вдохнув, Аквил ответил лишь тогда, когда превращение полностью завершилось, и последние всполохи чужеродной энергии втянулись назад в тело своего носителя. В напоминание о творящемся здесь сверхъестественном остались лишь поднимающие сырую листву порывы ветра, норовящие закрутиться небольшими торнадо…

— Твоему пути познания я не завидую, Дра… Влад, — говоря, Аквил неотрывно всматривался в перекрестие зрачков, контрастно выделяющихся на фоне неестественной голубизны глаз. — К нему не стремлюсь, даже рискуя прослыть слабаком и трусом в твоих глазах. У каждого из нас своя роль в верховном замысле, и своей я предпочту придерживаться, — дождавшись, пока его руки вновь станут человеческими, мужчина развернул копьё горизонтально и вытянул его перед собой на раскрытых ладонях. — Возьми. Как одному из Его воинов, тебе положен артефакт, отмеченный святой кровью. Ты хранил его раньше, уверен, сбережёшь и впредь.

— В твоём намерении нет фальши, — Влад проследил взглядом длину копья от удерживаемой чужой рукой середины до наконечника, отражающего пробивающийся сквозь кроны лунный свет. — Однако твои меч и копьё были уничтожены, что превращает владение Лонгином из прежнего единоличного желания в обоснованную необходимость. Всё это ты понимаешь, но упорно продолжаешь отрицать. Напрасно. Свою роль в моих руках копьё сыграло и впредь оно мне больше не нужно, — задумчиво вглядываясь в ночь, продолжал Дракула.

Невозможность увидеть метаморфозы собственного облика со стороны не лишала его способности ощущать неотъемлемой частью своей сущности то смертоносное оружие, сполна оправдывающее его прежнюю репутацию, что отныне было от него неотделимо во веки вечные. Дракул. Сын дьявола или сын дракона… Или сам дракон. Какая тонкая ирония.

Столь же тонкая и без промаха разящая, как острие драконьего хвоста.

— Право пополнять мою оружейную коллекцию трофеями оставь за моими подданными, — Влад поднял уголки губ в скупой усмешке собственным мыслям. — Большинству из них в силу времени происхождения и образа существования неведом иной вариант даров и подношений, так что холодного оружия различного назначения у меня скоро будет с избытком. Христово копьё будет лишним, к тому же ещё и совершенно бесполезным.

Хоть Аквил и мечтал заполучить копьё всю свою сознательную жизнь, причём, как прошлую, так и нынешнюю, теперь его не покидали сомнения. Не верил он в то, что с восшествием Дракона на тёмный трон закончится война, начавшаяся от самого рождения человечества, и между измерениями мгновенно наступит мир и согласие, а все многочисленные обитатели тёмного мира разом откажутся от заложенного в них стремления к живому и перестанут представлять угрозу. Не верил, что с обретением нимба руки вчерашнего Колосажателя очистятся от многовековой крови, а душа — от греха убийства, заставив его отречься от жестокости. Подобного за тысячи и тысячи лет не мог себе позволить ни один из них. Ни один из них, имея ангельские крылья и венец, святым не был, хоть слыл таковым в глазах толпы, ослеплённой свечением нимбов. Каждый из них отдельно и Тетраморф в своём единстве имели на счету столько трупов, сколько не снилось самому кровожадному потрошителю в истории.

Влад слышал чужие мысли, как свои собственные, и глаза его полыхали ледяным пламенем. Вопреки ожиданиям, он не испытывал триумфа от своего нынешнего положения, потому что оно ни коим образом не отменяло его прошлых деяний. Его прошлого отношения к Ордену, Всевышнему и всему, что с ним связано. Да, сейчас всё изменилось, но прошлое для каждого из них осталось неизменным, а будущее — неизвестным.

— Я принял тёмный престол, — заговорил Влад из глубины своих размышлений. — Но от утверждения во власти ещё невообразимо далёк. На смертный век Тетраморфа священной войны ещё хватит с запасом, и я не стану напрасно обнадеживать тебя заверением, будто в ближайшее время нам не придётся вновь сойтись на поле боя. Обстоятельства рассудят, произойдет это мечом к мечу и пастью к пасти или… крыло к крылу. Забирай копьё, Иоанн, принесшее безвременную смерть твоему учителю, с лёгким сердцем забирай, ибо, как ты сам сказал: «Не быть ему дьявольскими вилами».

Аквил медлил. Как опытный стратег и руководитель, он явно проигрывал в уме возможные ходы, пытаясь предвидеть варианты исхода, но Орла своим соперником в шахматной партии Дракула впредь видеть не хотел. Он вовсе не хотел видеть в нем соперника, хотя и понимал его сомнения. Понимал, как никто, потому что сам был ими терзаем.

— Ты прав, это копьё много для меня значит, — Влад счёл необходимым объяснить своё решение. — Это копьё в руках Тетраморфа — оружие, способное меня низвергнуть. Поэтому в качестве условия, которого ты так ждёшь от меня услышать, я возьму с тебя слово, Алан Аквил, что с твоей смертью копьё вернётся ко мне и будет дожидаться твоего возрождения под моей защитой, а не пополнит тайную коллекцию Ватикана.

— Скажи, ты умышленно разводишь нас по разным сторонам? — поинтересовался Аквил, обдумывая всё услышанное. — Да, мне сложно принять новую реальность, отрицать не стану, но я готов к диалогу с тобой как… с равным, а не как с врагом.

— Со мной… — Влад задумчиво чуть склонил голову, глядя собеседнику в глаза. — Лишь потому что Всевышнему было угодно поставить меня рядом с вами…

— Потому что ты сам выбрал этот путь! У меня не было шанса выказать уважение твоему решению…

Дракула резко мотнул головой и поднял ладонь, жестом отметая саму попытку.

— Давай начистоту, Алан. Я тебе не враг лишь с недавних пор. По воле того, кому мы оба служим. Но за твоей спиной… за спиной Тетраморфа — Земля и человечество, а за спиной Дракона — непознанный никем из вас мир, сотворенный противоборствующей вашей природе силой, полный существ, свой выбор стороны сделавших и дланью Творца не размеченных на достойных и недостойных доверия, хороших и плохих. Мы с тобой представляем интересы тех, кто за нами стоит, и столкновение их неизбежно, поэтому я предпочитаю сохранять дистанцию. Уважь её и не пытайся сократить, чтобы потом разочарование от подтверждённых опасений не стало ударом под дых.

— Для этого ты отдаёшь мне копьё? — придерживаясь такого же холодного тона, предположил Аквил. — Как мерило расстояния, на которое Тетра обязана держаться подальше от Дракона?

— Это было бы предпочтительно, но, учитывая нынешнее положение Лайи, совершенно невозможно, и ты прекрасно это понимаешь. Кроме того, во всем и всегда я за практическую пользу. В твоих руках копьё продолжит быть могущественным оружием и, возможно, ещё спасет чью-то жизнь или даже душу, в моих же — останется безделушкой. Принять или нет — тебе решать, — Дракула равнодушно пожал плечами.

Проследив взглядом длинник копья от собственных сжатых пальцев до наконечника, вновь заточенного и отполированного до зеркального блеска, Аквил крутнул оружие в руке несколько раз, опробуя, проверяя балансировку.

— Кто был после меня? — тронув пальцем заострённую грань, мужчина обратился к стоящему напротив. — Чья кровь пролилась последней?

Не сводя с собеседника взгляда, Влад мысленно воспроизвёл последовательные воспоминания о том, как он нашёл копьё на руинах тёмного алтаря, как очистил его от проклятой крови Шакса и сам же обновил заточку, между древним металлом и точильным кругом добровольной жертвой пустив собственную кровь, ставшую равной по свойствам святой крови quattuor animalia.

— Оружие готовит для хранения или следующего боя тот, кто последний им пользовался. Закон неписанный, но мною чтимый, — Дракула чуть склонил голову в знак признательности за то, что, оказавшись в нужный момент в его руках, копьё так же было подготовлено. — Как и тобою.

Влад сам едва мог вспомнить, что им двигало в тот момент абсолютной убеждённости, что в людском мире его ждал лишь хладный труп любимой женщины, им же самим убитой, что он тогда чувствовал… Он даже не знал, кем в тот момент он был — человеком, драконом, кем-то промежуточным?.. Он сделал это машинально, из отчаянной необходимости занять себя хоть чем-то, не связанным с отрыванием голов у тех, кто имел дерзость оказать сопротивление и не подчиниться. Он сделал то, что сделал бы на его месте любой знакомый с честью воин, которому оружие сослужило свою кровавую службу.

В кронах деревьев, безвременно срывая ещё зелёные листья, гудел ветер, ему вторило затихающие эхо прошедшей грозы, пуская по чернильному небу редкие, будто бы ленивые вспышки-искры.

Две фигуры стояли друг напротив друга на пересечении заросших троп в необитаемой глубине городского парка.

— Я даю тебе слово, Влад Дракула, — перебросив копьё в левую руку, Аквил ступил вперёд, на шаг сокращая расстояние, их разделяющее, — как человек и как небесный Орел. — Ещё один осторожный, выверенный шаг на сближение. — С моей смертью орудие страстей возвратиться к тебе.

Считывая намерения, также медленно Влад сделал свои шаги навстречу и охотно пожал протянутую руку.

— Если справедливость твоих решений в будущем будет для меня столь же очевидна, как правдивость этих слов, тогда новая реальность имеет шанс… не стать хуже прежней.

— Amen, frater. <span class="footnote" id="fn_33811573_0"></span>

— Аmen, — движением губ подтвердил Дракула и отступил, давая Орлу место для манёвра.

Поспешно осенив себя крестным знамением, мужчина расправил огромные серебристо-белые крылья и воспарил над землёй, сверху вниз пронзая пространство подсвеченным аурой взором. Копьё, становясь естественным продолжением руки владельца и питаясь его силой, светящимся во мраке жезлом указывало вниз.

Прежде готовый убивать — за него и с помощью него — ныне Влад расставался с копьём с той же лёгкостью, с которой однажды оно ему досталось. Когда-то оно попало к нему с определенной целью, и эту цель он достиг. А, стало быть, не было больше причин держаться за то, что пришло к нему в руки по воле случая и ему не принадлежало.

В вершинах деревьев завывала нагнетённая силой ангела стихия, она же с сумасшедшей скоростью гнала по небу облака, разрывая их в клочья. В этих несущихся разрывах время от времени проглядывал усыпанный несметным количеством звёзд небосвод. Владу казалось, он мог увидеть каждое небесное светило в отдельности и каждое сосчитать, для этого у него в распоряжении имелось всё время Вселенной. У него. Но увы, не у всех тех, кто так или иначе ждал его внимания. В предвкушении, в страхе, в неведении… Несомненно, кому-то его временное отсутствие по ту сторону было на руку, давало возможность надлежащим образом исполнить приказы и самостоятельно навести порядок на местах. Дракула на это уповал, хотя и знал прекрасно, что данной возможностью захотят воспользоваться далеко не все. Потому что не все знали, кто он такой, так же как сам он не знал и никогда прежде не встречал большинство из тех, с кого ему теперь надлежало спрашивать. Несомненно, за почти шестьсот лет у него накопилось знакомств, но все они были сравнимы с каплей в океане, ведь тёмный мир — это не Трансильвания единая, это даже не Карпатский регион, некогда отданный ему в управление как Прокуратору. Это буквально целый потусторонний мир размерами с земную сферу, в чем-то уступающий подлунному человеческому, а в чём-то его многократно превосходящий. Влад никогда не желал становиться частью этого мира за гранью, а теперь он в одночасье стал его единовластным правителем, обязанным знать всё, бывать там, где он прежде никогда не был. Делать то, что он клялся самому себе никогда не делать вновь…

Однако, прежде чем нырять в этот омут непознанного, Дракула планировал разобраться с тем, о чём ему было хорошо известно. Пусть и не должно было по очень многим на то причинам.

Уже не имело значение, была ли его осведомленность случайным стечением обстоятельств, иронией или высшим промыслом. Значение имело лишь время. А оно было безнадежно упущено. Но брать вину за это на себя Влад не спешил. Не в этот раз, хотя, быть может, так ему было бы гораздо привычнее и проще…

Стоя в одиночестве в глубине пустого парка, Дракула какое-то время сопротивлялся тому, чтобы вторично открывать портал отсюда напрямую в тёмный мир. Это не было равносильно тому, чтобы перемещаться из одной точки пространства в другую в пределах одного мира, одной плоскости бытия. Портал из мира в мир раскроит до основания материю измерения и неизбежно оставит на ней шов-метку, который никогда не восстановит изначальную целостность и прочность. Влад не собирался превращать Лэствилл в ещё один Холодный лес, испещренный подобными «швами» и практически беспрерывно источающий тёмную энергию. В его далеко идущих планах было создать и оставить стабильно доступным единственный портал, сквозь который ни в одну из сторон никто не пройдёт без его ведома и прямого позволения, в единственном месте, для этого пригодном и в достаточной степени защищённом — в собственном замке. Но реализация подобного требовала времени, сил, а так же особых навыков, которые прямо сейчас нужны были ему для иной, более безотлагательной цели…

Расстановка приоритетов решала в зачатке его внутренний спор, делая выбор очевидным. Все же не желая делать это на открытой местности, хоть сколько-нибудь доступной людям, Влад сошёл с проторенной тропы и направился глубже в лесную чащу, где плотный строй сплетающих ветви деревьев мог послужить естественной защитой и поглотить в себя остаточную энергию от разрушающегося портала.

Время, что он чутко ощущал своими развитыми органами чувств, до секунд совпадало с тем, которое показывали наручные часы. Провожая взглядом бегущую стрелку, Дракула уповал на то, что разница в течении времени в тёмном мире и в подлунном не превратит его отсутствие в бесследное исчезновение на месяцы, а то и на года. Раньше его это не беспокоило, было лишь на руку, и он никогда за этим не следил, а потому не приучил себя ощущать временной разрыв. Но раньше по эту сторону его никто не ждал. Теперь всё изменилось. Кроме неизменного в своей суровости закона: в тёмном мире потоки энергии разгоняли время подобно нейтронам в ядерном реакторе, — до немыслимых скоростей, — отчего его течение там в разы превосходило иные миры, включая человеческий. В предыдущий раз Влад пробыл по ту сторону лишь три с небольшим часа, мало, что успев, и это стоило людскому миру целых суток. Один день в счёт недели — отныне не та сделка, на которую Дракула готов был пойти, не задумываясь. Ведь теперь его ждали. Теперь ему было, к кому возвращаться.

Но такова была цена. Часть от общей суммы. И Влад о ней знал. Знал всегда, но лишь с воскрешением Лайи она обрела своё истинное выражение.

В глубинах груди Дракулы зарождалась вибрация, стремительно поднимающаяся к горлу подобно вулканической магме, сжигающей на своем пути всё уязвимое, всё человеческое. Достигнув пасти, она обратилась громогласным рычанием разъярённого зверя, готового рвать и метать. Эхо рева, сопровождаемое ультразвуком, волна за волной расходилось в пространстве. Громадный взметнувшийся высоко над землей хвост неведомой твари, подобно направленному удару хлыста крест-накрест вспорол материю измерения.

Усыпанный звёздами небосвод поглотил развергшийся мрак.

Глядя в поджидающую его глянцево-чёрную бездну, Дракон двинулся ей навстречу. За спиной его шелестели невесомые крылья и бесконечной мантией тянулась слившаяся с его сущностью воедино сила эфира. Владу хотелось, чтобы она приняла форму доспехов или любую иную, приближенную больше к человеческой, чем к драконьей, но как и любой зверь, она имела свой дикий норов, подчинять который Дракуле ещё предстояло учиться и учиться. Сложнее всего, что сам он продолжал ощущать себя собой — человеком, во плоти, подобной человеческой — однако, судя по реакции других, видящих его со стороны, он таковым не выглядел. Даже здесь, в обличающем истину тёмном мире, за ширмой физической плоти. И это, в сочетании с потенциальными размерами того, кем видели его другие, затрудняло возможность встречи лицом к лицу. Для этого ему нужно было обуздать энергию, призванную его защищать, научиться принимать промежуточную форму между зверем и человеком, а подобное требовало практики, которой у него не было. Более того, это требовало внутреннего примирения человека со зверем, а это Владу казалось если не абсолютно невозможным, то максимально далёким от реализации.

Крылья дракона рассекали пространство, глаза пронзали его, слух окутывал сверхчувствительной сетью, по объёму доступной информации давая понять, что, чем больше свободы он даст своим чувствам, тем мощнее и свирепее в глазах смотрящих будет иная его ипостась. Нет… Нет, он не к этому стремился, он не этого хотел, убежденный, что даже те, кому он уже вынес приговор, заслужили увидеть его во плоти и посмотреть ему в глаза. Ему — не Дракону! Но внутренний зверь был необъезжен, он подчинялся инстинкту защищать, не голосу разума, и если в людском мире Влад ещё мог загнать его внутрь себя, то здесь… не получалось. Или он просто не знал верного способа, и не было рядом никого, чтобы подсказать, и ничего, кроме собственных проб и ошибок. На которые у него не было времени!

Как же не ценил Дракула навязываемую Локидом помощь в познании и как не хватало ему её теперь. Хотя меньше всего ему бы хотелось подставить друга под удар, вынудив находиться вблизи того, что в своей необузданной мощи было бы губительно для его тёмной природы. Было бы, окажись он рядом…

Зная, чем это чревато, Влад не любил размышлять о том, что уже невозможно переиграть. Многие погибли в этом противостоянии, многих имён Влад не знал и никогда не узнает, никого не удостоив даже посмертной чести занять его мысли хоть одну секунду времени. Он и без того получил для себя больше, чем мог представить в самых дерзких своих мечтах, Ноэ не было в них места, как бы хладнокровно и цинично это ни звучало. Для каждого есть предел дозволенного, и свой в погоне за непостижимым бес перешагнул. При всей власти, которой ныне располагал, Влад не мог этого изменить, однако было и то, что отныне зависело от него напрямую.

На своём веку Ноэ мог заслужить смерти тысячу раз. Стараниями тех, кто за это уже поплатился, Влад был избавлен от необходимости стать судьёй собственному другу, но не от убеждённости в том, что ни одним своим деянием бес не заслужил того существования, на которое был обречен. Своим же собственным дедом, наказавшим внука во благо существования тёмного мира.

Прежде у Дракулы не было ни полномочий, ни возможности, ни даже малейшего представления о том, как отменить приговор, пока душа ещё могла быть полезна её хозяину. Теперь это стало его единственной возможностью сделать хоть что-то. Пусть уже не для друга, но хотя бы для себя самого в память о том, кто сделал для тёмного мира больше, чем все, прежде власть имущие, и тем более он — нынешний новоявленный властитель.

Своим восхождением Влад был обязан многим, в большей или меньшей степени. Но если бы у него спросили конкретные имена, не раздумывая и не кривя душой, он бы поставил Ноэ во главу этого длинного списка.

Грош цена его правлению, если Дракула не оправдает возложенных на него ожиданий. Оставит всё как есть, чтобы энергетическую стабильность тёмного измерения продолжали поддерживать души — пусть даже тысячу раз павшие и в десятом колене своего рода отвергнувшие Бога. Влад допускал, что в запамятную бытность создание Источника могло быть единственным способом разделить мир людей и мир тёмных. Кто-то стал добровольцем, кто-то даже мог это заслужить в качестве единственного соразмерного преступлению наказания, но всё это в одночасье лишалось смысла и малейшей вероятности оправдания в том случае, даже окажись он единственным во все времена, каким в этот плавильный котёл попала душа Ноэ.

Влад не намерен был возобновлять расследование за сроком давности, превышающим время его собственного рождения, искать виновных и строить пустые предположения о том, как всё могло сложиться для Ноэ при иных обстоятельствах. Он даже не знал и впервые не пытался предугадать наперёд, что он станет делать с душой, когда и если ему удастся её освободить. Он просто знал, что так правильно, настолько незыблемо правильно, что именно с этого стоило начать своё правление, поставив во главу угла цель добраться до Источника раньше, чем заручиться поддержкой хоть кого-то из своих подданных.

Но он не мог ломиться в тайные, охраняемые одновременно силой всех адитумов пространства в обличии Дракона. Технически, конечно, ему ничто не мешало поступить именно так, но он не хотел, не считая подобное варварство правильным даже в том случае, если святыня ложна в своей неприкосновенности, а стерегущие её «святые» — искушённые тёмной властью трусы, больше всего на свете страшащиеся лишиться своих титулов, неприкасаемых и незыблемых тысячи и тысячи лет. Войти туда Влад непременно хотел в своём максимально приближенном к человеческому обличии, но для этого это самое обличие ему предстояло научиться принимать, не позволяя внутренней энергии по умолчанию творить вокруг себя облик зверя. А в этом он пока не преуспел…

Дракула нарезал круги по пепелищу уничтоженного алтаря Шакса — неприступному пустырю на многие мили вокруг — совсем как в бытность новообращенным вампиром, когда он точно также метался от стены к стене в тени, проклиная грозящее сжечь его дневное светило. Разноименные энергии вступали в резонанс, заставляя окружающее пространство вибрировать и содрогаться в тональности ультразвуковых волн. Хуже всего, что Влад, сполна осознавая себя причиной, не мог эту высокочастотную дрожь унять не мог загнать назад в физическую оболочку свою ауру. Казалось, будто непостижимым образом она перестала умещаться в прежнем сосуде, при насильственной попытке уместить грозя его попросту разрушить.

«Горный поток не обуздаешь грубой силой…» — из глубин подсознания волной дежавю накатили слова, ему не принадлежащие, но оставившие свой след в едином сознании. Они не относились к тому, как загнать в клетку внутреннего зверя, но сутью своей подталкивали мысли в диаметрально противоположном направлении от того, каким по вековой привычке действовал Дракула.

«Отпусти…» — голосом Лайи отзывалось подсознание, и Влад бы рад повиноваться, но разве это не было тем, что он пытался избежать большую часть своего существования? Он привык полагаться на силу воли — контролировать то, чем обладал. Сначала тьму, теперь — энергию своей души, обличием дракона способную разрушить это место и всех, дерзнувших встать на пути.

«Отпусти…»

Как будто у него был выбор?

Если не считать таковым умение расставлять приоритеты. Превращение в дракона, в числе прочего, не сделало его непредвзятым, а высшая власть отнюдь не исключила личностных привязанностей. Влад всё так же эгоистично готов был поставить личное превыше всего, что не так уж сильно отличало его от тёмных подданных — таких же алчных эгоистов, способных на любой грех во имя личной выгоды.

Притворяться, будто он не такой — очевидная ложь, а врать Дракула никогда не любил. Как не любил он и прятаться, хотя сейчас делал именно это, всё больше понимая, что все те, ради кого он это делал, напрасно пытаясь обуздать себя, этого не заслуживали. Напротив, здесь, в тёмном мире, они сполна заслужили узреть именно тот его облик, который им позволит количество тьмы, что каждый из них в себе носит. И если взгляд его и свет его ауры, обнажая их пороки и тайны, снимет плоть с их костей, то так тому и быть.

С этой новой гранью своей сущности Владу оставалось лишь смириться.

Перестав пытаться отследить потоки энергии и формы, что они принимали, Дракула повёл перед собой ладонью, закручивая осязаемое, отзывчивое его манипуляциям пространство в сингулярность и одновременно с формированием портала воображая конечный пункт назначения. В этом месте ему прежде бывать не доводилось, но чутью дракона этого не требовалось, достаточно было концентрации и оформленного стремления.

Когда портал стабилизировался, Влад сделал уже привычный шаг в невесомую пустоту, поджидающую его подобно терпеливому портье, — и ничто мгновенно обернулось восстающими из мрака очертаниями подземной пещеры. В центре её исходила мелкой рябью водная гладь, потревоженная мощным всплеском энергии, но замкнутый каменными стенами воздух был сух и чист, он не содержал ни грамма испарений; чуткому обонянию он не пах ни сыростью, ни характерной для подобных мест затхлостью. Неразрешимое противоречие с законами природы, аномалия для подлунного мира, для мира тьмы — обыденное явление, наряду с иллюзорно недостроенными зданиями, возводимыми вопреки силе притяжения и здравой архитектуре, с тремя несущими стенами вместо четырех, с отсутствующими дополнительными опорами под кажущимся бесконечно огромными сводами, со сводами, отсутствующими вовсе, но никогда не пропускающими внутрь буйства атмосферы…

Влад давно уже привык ко всему тому, что в начале его пути безжалостно истязало ограниченное человеческое воображение и грозило свести с ума несуществующими формами и явлениями. Привык он и к совершенно иным законам, по которым существовал тёмный мир, материя которого была гораздо гибче и пластичнее. Подобно раскалённому металлу, она легко поддавалась обработке, легко переходила из одного состояния в иное, позволяя творить и разрушать буквально по велению мысли. Но и плата за подобную способность была соответствующей, вовлекая каждого вознамерившегося ею пользоваться в вечную битву собственной воли с подчиняющей волей тьмы. Отсюда закономерно вытекало основное уравнение тёмного бытия — его незыблемый закон: «Чем больше силы жаждет обрести тёмный носитель, тем больше впускает в себя тёмной энергии, тем более властна она над сосудом, над наполняющей его душой, понуждая желать большего». И у этого закона не было крайнего значения, как не было его и у тёмной энергии — только бесконечность, закольцевать которую в вечном двигателе восьмерки сумели очень немногие создания, на определенном этапе своего пути положившие начала высшим демоническим родословным. Чистокровные бесы, в отличие от смертных, обращенных во тьму, рождались физически и ментально устойчивыми к разрушительной энергии и уже способными ею управлять и её преобразовывать для своих нужд. Тела их, за исключением врождённых меток, с использованием сил насильственных изменений не претерпевали и не испытывали физических страданий, толкающих на всё большие безумства и неизбежную потерю контроля. Этакий компромисс, позволивший тьме обретать пусть и неполное, но стабильное физическое воплощение. В границах иной плоскости бытия, не пересекающейся с земной и не создающей угрозу существования миру людей — творению Господню, что на заре созидания всего сущего избрал своим инструментом Свет, однако так и не сумел исключить из уравнения баланса Тьму. В границах весьма условных и непостоянных, как и баланс энергий, находящийся в вечном противостоянии. Чтобы как-то стабилизировать положение и создать своеобразный буфер, что смог бы нивелировать колебания, сделав их менее зависимыми от совершаемых выборов, и был создан Источник.