Часть 33 (1/2)
На руинах в дыму догорает покой,
Это выбрал не ты, но твоею рукой.
Ты же ей обещал вернуться живым,
Но ты ей не сказал, что вернешься
Другим. ©
Лайя сжимала в ладони демоническую фишку, отчаянно пытаясь сосредоточиться: на желании скорее покинуть тёмный мир, на стремлении скорее вернуться в мир покинутый — хоть на чём-нибудь, но, казалось, чем больше усилий она прилагала, тем менее вероятным был успех. Девушку била крупная дрожь: от холода, слабости, сомнений, страха — всего того, чего ещё совсем недавно не было и в помине, даря ложную уверенность, будто все эти слабости прошли… остались там, в прошлой жизни, где она была самым обычным человеком. Но теперь оно вновь грянуло — всё и сразу, придавило неподъёмным грузом, в одночасье лишив сил, сломив волю и… веру.
— Я… Я не могу. Не знаю, что делать, — наконец, призналась Лайя, на Лео взгляд не поднимая.
В свою очередь, тот ни о чём её не спрашивал, не торопил и был, пожалуй, даже слишком терпелив для любого на его месте. Но рано или поздно всякое терпение должно хоть чем-то окупаться, а Бёрнелл не хотела… не могла дать другу ложную надежду. Внутри неё росла убежденность, с каждым мгновением становясь всё сильнее, что её место здесь. Что назад, в мир людей, ей уже не нужно. Её там никто не ждал.
Больше не ждал.
Ведь тот, к кому она стремилась вернуться, с кем стремилась быть рядом, вопреки всему, безраздельно принадлежал тёмному миру.
Ещё какое-то время понаблюдав в надежде, что Лайя заговорит сама, но так этого и не дождавшись, лишь сделав собственные выводы один страшней другого, Лео медленно встал напротив старательно отводящей взгляд девушки и тихо, прилагая поистине титанические усилия, чтобы голос не дрогнул, попросил:
— Лайя, посмотри на меня.
Низко опустив лицо и жмурясь в отчаянной попытке перестать чувствовать всё то, что чувствовала, спрятаться от рвущих её на части противоречий и от самой себя, Лайя лишь отрицательно мотнула головой.
— Посмотри на меня, — голос Нолана по-прежнему был мягок, но в то же время не лишён осторожной настойчивости. — Пожалуйста, Лайя.
Всё так же нехотя, но не в силах противиться просьбе, считая это попросту нечестным в отношении друга, который оказался в подобном буквально подвешенном положении даже не по собственной воле, Лайя сделала, как он просил. Вынужденная встретить в его глазах всё то, что она так не желала и… боялась увидеть.
Едва касаясь, выверенным движением, мужчина обхватил двумя пальцами подбородок девушки и чуть его приподнял, жадно, будто в последний раз, всматриваясь в знакомые, бесконечно любимые им сквозь века черты. На губах Лайи, из алых постепенно становясь коричневато-бурыми, подсыхали на ветру следы крови — это он заметил сразу, ещё издали, но у него не было возможности своевременно заострить на этой пугающе характерной детали внимание. Как и на частой дрожи, что, не переставая, сотрясала девичье тело, на скованности, на излишней бледности лица, которое и без того уже не радовало прежним румянцем…
Происходило неминуемое. С разрывающимся от боли сердцем Лео это понимал. Он это чувствовал. Другой своей сущностью, куда более чуткой, особенно, к темным метаморфозам. И хуже всего, что он ничего… почти ничего не мог поделать, чтобы это остановить.
— Не делай этого, — старательно скрывая собственные эмоции, способные лишь усугубить ситуацию, попросил Нолан, заглядывая девушке в глаза — в эти бездонные омуты цвета горького шоколада, в глубине которых уже сейчас велось кровопролитное сражение не на жизнь, а на смерть. Та исключительно редкая битва, в которую Льву не позволено было вмешиваться. — Не руби сплеча, я тебя умоляю, Ласточка. Ещё есть время. Мы вернёмся и…
— Прав был Аквил, — тихим шепотом прервала Лайя, — когда говорил, что мы лишь в отчаянии пытаемся отсрочить неизбежное, — девушка глубоко, прерывисто вдохнула, в очередной раз пытаясь обуздать зашкаливающие эмоции. — Нет больше времени, Лео. Неважно, сколько мне осталось, у него… его уже нет. Он уже сделал свой выбор. Я это чувствую, я… я будто… вижу… его глазами.
И видения эти, — хаотичные обрывки, не имеющие смысла, не поддающиеся объяснению, — драли сердце Лайи на куски, душу из тела вырывая прочь раньше срока.
Отчаяние липким маревом безумия поглощало разум Лео, толкая его на безрассудно глупые поступки. Его первым, продиктованным инстинктами порывом, было обхватить девичье лицо ладонями и умолять, глядя в родные глаза, убеждать, что есть другой путь, что он… должен быть, несмотря ни на что! И они обязательно его найдут. А если она ему не поверит, то он вопьётся в её губы поцелуем и в последний раз, в последней унизительной надежде её переубедить, будет целовать… целовать, пока она сама не оттолкнет его, не врежет наотмашь по лицу за подобное своеволие. Он хотел бы насильно забрать её отсюда, увести… унести, перекинув через плечо, но… Абсурд его положения начинался с того, что, при всей своей мощи, масштабы которой он сам ещё не осмыслил, в тёмном мире он мог быть или беспринципным карателем, уничтожающим всё на своём пути, или беспомощным никем, подавляющим свою силу, чтобы этим самым карателем не становиться. Уж точно он не был способен управлять материей этого измерения. Из них двоих именно он был заложником положения. В то время как Лайя, напротив, была тем самым тёмным проводником, кто мог вытащить их обоих.
Естественно, она не единственная была на это способна… Лео мог бы попросить любого здешнего обитателя, любому приказать и пригрозить без сожаления отнятой жизнью, чтобы тот вывел его, но он не мог… просто не позволял себе даже представить, как он уйдёт отсюда, а Лайя… останется.
Конечно, он не поцеловал её. Не стал эгоистично умолять сделать выбор, который никогда не приняли бы ни её сердце, ни её душа, другому давно отданные. Вместо этого мужчина лишь порывисто обнял девушку и крепко-крепко к себе прижал, жмурясь от предательского ощущения жжения в уголках глаз и кома в горле, мешающего не только говорить, но даже дышать.
— Пожалуйста, Лайя, мы… я… должен сейчас вернуться, — Нолан ненавидел себя за то, что так и не смог обуздать неуёмный, непомерный эгоизм, позволяя себе непреднамеренно склонить ситуацию в свою сторону, подло играя на чувствах и ничего не делая с отчаянной необходимостью использовать любые возможные средства убеждения, даже самые низкие. — Я давал клятву Богу защищать мир живых! Я клялся… Владу и самому себе защищать тебя! Прошу, не вынуждай меня нарушить эти клятвы! Я не…
Лео продолжал о чём-то пылко говорить, Лайя видела это по быстро шевелящимся губам, но в какой-то момент знакомый, казалось бы, до мельчайших интонаций голос утратил прежнюю чёткость звучания, как будто в один миг они стали друг от друга так же далеки, как далёк северный полюс от южного.
Перед глазами Бёрнелл вспыхивали и гасли в беспорядке картины совсем другой реальности. Не способные достичь её физических органов чувств сквозь плотную завесу между мирами, чужие крики стремительно наполняли её мысли. Страх, непонимание, медленно сменяющееся осознанием, зачатки паники, вспышки боли — чужие эмоции и ощущения захлёстывали её неподготовленный разум, топя в бездонном омуте бесконечного множества чужих сознаний, взывающих к Богу о помощи…
— Лайя! — встревоженно позвал Лео, но голос его на фоне бесконечности голосов других звучал не более, чем далёким затихающим эхо. — Лайя, что с тобой? Что ты видишь? Ответь мне!
«Лайя!» — из какофонии звуков, наперебой стремящихся перекрыть друг друга, вдруг выделился один чёткий голос, обращающийся к ней по имени.
Мельтешащие картины перед глазами Бёрнелл постепенно замедлялись, обретая стабильность. Спустя какое-то время девушка смогла увидеть перед мысленным взором обретшую чёткость, смутно знакомую местность — утопающую во мраке безлунной грозовой ночи кромку старых деревьев центрального парка Лествилла, над которым стремительно закручивалась, опускаясь всё ниже к поверхности, воронка тьмы, неустанно исторгающая из себя слепящие разряды в миллионы вольт.
«Лайя, дай знак, если слышишь меня. Это Сандра. Я никогда не практиковала ничего подобного прежде, так что даже не знаю, слышишь ли ты меня… Где бы ты сейчас ни была, прошу… откликнись!»
Перед глазами всё вдруг померкло на несколько долгих секунд. Лишь синеватые вспышки, озаряющие пространство и виднеющиеся даже сквозь плотно сомкнутые веки, напоминали Лайе о связи двух сознаний, о верности одной души другой…
«Госпожа, умоляю, вы нужны нам. Нужны здесь…»
«Марк!» — ещё один голос обособился от хаоса многоголосия и зазвучал прямым обращением, но уже не к Лайе, хотя и этот зов девушка слышала наравне с тем, к кому он был обращён. — Во имя Творца и принесённой клятвы Ему и друг другу, ты нужен нам!»
«In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. In nomine Leoni Sancti et Homini Sancti…<span class="footnote" id="fn_30222892_0"></span>» — слова молитвы-призыва лились скороговоркой, ввинчивались в мозг, буравили душу непреодолимой жизненной необходимостью ответить. Неспособностью промолчать.
«Amen, frater, — слова появились в голове Лео сами собой, как отклик на верно названный пароль, открывающий ему свободный доступ в коллективное сознание. — In nomine Tauri Sancti<span class="footnote" id="fn_30222892_1"></span>».
В инстинктивной попытке хоть как-то защитить свой разум — заставить их всех смолкнуть, заглушив чужие мысли, Лайя закрыла бы себе ладонями уши, в отчаянии сжимая раскалывающуюся голову, если бы её руки не были судорожно переплетены с руками Лео, за которого она держалась, как за свой единственный якорь, мешающий шторму окончательно её поглотить.
Аналогичным образом Лео держался за Лайю, держал её — мысленно и физически — больше всего на свете боясь отпустить.
— Мы д-должны сейчас вернуться, — процедил мужчина сквозь стиснутые до скрежета зубы, слыша в собственной голове, как осторожный призыв на пробу, поощренный откликом, стремительно превратился в преисполненный уверенности, отчаянный вопль-требование, обращённый, прежде всего, к его сущности зверя. Видения событий, от которых он волей обстоятельств оказался удалён, мешались перед его пронзающим пространство мысленным взором, как карты в руках профессионального крупье. — Что-то… — Лео напряжённо повёл головой, словно это могло бы помочь ему поймать и лучше рассмотреть очередную ускользающую вспышку-видение. — Там что-то… происходит, мы… нужны остальным.
«Нужны-нужны-нужны… Должны-должны-должны…»
Кажется, это было очевидным решением. Всё человечество, миллионы, миллиарды невинных жизней против одной единственной, уже давно безнадёжно пропащей. Лайе же хотелось взвыть в слепом стремлении раз и навсегда исключить сам факт существования подобного выбора, который она просто не могла сделать.
«Госпожа, прошу. Если слышите, отзовитесь», — мысленный голос Сандры обрывался в неуверенности, всё больше наполняясь отчаянием от каждой новой неудавшейся попытки.
Она ведь думала, проблема в ней и почему-то даже не допускала варианта, в котором Лайя сама не хотела отвечать. Но и игнорировать не могла, хотя, в отличие от Лео, по неосмотрительности уже связавшего себя узами телепатии, она ещё имела возможность скрыть свой разум. Имела и нет. Потому как выбор её был лишь иллюзией, щедро дарованной тёмной кровью, что текла в её венах.
«Я… я не умею… этим управлять, — наконец, призналась Лайя в эфир собственных мыслей, тем самым себя выдавая, а под «этим» имея в виду зажатую в ладони демоническую фишку. — Я не знаю, как заставить это работать».
Она не произнесла ни слова вслух, но Лео, кажется, всё равно услышал её, крепче сжав свои руки вокруг её предплечий, аналогичным образом без слов напоминая о своём присутствии, о том, что он сделает всё, от него зависящее, чтобы поддержать, помочь.
«Тёмные артефакты питает энергия стремления, желания», — откликнулась Сандра спустя несколько мгновений молчания, и её мысли, вначале преисполненные тихой радостью от того, что она всё-таки смогла связаться с Лайей, вновь наполнились тревогой, граничащей с безнадежностью. — Если ты этого не хочешь, если твои мысли стремятся к противоположности, ничего не выйдет».
«Нолан! Я слышу эхо твоих мыслей. Хватит отмалчиваться! Где ты? — больше, чем злости от полного неведения, разум Тельца излучал явное, ничем не прикрытое волнение, нехарактерно граничащее с паникой. — Я тебя чувствую. Обоих вас. Значит, вы живы и в сознании. Где бы ни были, возвращайтесь. Если можете, возвращайтесь скорее. Или возвращаться будет некуда».
Чужой голос не прекращал мысленно взывать к ним, и очень скоро под властью его зова и подавляющих сильных эмоций любые другие звуки отодвинулись на второй план, постепенно затихли, а затем и вовсе смолкли. В объединенном — их общем на всех сознании — остались только они. Телец, Лев, Человек и…
…тишина. Немо завывающая ветром, излучающая холод, неизведанная, заставляющая их древние сущности, даже отделённые друг от друга значительным расстоянием и гранью миров, содрогаться в первозданном инстинктивном ужасе всего живого перед неизбежным.
Пустота и брешь в том воображаемом углу восточного предела, откуда дуновением Эвра<span class="footnote" id="fn_30222892_2"></span> над творением Господним должен был смыкаться щит, питаемый энергиями всех четырёх стихий.
Сперва Лео даже не сообразил, что вызвало этот внезапный кратковременный эффект вакуума в мыслях, от которого вниз по позвоночнику прокатилось физически ощутимое, мерзкое чувство, будто чья-то чужая рука гладила его против шерсти, норовя впиться в загривок костлявыми пальцами.
Но стоило ему лишь попытаться понять это странное чувство, воззвав к четвёртому из них, как разум без предупреждения заволокло алой пеленой агонии, вспоровшей глотку криком нестерпимой боли раньше, чем затуманенный, неподготовленный к единению разум смог осознать, что это не его боль, что для него это лишь ментальная проекция чужих ощущений — приливных волн, чередующих короткие вспышки сознания с забвением.
Едва до Лео дошла пугающая истина, как он с глубоким, саднящим горло вдохом распахнул глаза навстречу столь же шокированному взгляду Лайи, с приоткрытых губ которой в один голос с ним слетело одно только имя:
— Иоанн…
Ступор, вызванный отголоском чужих страданий, в конце концов, отступил, сменившись невесть откуда взявшейся, непреодолимой необходимостью воссоединиться, как будто от этого отныне зависели их жизни. Эта, прежде неизведанная или, вернее, давно забытая, но невероятно мощная потребность в один миг начисто затмила все сомнения и личные стремления.
В широко распахнутых глазах Нолана Бёрнелл прочла ровно ту же необходимость, пронзающую дрожью нетерпения, словно током, их тела. И этого мощного обоюдного желания сию секунду оказаться там, а не здесь, магическим образом оказалось достаточно, чтобы беспрерывно сочащаяся волнами энергии фишка, зажатая между их судорожно сцепленными ладонями, расколола окружающее пространство, затянув их обоих в раскрывшийся за долю секунды портал.
Несмотря на то, что всё произошло, казалось бы, мгновенно, какое-то время Лайя трусливо позволяла себе прятаться от происходящего за сомкнутыми веками, опасаясь обнаружить себя посреди необъятного нигде, страшась не найти рядом Лео или столкнуться лицом к лицу со всеобщим осуждением Тетры или армией тёмных.
— Лайя, ты в порядке? — напряженный голос друга заполнил одновременно и мысли, и слух, перекрыв грохочущую на фоне стихию и рёв ураганных ветров, дующих буквально отовсюду, треплющих волосы, одежду, будто норовящих души выдуть прочь из бренных тел.
— Д-да, да я… — ледяной порыв тут же поглотил её слова, заставив поперхнуться сказанным, ливневым дождём прыснув в глаза и вынуждая вновь жмуриться, не успев толком рассмотреть Лео и убедиться, что он рядом и в порядке. Словно его прикосновений и пылающего жара его сущности, прежде усилием подавляемой и лишь теперь проявившейся в полную силу, ей не хватало для убеждения. — Где мы? — прикрывая предплечьем лицо, девушка пыталась осматриваться.
— На нужном континенте и, по всем признакам, даже в нужном городе — это главное! Идём скорее! — сомкнув пальцы на её запястье, прокричал Лео и потянул девушку за собой, почти мгновенно ускоряясь и переходя на бег. Размокшая земля разлеталась брызгами, влажно хлюпала и разъезжалась под их ногами, заставляя Лайю недоумевать, почему бы им просто не взлететь, но с опозданием к ней всё же пришло понимание, поучительно прозвучавшее чужим голосом из воспоминаний:
«Вода мочит шерстяной покров и оперение крыльев. Это значительно ослабляет древних воинов и постепенно делает их совершенно небоеспособными…»
Однако в тёмном мире даже в дождь Лео представлял угрозу, мог перевоплощаться во льва и был ничуть не менее опасен.
— Лео, почему… — но говорить о чём-то на бегу было крайне проблематично. Лайя поперхнулась словами, так и не задав вопроса, предпочтя продолжить молча прослеживать взглядом проносящиеся на скорости мимо них деревья и кусты, хлещущие ветвями по коже, но всё больше как будто ласково глядящие и в награду за свою «ласку» лишь с хрустом обламывающиеся об их тела.
«Потому что как и всё в тёмном мире, дождь там — порождение тёмной энергии. Мы созданы для того, чтобы ей противостоять. В привычном же, человеческом мире, дождь — это…»
Мысли Лео вдруг стихли, будто он резко передумал продолжать, и как Лайя ни пыталась «прочесть» или хотя бы домыслить вероятную концовку, у неё это не получалось.
А дождь лил стеной, совместно со вспышками молний норовя ослепить, но Лайя всего этого будто не замечала. Вода нещадно хлестала о тело, пропитывая одежду, давно потерявшую способность впитывать, но вместо того, чтобы причинять дискомфорт, вселяя чувство бессилия перед необузданной стихией, она непостижимым образом будто восстанавливала её силы. Попадая на кожу, она не пронизывала холодом, а капля за каплей обволакивала, словно растворяя слабость, смывая все следы пребывания в тёмном мире, тянущиеся за девушкой шлейфом из неподъемного груза подавленной вины, ответственности, посланной в прямом смысле слова к чертям, и предчувствия скорой неизбежной расплаты за свою расточительную щедрость.
Вода будто питала её, утоляя жажду и голод, которых она не ощущала вот уже почти двое суток.
Заманчивое предположение, но, ненадолго дав волю фантазии, в конце концов, Лайя не позволяла себе обмануться мимолетным чувством лёгкости и свободы, которые вполне могли быть лишь отчаянной попыткой её разума защититься от уже произошедших и неизбежных грядущих потрясений. Попыткой истерзанного сознания провернуть знакомый психологический трюк: после тяжёлого дня принять душ, вообразив, будто вода, омывая уставшее тело, уносит с собой в водосток все тревоги и проблемы. Всего лишь трюк, обманка, побег от реальности, которая никуда не денется и неизбежно настигнет.