Часть 13. Семья, хитяры и гримерки. (2/2)
Страдаешь, если осознаёшь
Страдаю я, а ты сидишь напротив
Песня действительно про Кобру. Как будто про что-то такое, что он прячет глубоко внутри под всеми этими масками и замками от непрошеных гостей. В песне раскрывается, в его голосе слышно, в дрожи легкой. Или актёр такой хороший, или правда болит.
О сколько мощи и власти в тебе
Мои попытки совладать тщетны
И это ты гуляла в снах моих по воде
И это без тебя было бы легче
Себя не трогай, не вздумай, не смей
Мы разговаривать будем vis-à-vis
Поверь, достану и оттуда, поверь
Болит. Голос на строчках срывается, дрожит, Кобра против воли закрывает глаза и
— Ты же должна меня рвать, так живи и
Рви меня изнутри!
Бесцеремонно, резко и жёстко!
Не будь такой, как подруги твои
Ты же умна, цитируешь Бродского
Рви! Меня разрывай!
Без жалости и без пощады!
Разрушь мой разум и кости сломай
Пока звучат мои серенады!
Проигрыш. Почти конец песни. Не без косяков, но стараются сейчас смотреть на то, как звучит целая композиция, а не отдельные люди. На последних нотах у Кобры крутейшая импровизация, он поднимается из-за барабанов и буквально выкрикивает последние строки.
— Рви!
Рви!
Рви!
Рви!
Звучат последние аккорды. Артём создаёт импровизированный звук музыкальной шкатулки, а потом звон стекла, и музыка затихает. Ребята еще пару секунд стоят молча, словно в экстазе после исполнения, а потом вместе выдыхают.
— Это ваще крутяк, ребята. Отбросить косяки, и мы без шуток такими темпами скоро записываться пойдём, — делится впечатлением Валя. Кобра всё еще тяжело дышит, сидя за установкой. Вымотался. Решают взять небольшой перекур, для всех словесный, для Белуги буквальный. В этот раз курить она уходит на балкон, нечаянно затягивая с собой и Артёма.
— Ты тоже курить? — она оборачивается к Стрельникову, протягивая пачку. Сама уже в зубах держит сигарету, готовится к двухминутному кайфу.
— Нет, я… — Артём совсем уж потерялся.
— Чё с тобой, дружище? — Валя хмурится. — Ты какой-то окисленный в последнее время, как селедка тухлая. Давай, взбодрись, амиго, у нас альбом пишется, хистори оф рок, ю ноу?
— Нет, всё в порядке, я просто… Вот…
Он протягивает ей два исписанных листа. Белуга поджигает сигарету, забирает его рукопись и падает на табуретку около окна. Всё то время, пока она курит, взгляд сосредоточенно бегает по строчкам. В конце сигарета едва сама не выпадает из приоткрытых губ. Про курение она забывает.
— Охренеть, — выдыхает Валя. — Ну ты тихушник, блин, нарыл себе где-то музу. Ты че, реально сам это написал?
— Сам, — кивает Тёма, присаживаясь рядом. — Только я с музыкой не уверен…
— Так, ты это, главное, больше никому не показывай, — она прижимает листы к груди Артёма, а сама поднимается с места. — Мы с тобой отдельно это отрепетируем, окей?
— Правда? Мы будем это петь? — глаза Стрельникова загорелись надеждой.
— Ты. Ты будешь петь, Тёмыч. На гитаре лабать умеешь?
— Ну, на обычной только, ну…
— Ладно, разберемся по ходу. А с музыкой я помогу, не парься. Вот и еще одна хитяра. Лирическая. Стрельников, ты голова!
С песней Вали вышло сложнее и накладнее. Там инструментал дикий, и ваще какой-то коллапс. Только час ушел на то, чтобы подогнать друг под друга партии и сыграть более-менее без косяков. А когда всё было относительно в норме, Валя запела.
— Одна идеальна
Другая не очень
Третья порочна
В целом их много
В карманах у Бога.
Одна недотрога
Третья убога
А эта нормальна.
А мне одиноко…
Валя не старалась вытягивать голос. Пела так, как пелось, голос подрагивал, искажался, придавая песне эмоциональность и окраску. На втором куплете голос сорвался, и надрыв слышался на протяжении всего куплета.
— Ты не идеальна
Хотя что я знаю
Об идеалах
Замыленным оком
В мутные окна
Глядя на разных
Я вспоминаю
Тебя и ужасно
Мне одиноко…
Мне одиноко…
Мне одиноко…
Валя обожала за это рок. Только тут можно быть настоящей без приукрасов и примесей. Ей так осточертела работа в «Креветке», так хотелось снова дышать полной грудью и не переживать ни о чём, кроме любимой группы. Оставалось пережить завтрашний вечер каверов, и всё у них будет супер.
***
Вечер пережили. Отыграли, напелись вдоволь, был даже дуэтик у них один с каким-то не очень крутым и известным чуваком, но публика осталась довольна. Валю, конечно, со сцены никто не отпустил, и она продолжила исполнять песню за песней, а вот Кобра, Ева и Артём предпочли дождаться её в гримерке. Кобра просто попсу не любил, Артём снова в зале отца увидел, а Ева… Ну, с Евой всё понятно.
Оказавшись в относительной тишине, Стрельников падает на диван и поправляет очки. На душе совсем паршиво и тяжело. Дома не был уже месяц почти, папу с мамой видеть не хотел, а тут ещё и это… Конечно, все эти ступоры не просто так, раньше у Артёма такого никогда не было. Он бандитник, какие зависания к чёртовой бабушке? Но тут устоять просто невозможно. Когда он, такой красивый и соблазнительный, проходит мимо или пытается с ним заговорить, Стрельников теряется. Никогда у него ничего подобного не было.
— Хорошо отыграли, да? — а вот и он, легок на помине. Кобра садится рядом, раскидывает руки на спинке дивана и смотрит на Тёму своим хитрющим взглядом. — Ты опять какой-то потерянный, чудо-мальчик, у тебя точно всё хорошо?
Глазами мигает, гипнотизирует как будто. Может, он у этого гипнотизера уроки брал?
На его вопрос Тёма молчит. Не скажешь же, что у него папа бандитник, а мать путана. Мать пропала когда-то из его жизни, он скучал, скучал, а когда у папы любовница молодая появилась и мать вернулась, больше всего на свете пожелал её больше никогда не видеть.
— Ну-у, прелесть, — Кобра щекочет своим когтистым пальцем его подбородок. — Давай, я не кусаюсь.
И вываливает. Всё. И про папу бандитника, и про мать путану, и про то, что она пропала, и про то, как ждал, и про молодую любовницу, и про то, как теперь ненавидит мать.
— Она всем жизни портит. Не только папке и мне, но вообще всем, — не смотрит на Кобру, страшно реакцию увидеть. Опускает голову, кулаки сжимает. — Как проклятье какое-то, так хорошо жили без неё. Я всегда думал, то мамка с папкой сойдутся, и мне больше ничего не надо. А теперь дома не появляюсь и отца избегаю. Как он мог её после всего этого простить?
Кобра молчит. Не двигается, кажется, и это правда страшно. Что там у него на другой половине дивана происходит? Какие мысли варятся в цилиндрике его? Загадочный весь такой, красивишный, но никто не знает, о чём он и правда думает, чего хочет, о чём печалится.
Вдруг Тёма чувствует, как очки сползают с носа и вскоре пропадают вообще. Тёплые пальцы осторожно приподнимают его подбородок и поворачивают на себя, мягко поглаживая в успокаивающем жесте.
— Мой дорогой, — Кобрюха второй ладонью ловит ладонь Артёма, — ты не можешь отвечать за поступки родителей. Прекрати испытывать за это стыд. Люди порой такие невыносимые кретины. Если ты говоришь, что та девчонка правда хороша, то твой папаша или кретин, или не просто так к матери вернулся. В любом из этих случаев переживать не нужно. Займись своей жизнью. Вон, у тебя группа есть, мы с девчонками. Рок — лучшее в мире лекарство. Ну, после любви, конечно, — ненавязчиво бормочет Кобра, пряча легкую полуулыбку. Видит всё, не дурак же. И всё ему нравится, нужно только не упустить…
— О, я знаю, — он указательным пальцем чертит что-то на чужой ладони. — Пойдем завтра перед репетицией в одно особенное место. Я обещаю тебе, там не захочется думать о проблемах совершенно. Веришь мне?
— Верю, — кивнул Артём. Поддержка Кобры его воодушевила.
— Ну, вот и отлично.
И, пока интимность момента не нарушена, неторопливо тянется к чужим губам, запечатляя на них короткий и ни к чему не обязывающий поцелуй.
— Ну, жду вас в машине, — в следующую секунду он уже скрывается в дверях, оставляя Артёма наедине с собственными мыслями. Что это было?