Часть 6 (1/2)
Пробудился Снейп около полуночи, когда закончился итоговый выпуск новостей дня и начался марафон классического звука для полуночников. Какое-то время он лежал с закрытыми глазами в надежде, что музыкальная программа его убаюкает, но несколько песен спустя — почему-то редакторы радио-канала под классической музыкой понимали не симфонии Маллера или вальсы Шопена, а синглы Дэвида Боуи и Пола Маккартни, — от сонливости ничего не осталось. Напротив, Снейп испытал неожиданный прилив сил и жажду деятельности.
Он встал, привёл себя в порядок — провёл рукой по волосам, натянул на ноги сползшие за время сна носки, накинул халат — призвал блокнот для записей и недочитанную книгу про свойства минералов и отправился на кухню, где располагался единственный удобный стол в доме. Эту книгу он не мог домучить с осени. Во многом потому, что написана она была довольно бестолково. К тому же имя её автора — Клавдия Скотта — не попадалось ему прежде ни в учебниках по истории магии, ни в журналах по зельеварению. Причиной могло быть то, что исследователь явно не обладал способностью мыслить системно, что помешало ему вписать своё имя в историю. Но исключать то, что Клавдий Скотт являлся обыкновенным шарлатаном, тоже было нельзя. Снейп перестал безоговорочно доверять печатному слову ещё на третьем курсе — и разрушению этой веры весьма способствовало знакомство со школьными учебниками. Вот и на сей раз его одолевали сомнения. Наблюдения Клавдия Скотта казались очень интересными, пусть тот и делал из них неверные, даже нелепые выводы. Снейп выписывал некоторые из данных в блокнот, намереваясь в последствии сверить их с другими источниками, и только после, если выйдет, испробовать на практике. Снейп прекрасно осознавал, что подобная возможность может и не представиться, что подобные испытания прежде всего требуют больших денежных вливаний, что в процессе, если до него дойдёт дело, наверняка будет загублено множество дорогостоящих ингредиентов. Но… во-первых, он использовал лунные камни для ликантропного, и тут у него сохранялась кое-какая свобода маневра, во-вторых, избавиться от старой привычки не просто следовать рецептам, а выяснять, как именно они работают, — на счету Снейпа было больше взрывов и расплавленных котлов, чем у самых безмозглых из его учеников, — оказалось не так-то просто, и, наконец, ему необходимо было чем-то занять голову. Работа шла довольно споро, хотя Снейп успел отвыкнуть от пера и чернил и несколько раз смазывал собственные записи, перелистывая страницы блокнота, чтобы сопоставить выписанные сведения с теми, что ему удалось вычленить из первых глав.
К двум часам ночи Снейп перемазался в чернилах, попробовал починить ручку с помощью «репаро» (выглядела она как новенькая, только вот больше не писала), выпил не меньше пяти чашек чая, в очередной раз проклял Клавдия Скотта за любовь к лирическим отступлениям и растерял значительную часть своего внезапного энтузиазма. Спать по-прежнему не хотелось, решимость провести время с пользой никуда не делась, но когда рядом с ним появилась благоухающая омелой открытка, он даже рад был возможности отвлечься. Он медленно перевернул карточку, вгляделся в наезжающие друг на друга строки, серые отпечатки подушечек пальцев — неопрятность, которая, как ему казалось, не была свойственна «его» З. Хотя, что он, собственно, знал о ней?
«Я действительно была взволнована и Вашими странными посланиями и тем, что после Вы на много часов пропали, оставив меня в неведении относительно Вашего состояния. Не трудно было догадаться, что это связано с Вашим недомоганием. Думаю, Вы относитесь к здоровью беспечно. Держу пари, Вы не знаете десяти признаков инсульта, а ведь начинаться он может с той же головной боли!» — восклицательный знак был написан с таким нажимом, что Снейп мог разглядеть оставшуюся на картоне вмятину. Впрочем, со следующей строчки почерк стал более аккуратным и цвет стержня будто бы немного изменился:
«Простите, я не хотела поучать Вас, и будь открытка обыкновенной, возможно, сократила всё написанное выше до четырёх слов. Но так уж вышло, что наша переписка исключает возможность редактирования.
Боюсь, за упрёками Вы не увидите моей благодарности, но я действительно её испытываю. У меня снова был не лучший день, хотя я и воспользовалась Вашим советом.
З.»
«Вы не спите в такой час? Здесь могла бы быть пространная — насколько позволяет ограниченный размер открытки — лекция о легкомысленном отношении к здоровью и необходимости соблюдать режим сна и бодрствования. Но я не буду платить Вам той же монетой.
Итак, Вы прислушались к моему совету — и?.. Полагаю, вы умолчали о результате только потому, что Вам не удалось втиснуть сюда рассказ об этом.
С.»
«Вы считаете меня болтливой? Тут уже чувство собственного достоинства могло бы заставить меня закрыть эту неприятную тему.
З.»
Это что, упрёк в бестактности? Уголки его губ поползли вверх в ничем не сдерживаемой самодовольной ухмылке.
«Частица ”бы” многое меняет.
С.»
Когда открытка исчезла, Снейп на мгновение испугался, что перегнул палку, и теперь З., уязвлённая его остротами, точно не захочет продолжать переписку. Но ответ пришёл почти сразу.
«Ваша язвительность совершенно не уместна! Видите, даже детектор истины со мной согласился! Но, откровенно говоря, сейчас я улыбаюсь чуть ли не в первый раз за прошедшие сутки, и Вы тому причиной.
З.»
«Никогда не считал себя шутником, у вас странное чувство юмора, дорогая З. Но всё же я бы хотел знать, что Вас так расстроило. Мой совет оказался плохим?
С.»
На этот раз ему пришлось ждать дольше.
«Тут, мне кажется, дело не в совете, а в том, как неуклюже я претворила его в жизнь. Я пробовала объясниться, но сначала мою попытку проигнорировали, а потом… я сама всё испортила.
З.»
«Как же Вам это удалось?
С.»
Снейп вздохнул, ему вовсе не улыбалось вытягивать из своей собеседницы каждое слово клещами. Но он чувствовал, что наводящие вопросы, бессмысленные сами по себе, просто необходимы З. — как подтверждение его искреннего интереса. Ей нужно было облегчить сердце, но навязываться она не хотела. Всё это было слишком знакомо ему самому, только никто из тех, от кого он ожидал сочувствия, не оказывался достаточно настойчив, чтобы его разговорить.
«Вы советовали мне попробовать объясниться, но я сразу начала с угроз, и с упрёков, с попытки уязвить — и мне кажется, она удалась. По крайней мере, я получила ответку по самому больному месту. И я… буквально расплакалась.
З.»
Чёрт! Больше всего Снейп жалел, что его в этот момент не было рядом. Уж он нашёлся бы, как ответить. Пусть З. утверждала, что кого-то там уязвила, ему трудно было поверить. Конечно, во время их короткой переписки, она успела проявить и некоторую горячность, и склонность к сарказму, но так же и доброту, даже чрезмерную доброту к незнакомцу, без спроса ворвавшемуся в её жизнь.
«Слёзы не настолько постыдная вещь, как нам внушают с детства. Они даже естественны, если Вас задели глубоко. Наверняка, ваши собеседники (или собеседник?) коснулись личного, а это уже характеризует не Вас, а того, кто Вас расстроил.
С.»
«Вы правы, — она снова давила на ручку слишком сильно, и судя, по скорости, с которой пришёл ответ, писала, не слишком задумываясь о формулировках, — упрёк, который я получила, касался моих родителей. Я сама бесконечно виню себя в том, что случилось с ними (если вкратце, мы не общаемся много лет, и причина только во мне). Но на самом деле больше меня расстраивают не те злые слова, которые я услышала, а те, что говорила я сама. Моя готовность унизить собеседника всего лишь за не слишком любезную формулировку. Пусть я и не считаю его хорошим человеком, но чем я сама лучше в таком случае?
Случалось Вам жалеть о вырвавшихся словах?
З.»