Глава 50 Вдвоем против волн (1/2)
И так порозовевшая и покрытая испариной кожа Драко стала еще краснее, взгляд забегал, ища что-то в ее глазах, за напряженностью пряталось смятение. Желал ли он откатить назад, забрать последние слова обратно? Все еще слабо соображающая Гермиона какое-то время изыскивала правильную реакцию. Наконец, глупо улыбнувшись, она протянула руку и заправила влажную слипшуюся прядь ему за ухо.
– Не могу, – сказала она нарочито чопорным тоном, продолжая наблюдать за сменой эмоций на подвижном малфоевском лице, затем потрясла перед ним браслетом и добавила: – Я помолвлена.
Они еще несколько секунд смотрели друг на друга, а потом синхронно расхохотались, уткнувшись друг другу в плечи.
Смех отзвучал, но они оба не спешили менять позу. Гермиона чувствовала себя абсолютно выхолощенной: слишком много всего было пережито за последние несколько часов. Она понимала, что должна поделиться этим с Драко, но сил говорить не осталось.
– Ты обучался легилименции? – поинтересовалась она, поднимая голову.
– Теории – да, заклинание знаю, но… мозг защищается, и… – Малфой взглянул на нее с опаской.
– Я не буду защищаться, ну… я постараюсь этого не делать, просто… посмотри сам, – попросила Гермиона и пресекла возражения тихим «пожалуйста».
Драко кивнул еще раз и потянулся за палочкой. Ее кончик почти уперся в лоб Грейнджер, но угрозы она не почувствовала.
– Легилименс.
Стараясь не отводить взгляда от широко открытых серых глаз, она воскресила в памяти то, что произошло здесь, в гостиной, пока Малфой спал под заклинанием. Пережитые эмоции нахлынули вновь, хоть Гермиона и пыталась не поддаваться им. Руки притянули ее еще ближе, лба коснулись влажные губы.
– Глупенькая, – зашептал Драко у нее над головой. – Как ты только могла подумать, что бесчувственная?! Да ты… ты просто не видишь себя со стороны. Я уже много раз был возле тебя в такие моменты и чертовски боялся, что ты сломаешься. Другая давно сломалась бы. Когда я нашел тебя в парке в истерике, или после… после того, что сделал Уизли, или здесь, после всего… Ты ведь… Я ощущал себя таким беспомощным. А твои приступы паники? Грейнджер! Это прекрасно, что ты умеешь отпускать. Я завидую этому. Я смог сделать что-то подобное только один раз и то благодаря Голдштейну. Какой бы двуличной гадюкой он ни был, я ему признателен. Не зацикливаться на ужасе, боли, тоске, отчаянии – дар.
– Дар?! Ты понимаешь, что это во мне культивировали, будто я животное или, дракл их раздери, растение?!
– Ты не права.
Мало кто мог похвастаться тем, что безнаказанно сказал эту фразу Гермионе Грейнджер. Чем старше она становилась, тем меньше было желающих поставить ее точку зрения под сомнение.
– Ты не права, – повторил Драко и пояснил: – Твои родители познакомились, создали семью и решили дать жизнь тебе.
– Нет! Они просто хотели ребенка! Нормального ребенка.
– А ты, значит, ребенок ненормальный?
– Меня создали…
– Папа и мама, – перебил Малфой. – Ты большая девочка и в курсе как.
– И мы знаем, кое-кто приложил руку, а кое-кто даже свою кровь.
– Но это, как ты мне недавно напомнила, не делает тебя дочерью кое-кого.
Она фыркнула. Попытки взбодрить вызывали противоречивые эмоции, ей хотелось накричать на Драко за то, что ведет себя с ней как с маленькой, но под раздражением таилось что-то прямо противоположное: в глубине души Гермиона жаждала, чтобы ее разубедили.
– Плод, которому могли дать жизнь мои родители, интересовал генетиков и без вмешательства Волдеморта. Морис же сказал, что этот механизм… ментального самоисцеления не связан с магическими способностями.
– Интересовал генетиков, но не твоих папу и маму! Они ведь понятия не имели об экспериментах, – принялся давить с новой силой Малфой, а затем выпалил вопрос, который, очевидно, давно жег язык: – Как такое в принципе возможно?
– Комбинация генов, – она пожала плечами. Плечо, на котором она лежала, затекло, и Гермиона, развернувшись в руках Драко, легла на спину.
– Но твоя мама… – осторожно начал тот.
Да, не самый лучший пример крепкой психики. Год в пограничном состоянии, биполярное расстройство… Но Джин Грейнджер, то есть Моника Уилкинс, не всегда была такой. Чувство вины сдавило болью горло.
– В том, что случилось с мамой, виновата я.
– Гермиона…
– Что «Гермиона»?! – ею овладел гнев, Малфой не дурак, так какого черта отрицает очевидное? – Сначала, ради того чтобы я появилась на свет, ее – маглу с дальним предком-волшебником, ген которого в ней проявился и сделал ее восприимчивее к магическим воздействиям, раз за разом заставляли беременеть, участвовать в экспериментах, ритуалах, ей стирали память! А потом я, ее дочь, проделала это еще раз, внушила то, что не должна была! – к концу реплики голос превратился в визг.
Драко вздернул ее в сидячее положение и встряхнул.
Резкое движение прояснило голову, цепкие пальцы, впившиеся в локти, заземлили. Гермиона сфокусировалась на лице Драко. Как всегда в моменты сосредоточенности, он стер с лица все эмоции.
– Давай по пунктам, – тон его был мягким, в противовес движениям и выражению лица. – Твои родители любят друг друга?
– Да, – она не сомневалась в ответе ни капли, что это вообще за вопрос такой?!
– Два любящих человека желали ребенка, у них не получалось, и они пошли с этим к целителям. Или как там… к ученым, да?
Грейнджер кивнула, понимая, что он сейчас попытается поставить все с ног на голову.
– Несмотря на неудачи, они продолжали пробовать, так?
– Мы не знаем, желали ли они пробовать дальше. Может, Волдеморт или Голдштейн внушили…
– Если Морис не врет, он в тот момент не участвовал в проекте. Вол… Волдеморт, конечно, мог, но мы не знаем наверняка. Давай не будем предполагать худшее.
Ну да, ну да, а жизнь – радуга, по которой скачут розовые единороги. Гермиона вздорно тряхнула головой.
– Они хотели тебя, ты появилась на свет. Тебя вырастили такой… такой, какая ты есть. Я ведь говорил, что ты потрясающая.
Нашел момент подлизываться! Она фыркнула.
– Хрен бы Поттер победил Темного Лорда, если бы не ты.
– Не мешай чизпурфлов с зубастой геранью! Где мои родители и где твой Лорд…
– Если бы Поттер его не победил… Мне действительно нужно рассказывать, что Темный Лорд делал с маглами?
– Они далеко.
– Благодаря тебе, глупая! И... Хорошо, давай рассмотрим только ту часть, которая касается твоей семьи. Без учета того, что ты сделала для волшебного мира. Сделала, прекрати! – она, в общем-то, и не собиралась спорить. – Были бы живы твои родители, если бы матери не удалось доносить беременность? Расходный материал, к которому Вол… деморт утратил интерес? Сорвавшие эксперимент, разочаровавшие его маглы? Были бы, а? В первый раз они выжили, потому что ты родилась, а во-второй – потому что смогла услать их из Британии.
Невеселый смешок сорвался с губ. Малфоевское умение вывернуть ситуацию восхищало, но… что он пытался доказать? Ее вина неоспорима, как бы Драко ни юлил. Если бы она не использовала чары на уже пострадавших головах родителей...
– Ты не знала, не могла знать!
– Однако…
– Гермиона, не знаю, кто те, с кем еще ты себя сравнивала, но ты не чудовище. Не Мерлин, не как там?.. робот, да? Ты человек. Все мы ошибаемся. Я… я... Из-за обиды, из-за упрямства не смог как должно попрощаться с отцом. Был так сосредоточен на себе, что упустил шанс, а он ради меня… И мне с этим жить.
Малфой хотел что-то добавить, но не смог, его кадык дернулся. А затем он зарыдал. Горе созрело и прорвалось наружу. Она притянула белокурую голову себе на грудь и укачивала Драко как маленького, пока он выплакивал свою скорбь.
Слезы быстро иссякли, и дыхание выровнялось. Гермионе даже показалось, что Малфой задремал.
– Ты сделала больше, чем могла. Твои мама и папа живы, – он гундосил, но в интонации не прозвучало упрека и зависти. – Они смогут быть счастливыми. У них появится еще один ребенок.
Спорить о родителях с человеком, недавно потерявшим отца, было бы гнусно с ее стороны. Гермиона заговорила о другом – о том, что он затронул чуть раньше, о том, что тоже не давало покоя.
– Вопрос, как я могла унаследовать стабильную психику от своих родителей, тоже меня гложет. Мама, даже когда была в порядке, меньше всего походила на человека со стальными нервами: несмотря на острый ум и рассудительность, она суетливая, беспокойная, тревожная. Отец с виду флегматичен, но он невероятно требователен к себе и каждую неудачу воспринимает как крах всей жизни. Знаешь, как он себя грыз, когда не сразу находил проблему или оптимальное для пациента решение? Ходил несколько дней хмурый, самоедствовал, советовался с коллегами, искал ответ в книгах. Да, да, я пошла в него, – сделала она отступление, закатывая глаза, когда Малфой попытался перебить. – Ты прав, я остро переживаю момент, как и они, но потом… Почему так? Не Волдеморт ли ритуалом с кровью и магией подпитал во мне эту способность? Может, он сделал меня черствой, непостоянной, холодной! Что, если я не умею любить?
– Зачем ты всё в один котел ссыпаешь? Где умение рубцевать раны и где непостоянство? С чего ты вообще это взяла? Ты ведь за Поттера умрешь!
Умрет не умрет, но точно постарается сделать так, чтобы Гарри выжил, даже если придется чем-то жертвовать.
– Ты не умеешь любить? Да ты… Я видел, как тебя задела холодность рыжих на приеме. Если бы ты была равнодушна, плевала бы на их постные рожи. Ты и Рона своего любила бы, мразь последнюю, если бы не отворот. Черт, ты ведь даже к мелкой Кэрроу привязаться успела. И Снейпа любишь, не отпирайся, и... – он сглотнул.
– У нас с Северусом был разговор о любви, – Гермиона повернула голову и посмотрела на Драко. Тот выглядел так, словно ему зарядили бладжером в голову.
– Ты говорила о любви со Снейпом? – тупо переспросил он и отстранился, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Да, я так и сказала. В Хогвартсе. О том, что греки не рассматривали ее как цельное понятие, а выделяли разные типы. Северус уже тогда утверждал, что я тебя люблю.
Драко дернулся, словно поймал лбом второй бладжер.
– Гермиона…
Она пожала плечами. Это ведь не признание.
– Я тоже хочу навсегда, если ты вдруг сомневаешься, – сказал он, дергая ее за кудряшку.
Грейнджер почти услышала щелчок, с которым включился защитный механизм. Стоило усилий не сказать, что они слишком молоды и вообще не бывает никакого навсегда, просто… это момент такой. Она привязана, испытывает желание и… ей интересно, как не было ни с одним другим приятелем мужского пола. Все они были предсказуемыми, а Малфой удивлял – не всегда приятно, но удивлял. И вот сейчас тоже. Она же показала ему весь… разговор с Голдштейном, почему он зациклился на том, чтобы доказать ей, что она не монстр? Неужели из всего, что высмотрел в ее голове, его больше всего зацепили ее переживания?
– Я тебя ни к чему не подталкиваю, – интерпретировал Драко ее молчание.
– Я знаю. Спасибо тебе за поддержку, но… я не ради этого просила посмотреть. Они с Уотсоном… Моя палочка! Они не имели права! Этот дом принадлежит одному из них, неважно кому – оба нам врали!
– Всегда понимал, что с ними что-то нечисто, и не впечатлился, как ты. Не тот случай, когда приятно оказаться правым, но… как есть. Не буду врать, что подозревал именно Уотсона, однако не сомневался: палочка исчезла уже из министерского хранилища. Гонец же… он скользкий как угорь.
– Что нам делать?
– А что мы можем сделать прямо сейчас? – пожал он плечами.
– Если они обманывали в этом…
– Недоговаривали.
Гермионе хотелось оспорить сказанное, но она решила дослушать.
– Думаю, Морис действительно помогает. И тогда… вначале, и сегодня. Я проспал несколько часов, а отоспался – будто неделю продрых. Страшно думать, на что этот тип способен, но он не злоупотребляет и, видимо, действительно желает нам добра. Ему нельзя доверять безоговорочно, неясно, действует из альтруизма или по причине, которую мы не знаем. Мне Гонец неприятен на подсознательном уровне, так что можешь себе представить, как тяжело это признавать.
– Нормально ли пользоваться гостеприимством людей, которые за моей спиной?..
– Что предлагаешь делать? Мы не можем отсюда выйти.
Не могут...
– Знаешь, что я только что поняла? – она откинулась на локти и впилась в Драко горящими глазами. – Морис поставил нас перед фактом, и мы даже не пытались покинуть участок!
– Попробуем? – в серых глазах зажглось отражение ее лихорадочного огня. Неужели гриффиндорство передается при тесном общении?
Перспектива приключения разгоняла кровь. Грейнджер торжественно кивнула и поднялась на ноги, одергивая юбку. Застывшая на бедре корочка неприятно стянула кожу. Она направила очищающее на себя, а затем на Малфоя. Следовало завернуть в спальню и достать из сумочки новое белье, а Драко так и вовсе одеться.
– Захвати мои вещи, я буду в кухне. Насыплю корма Кру и… привяжу его к себе. То есть сделаю нам живой якорь, чтобы вернуться, если тут Фиделиус, а мы выйдем за пределы его действия, – и уточнил: – Если получится выйти.