Забота о ближнем (Азул, Шелки, UST, флафф, hurt, G) (1/1)

Она сидела в темном углу, подтянув ноги к груди и уткнувшись лицом в колени. Худенькие плечи тряслись от рыданий, но плакала Шелки тихо, практически не издавая ни звука. Научилась быть совершенно незаметной за все то время, что они сидели в законсервированных лабораториях, навсегда утратив надежду вырваться. Ей даже не приходилось становиться невидимой, чтобы на нее не обращали внимания. Лет пять назад Азул еще был готов кидаться на двери в тщетной попытке выломать два метра стали и бетона. Оружия им предусмотрительно не оставили, оно хранилось в другом отсеке подземной базы, и ход туда был им заказан. На металле бронированной двери образовывались глубокие вмятины, но дверь не поддавалась. Возможно, если бы он таранил ее все пять лет подряд… но даже мутация не сделала Азула настолько выносливым. Иногда ему казалось, что под чудовищным весом мышц деформируются кости. Вероятно, так оно и было. Просто деградация шла слишком медленно. Голова болела постоянно, и избавиться от тупой иглы, засевшей в виске, было решительным образом невозможно. Вскоре он привык к этой боли. Он вообще много к чему успел привыкнуть, оказавшись частью проекта ?Цвет?. Ему не хотелось думать о том, что он мог прожить обычную жизнь: достаточно было не светиться после побега и не рваться в ряды СОЛДАТ. Оставалось только отчаянно колотить в запертую дверь?— пару раз в неделю, чтобы хоть чем-то заняться. В свободу он уже почти не верил. Неро предпочитал делать вид, что все идет по плану. Россо пару раз лениво поковырялась в сломанном кодовом замке, скривила алые губы в кривой усмешке, помотала головой и в коридор, ведущий к единственному выходу, больше не приходила. Вайсс изображал памятник самому себе и, кажется, пребывал в каком-то своем мире, изредка реагируя на чужое присутствие. Ардженто молча наблюдала за происходящим. Она никогда не вмешивалась. Хотя, пожалуй, могла, если бы захотела. Хуже всего приходилось Шелки. Запертая в теле ребенка, ребенком она и оставалась?— по крайней мере, для окружающих. Азул нашел ее по звуку: для других плач Шелки был не громче комариного писка где-то в отдалении. Азул искренне полагал, что определенные плюсы мутация все-таки принесла: он ее прекрасно слышал. Шелки подскочила, размазывая слезы по щекам, да так и осталась стоять в углу, хмуро глядя в одну точку перед собой. Азул присел рядом, стараясь хоть как-то сравняться с ней ростом. Не вышло: даже на корточках он возвышался над ней, как скала над чахлым кустиком. —?Почему ты плачешь? —?он старался придать голосу хоть какую-то мягкость, но это было так же бесполезно, как колотиться в бронированную дверь. Шелки неопределенно повела плечами. —?Я хочу наверх,?— пробормотала она едва слышно. —?Но я… я почти не помню, что там, наверху. Она была совсем ребенком, когда ее включили в проект. Много ли девятилетняя девочка успела запомнить? Азул протянул громадную ладонь, аккуратно погладил Шелки по голове. Нелепо-неуклюжая ласка помогла: Шелки улыбнулась. Недавно ей исполнилось девятнадцать. Большую часть своей жизни она провела в лабораториях. Чудовищно, если подумать. Наверное, с ней поступили хуже всех. Он часто ловил себя на мысли о том, что Шелки выросла бы настоящей красавицей. Она и сейчас была хорошенькой, но все-таки она была слишком ребенком. Особенно на фоне Россо. —?Я могу рассказать,?— сообщил Азул. —?О том, что там, наверху. Шелки кивнула и Азул, устроившись на полу, пригласительно похлопал себя по колену. Шелки доверчиво уселась, прижавшись щекой к его плечу. Маленькая, хрупкая и болезненно-худая. Была ли у них возможность как-то исправить то, что натворили ученые Шин-Ра? Вернуть ему человеческий облик, а ей?— ее нормальный возраст? Пожалуй, этого он хотел не меньше, чем вернуться на поверхность. —?Расскажи,?— тихо попросила Шелки. Азул тяжело вздохнул. Если честно, он и сам уже плохо помнил. Какие-то обрывки воспоминаний и ощущений. Небо, усеянное яркими звездами, ветер на коже, шорох волн на побережье Косты. Пыль под солдатскими сапогами, скопище разноцветных огней сияющего Мидгара, запах озона рядом с мако-реакторами. Синие яблоки на деревьях в Баноре, покрытые светлым матовым налетом. Проведешь пальцем?— на боку останется длинная глянцевая полоса. Они с мальчишками отирали яблоки о штанины и футболки. Упругая мякоть брызгала ароматным соком, губы, подбородок, руки, все становилось яблочно-липким. Значит, он рос в Баноре. Удивительно, что он почти забыл об этом. —?А еще? А еще были кровь и боль, выкручивающая суставы, монстры пустошей, гигантские змеи, бандиты, ядовитые растения, удушающий зной и ледяная вьюга. Но говорить об этом Азул бы не стал. По крайней мере, не Шелки. Так что он рассказал ей о сверкающем водопаде чистого Лайфстрима на горе Нибель, о блистающих кристаллами пещерах Северного кратера, ярко-зеленых джунглях вокруг Гонгаги, великолепных храмах Вутая, лазурных заливах неподалеку от Юнона. Он никогда этого не видел, только слышал от сослуживцев, но мог хорошо себе представить. Шелки сидела, прижимаясь к нему щекой и закрыв глаза. Наверное, она тоже могла вообразить себе все великолепие природы и городов, оставшихся наверху. —?Я бы хотела все это увидеть,?— наконец, тихо проговорила Шелки. —?Увидишь,?— пообещал Азул. Ему хотелось верить, что все когда-то заканчивается, рано или поздно. Значит и их заключение будет не вечным. И когда они выйдут на поверхность, он лично проследит за тем, чтобы Шелки не столкнулась с теми опасностями, которые таит в себе верхний мир.