Глава LXII (2/2)

— Или Вы, господин Мирамид? Вы метите на трон? — продолжал Саламон, обратив взор на темноволосого мужчину, который даже задрал немного подбородок от такой нападки. То, что он желал занять трон, буквально было написано у него на лбу.

— Господин архи канцлер, Вам ли не знать, что ни один член совета, у которого есть верховный титул, не имеет права сесть на трон. Иначе это будет таким же нарушением традиции, как и сейчас. Возможно, не таким дерзким, однако нарушением. Подобное, как и с магом, может решать лишь Его Величество, — отпарировал Мирамид, — иначе суд, казна и церковь будут делить одно место с управляющей системой, а это исключено. Другое дело, если бы кто-то из присутствующих женился на госпоже Гильрее. Тогда подобное было бы законным. Но в силу сложившихся обстоятельств, все мы знаем, что Гильрея скорее всего станет законной женой принца Вилмара. Если он не умрет, конечно, по пути в столицу. Так к чему это я? А к тому, что Ваши обвинения беспочвенны и оскорбительны.

— Помнится, что некогда Гильрея была обещана в жены Вам, Мирамид, — настаивал Саламон. — Ее брак с принцем Серебра сильно испортил Ваши планы, не так ли?

— Мне кажется, если у судьи и были планы, то они рухнули вместе с самообладанием госпожи, — вскользь заметил Гайро.

— Не понял? — возмутился канцлер.

— Любовь — волшебное чувство, — снисходительно заметил Мир, а потом язвительно добавил, — особенно, когда влюбляешься в сказочного волшебника.

— Мирамид! — Саламон стукнул ладонями по столу.

— А Вы разве имеете что-то против любви? — усмехнулся юстициарий.

— Всем доподлинно известно и так Ваше недружелюбное отношение к Гистусу. Упоминать госпожу Гильрею в данном контексте неслыханное неуважение!

— О, прошу меня простить, видно я не так выразился, — ответил Мир, прижав ладонь к груди и заодно поправив драгоценную брошь на плаще, — никак не хотел оскорблять чувства госпожи. Да и потом, какими бы ни были мои планы, не кажется ли нам всем неясным, от чего король столь яростно хочет посадить на трон колдуна, не выдав при этом племянницу за него же? Чтобы хоть как-то оправдать сей изуверский поступок.

— Для крепкой и дипломатической дружбы с Серебром претендентки на роль супруги Вилмару лучше не найти, — проскрежетал Саламон в ответ.

— Сдался нам этот чертов Вилмар, — продолжал нападать судья. — Давайте выдадим Гильрею Золоту, тогда нужда в Гистусе и вовсе отпадет! Всем известно, что Эвой желает быстрее женить сына на Олимпии, но к нашему счастью девочка долго зреет, а может и вовсе оказаться не детородной. Гильрея прекрасно заменит южную красавицу, я уверен!

— Не Вам, господин верховный судья, распоряжаться ее жизнью!

— Но это был бы более логичный ход! Но я все же выскажусь, коль все здесь собравшиеся трусы! Король сам не желает марать свою кровь с этим блохастым колдунишкой, вот почему он так против их интрижек, от которых весь двор стоит на ушах!

— Да как Вы смеете?! — Саламон аж подскочил на ноги от подобного хамства.

— Мы не можем закрывать на это глаза! — Мир тоже поднялся со своего места. — То, что этот язычник прошел крещение, еще не говорит о его истинной вере! Магия и Церковь несовместимы! Вы, как историк, прекрасно это понимаете! Более того, вся эта грязь, что он творит с Гильреей, может обернуться нам огромным позором. Да, Вы абсолютно правы, возможно я все еще желаю жениться на Гильрее, но посудите сами, если этот язычник ее растлит, то кому нужна будет распутная девица, чья репутация падет столь низко от антицерковной связи с магом вне брака!

Саламон строго посмотрел на Мирамида и, выпрямившись во весь рост (мужчина был ростом больше двух метров), продолжил:

— Давайте Вы оставите всю эту грязь и слухи другим людям, господин верховный судья. Это Вас не касается. И Вам совсем не к лицу. Гильрея может быть влюблена в кого угодно, но выйдет замуж за кого положено. Если у короля или совета будет сомнение в ее чистоте, то ее осмотрят врачи. Она это знает, это знает король и в том числе господин Гистус. Если ее порочность подтвердится, то я один из первых, кто лично подпишет указ о том, чтобы сослать ее в монастырь, а Гистуса призвать к ответу за нарушение королевского приказа. А пока все это лишь слухи и шепоты любопытных, попрошу оставить этот разговор. И раз Вы так недовольны Вашим королём и его решениями, возможно, Вам стоит покинуть совет? Нам здесь не нужны предатели.

Обстановка накалилась столь сильно, что в помещении притихли все, кто даже мог бы что-то сказать в пользу одного или другого. Все взоры были обращены на судью, который, казалось, своими гневными речами и необузданным желанием переменить ход событий, вырыл сам себе могилу. Не многим из присутствующих было бы, что ответить канцлеру, однако Мирамид, потерявший самообладание, довольно быстро вновь собрался.

— Если в совете будут сидеть лишь болванчики, кивающие каждому слову короля, то это не совет, а балаган, — холодно ответил Мирамид, — мое несогласие с его решением не единственное при дворе и тем более в государстве в целом. Традиции есть традиции, глупо обвинять в предательстве тех, кто их свято чтит.

— В таком случае мои обвинения беспочвенны, — отпарировал Саламон и невозмутимо сел на стул, прижав пальцы кистей друг к другу перед собой, — однако у меня сложилось мнение, что наше собрание посвящено именно тому, кто займёт престол. А это уже предательство, господа, — сухо закончил рыжебородый.

— Это Ваши слова, не наши, — тихо добавил Мирамид.

— Хочу напомнить, что речь идёт о традициях, их нарушении и вопросе, как предотвратить недовольство. А не о претендентах на трон, — вновь обратил внимание на тему совещания Стэл, которого, честно признаться, уже очень утомила вся эта пустая болтовня. — И хочу также обратить ваше внимание на то, что все святейшие лица нашего Дома оскорблены решением короля в том числе.

Дальнейшее совещание прошло тихо, но, как и прошлые совещания подобного рода, не принесло никакой пользы. Саламон, как и всегда, предлагал успокаивать горожан и знать, объясняя всем, что маг — это вынужденная мера. После все начали расходиться, возвращаясь к своим прямым обязанностям.

Стэл уже собирался направиться на нижние этажи, в сторону главного храма, что находился прямо на территории замка, но уже на лестнице его нагнал Мирамид.

— Ваше Преосвященство, могу я задержать Вас ещё на минуту?

Паладин с силой выдохнул, намекнув на свою усталость, но все же кивнул в знак согласия. Все, чему ему хотелось уделить внимание в данный момент, так это изысканному обеду.

— Как Вы считаете, если бы в королевство вернулся кто-то из прямых наследников Его Величества, Каур поменял бы своё решение по отношению к магу? — наклонившись к мужчине ближе, негромко проговорил верховный судья.

— Возможно, — кивнул Стэл, — но кто вернется? Тысячный по счету Тамерлан? Друг мой, Каур потерял всякую надежду найти сына. Но, Бог с Вами, допустим, что это чудо произошло. Здесь Церковь точно вмешается. Его Величеству понадобятся очень веские причины для отказа своей родной крови в праве наследства. С другой стороны, он бы мог не передавать трон вовсе. До своей смерти. А после его отпрыск уже законно унаследовал бы его. Но к чему это все? Чуда не произойдет. Прошло столько лет. К сожалению, принц Тамерлан давно погиб, иначе непременно стоял бы сейчас рядом с нами. Вы ведь были очень дружны в детстве, не так ли?

— Мне хватает знания о том, что при появлении здесь кровного наследника, маг если не отправится обратно на свой вонючий остров, то хотя бы сильно отдалится от аппарата власти.

— Хотите сказать, что отыскали Тамерлана или, на худой конец, Тибиля? — хрипло усмехнулся Стэл, заглянув юстициарию в лицо.

— Все возможно, — изрёк Мирамид, довольно улыбнувшись.

***

Зал совета опустел, оставив большой круглый стол, за которым буквально несколько минут назад разгорались нешуточные страсти, одиноко стоять в тишине.

Последними зал покинули Моро с сыном. Мужчина в очередной раз наставлял отпрыска, которого, казалось, совсем не заботила политика. В этот раз казначей рассказывал Гайро о последних тратах Дома Бронзы: очень много денег ушло на ремонт королевских кораблей. Пришлось даже отказать Храму в реконструкции одной из церквей у порта (по мнению Моро, кардинал запросил уж слишком большую сумму).

— Конечно, в дальнейшем казна выделит деньги на церковь. Но не все в один момент. Надо уметь распределять траты, — пояснял Моро, поглядывая в небольшую книжку со своими записями (в ней он вёл учёт). Гайро шёл рядом, бодро вышагивая, кивая и бормоча себе что-то под нос.

— Двадцать один… — чуть громче слетело с его губ, когда они с отцом остановились возле одной из старинных картин.

— Что? — поморщился светловолосый мужчина, непонимающе взглянув на сына.

— Ничего, — легко выдохнул темноволосый, поправив вьющиеся волосы, и улыбнулся. — Вспоминал какой сегодня день.

— Боже, Гайро. Будь серьёзнее! Ты будущий казначей! Что вообще творится в твоей голове? Ты уже со своими банкетами, балами, да танцами дни путаешь, — недовольно проворчал Моро, покачав головой. — Я иногда очень рад тому, что ещё в состоянии вести королевские финансы. А то мне порой кажется, что как только я передам тебе свои дела, ты за пару дней растратишь королевское имущество и даже в отчетности не сможешь указать, куда именно ушло золото! — с осуждением продолжал мужчина. «Конечно, на большую часть золота накупит себе барахла и тряпок, а оставшееся прокутит», — пронеслось в голове Моро, от чего он ещё больше нахмурился. — Соберись, Гайро! Не заставляй меня краснеть за тебя!

— Боже мой, папенька, — усмехнулся голубоглазый, выставив вперёд руки в усмиряющем жесте. — Ничего с казной не случится! Я знаю как вести отчетность и не настолько глуп, чтобы потерять все королевское золото… максимум треть потеряю! — громко рассмеялся парень.

— А ты все шутишь! Шутник… надо было тебя бродячим артистам отдать, а не присуждать титул герцога! — припомнил казначей. Два года назад король в качестве подарка на день рождения и благодарности Моро присудил парню титул герцога и посвятил в рыцаря. — И ты бы хохмил потише. А то за такое остроумие можно и головы лишиться.

— Понял-понял, — легко выдохнул брюнет, — буду серьёзнее.

— Уж постарайся… хотя бы ради меня, — изрёк светловолосый мужчина и, тяжело вздохнув (уж больно он переживал за будущее своего сына), похлопал Гайро по плечу. — Вечером жду тебя в кабинете.

— Так точно, — улыбнулся парень, коротко поклонившись. Моро ещё раз вздохнул, возведя глаза к потолку, и неторопливо побрел в сторону библиотеки.

Гайро дождался, когда отец скроется за поворотом и перевёл взор грубых глаз на ветхую картину, на ней была изображена прабабка Каура.

— Двадцать один, — тихо повторил юноша. Парень ещё с секунду рассматривал местами пожелтевшее от старости лицо женщины, а затем продолжил свой путь под счёт. Так Гайро дошёл до двери, что вела в королевскую казну, отсчитав пятьдесят три шага, а затем свернул в сторону лестницы.

В отличии от остальных членов совета у парня не было почти никаких дел до самого вечера. Вечером же он вновь должен был встретиться с отцом, чтобы разобрать важные документы и найти ошибки в доходных записях, если таковы имелись. К слову, ошибки Гайро находил крайне быстро и мог без особого труда отследить логическую цепочку затрат, точно указав, куда именно на самом деле были потрачены деньги. Моро считал этот «дар» наследственным, сам же Гайро просто с детства любил всевозможные головоломки и игры на наблюдательность. Вот и тут молодой рыцарь рассматривал все эти записи и документы как игру. А играть Гайро любил во всех смыслах.

Закончив счёт шагов (цель которых была понятна только ему), Гайро направился в сторону своих покоев. Он, как и его отец, а также ещё несколько членов совета, жил при дворце, что было крайне удобно. Особенно сейчас, когда собрания совета и совещания участились. Парень быстро зашёл в свои покои и направился в сторону шкафа. Покои будущего казначея были весьма просторными и дорого обставлены, однако в одном из углов находился стол, который был весь завален какими-то книгами, бумагами, записками и прочим хламом, что достаточно сильно выделялось на общем фоне порядка.

Когда юноша раскрыл шкаф, его взору предстала куча всевозможных одеяний и нарядов. Как ни крути, а отец в чем-то был прав — Гайро очень любил дорогую одежду, драгоценности, да и все всевозможные новинки. Благо выделенный ему бюджет позволял брюнету баловать себя обновками и уникальными вещицами. Да и не только себя. Улыбнувшись этой мысли, Гайро взял с нижней полки достаточно большую коробку, перевязанную зелёной бархатной лентой.

В это же время Гильрея, предоставленная самой себе, распрощалась со своей слугой, которая помогла ей переодеться к обеду, и направилась бродить по замку. Гистус снова был занят, более того, они вновь поругались накануне. Однако в этот раз обиженная невниманием колдуна девушка решила поиграть в игнорирование. Игнорировать мага было задачей непростой и элементарной одновременно: его все равно не было рядом, но все мысли были лишь о нем. Иногда думы омрачались образом Вилмара, портрет которого ей не так давно прислал в подарок Вильгельм, чтобы взбудоражить юное воображение. Вместе с тем в своем письме Кауру король Серебра просил прислать в ответ свежий портрет Гильреи, чтобы отправить его сыну ровно для тех же целей. Теперь в утренние часы до обеда Гильрея была занята позированием, так как ей тут же пригласили лучшего художника, который восхвалял ее утонченную красоту и, как казалось графине, даже приукрашивал ее на своем холсте. Холст, присланный Вильгельмом, не был новым, Вилмара запечатлели на холсте в его двадцатилетие. Светлые волосы, карие глаза, хорошо сложенная фигура для юноши. Довольно помпезный наряд, что немного все же обрадовало девушку, так как в ее представлении в Серебре все ходили как дикари в необработанных шкурах. Вилмар на портрете был неприлично хорош собой, что Гильрея даже заподозрила, что и его художник сильно его приукрасил, однако и слухи о смазливости принца передавались из уст в уста от тех господ и знатных дам, которые некогда бывали при дворе Серебра с визитом. Как девушке ей, конечно, импонировала красота принца, ведь если ей выходить за него замуж, то уже радость, что он не страшный, как какой-нибудь прокаженный бродяга! Но все внутри Гильреи было против Вилмара, что ни насмешливый рот, ни озорной взгляд, ни этот чертов ровный нос не могли ее настроить на внутреннее смирение. Гильрея яростно желала не покидать родные стены замка, границы Бронзового Дома. Единственная наследница по крови, которая удостоилась высокого звания для женщины, имела огромное состояние, но все равно не имела права взойти на престол. Графиня этого и не желала, абсолютная власть была ей безразлична, однако остаться при дворе первой женщиной было для нее жизненно необходимым условием. Она лелеяла в своей душе мечту выйти замуж по любви за Гистуса, ведь это такая романтичная история о любви! Запретная, противоречивая, искренняя, такая яркая и настоящая! Ведь они вдвоем противостоят целому миру, рушат старые устои во имя любви! Но с каждым днем Гистус все меньше и меньше желал отстаивать их право на счастье, хотя и продолжал клясться ей в любви. Иной раз в порыве злости и еще детского упрямства и жажды напакостничать колдуну Гильрея размышляла о Мирамиде, которому когда-то была обещана в жены. Договоренность об этом изжила себя еще до появления Гистуса при дворе, а с появлением и вовсе не обсуждалась даже в шутку, потому что Мирамид с первого дня горячо возненавидел мага и представлял для него опасную оппозицию. «Но как же тебя выведет из себя, если я вдруг снова буду дружелюбна с ним, как раньше!» — подумала Гильрея с долей злорадства. В мыслях она уже разогнала невероятную картину дуэли за ее внимание, но неожиданное столкновение с Гайро выдернуло ее из девичьих грез.

— Ох, прошу прощения, Гайро! Я совсем не заметила тебя! — поспешила извиниться девушка, осмотрев парня с головы до коробки в его руках. — О, а что это у тебя в руках?

— Хах, меня не заметила… — с наигранной обидой протянул будущий казначей и показательно надул губы. — Меня не заметила, а вот коробочку углядела. Выходит, я несчастный призрак замка Бронзы с таинственным коробом в руках. Эх, а так все хорошо с утра начиналось, — фиглярничал парень. Порой было совершено непонятно, шутит Гайро или попросту издевается над своим собеседником: открытые, чистые, а от того и трогательные голубые глаза, обрамлённые густыми ресницами, совершенно не вязались с нахальной, хитрой и даже дерзкой улыбкой на его губах. Голос также совершенно не помогал собеседнику определить настроение франта. Парень мог с совершенно каменным лицом нести полную чушь и околесицу, разыгрывая, и в тоже время с глубоко несчастными глазами и улыбкой поливать человека грязью.

— Ну, полно, — хохотнула Гильрея и помахала ладонью впереди себя. — Для несчастного призрака ты слишком уж хорошо выглядишь, — продолжала Гильрея и показательно наклонилась чуть в сторону, чтобы осмотреть парня с коробки до пят, но потом вновь вернула взгляд на коробку, что заманчиво была перевязана бархатной лентой. — Ну же! Утоли мое любопытство, что же у тебя в руках и куда ты так спешишь?

— Ладно, так и быть, — хохотнул Гайро и выставил коробку чуть вперёд. — Начнём с того, что спешил я в сторону твоих покоев. А вновь обращая внимание на вещицу, хочу отметить, что данную изумрудную ленту можно использовать для волос. Будет очень красиво смотреться на твоих огненных локонах. А для того, чтобы узнать, что именно скрывается в коробке, нам понадобится столик или буфет, — с нескрываемым запалом пояснил голубоглазый и обернулся в поисках места, куда можно было бы водрузить свой груз.

— О, Гайро, это так мило с твоей стороны, — глаза Гильреи вспыхнули от восторга. Она обожала подарки, особенно такие неожиданные и от таких состоятельных друзей, каким был сын казначея.

— А вон кофейный столик! Прошу проследовать за мной, — подмигнул Гайро и кивком головы указал Гильрее направление. Девушка поспешила за парнем и с удвоенным любопытством оглядела свой подарок. Коробка была очень вместительная.

Водрузив ценный груз на стол, парень быстро потянул за край ленты.

— Ты пока открывай, а я поведую тебе предысторию, — важно начал брюнет, подтолкнув подарок графине. Гильрея тут же принялась за дело и, нетерпеливо убрав ленту, открыла коробку с восторженным выдохом. В коробке лежали заготовки для платья и объемный и даже тяжелый на вид сверток бархатной ткани. Взяв одну из заготовок для рукава, графиня прошлась пальчиками по жемчужным пуговицам.

— Гайро! — у нее даже не нашлось слов. — Откуда это у тебя?!

— Совсем недавно мы с отцом выезжали к Северному порту, тому, что самый дальний. Нужно было убедиться в правильном распределении бюджета, но сейчас не о делах, — довольно начал парень. — В этот день как раз в порт возвращались купцы и торговцы и, так как на площади было очень людно, решили организовать торговые ряды прям там. Конечно, как обычно они привезли кучу всякого барахла из Сингапура, но один из купцов был из восточной части Золота… и вот он то предлагал действительно интересные товары. Мой глаз упал на это платье из тонкого бархата, и я вспомнил тебя. Страсть как захотелось посмотреть, как оно будет смотреться на тебе.

— Ну что за прелесть! — восторженная и истинно падкая на льстивые речи Гильрея вытащила сверток ткани и прижала его к себе. — Какой красивый цвет, я ни у кого не видела ничего подобного!

— К твоим волосам, думаю, это самый лучший дуэт! — подхватил парень.

— Боюсь представить, во сколько тебе обошлось это, — продолжала восторгаться графиня. — Ткани из Золотого Дома всегда стоят дорого, а это… — она вновь оглядела себя в лоскуте ткани, — у меня, кажется, где-то есть черное или даже темно-зеленое кружево, я думаю, что если совместить, получится что-то совершенно невообразимое!

Гайро так же как и Гильрея не скрывал восхищения, но скорее даже не от самого подарка, сколько от реакции на него. Осознавать, что можешь настолько кого-то обрадовать (при этом особо ничего не сделав), было весьма приятно брюнету.

— Уже не терпится увидеть все это! Если поторопишь швей, то новое платье сможешь надеть уже на ближайший бал. Вроде скоро какой-то праздник. Что-то в очередной раз связанное с Храмом. Надо будет у господина Стэла уточнить, в честь чего на этот раз он требует закупить фрукты в не сезон, — усмехнулся парень и ещё раз оглядел графиню. — Ты будешь просто восхитительна!

— Если бы я знала, что меня ждет такое чудесное платье, я бы отложила портрет на позже, — задумчиво пробормотала девушка, осторожно складывая ткань обратно в коробку среди заготовок в виде рукавов, корсажа и прочего.

— Портрет? — не понял Гайро.

— Да, — удрученно кивнула графиня. — Его Величество Вильгельм был столь предусмотрителен, что выслал мне портрет своего сына, чтобы я заранее влюбилась в будущего мужа, — на последних словах Гильрея совсем скуксилась, словно ей в рот пихнули кусок лимона.

— Погоди, у тебя такой вид, словно на портрете чучело, — захохотал парень, — я слышал, что принц вроде как тот еще сердцеед.

— Он… — Гильрея замялась, — довольно сносен…

— Не затруднит ли тебя, моя прелесть, показать мне этот сносный портрет? Заодно я помогу донести коробку до твоих покоев, она достаточно тяжелая для такой хрупкой девушки.

Гильрея благодарно улыбнулась с кивком головы. Подхватив ленту, что раньше украшала коробку, графиня направилась обратно в сторону своих покоев, пока Гайро вышагивал рядом с ней с подарком в руках.

В покоях юной графини, в передней ее части в виде просторной гостиной залы, они встретили Алию, которая как раз в этот момент отпрыгнула от канапе, обитого дорогой тканью. Как раз на этом диване и стоял портрет принца, так как графиня не желала вешать его на стену (слишком много чести).

— Госпожа! — воскликнула фрейлина. — Господин Гайро!

— Любуешься? — подловил сын казначея, встряхнув кудрявой головой, чем невероятно смутил прислужницу.

— Алиа, прими у господина Гайро подарок, да вызови на завтра швею, и отмени этого художника, умоляю, — с привычным драматизмом начала Гильрея, — а после нам обязательно нужно подать чай со сладостями.

— Как прикажете, — девушка поклонилась и поспешила выполнить указы госпожи. Как только руки Гайро освободились, он важно прошел к канапе и посмотрел на портрет принца Вилмара. Он с интересом оглядел портрет, вскинув темные брови, а затем и вовсе взял его в руки: парень на холсте не казался ему противным или неприятным, напротив очень даже симпатичным.

— Какая прелесть, — со смехом выдохнул Гайро, — а он красавчик, не находишь? Нос такой и скулы… я его представлял немного иначе.

— Ох, Гайро, тебе ли не знать, что мое сердце уже занято другим мужчиной, — плаксиво вздохнула графиня.

— Это кем же? — иронично спросил парень, продолжая рассматривать портрет.

— Да хотя бы тобой, друг мой! У меня сердце сжимается от боли, когда я представляю, что покину Бронзовый Дом. И уже неважно, красавчик этот Вилмар или нет, я тоже, знаешь ли, не пальцем деланная!

— Да я все понимаю, моя дорогая. Но всяко приятнее быть в компании молодого принца, нежели немощного старика или урода, — проговорил голубоглазый и, хитро прищурившись, легко выдохнул. — Парень все ж хорош! Может, меня вместо тебя к нему отправить?

Гильрея с заминкой рассмеялась этой нелепой шутке, однако внутри невероятно смутилась. Гайро не первый раз шутил подобным антицерковным и до ужаса неприличным образом. Однажды перед постановкой спектакля для короля Стэл обронил, что при дворе не так много молоденьких женщин, которых можно было бы привлечь к импровизированному театру, и мужчин получается больше. Тогда Гайро со всей серьезностью предложил нарядить мужчин в платья и парики и требовал у Гильреи какое-нибудь самое красивое платье, чтобы не ударить в грязь лицом перед смотрящими. Он так ее допытывал с этим платьем, что графиня даже растерялась на пару с кардиналом, однако позже выяснилось, что Гайро всего лишь пошутил.

— Постыдись, — поддержала Гильрея эту шутку. — Лучше расскажи мне о… да что ты прилип к этому портрету? Не такой он уж и прекрасный! Сам же сказал, что представлял его иначе! К тому же портрет не нов, кто знает, что эти годы и ссылка на Севере с ним сделали?

— Сразу постыдись, — театрально закатил глаза парень. — Считаешь, я недостаточно хорош для него? — будто совершенно серьезно поинтересовался молодой рыцарь, но заметив замешательство в лице девушки, продолжил со смехом, — да шучу я! Он не совсем в моем вкусе. Больше люблю темноволосых. Не поеду к нему… — лицо графини все больше менялось, — да шучу-шучу!

— Знаешь, ты иногда так шутишь! — выдохнула Гильрея.

— А насчёт его изменений на Севере, — парень на секунду задумался, — вряд ли он там разжирел или сильно постарел. Самое большое, исхудал и приобрёл красный нос пьянчужки, если решил все это время греться горячительным.

— Иу, — сморщилась девушка и махнула рукой, а после заставила Гайро убрать на пол чертов портрет. Усадив парня на освободившийся диван, Гильрея присела рядом. — Лучше расскажи мне о своем путешествии с господином Моро. Это так здорово! Я никогда далеко не уезжала, только в соседние графства с визитами. Я толком Бронзу не видела, а меня в дремучее Серебро хотят сослать, — она плаксиво сморщила губы, — а ты… ты мужчина…

— Спасибо, что заметила, — рассмеялся парень.

— Гайро! Я серьезно! Вам позволено сильно больше! Взять даже ваши распутные связи до брака. Порядочной девушке воспрещается иметь какие-либо связи до брака, но вы… вы пробуете всяких развратниц! А в портах, я слышала, их очень много!

— Ну, во-первых, позволю заметить, что в нашем Доме распутных мужчин тоже венцом не украшают. Порой кажется, конечно, со слов нашего многоуважаемого паладина, что беречь себя до свадьбы должен каждый. А после свадьбы видеться с женой только в определенные дни для зачатия детей, а не ради страсти, и то в одной только богоугодной позе, — припомнив одну из проповедей, иронично протянул Гайро.

— Потому что нас растят, как сосуды для вынашивания наследников, — фыркнула Гильрея, — а для страсти есть не богоугодные девицы.

— Во-вторых, не по статусу парню с высоким титулом ходить по портовым распутницам. Так можно и с болезнями слечь. Для подобных встреч есть куда более привлекательные особы. Да и есть дамы, которые знают как быть с мужчинами, при этом фактически оставаясь непорочными…

Гильрея даже хотела возмутиться, что себе позволяют эти неблагочестивые женщины, но в самый последний момент вдруг поймала себя на том, что является одной из них и уже опешила от наглости Гайро. Не нужно было быть провидицей, чтобы понять, на что намекнул парень. «Ну ты и сукин сын все же!» — вспыхнула про себя девушка, однако вид постаралась сохранить непринужденный.

— Но я кажется увлекся! — вовремя спохватился брюнет и широко улыбнулся. — Ты спрашивала про путешествия, — махнув ладонью, сам себя осадил парень. — Что именно о путешествии ты хочешь услышать?

— Как там вдали от двора? Какие люди? Видел что-нибудь интересное помимо вещиц?

— Ох, дорогая моя Гильрея, — вздохнул голубоглазый, — что там в порту можно рассмотреть? Неопрятных оборванцев, да нищенок… кто-то из рыбаков даже рассказывал, что совсем недавно видел пиратский корабль.

— Да ты что?! — удивилась графиня. — Вблизи наших земель?!

— Именно, только вот флаг их был опущен. Возможно, приезжали продать награбленное или закупиться провизией, пока наш доблестный флот клювом щелкает и делает вид, что охраняет нас.

— Возмутительно! — графиня не скрыла истинного презрения. — Эти вшивые разбойники и воры должны держаться как можно дальше от наших земель и морей! — но потом вдруг переменила гнев на сострадание. — Бедные люди… как далеки они от бога, что подались в пираты… их тела гниют уже при жизни от такого существования, я не говорю уже о душе! Не могу себе представить, чтобы кто-то из нас вдруг стал пиратом, фу! Ты, например, или я? Ведь и женщины воровки и убийцы тоже есть, и они находятся на вонючих кораблях долгие месяцы без нормальной ванны и чистой одежды. Кошмар!

— Возможно, их привлекает свобода, — чуть тише отозвался брюнет и вздохнул. — Ведь если не думать о грязи и о… будем честны, настоящей пиратской жизни, то все это может выглядеть заманчивым. Для мужчин, конечно, в большей степени, но лишь по той причине, что для девушки на пиратском корабле есть всего две роли, кок и куртизанка.

— Заманчивым? — усомнилась Гильрея. — Что в этой грязи заманчивого?

— Ты волен поступать со своей жизнью, как хочешь. Любить кого хочешь, делать то, что считаешь нужным и… попутно опускаться на дно и убивать людей, — со смехом закончил франт.

Гильрея была намерена горячо спорить на эту тему, потому что ничего привлекательного в жизни бродяги или пирата она не видела, ведь все они мечтают о горах золота, о красивых домах и красивых женщинах. А женщина-бродяга мечтала о доблестном рыцаре, от которого не несло спиртным и тысячелетней вонью от тела и грязного белья. Ни один знатный и состоятельный мужчина ни за что не променяет удобство и роскошь своей светской жизни на блох и ром, равно как и женщина, имея хорошее содержание, никогда не опустится до куртизанки. Однако Гайро озвучил то, что все же имело отклик в ее душе. Возможность любить того, кого ты хочешь любить — невероятное счастье, часто недоступное из-за сложной иерархии в семье и в обществе.

— Ну разве что только любить… — нехотя согласилась Гильрея. — Ладно, полно уже об этих убийцах. Что там еще? В городке том?

— Да ничего, — усмехнулся парень. — Там в городе только на главной площади приятно находиться, а идешь ближе к морю и впадаешь в какую-то меланхолию, глядя на все это. Собственно, за этим с отцом и приезжали, чтобы убедиться, что деньги на благоустройство выделили, а благоустройства нет. По всей вероятности наместника скоро потащат в суд за разъяснениями. Кстати! О судьях… пока крутился там у ратуши, заметил нашего верховного судью. Даже забавно, что он там забыл? Приехал грешников судить? Ну, или грешниц… и не совсем судить.

— Мирамид? — удивилась Гильрея. — И правда, что он там забыл? А, может, как раз судить наместника? Или… очень интересно! Может, он следит за тобой? Подозревает в тебе какую-нибудь угрозу его грандиозным планам убрать Гистуса с поля боя за власть.

— Боже правый, Гильрея! Что за вздор? Я то тут причем? Я казначей. Даже не так, я сын казначея! Я не могу никак повлиять на решение совета. Кто бы ни сидел на троне, я буду заниматься финансами королевства. Мое дело считать золото и правильно его распределять, а не пытаться вскарабкаться на чужой стул, — улыбнулся Гайро, отводя от себя всевозможные подозрения. — Зачем ему следить за мной или моим отцом? Он не похож на того, кто любит подглядывать. Ну, если только немножко. Тем более, он был в курсе, куда мы едем. Потом мы ему же документы привезли с обвинениями. Тут скорее он глупо выглядит, мог бы приехать с нами, а не играть в шпиона. Или это была какая-то только ему понятная шутка, собственно как обычно, — Гильрея на этот моменте одобрительно кивнула. — А насчет Гистуса… — паренек едва заметно поморщился и прикусил губу, — ты б держалась от него на дистанции. Гистус сейчас находится не в самом устойчивом политическом положении. На твоем месте я б к нему ближе, чем на расстояние пушечного выстрела, не приближался. Конечно, ради своей же безопасности.

— А в чем моя безопасность, если я буду на расстоянии? Все одно… тучи так сгущаются надо мной, что я уже готова выйти замуж и за Мира, лишь бы остаться в Бронзе! — ляпнула графиня.

— А почему бы и нет? — будто невзначай обронил Гайро и повёл плечами. — Была бы во дворце, при друзьях, родственниках и своих платьишках. Не думаю, что Мирамиду есть большое дело до кого-то кроме себя и власти. Поэтому, считай, твоя жизнь бы особо и не изменилась. Осталась бы такой же карамельно вкусной. Не думала об этом?

Только сейчас Гильрея поймала себя на мысли, что все ее фантазии всегда были обращены на ревность Гистуса. Она сотню раз прокручивала в голове возможность выйти замуж за кого угодно, чтобы остаться в Бронзе. И, конечно, верховный судья был вариантом очень удачным. Более того и для самого судьи брак с Гильреей был очень выгоден. Это был бы невероятный союз по максимальному расчету.

— Конечно, думала, — не стала лукавить графиня, — когда мне было десять, я была в него влюблена…

— Как мило, даже влюблена!

— Да, ведь мне, конечно, говорили, что отдадут меня за него замуж, когда я подрасту. Тогда я была юна и смотрела лишь на то, что он очень хорош и молод! Но, будем честны, годы не щадят никого. Я выросла, а он постарел. Сколько ему? Тридцать пять? Еще лет пять-десять, и он поседеет и превратится в брюзжащего Гелиуса, несносный старикашка! — высказалась красноволосая. — Я и не удивлена, что его супруга скончалась раньше него, он наверняка сводил ее с ума своим снобизмом. Так что детские фантазии разбились. Наш союз с Миром я вижу, как «сладостный» союз удава с кроликом.

— Не будь так жестока, в сорок лет не все становятся несносными старикашками! — хохотнул Гайро. — Ведь, получается, ты в сорок лет станешь несносной старушенцией!

— Гайро! Как неприлично! — она даже толкнула его в плечо. — О возрасте женщины неприлично говорить! И к тому же… я сделаю все, чтобы сохранить свою молодость и красоту! Конечно, чем старше будет мой муж, тем моложе я буду выглядеть. И с такой перспективой Мирамид становится еще интереснее, — рассмеялась та.

— Даже спорить не буду. Но в данном союзе ты будешь предоставлена только сама себе, исключая те моменты, когда он захочет напрямую показать свой тяжёлый и дрянной характер. Но! Повторюсь, в браке с ним тебя никто не посмеет выслать из Бронзы и отправить к черту на куличики, а точнее туда же, но к Вилмару, — пояснил свою позицию брюнет.

— Еще бы, — хмыкнула она себе под нос и горделиво вздернула подбородок. — Не забывай, что в документе о престолонаследии я имею право быть коронована.

— Только после смерти преемника и в случае отсутствия у него наследников, — напомнил Гайро.

— Если преемником будет мой муж, то ему придется позаботиться о моих чувствах, это в его же интересах, ведь мне и рожать его наследников.

— А ведь и правда… — задумчиво произнес парень, словно истина на него обрушилась лишь сейчас. — У тебя ведь нет отбоя в предложениях выйти замуж, ведь любой твой избранник при свержении законного преемника может бороться за корону.

Гильрее явно не нравилось то, куда он клонит и, конечно же, она совершенно не хотела выходить замуж ни за кого, кроме Гистуса. Это предельно ясно понимал и сам Гайро.

— Собственно, поэтому дядя и желает сосватать меня в Серебро, чтобы внутри Бронзы не произошло какого-нибудь переворота…

— Ладно. К чёрту их всех. Как обстоят дела с Гистусом?

— Как у удава с кроликом, — горько усмехнулась девушка. — Только здесь удав я…