Глава 49 Правда в огне (1/2)

Хлопок от аппарации Голдштейна, категорически отказавшегося забирать предложенное, стих, а Драко так и не вернулся в комнату. Видимо, новый питомец завладел его вниманием целиком. Котенок был забавным, но Гермиону уколола ревность.

Она медленно босиком прошлась через коридор и замерла в двери, совершенно очарованная открывшейся картиной.

Малфой стоял на коленях у стула, подперев подбородок рукой, и пялился на спящего питомца. Его дыхание периодически касалось кончика кошачьего уха, ухо дергалось, отчего лицо Драко озарялось улыбкой – одновременно растроганной и шкодной, а затем он снова замирал, рассматривая зверушку, и в его глазах была такая мягкость…

Перед внутренним взором чередой побежали картинки.

Драко, резвящийся вместе с вьющимися вокруг его ног собаками, в парке мэнора.

Драко, прячущий робость за напором, подсвеченный магической иллюминацией фонтана у беседки.

Драко, экспрессивно сбрасывающий обувь и срывающий с себя одежду, после визита в Мунго.

Нетрезвый и расслабленный Драко после попытки разжиться информацией у бывших одноклассников.

Драко, отчаянно пытающийся наколдовать Аваду, чтобы спасти ее от Теодора.

Драко, прячущий ад за каменным лицом, во время допроса Пайка.

Разбитый Драко с мертвым взглядом в начале их пребывания в этом домике.

Вчерашний растрепанный утренний Драко, глядящий на нее как на сошедшую на землю богиню.

Огромный шар из тепла, тоски, нежности и страха собирался то ли разорвать ее изнутри, то ли расплющить снаружи. До боли в грудной клетке захотелось вот таких вот моментов нормальной человеческой жизни, где хорошие дни будут чередоваться с плохими, а взлеты с падениями, и яркой вспышкой полыхнуло осознание, что в этих моментах ей, Гермионе Грейнджер, совершенно необходим Драко Малфой. Дыхание перехватило.

«Не стоит бояться чувств, – зашептал Голдштейн у нее в голове. – Не разрушайте прекрасное из-за неуверенности и страха перед возможной неудачей».

Ровно в секунду весь этот калейдоскоп из ярких эмоций собрался в совершенно нелепое «Хочу тебя рядом навсегда». Гермиона точно не произнесла это вслух, но Малфой резко обернулся к ней, застывшей истуканом в дверном проеме. Она смотрела на него расширенными испуганными глазами. Драко уставился в ответ.

– Тссс… не нужно оправдываться, я в курсе, что не говорила. Но… это правда?

Гермиона не знала, что сказать, и просто продолжала смотреть. Драко преодолел расстояние между ними и, приподняв ее на такую высоту, чтобы их лица оказались на одном уровне – глаза в глаза, прижал к двери своим телом. Наличник впился в лопатку, но это было не важно, как не важно было, кто сорвется первым. Малфой охватил руками ее задницу, и Гермиона обвила ногами его бедра, чувствуя низом живота налившийся член. Они уже не раз оказывались в подобном положении, но этот – определенно был другим, Грейнджер, сама того не желая, наконец дала тот ответ, который ждал Драко, а значит...

– Не так, не здесь, – зашептал этот невозможный педант и, не выпуская ее из рук, понес в спальню. Не то чтобы она наслаждалась деревянной обшивкой под спиной, но не смогла смолчать.

– Неженка, – буркнула, пряча улыбку.

– Сибарит и гедонист, – прозвучало так, словно он перечислял свои титулы. – Ты же в курсе, что мы, Малфои, такие.

Она не позволила себе зациклиться на этом «мы, Малфои» и надумать лишнего. Тем более они с Драко наконец прибыли на место и шлепнулись на кровать сплетением конечностей. Гермиона вытянула палочку из заднего кармана его штанов и двумя точными Эванеско избавила обоих от всей одежды, пообещав себе, что подумает о порче хороших вещей при ограниченном запасе, потом. Или нет.

– Кто-то настроен серьезно, – полушутливо отметил Малфой, перекатывая ее на спину и нависая сверху.

Гермиона почувствовала, что его захлестывает нервозность, и взяла дело в свои руки: подавшись вверх, крепко поцеловала, рукой нащупывая член. Драко промычал ей в рот что-то невразумительное. Он оперся на локти и уже привычно потянул жадные пятерни к ее груди, Грейнджер позволила ему смять оба полушария, хоть его действия отозвались ноющей болью (все-таки стоило залечить синяки). Второй очаг пульсации на грани боли располагался ниже – там, где все горело в предвкушении. Она сама подвела член ко входу и замерла в нерешительности. В прошлый раз контроль был у нее, справедливо отдать инициативу Малфою.

Он заменил ее руку своей, несколько раз провел горячей головкой вдоль уже влажной промежности и толкнулся. Гермиона часто представляла этот момент, однако к настоящему вторжению в свое тело оказалась совсем неготовой. Член скользнул внутрь легко и совсем недалеко, острой боли как в первый раз не возникло, но распирающее ощущение снова ошеломило. Гермиона старалась, чтобы ее дискомфорт не отразился на лице, но Драко все равно почувствовал.

– Хочешь прекратить? Мне выйти? – спросил он испуганно.

– Только попробуй! – она чуть шире развела ноги, и Малфой, булькнув горлом, рефлекторно продвинулся глубже. Тело пожелало сжаться, вытолкнуть из себя чужое, но Гермиона была настроена серьезно: превозмогая болезненность, сделала рывок навстречу и сконцентрировала усилия на том, чтобы расслабить непривычные к такому растяжению внутренние мышцы, заставить себя принять происходящее.

Драко гортанно стонал с каждой фрикцией. Он перестал следить за ее реакциями и сосредоточился на себе. Настороженное выражение сменилось гримасой удовольствия: опущенные веки, приоткрытые яркие губы, экстаз в каждой черте. Гермиона залюбовалась и решила перетерпеть любое неудобство ради такого бесконечного блаженства на его лице. Малфой приподнялся на руках и внимательно посмотрел туда, где их тела были соединены, словно намеревался высечь картинку под веками. Грейнджер поймала себя на том, что ей начинает нравиться этот процесс, проходящий по грани наслаждения и боли. Но как только эта мысль промелькнула в голове, Драко резко подался назад и согнулся, словно от боли, а затем бухнулся на бок, свернулся калачиком и некоторое время пролежал без движения. Отдышавшись, он прянул к ней и стал покрывать поцелуями кожу, оказавшуюся под губами. Она притянула его голову к себе и запустила руки в тонкие волосы. Между ногами чуть саднило, но все отступало перед пониманием, что теперь это… их отношения… стали совсем другими, и дело не в сексе.

Малфой, который уже некоторое время подушечками пальцев выводил узоры на ее животе, переместил руку ниже, подбираясь к… тому месту, где она точно не желала сейчас никаких прикосновений. Гермиона решительно перехватила его запястье.

– Ты ведь не…

– Мне не надо. Не сейчас.

– Тебе больно? Я предлагал остановиться!

Она фыркнула. Да ни за какие коврижки!

– Мы не должны были… Я опять...

– Даже не начинай! – оборвала Гермиона очередной самоуничижительный пассаж. – Должны и будем. Мы научим мое тело получать удовольствие от такого контакта.

– Но не торопясь, – на этот раз он не дал ей себя прервать и повторил еще раз по слогам: – Не то-ро-пясь. У нас вся жизнь впереди.

«Хочу тебя рядом навсегда». Уже ведь поздно давать заднюю, да?

– Драко…

– Если бы я услышал это ушами, подумал бы, что ты пытаешься... затащить меня в постель, – Малфой хмыкнул, вернулся к серьезному тону и сглотнул. – Но ты…

– Мы можем не обсуждать это?

Даже разговор о сексе смущал меньше.

– Твои эмоции... Я почувствовал вместе с тобой…

– Ой, ты бросил свою зверушку! – перебила Гермиона.

– Нашу зверушку.

Нашу. Готова ли она к новой ответственности? Общей ответственности. Общая ответственность предполагает… Бояться, после того как признала то, что признала, было не по-гриффиндорски.

– Кру спит, – сообщил Малфой, игнорируя ее шок. – Я применил к нему чары против паразитов, после них котятам бывает нехорошо, поэтому наложил легкое усыпляющее.

С этой стороной Драко она была знакома понаслышке и продолжала поражаться его познаниям. Было странно признавать чужое интеллектуальное превосходство в определенной области, и... собственная реакция ее немного пугала. Чтобы снова не наброситься на Малфоя с поцелуями, Гермиона сосредоточилась на другом.

– Кру?

– Ну… Последняя книга, помнишь?

– Ты назвал котенка Круассаном? – неверяще переспросила она, поднимая на него глаза.

На малфоевском лице смешались смущение и бравада в духе «Да, а что?». Смех вырвался из груди, выпуская наружу накопившееся напряжение. Драко подхватил его секунду спустя, а отсмеявшись, крепко прижал ее к себе. Щеку грела его теплая кожа, в ухо гулко стучало сердце. Момент был пронзителен и прекрасен до тесноты за ребрами. А потом Гермиону накрыло волной ужаса – беспричинного, необоснованного, но такого настоящего, что, кажется, на голове встал дыбом каждый волосок. Резко подкатило предчувствие: скоро непременно случится что-то очень-очень плохое. Случится, непременно случится – с ними обоими или с Драко, а ей не удастся это предотвратить, или уже случилось с кем-то из близких, а они не знают. В порядке ли Северус, Гарри, Нарцисса, все Уизли (и плевать, что они ведут себя как чужие)? Как бы Гермиона ни убеждала себя, что Трелони много лет назад констатировала у нее всякое отсутствие таланта к прорицанию, паника не унималась. На ее истерический вызов Уотсон шепотом ответил коротким «Всё под контролем» и отключился. Видимо, был на каком-то совещании. Других идей, как узнать новости из-за океана, не нашлось.

Внятно объяснить Драко, отчего она вскочила, вызвала Уотсона и теперь мечется по комнате с перепуганным лицом, у нее не вышло: мешало сведенное очередным спазмом горло и, собственно, отсутствие вразумительного объяснения. Малфой приманил ее сумочку, попросил извлечь аптечку, после чего отпоил Умиротворяющим бальзамом. Дрожь унялась, но ощущение, будто кто-то занес над ними дамоклов меч, не отпустило, просто затаилось.

И… плохое воспоследовало. Следующей же ночью Драко в первый раз приснился кошмар. Рассказать свой сон он не смог: в нем не было ничего конкретного, только осознание, что опоздал, и чувство безвозвратной потери. Теперь уже Грейнджер отпаивала его Умиротворяющим бальзамом. Но когда Драко снова заснул, кошмар повторился. Теперь он знал, что потерял ее. Третий кошмар содержал альтернативное развитие событий в крыле Волдеморта: Малфой, скованный сном, беспомощно смотрел, как Нотт выдавливает из Гермионы жизнь вместе с воздухом, а потом как Пайк бросает Аваду в Нарциссу. Мать явилась в сон Драко только однажды, с четвертого раза в нем осталась только Грейнджер. Мертвая. По его вине. Слушать, как он, захлебываясь и вцепившись в нее пальцами, пересказывает кошмар за кошмаром, было тяжело, но она просто не знала, как помочь. Запасы Умиротворяющего бальзама закончились на третью ночь. Гермиона вызвала Уотсона: им срочно нужна была консультация Голдштейна. Как бы ни относился Драко к Гонцу, стало очевидно, что без специалиста не обойтись. Аврор ответил коротко и сухо: Морис разберется со срочными делами и появится у них, как и обещал. Повторная резкость Уотсона уязвила. Куда делся внимательный и добродушный начальник аврората? Гермионе стало казаться, что и обстоятельный длинный разговор с ним и со Снейпом ей приснился. Что же происходило там, в Британии?

Отказавшийся забирать волдемортовские книги и свитки Голдштейн действительно дал слово появиться при первой возможности, чтобы вместе с ней просмотреть материалы и уничтожить по прочтении, но не приходил уже несколько дней. Неужели настолько занят?

Ожидание было пропитано нервозностью. Дурное предчувствие Гермионы не исчезало, состояние Драко усугубляло ее собственное. Он огрызался по любому поводу, дергался, если она неожиданно заговаривала или прикасалась к нему. Гермиона старалась оставаться понимающей, но все равно обижалась. Сглаживал ситуацию Кру – срываться на маленьком котенке Малфой себе не позволял. Он часами бесцельно бродил по двору, практиковался в сложных заклинаниях, выматывал себя готовкой, но стоило ему задремать, вскакивал от кошмара. Грейнджер предприняла несколько попыток утомить его другим способом, Драко мягко пресек каждую. На четвертые сутки он просто отказался ложиться спать. А под конец пятых – появился Морис и после ее путаных объяснений под аккомпанемент малфоевского рычания «Не лезьте куда не просят» вырубил Драко мудреным Сомнусом.

– Эта модификация сонных чар позволяет миновать быструю фазу сна, – пояснил он.

Гермиона тут же потребовала обучить ее заклинанию, но Голдштейн, изобразив сожаление, сказал, что применять его можно не чаще раза в месяц.

– Разве что… Вернусь завтра и принесу несколько флаконов зелья Сна без сновидений. Состав моего зелья не вызывает привыкания и не имеет временных ограничений по применению.

В такое не верилось, но прямо сейчас было не до спора, она зацепилась за другое.

– Временных ограничений? То есть… это может затянуться надолго?

– Не берусь прогнозировать, мозг каждого человека уникален.

– Давайте обойдемся без общих фраз, – ресурс вежливости был исчерпан, вырвалось обвинение: – Что, если это следствие вашего вмешательства?!

Как-то подзабылось, что еще неделю назад она была за него благодарна.

– Сложно сказать, – замялся Морис, и эта нарочитая заминка впрыснула в кровь новую порцию раздражения, а он продолжил в том же темпе, словно тщательно подбирал слова: – Мистер Малфой – личность тонкая, эмоциональная. Приглушить его чувство вины было единственным способом не дать ему провалиться в глубокую депрессию. Он застрял бы в бесконечном цикле жалости к себе и самообвинения.

Но ведь травмирующий опыт они пережили вместе и окклюменцией из них двоих владел именно Драко.

– Окклюменция не выход, это все равно что спрятать бомбу в сейф. Бомба рванет, вопрос только когда. Отложенный во времени взрыв обычно более разрушителен, поэтому даже хорошо, что мистер Малфой так и не восстановил блок. Он способный окклюмент, но слишком рано начал развивать навык, и при таких обстоятельствах, что сейчас окклюменция ассоциируется у него с тяжелым периодом жизни. Увы, сделанного не исправить, – он задумчиво потеребил пальцем пухлую нижнюю губу, но раздраконенную спектаклем одного актера Грейнджер этот детский жест не умилил. – Ваш разум, милая, сильнее и здоровее. Раньше он исцелялся интуитивно, а теперь, когда мистер Снейп показал, а я закрепил алгоритм, будет работать по нему. Это не значит, что вы черствы, чувствуете меньше или как-то иначе, просто вы знаете, как себе помочь, а Драко – нет.

Почему-то вместо гордости Гермиона почувствовала... ущербность. Будто у нее отняли что-то важное.

– Кстати, это одно из свойств, интересовавших Милану. В ее представлении, дочь ваших родителей должна была… получиться этакой толстокожей, флегматичной, скупой на эмоции и не способной на глубокие переживания расчетливой барышней, а вы очень ранимая девочка, поэтому она сочла, что потерпела фиаско.

Значит, ее «планировали» роботом из плоти и крови? Андроидом? Самоизлечивающимся механизмом, который можно окунать в любое дерьмо раз за разом? Что с ней станет – переживет. Вот есть нормальный человек – Драко, а рядом она – чудовище, затягивающее ментальные раны на ходу.

– Что вы! Вы с мистером Малфоем оба – тонко организованные люди, просто у вас, скажем, лучше работает система самозащиты. После эмоционального всплеска ваш мозг сам отщепляет эмоции от события, этот всплеск спровоцировавшего. Система несовершенна, иногда дает сбои, но со временем вы научитесь обращаться со своим даром. У Драко такого дара нет. Сны – привет от подсознания. Ему нужно простить родителей, простить себя, простить вас, и... знаете, – Морис окинул ее цепким взглядом, словно оценивал, способна ли она понять следующие слова, – с одной стороны, хорошо, что вы рядом и он понимает: сон – всего лишь сон, с другой – расстояние между вами могло бы устранить часть проблемы.