Часть 29 (2/2)

— Ты ж посмотри… Что он себе возомнил?

— Как только посмел?

— Как она… посмела?

Слеталось к их обоюдно чуткому слуху со всех сторон, хлеща словно плетьми.

— А дерзости тебе, Дракула, не занимать даже перед ликом Господа! — общий гвалт и возмущение разом перекрыл один голос не громче шёпота, но мощнее любого молчания.

Закованную в чёрное фигуру Аквила даже видно было с переменным успехом на фоне мелькающих силуэтов чужих голов, но слова его будто вонзались в головы вместе с ментальным отголоском его давящей воли, требующей незамедлительно покинуть святую землю.

Не ступая ни шагу дальше порога, Влад поднял свободную руку к губам и едва слышно кашлянул в кулак, словно поперхнулся, а Лайя в это время поймала себя на мысли, что видит и слышит подобное в первый раз с момента встречи с ним. Прежде ещё ни разу он не зевал, не чихал, не кашлял и вообще не подавал общечеловеческих признаков плохого самочувствия, если не считать порой нездоровой бледности и излишне тёмных теней под глазами.

— Что ты здесь делаешь? — неизвестно, как и когда успевший пробраться к ним из первого ряда Лео выскользнул из расступившейся перед ним толпы и подскочил к Владу с другой от Лайи стороны, воззрившись на обоих с вопросом и ничуть нескрываемым негодованием, которое в любых других обстоятельствах Лайя восприняла бы как открытую враждебность. — Сейчас вообще не время для тебя проявлять учтивую солидарность… — сквозь зубы на грани слышимости цедил Лео Владу почти в самое ухо. — Лайя… — Нолан бросил укоризненный взгляд и в сторону девушки.

Но не успела Бёрнелл поставить распоясавшегося друга на место, как от единого тёмного облака толпы отделились ещё силуэты, облаченные в чёрное. Однако подходить вплотную, как это сделал Лео, они не спешили, даже с учётом сильно ограниченного пространства предпочитая сохранять дистанцию.

Две женских фигуры. Одна мужская.

— Господин, — полушёпотом произнесли в один голос все трое и синхронно, едва заметно, но однозначно в своём намерении склонили головы. — Госпожа.

Влад прервал их таким же, едва заметным, но однозначным движением ладони, взглядом выказав неодобрение.

— В этих стенах, — его голос звучал уверенно и ровно, хоть и не громче самого низкого шёпота, выражая мягкое, но очевидное требование, за которым скрывался выговор за опрометчивый поступок. — Лишь один Господин, — его помутнившийся, но по-прежнему достаточно вменяемый взгляд прошёлся по периметру часовни, поверх голов собравшихся, чтобы, в конце концов, остановиться поочерёдно на лицах Сандры, Илинки и Валентина. — И лишь ему вы вольны поклоняться. Если считаете это уместным.

— Простите нас, — выразила общую на троих мысль обескураженная Сандра, и её виновато-взволнованный взгляд скользнул от Влада к Лайе, молча задавая всё тот же, единый, очевидно, для всех собравшихся вопрос.

— Это не солидарность, а вынужденная необходимость, — по-прежнему ровным, сдержанным полушёпотом ответил Влад, обращаясь взглядом к Лео. — И я не думаю, что на выяснение подробностей здесь и сейчас уместно тратить время. Просто делайте, что должно. Так, как должно.

Ненавязчивым, и всё же явным в своём намерении движением Влад высвободил свою руку из-под руки Лайи, отступая от неё на шаг назад.

Бёрнелл осталось только беспомощно скользнуть взглядом по его лицу, за мгновение превратившемуся в гипсовую маску, замуровавшую за собой все эмоции и чувства, в том числе и боль.

Из всего этого молчаливого представления Нолан оперативно понял для себя одно: чем меньше они будут стоять и смотреть друг на друга в попытке добиться внятных объяснений, которых, как ясно выразился Дракула, не последует, тем быстрее вся эта церемониальная пляска на костях закончится.

— Что ж… тебе лучше знать, — он коротко кивнул Владу. — Идём, Лайя… — для ускорения процесса и уменьшения риска потеряться в столпотворении, Лео положил руку девушке на плечо, направляя, попутно оценивая её одежду и в очередной раз внутренне поражаясь, какие подробности, вплоть до самых незначительных деталей были ведомы Ноэ. Ему самому — как будто не было других забот — пришлось поругаться с одним из членов Ордена, приставленных к нему в камердинеры с целью подготовить «юного царя» к обряду и непременно навесить на него все эти сектантские тряпки и атрибуты.

Будто медальон льва, принадлежащий ему с раннего детства и редко когда покидающий его шею, недостаточно обозначал его родопринадлежность и титул.

Словно читая его мысли и, вероятно, сама того не замечая, Лайя коснулась золотой броши с символом своего рода. Лео, копируя жест, коснулся своей, скрепляющей под горлом мантию, изображающей астрономический символ Марса[1] в обрамлении ангельских крыльев.

— Твой отец, конечно, настаивал на том, чтобы я сперва отвёл тебя к магистру твоего рода, дабы тот прочёл тебе долгую и нудную лекцию о тебе же самой, но я осмелился предположить, что ты и без чужих указаний знаешь вполне достаточно и одета более чем подобающе, чтобы не тратить на это время.

— Я не знаю ровным счётом ничего о том, как провожать умерших в их последний путь, — призналась Лайя. — Так, чтобы никто там… по ту сторону мира живых не спутал их душам безопасный пусть к Свету или… тому, что их ожидает за пределом, — взгляд девушки скользнул по виднеющемуся впереди изножью гроба, и она сглотнула, силой воли заставляя себя не останавливаться. — Но времени у нас и, правда, нет, — Лайя поднялась вслед за Лео на небольшой постамент вдоль иконостаса, где с момента её последнего пребывания в часовне успели появиться центральные иконы Христианства, включая, среди прочих, те самые четыре, с изображением восседающих на тронах апостолов. Святого Марка с ликом крылатого льва за плечами, Иоанна — с орлом, Луки — с крылатым быком и… Матфея. С ликом ангела за его спиной[2].

С ликом, бесполым и женоподобным, более всего напоминающим девичье лицо.

Не отдавая отчёта своим действиям, ведомая зовом сердца и неясными проблесками давно исчезнувших воспоминаний, Лайя замерла напротив именно этой иконы и, как завороженная, потянулась к ней рукой, пальцами касаясь образа… Не своего — мужского, за чьим плечом… она стояла.

— אַבא… Аба… <span class="footnote" id="fn_29424791_0"></span>

Лайя не знала языка, на котором вдруг заговорила, но откуда-то была уверена, что символы, начертанные на иконе, принадлежат ему же, как и те иероглифы, которыми оказалось испещрено копьё, представшее её глазам в кровавых лучах заката.

— Что это за язык? — она спросила одними губами, ощущая присутствие Аквила за своей спиной.

— Древнееврейский, — прозвучал на удивление незамедлительный ответ. — Далёкий предшественник нынешнего иврита. Знаком?

Лайя покосилась через плечо на его облачённую в чёрную мантию фигуру, внахлест скрепленную на груди золотой брошью с символом Сатурна[3], больше напоминающим рукописную маленькую «h» латинского алфавита.

— Это не имеет отношения к тому, зачем мы здесь собрались, — отрезала Бёрнелл, тем самым спеша закрыть по неосторожности поднятую тему, хотя в голове её уже крутилась раскладка знаков, а зоркий взгляд скользил по памятным особенностям архитектуры часовни, ища оставленные подсказки.

Да, не место и не время было сейчас этим заниматься, но другого шанса у неё могло вовсе не быть.

Подошедший Лео подал ей свечу, и Лайя машинально попыталась её зажечь от уже горевшей свечи друга, который встретил её попытку озорным блеском предвкушения в глазах, после чего легко повёл ладонью над её свечой, совсем как Ноэ с его бесовскими фокусами, — и тоненький фитиль зажегся крошечным, но необычайно ярким огоньком, точь-в-точь совпадающим по цвету со свечением ауры Лео в его зверином обличии.

На мгновение забыв обо всем на свете, Бёрнелл вскинула на Нолана удивленный-непонимающий взгляд, на что тот лишь неопределенно пожал плечами и, склонившись к её уху, одними губами шепнул:

— Каждому из нас иная ипостась дарит свои таланты. Тебе рукокрылые повинуются, а мне — огонь. Не в таких масштабах, конечно…

— Это не имеет отношения к тому, зачем мы здесь собрались, — не преминул вернуть недавно брошенную в его адрес фразу Аквил. — Секреты своего рода ты и позже выболтать успеешь, Нолан. А сейчас, сделай одолжение, прояви уважение к умершим…

«…раз дружку твоему таковое априори неведомо».

Голова Дракулы раскалывалась от звучащих в ней голосов, прежде ему недоступных, и как ни пытался он не слушать и не слышать, казалось, гораздо проще было заставить весь тёмный мир умолкнуть, чем исторгнуть их мысли из своей головы. Не здесь, не сейчас. Не когда кровь, память и энергетика места, вопреки диаметрально различной природе, сплавляли их всех в единое целое, как игла безумного хирурга, часть за частью кроящего из разрозненных кусков противоестественное чудище.

— Владыка… — мечущийся рядом Валентин, изначально пришедший сюда явно не затем, чтобы вот так сторожить своего хозяина, предпринял очередную попытку то ли его поддержать, то завести разговор на беспокоящую его тему, то ли просто… создать столь необходимую ему иллюзию небездействия в ситуации, когда фактически он не мог сделать ничего.

Привычным и понятным всем, кого он допускал к себе близко на протяжении достаточного периода времени жестом Дракула остановил его неопределенные попытки, поднял на него взгляд и спокойным шёпотом заговорил, зная, что непременно будет услышан.

— За осквернение святой могилы ты виновен не передо мной и не мне с тебя взыскивать. А если ты боишься моего гнева… — Влад качнул головой. — Его не последует, supusul meu credincios <span class="footnote" id="fn_29424791_1"></span>. Мне помощь не нужна. Ступай. Даже если среди мёртвых сегодня нет дорогих тебе, это не значит, что тебе не по ком скорбеть и не для кого зажечь памятную свечу.

С умело подавленным и всё же не оставшимся для Влада незамеченным стремлением поклониться, Валентин растворился в толпе следом за сёстрами, которым помог добраться сюда целыми и невредимыми ценой нарушенного прямого приказа. Чего обычно Дракула не прощал.

Но не всё абсолютно.

Даже если потом ему придётся объяснять это перед другими, ждущими его милости, которую, вернее всего, он им не окажет.

Ничто не абсолютно.

Но исключения редки.

Сделав очередной, осколками царапающий горло вдох и отшагнув ещё сильнее назад с намерением опереться о стену, Влад вдруг заметил покрытую портьерой, ещё недавно скрывающей центральный витраж, а теперь небрежно брошенной, широкую лаву, задвинутую почти в самый угол с целью максимально освободить место. Не думая о том, что так ему станет легче или что он станет незаметнее для осуждающих взглядов, но лишь идя на поводу воспоминаний своего далёкого, безвозвратно ушедшего и вытравленного из памяти, души и сердца христианского прошлого, Дракула откинул портьеру и сел на лаву, сцепив перед собой ладони в жесте, напоминающем забытый молитвенный.

Молитву он, конечно же, читать не собирался, с этим прекрасно справятся более достойные кандидаты, чей глас, вернее всего, будет услышан, а не направлен в пустоту. Нет, если Влад и планировал кого-то дозваться, то уж явно не Бога. Скорее, его самого услужливого и прилежного секретаря…

«Иоанн, — он воззвал в мыслях по имени, что всегда увеличивало шанс быть услышанным. — Алан, если этот вариант тебе привычнее. Если ты готов пронзать копьём, которое так желаешь заполучить в достойные руки, всех тех, кто совсем недавно отдал свои жизни в защиту твоего венца и Света, если ты воистину готов сразиться с истинным злом во плоти твоих же верных подданных, я отдам тебе копьё и покину часовню. Чтобы ты продолжил доблестно исполнять свой священный долг прямо в Его обители…»

«Как хватает у тебя… духу лезть в мою голову?! Сейчас?»

«Когда звучит в ней к Нему… обращение? За их упокой? Или моё наказание? Впрочем… и с тем, и с другим я охотно вам помогу, — Влад глубоко вдохнул носом душный воздух, старательно вытягивая из глубин памяти осознанно забытые столетия назад слова:

— Благослови, владыка… Души раб твоих, Спаситель, упокой…

Фимиам курился над кадильницей в руке священника, голоса сливались воедино, усиливая друг друга. Беззвучный же шёпот Дракулы, не слышный никому и не принадлежащий общему многоголосию, порождал звуковые волны, которые, как и малейший, издаваемый им звук, подхватывали летучие мыши, распространяя волнами между собой и тем самым создавая снаружи вокруг часовни невидимый для смертных и непреодолимый для тёмных барьер, первоначально сотканный из его сдерживающей власти, но подпитываемый коллективной энергией четверых.

«И снова ты старательно плюёшь в колодец, из которого пьёшь… мой восхитительно двуличный принц».

Влад изначально закрыл глаза, чтобы не видеть, как в дрожащем воздухе от горящих свечей неизбежно ломалось и без того нестабильное пространство. Но даже если бы он позволил себе на это смотреть, желая видеть в подробностях, как трансформируется действительность и практически неуловимо меняется окружение, то вряд ли бы многое заметил. Всё это не было реально и физически осязаемо. Не в том понимании, в котором принято об этом говорить. Всё это происходило в пространствах за плоскостью бытия, где привычные время и расстояние не подчинялись известным законам, где разум мог быть вовлечен в битву воли отдельно от тела…

— Однажды Свет остался глух к твоим мольбам, князь, и ты обратил свой взор и помыслы во Тьму. Но теперь, стоило Свету поманить, бросив тебе обглоданную кость, как ты сие мгновение стремишься перевоплотиться в цирковую зверушку и сплясать под дудку дрессировщика. Хотя тот и побивает тебя плетью за старания…

— До тех пор, пока это доставляет тебе удовольствие большее, нежели попытки набить проклятыми душами мёртвые тела, — ориентируя себя в постепенно оформляющемся из сплошного непроглядного мрака пространстве, неизбежно приходя при этом к пониманию, где именно находится, Влад медленно обернулся на голос, — к твоим услугам, — процедил он сквозь зубы, движением головы выдав подобие поклона.

— Как, собственно, и предполагалось с самого начала: ты… к моим услугам, князь, — знакомая фигура в чёрном без лица раскинула в стороны руки, подражая жесту радушного приветствия. — Мы снова здесь. Пришли к тому, от чего ты бежал без оглядки последние шесть сотен лет.

У него не было лица, которое могло бы указать направление взгляда, но, ощущая неразрывную связь с ним, Влад знал, на чем акцентировалось его внимание. На окружении, месте, где они находились. Где всё когда-то началось… В капсуле в пространстве и времени где-то между мирами, где за прошедшие шестьсот лет не изменил своего положения ни один атом. Те же застывшие в вечности храмовые стены, тот же полуразрушенный алтарь и вечный огонь множества никогда не сгорающих свечей, неизбежно сливающийся в единое, опаляющее жаром адское пламя.

— …Правда, теперь, столь многое узнав, в том числе и о самом себе, ты вернулся не просить, — фигура умолкла, выдерживая необходимую паузу. — И твоя гордость ныне мне понятна. Однако ты по-прежнему должен мне за предыдущую услугу. Ужели пришёл вернуть долг, мой принц?

Дракула сглотнул, без надобности, на рефлексе, усилием гася в себе накатывающую волну бессмысленного гнева.

— Её душу ты не получил бы, даже сумев подчинить меня настолько, что я сам согласился бы добыть её для тебя. Мы с тобой оба принадлежим Тьме, а она — Свету, и это делает мой долг вовеки веков неоплатным.

— О, об этом не беспокойся, мой юный недруг. О светлой душе я отныне буду говорить лишь непосредственно с её владелицей…

— Ты не посмеешь!.. — перебил Влад, угрожающе рыча, на что его оппонент, казалось, совершенно не обратил внимания, продолжив ровным голосом:

— …В тебе же есть то, временно тобою позаимствованное, а мною щедро тебе дарованное и тобою же приумноженное, что по праву принадлежит мне. Твои враги, их дети, внуки и праправнуки давно повержены, народ, во спасение которого ты просил, давно сгинул, твоего княжества не существует на карте мира… Сила, что до сих пор плещется в твоих жилах, давно перестала быть тебе полезна, и ты грезишь от неё избавиться, всё чаще обращая свои чаяния в противоположную сторону, — фигура сделала бесшумный в своей бестелесности, парящий шаг на сближение. — Но она безответна, а я щедро готов предоставить тебе эту возможность.

— Мне ничего от тебя не нужно, — категорично пресёк Дракула.

В тот же миг, едва слова слетели с его губ, волна ярости выбила из-под его ног опору, мощным ударом невидимой силы отшвырнув его в сторону. Сосредоточение мрака, которым стала потерявшая последние намеки на чёткие очертания фигура — его заклятый враг приблизился к нему почти… почти вплотную, но всё ещё не в полный контакт, бессильный преодолеть мощь единства, что существовала между ними.

— Не смей мне врать, мальчишка! — его голос прогремел набатом у Дракулы в голове, своей давящей силой забираясь под кожу и мышцы, в кости, в каждую клетку его давным-давно должной истлеть плоти. — Тот факт, что я не могу тебя коснуться, чтобы исполнить старую угрозу вспороть тебя от живота до горла, не даёт тебе права надеяться, что я не знаю способа пытать тебя иначе. Не стану скрывать, это будет тяжкое борение в том числе и для меня, но каждый миг его будет медленно, капля за каплей, лишать тебя энергии. И так до тех пор, пока от тебя не останется лишь твоя никчемная душонка — разложившийся, непригодный в пищу огрызок, который я выплюну и растопчу.

— Что ж ты медлишь?.. — прохрипел Влад, теперь открыто провоцируя исполнить угрозу, потому что больше не видел и не хотел видеть иного раунда этого бесконечного противостояния между ними.

Но чернота перед его лицом, не имеющая плотских очертаний, лишь зашлась хриплым, лающим смехом.

— Потому что, говорю тебе, я вижу тебя насквозь. И знаю, что то, что тебя терзает, причиняет тебе страдания, многим большие, чем я когда-либо смогу заставить тебя испытать. Это меня крайне забавляет, мой принц, ведь ты сам себе беспринципный судья, неподкупный каратель и лишённый милосердия палач. И ты бы молил меня на коленях избавить тебя от этих незавидных должностей, если бы тебе это позволяла твоя гордыня и данная самому себе внутренняя установка не слушать моих предложений, какими бы заманчивыми они ни казались.

Без малейшей возможности прикосновения, слова били точнее и больнее любых физических ударов, как может бить лишь одно оружие, единое в своей летальной силе на все миры и измерения, — правда.

— Кто-то видит в тебе короля… мессию. Кто-то даже готов пожертвовать своим безбедным существованием во имя твоего царствования. Но видели бы они, как на самом деле ты жалок и слаб. У тебя не хватает силы воли даже на то, чтобы унять своих собственных бесов… В тёмном мире их легионы — несметные полчища, которые поглотят тебя без остатка, стоит тебе только заикнуться о престолонаследии. И ты сам прекрасно это понимаешь.

Давящая мощь ослабла, окружающий мрак развеялся, но стены адского святилища остались непоколебимыми, что означало незаконченность аудиенции. Это была лишь передышка, время обдумать сказанное…

— Понимаю, — признал Дракула, и с его стороны это почти означало белый флаг, без борьбы отдающий победу врагу. — Иначе бы разговор между нами вёлся на равных. Но пока лишь в одном мы равны: то, о чём я мог бы тебя попросить, ты не исполнишь, как и я не дам тебе то, чего ты желаешь.

— И чего же, по-твоему, я желаю? — фигура вновь зашлась смехом, но на этот раз более искренним, нежели злым. — Вступить в сомн зверинца и повязать себя с Орденом? Вздор! Сила зверя мне не нужна, даже если бы в твоей власти было ею распоряжаться, — он помолчал, сохраняя интригу или дожидаясь наводящих вопросов, но Влад не собирался ему потакать, поэтому скоро он продолжил сам: — Что до моих возможностей исполнить твои желания… Ты, в общем-то, и сам прекрасно знаешь, что хочешь слишком многого. Но ты мог бы понизить планку, и мы могли бы найти компромисс.

— Никогда, — отсёк Дракула.

— Иного я от тебя не ждал. Но будь любезен задуматься: какие ещё альтернативы у тебя есть? Есть ли хоть какие-нибудь? Или ты надеешься, что тебе их вдруг предложит кто-то из великих венценосцев? — голос был преисполнен уверенного спокойствия, которое мог себе позволить лишь полноправный хозяин ситуации. — Единственная альтернатива, какую они выработали за тысячелетия, была пущена по ветру лёгкой рукой того придворного шута, прельстившегося твоей харизмой. Ноэ, кажется… Но да не важно. Потому что теперь у тебя снова, как в былые времена, мой принц, есть всего три… а, точнее, уже два дня. Не твоих на этот раз — её — и это то, что не даёт тебе покоя.

— Она не заключала с тобой сделки! Она не выбирала…

— О, случись оно так, со мной было бы куда проще договориться! Но ей ответ держать перед… сущностью, гораздо более принципиальной и категоричной. Свой выбор ей сделать придётся. И любой из них сводит тебя с ума, не так ли?

— Меня тешит то, что ты не имеешь к этому отношения! — холодно ответил Дракула, хотя нутро его корчилось в агонии, что лишь сильнее ослабляло его перед лицом врага, который… не лгал, твердя, что видит его насквозь.

— Мальчик мой… Если бы в тебе была хоть капля веры, что тот, кто имеет к твоей возлюбленной самое прямое отношение, милосерднее меня, мы бы с тобой никогда не встретились. Но вот мы уже во второй раз стоим друг перед другом. И теперь я буду с тобой честен хотя бы потому, что на этот раз ты почуешь мою ложь так же чутко, как и я — твою. Да, я заберу её душу — это неизбежно. Но душа не единственное, что делает её ею и заставляет тебя её любить. Душа не неотъемлемый компонент бытия, об этом тебе тоже прекрасно известно на наглядном примере твоего прихвостня-беса. Я также заберу назад часть моей силы, что заключена в тебе, но верну тебе то, о чём ты грезишь неусыпно. Ты станешь вновь человеком, проживешь смертную жизнь со своей возлюбленной, после чего вы оба получите заслуженный шанс умереть. Навсегда. Без продолжения. Без обязательств, без необходимости держать ответ перед какой-либо из сторон. В один момент вас просто не станет.

— Небытие? — односложно резюмировал Дракула.

— А ты хочешь иного? — в голосе прозвучало неподдельное удивление. — После всего, о чём знаешь? В любом случае, я не жду ответа сейчас. У тебя есть два дня на рассмотрение других вариантов. По их истечении я приду к тебе за ответом.

Окружение неприятно дрогнуло, на мгновение сместившись куда-то за фокус взгляда, а слух тут же наводнил болезненный фоновый шум из множества далёких, одновременно звучащих голосов.

«До скорой встречи, мой принц».

Невыносимое в своей совокупности смешение тяжёлых ароматов ударило по обонятельным рецепторам, как нашатырь, эффекта которого Дракула на себе никогда не испытывал. Фоновый гул стал отдаваться пульсирующей болью в затылке и висках, а правая ладонь с серебряной печатью горела, словно объятая пламенем.

У Влада, даже с учетом таких вот «блужданий» его разума по астральным измерениям, всё ещё не было провалов в памяти или проблем с ориентацией в пространстве физического мира. Он помнил и осознавал, где находился, но понимание это по обыкновению облегчения не приносило.

Людской поток, стремящийся к дверям, их хаотичные мысли, отголоски негативных эмоций и всепоглощающего чувства скорби… неизбежно разбивающегося, в конце концов, о принятие факта, который ничто не способно изменить. Мёртвые — мертвы. И они не воскреснут, самими собой не воскреснут, а боль от их потери не заполнят никакие молитвы, никакое тайное знание о существовании Бога-Творца, иных миров и иных плоскостей бытия, помимо привычного всем земного.

Слух Дракулы стремились атаковать звуковые высокочастотные волны от летучих мышей, обещающие подарить облегчение, как только он переступит порог, но, вопреки инстинктивному желанию и здравой необходимости покинуть святую обитель, Влад делал с точностью до наоборот. Он шёл в противоположном толпе направлении, не наружу, а внутрь, ещё ближе ко всему тому, от чего некогда сознательно отрёкся, к тем, чьей милости зарёкся просить.

По проходу вдоль западной стены львы уносили последний гроб с опущенной крышкой. У иконостаса догорали свечи. Их огонь, питаемый энергией стихии и благословенной аурой, практически ослеплял Дракулу, воздух душил его, сама земля гнала прочь… и лишь вода, лишь она одна не стремилась прогнать нежеланного прихожанина. Наверное, если бы Лайя осознавала свою полноправную власть над стихией жизни так же, как остальные, если бы она прямо сейчас сделала свой выбор в пользу Света, вода, наверное, даже могла бы подарить Владу облегчение. Но пока она просто… не проявляла немилости. И этого было достаточно.

Поглощенная осмотром наконец-то опустевшей часовни, Сандра не сразу обратила внимание на то, что что-то изменилось в потоках энергии, пока мощное чувство опасности не отвесило ей звонкую пощечину, заставив отвлечься от начертанных на полу линий и порывисто обернуться…

То, что она увидела, заставило её человеческое естество сжаться в неконтролируемом ужасе и отпрянуть, одновременно в панике выискивая взглядом Лайю, или Лео, или…

Их не нужно было искать… Или звать. Они никуда не уходили и уже обратили внимание — все четверо, и теперь все видели то же, что она, Илинка и все те немногие, кому не повезло вовремя покинуть часовню.

— Влад! — Лайя единственная бросилась к нему, а не от него, что велел сделать инстинкт выживания каждому без исключения при одном мимолетном взгляде… в эти глаза. — Не подходите. Не подходите к нему! Назад!

Его глаза… Таких Сандра прежде ещё не видела, ни в нынешней жизни, ни в прошлой. Влажно поблескивающие, подёрнутые плёнкой, что как губка вбирала в себя и мгновенно же отражала свет свечей. И были это не алые глаза вампира с радиальной россыпью вен вокруг, не затопленные вышедшей из-под контроля тьмой чёрные, даже не обманывающие своей безобидностью человеческие… Это были глаза ослеплённого безумием и болью зверя немыслимой породы, которого слишком долго держали в клетке.

— Asta este adevărat…<span class="footnote" id="fn_29424791_2"></span> — потрясенно прошептал где-то рядом Валентин, и Сандра ощутила его руки на своих плечах, стремящиеся оттащить её подальше, хотя это и не было нужно — инстинктивное оцепенение, вызванное глубинным страхом, не позволило бы ей ступить и шагу, даже если бы от её вмешательства могла быть реальная польза. — Dracul… Nu diavolul, ci fiul balaurului…<span class="footnote" id="fn_29424791_3"></span>