Глава LXII (1/2)

Поздняя осень в Золоте была невероятно мягкой, редко дождливой. Было уже не так жарко, а даже слегка прохладно днем, потому поездки в экипажах не были столь изнуряющими. Кезон, как ему и полагалось, часто выезжал с визитами к важным и состоятельным семьям. Нередко он брал с собой и дочь, чтобы та повидалась с подругами. Мужчина наивно полагал, что его дочь дружелюбна с каждым, и все в ней души не чают. Конечно, такие тоже были, но при таком высоком положении в обществе сложно провести четкую черту между искренностью и лицемерием.

Однако стоило Олимпии пройти этап официальных приветствий, как она горячо обняла младшую из сестер, оставшуюся в отчем доме, и вскоре скрылась с нею в неизвестном направлении, пообещав, что к ужину они непременно вернутся.

— Олимпия, ты чудо как хороша, ну просто налюбоваться не могу! — льстиво, но довольно искренне пролепетала Эдера, дочь одного из тех счастливчиков, которые были обласканы властью.

— Это новое платье, — улыбнулась девушка в ответ и немного покружилась, — отцу привезли невероятные ткани из Сингапура, и он тотчас приказал шить мне новые наряды.

На Олимпии было струящееся непышное платье по фигуре цвета слоновой кости, которое выгодно подчеркивало ее округлившиеся формы. Возможно, фасон платья и был простоват, но ткань, ленты с золотой нитью, вышивка буквально кричали о достатке. Эдеру так не баловали, она имела столько платьев, сколько ей было положено. Пополнить ее наряды мог бы визит ко двору, но ее не приглашали. Причина стояла перед ней — Олимпия. Ее отец, подключив все связи, максимально не допускал новых молодых девушек ко двору, чтобы не сорвать договоренность с Эвоем. Впрочем, Эдера и не надеялась выйти замуж за короля, лишь в самых голубых мечтах могла себе это представить. Ведь в отличие от Олимпии она давно созрела и уже могла исполнить мечту любого короля — родить наследника. Однако девушку берегли для иной удачной партии, к тому же не так давно выдали замуж ее старших сестер.

— Просто прелесть, — вздохнула та, — мне кажется, я каждый раз вижу тебя в новом платье.

— Мы не так часто видимся, так что все может быть, — согласилась Олимпия. — Ну, как ты? Рассказывай. Теперь ты осталась совсем одна, сначала Теклу выдали, затем Виту… скоро и ты будешь при муже.

— Что-то мне не очень хочется замуж, — призналась Эдера и, увидев чуть округлившийся взгляд Олимпии, решила объясниться, — пару месяцев назад Вита приезжала навестить нас. Конечно же я спросила, как теперь она поживает.

— И что же, плохо? — удивилась Олимпия.

— Ее муж очень состоятельный, конечно, но он же… — девушка замялась, — он же старый, — в голосе ее прозвучали нотки брезгливости, — она рассказала такую скуку… это совсем не то, о чем мы мечтаем…

— Старый… — повторила Олимпия, — разве? Ему всего около сорока!

— Не знаю, — пожала плечами девушка, — но он точно не молод. Упаси Бог от мужа старика или толстяка! Тебе повезло, Его Величество молод и хорош собой. У него еще есть запал на страсти… а сестра мне рассказала, что их любовь не длится и пяти минут, а потом он еще и при ней писает в кувшин. Какая гадость!

Они обе рассмеялись, представив эту удручающую картину. В глубине души обе сочувствовали Вите с ее мужем и, наверное, желали ей быстрее овдоветь, если она столь несчастна.

— Уверена, Эдмарион, — Олимпия могла себе позволить такую вольность, — очень искусный любовник. Я раньше никогда об этом не думала, да и я была совсем крохой, но сейчас, — она сделала голос сильно тише и томно взглянула на подругу, — я имела удовольствие полистать не очень скромную книжицу… мужчина с женщиной может такое сделать! Иной раз там были нарисованы такие позы, что мне сложно было бы так скрутиться!

Эдере, как и любой другой девушке, было интересно обсуждать нечто запретное, что ждало их лишь после замужества. Она приблизилась к Олимпии и с неподдельным интересом стала расспрашивать ее о подробностях, в конце закрепив все очень мудрой мыслью: «вот бы и мужчины читали такие книги, а не пыхтели над лицом и писали в ночной горшок после». Олимпия же воображала себе, как чудно и восхитительно складывается ее жизнь, если до конца года у нее, наконец, пойдут регулы. Грешным делом она думала, что готова на самый большой обман в своей жизни, ведь кровотечения можно и инсценировать, лишь подобрать нужную краску или вообще резать кроликов и использовать их кровь, чтобы всего-то испачкать постель…

Роскошная жизнь королевы с таким мужем-королем, каким был Эдмарион, была пределом мечтаний любой женщины. Она вернулась мыслями к рассказу Эдеры про старого мужа сестры и сама себе позавидовала, что замуж выйдет не за старого Эвоя, а за его молодого и крепкого сына. Но, будем честны, Олимпия была так упоительно влюблена в титул, что и за Эвоя вышла бы замуж. Какую разницу имел возраст, если речь шла о титуле королевы?

Однако речь шла об Эдмарионе. Теперь она не была готова упустить этот невероятный шанс сделать свою жизнь максимально роскошной, яркой, полной страсти и любви. Олимпия была наивно убеждена, что она была самой красивой девушкой в Золоте, и что Эдмариону нужно лишь примириться с мыслью о женитьбе, а после он влюбится в нее безоговорочно. Все ее практики флирта с мужчинами вдруг сконцентрировались на короле, и девушка представляла теперь, как будет заигрывать со своим мужем, как будет делить с ним супружеское ложе, как в страсти и любви будут зачаты их дети, будущие наследники. Наследники принцы и принцессы. Сознание Олимпии фантанировало зарисовками из самых романтичных романов и сказок, которые вот-вот должны были стать явью.

Мечты самого Эдмариона были далеки от брака, детей, любви и страсти с женщиной. И несмотря на старания Кезона сократить появление молодых вертихвосток при дворе, они все равно устраивали променад перед королем, убежденные в том, что тому не хватает женского внимания. А Эду не хватало вовсе не этого, а времени. Оно утекало сквозь пальцы, а новостей, особенно грандиозных, так и не поступало. И все же в столь долгой разлуке с любовником Эдмарион не брезговал снять напряжение с кем-нибудь еще, при этом не чувствуя никаких угрызений совести за новые «измены». Сознание и совесть короля не могли простить лишь связь с Ясоном, но в разлуке со Скараби по мнению короля не было запрещено снимать физическое напряжение с другими. Однако даже здесь Эдмарион был довольно скромен и, когда мог, отказывал себе в желаниях плоти. Он всей душой ждал возвращения Скара и даже начал готовить ему подарок, с какими бы вестями тот ни вернулся.

Эдмарион вызвал с Гефеста лучшего кузнеца и приказал сделать ему меч столь ювелирной работы, что сам кузнец, не имея права отказать правителю, в глубине души был страшно напуган таким заказом. Желание Эдмариона было простое, он хотел меч с резной рукоятью, но резьба должна показать ягуара, а шлифовка должна быть такой, чтобы он мог смотреться в рукоять, как в зеркало. Само лезвие меча король заказал из дамасской стали, что была доступна не каждому кузнецу, так как была очень трудоемкой. Неумельцы, возможно, и добивались красивого лезвия, но такие мечи быстро разбивались в бою, так как были очень хрупкими. Сделать годный меч из дамасской стали могли единицы на Гефесте, и самый лучший кузнец, хранящий секрет выплавки, получил королевский заказ. И, упасут его боги, если королю не понравится выплавленный меч. Вместе с тем Эдмарион заказал такую же расписную шкатулку для меча с шелковой подушкой. Готовый подарок должен был ждать Скараби в его покоях, скрасив его возвращение и напомнив о щедрости короля.

***

Пиратский корабль отплыл ещё затемно. Тамерлан пожелал встретить рассвет в море. Мало кто понимал откуда в капитане взялось столь странное желание (лицезреть треклятое солнце на краю моря), да и мало кого это вообще волновало.

Больше всех этот вопрос беспокоил Дона Асмиля и то лишь по причине того, что накануне тот пил как проклятый, а уже среди ночи его заставили грузиться на корабль и вставать за штурвал. День намечался чертовски поганым. Казалось, морская болезнь настигла рулевого сразу, как он сделал первый шаг на борт корабля, а вид штурвала заставил испытать самые настоящие муки совести. Естественно перед самим собой! Черт его дернул так пить перед отплытием? Ах, да, точно… не черт, а ангелочек…

Первая мысль о Тибиле возникла у Дона именно у руля, причём не самая светлая. Дон вспомнил, что так и не получил прощения. Напротив, Тиб наговорил ему очередную порцию гадостей. И, да, было за что, и вся эта ситуация оставалась весьма прескверной, но Асмилю сейчас было настолько плохо, что по большей части его ещё не до конца отрезвевший разум мог только винить пастора. Ведь не будь ссоры с Тибилем, не было бы жуткой головной боли (во всех смыслах этого слова). Поэтому Дон сначала недовольно вглядывался в трап, подсознательно высматривая виновника его мук, а затем бросил и эту затею, решив, что ангелочек уже давно погрузился на судно и мирно спит, в отличие от несчастного рулевого, который сможет прилечь только ближе к полудню, да и то не факт.

Капитан сразу приказал взять прямой курс к линии торговых путей Серебра. По его расчетам пираты должны были захватить один из кораблей Серебряного дома, за пару дней вернуться обратно в порт Бронзы, пополнить запасы провизии и рвануть к островам Сингапура для продажи награбленного. И таким образом избежать возможную погоню со стороны флота Серебра. Все это звучало уже знакомо и привычно, но Феррос с самого утра был каким-то нервным и озлобленным, что сначала показалось Асмилю странным, но с другой стороны Тамерлан, как ни крути, был обычным человеком, который мог нервничать из-за предстоящего захвата судна. К тому же, когда солнце поднялось высоко над горизонтом, Дон был последним членом экипажа, который хотел вообще хоть о чём-либо думать: желтый шар припекал так, что хотелось вышвырнуть самого себя за борт. Так в адских муках прошла большая часть дня.

Как и предполагалось, Асмиль смог покинуть свой пост лишь ближе к вечеру. Сначала у рулевого даже появилось крошечное желание спуститься к Тибилю, чтобы попробовать вновь поговорить. Но мысли об очередном скандале и новая волна головной боли быстро отринули это. Прохлаждаться со святошей на отдельной койке ему явно не удастся, потому Дон спустился в общую каюту, застав Зиру в ее огороженной бочками уголке. Гамак над ней принадлежал как раз Дону, где он и собирался обитать весь предстоящий заплыв. Взобравшись на него и приняв удобное положение, Асмиль быстро уснул, сильно уставший еще ранним утром. Но бог отдыха ему явно не благоволил в этот день.

— Асмиль, — взволнованный голос негритянки вывел молодого пирата из сладкого мира грёз. — Асмиль… ты Тибиля не видел?

Дон с трудом разомкнул свои глаза и болезненно поморщился:

— Неа, — коротко ответил он и решил провалиться в сон снова. Но Зира не отставала.

— Странно, и я его не видела сегодня. Он обычно помогает хоть как-то, а тут словно испарился.

— Угу, — вяло продолжал Дон, — он так много ничего не сделал, что, наверное, страшно утомился, — продолжал бубнить Дон, которого вновь начала раздражать эта невероятная способность Пастыря отлынивать от работы, когда как другие впахивали за троих.

— Дон, я серьезно!

— Я тоже! Небось лежит у себя и отдыхает, устал же бедняжка смотреть, как другие пашут, — уже огрызнулся пират.

— Нет, его нет в каюте, — серьезно проговорила Зира и нахмурилась. — Ты его когда в последний раз видел? Никак не пойму, с кем в шлюпке он плыл на корабль.

Рулевой тяжело вздохнул, осознав, что поспать ему так и не удастся, и что Тиб издевался над ним даже на расстоянии. Нехотя разлепив глаза, Дон уставился вниз на Зиру, спросонок даже не сразу отличив ее темную фигуру на фоне грязного пола.

— Может, он у Ферроса?

— Может… но обычно он спускается к обеду ко мне на кухню, да и вещей в его каюте нет, — обеспокоено отозвалась Зира.

— Как нет? — удивился Дон, который точно знал, сколько всякого хлама Тибиль успел купить на суше. — Книжек его всяких и сумки…

— Там ничего нет. И кровать сложена.

Асмиль ещё раз нахмурился, пытаясь понять, как подобное вообще возможно, и все же присел на гамаке, свесив ноги.

— К вечеру явится. В конце концов, жрать то он захочет рано или поздно, — рассуждал Дон.

— Но ты б зашел к капитану, — осторожно начала Зира, — а то что-то неспокойно у меня на душе.

Вот уж чего-чего, а лишний раз пересекаться с Ферросом желания не было решительно никакого.

— А меня разве нянькой к Тибу приставили, чтобы я ходил и докладывал Ферру обо всем?

— Ну ладно уж тебе, Дон! — взмахнула руками негритянка. — У тебя уж больше возможностей глянуть, кто там в его каюте. Может, Тибиль заболел? Лежит у него, а Ферру и дела до него нет!

— Заболел? — пират глянул вниз. — Это чем же? Воспалением хитрости?

— Асмиль! — прикрикнула Зира, топнув ногой. — Сходи, посмотри! Иначе на ужин одно яйцо тебе дам и самое тухлое!

— Ладно- ладно… — нервно выдохнул Дон и спрыгнул на пол. — Еще тухлых яиц мне не хватало…

Рулевой нехотя побрел наверх и ближе к капитанской каюте остро ощутил волнение Зиры. И в самом деле, разве не странно, что Тибиль до сих пор не мелькнул своей недовольной и презрительной физиономией? Сердце забилось быстрее от волнения, когда Дон на мгновение представил, что Тиба случайно вообще забыли в порту. Дон даже поспрашивал других про Тиба, но те лишь махали руками или пожимали плечами. Никто его не видел, но никто никогда и не пытался его видеть в целом. До Пастыря никому не было дела. Почти у каюты капитана Дон развернулся и решил самолично проведать Тиба в его коморке, но, как и говорила Зира, там никого не оказалось. Никого и ничего. Ни сумок, ни узлов с вещами. Постель его и правда не была разложена.

За озадаченными плутаниями рулевого наблюдал Феррос с капитанского мостика. Для короля пиратов не было тайной столь суетное поведение Асмиля, напротив, он точно знал причину и даже посмеивался над всей этой ситуацией. Хотя в глубине души все это его злило не меньше.

— Гадство… — выругался Асмиль, прикрыв лицо ладонями и чуть сжав голову. — Как так-то? — в бесконечность моря выдохнул он, оглядев корабль.

Как так вышло, что Феррос не заметил отсутствие брата? Как сам Дон этого не заметил? И что теперь? Тибиль остался на берегу! Один! Без денег, без защиты! Что теперь делать? Возвращаться? «Как я мог про него забыть? Как?!» — из потока мыслей Асмиля вывел скрип лестницы, от чего Дон резко развернулся.

— Что-то потерял? — хрипло усмехнулся Тамерлан, вскинув густые брови. Рулевой с силой выдохнул, предвкушая предстоящий разговор, и серьезно начал:

— Ферр, у нас огромная проблема… — начал рулевой, не зная, как озвучить весь ее масштаб.

— Да неужели? — наигранно удивился капитан и подошел к рулевому ближе.

— Мне кажется… нет, я уверен, что мы забыли в порту Тибиля, — продолжил Морской Черт, — если мы прямо сейчас развернёмся, то…

— Вот как? Забыли? А ты так переживаешь из-за этого? — перебил Ферр. — Как интересно!

— Феррос, черт побери! Мы оставили его там совсем одного! Без денег! — начал закипать Асмиль. Ему совершенно не нравились игры, которые затеял Тамерлан. Нужно было срочно действовать! В голове четко билась мысль, что Тибиль один там совсем не справится и несчастного нужно поскорее спасти от неминуемой гибели.

— Одного? Без денег? — сочувственно повторил тот и усмехнулся. Стальной отблеск зеленых глаз очень не понравился Дону. Однако не только у рулевого было четкое убеждение, что Тибиль неспособен к жизни без опеки Тамерлана.

— Да! — спокойствие капитана его убивало. — Мне кажется, ты не понял, это не шутка! Его и правда нет! Никто его не видел!

В ответ Феррос лишь расхохотался, и Дону пришлось выслушивать этот смех целую вечность. Что здесь смешного? Дон с ужасом представлял эту слезливую физиономию Тибиля, который вдруг осознал, что про него все забыли.

— Будь спокоен, друг мой, — вдруг серьезно начал мужчина и прокрутил между пальцами ус, — Тибиль заявил, что он взрослый мужчина, взрослый и самостоятельный, не нуждающийся в моих деньгах. И изъявил недурное желание остаться на суше, и я великодушно позволил ему это сделать.

— Что?! — не сразу понял Дон, а когда понял просто не поверил. — Как? Ты его самолично там бросил?!

Тамерлан только хмыкнул: ему не нравилась данная формулировка предложения. Он не бросал кузена, а позволил тому остаться. Ферр и сам не желал оставлять это нежное существо, которое язык не поворачивался назвать мужчиной, без какой-либо опеки. Самым идеальным вариантом было вернуть его ко двору, но у капитана были личные интересы этого никогда не делать. Собственная свобода и такая распущенная и грязная жизнь пирата была для него во сто крат дороже комфорта Тибиля.

Асмиль тем временем не находил слов. У него в голове не укладывалось, как можно было бросить Тибиля на произвол судьбы. В понимании Дона, Тибиль был практически немощным, а если и не немощным, то чертовски слабым, доверчивым и добрым (что для рулевого приравнивалось к глупости) человеком. Поэтому желание бросить подобного человека казалось Асмилю форменным убийством.

— Не бросил, а оставил в покое. Как он и хотел. Не ты ли мне говорил, что Тибиль не ребёнок и может сам за себя выбирать? Вот, пожалуйста! Он выбрал, — продолжал с улыбкой Ферр.

— Ты спятил… — глухо выдохнул Дон, опустив серый взор на грязный пол.

— Думаешь? — усмехнулся капитан. — Я считаю, что это мое прозрение, о котором вы оба, кстати говоря, молили меня накануне отплытия, — Дон невольно поджал губы. Они явно просили Ферра о некоторой свободе действий, но вовсе не желали таких радикальных мер! — Или, погоди, может, ты сам расстроен тем, что не остался с ним? И если так, то кто из нас спятил?

Феррос даже обошел рулевого и толкнул скрипучую дверь в коморку, где, как и полагалось, Тибиля не было. До этого дня вряд ли капитан хоть раз сюда заглядывал, ему было по большому счету безразлично, в каких условиях жил кузен. Тибиль вечно жаловался на все подряд, что очень быстро Тамерлан стал пропускать все его нытье мимо ушей. Однако кровать была сделана довольно крепко, к тому же была широкой. И, к несчастью, Ферр догадывался, что на этих досках Тибиль спал не один, а потому вновь вернул свое внимание Дону.

— Слушай, ты же сам прекрасно понимаешь, что он один не справится… надо… — Дон не успел озвучить свои мысли, но они видимо настолько ярко отражались на его лице, что Тамерлан сделал это за него.

— Разворачиваться? — пират кивнул. — Ты сам себя вообще слышишь, Асмиль? Что за паника? Что за чушь?

Асмиль прекрасно слышал себя, но вот, казалось, Тамерлан его явно не слышал. Иначе откуда это обескураживающее спокойствие?! Он же сам прекрасно знал, что Тиб в самостоятельной жизни, как сухой листок, который плыл по течению и полностью зависел от превратностей погоды! А вдруг на этот листок кто-то наступит?

— Неужели мой братец настолько вскружил тебе голову? — продолжал Ферр. — Я просто тебя не узнаю. Буквально пару месяцев назад ты был в гневе и ярости из-за того, что мы упускали знатный куш из-за плохой погоды и был готов в шторм плыть через море. Но тут! Нам выпал такой шанс хорошенько подзаработать, а ты хочешь бросить все ради… ради чего? — Ферр удивленно вскинул брови. Дон так и продолжал разглядывать пол и чужие сапоги, но все же заметно нахмурился. «Ради чего?» — эхом повторились слова капитана в черепной коробке пирата. «Ради него», — быстро всплыл ответ в сознании Морского Черта, от чего на мгновение парню даже стало как-то страшно. Внутри молодого пирата правда все похолодело на этот короткий миг осознанности. Действительно ли рулевой был готов сейчас отказаться от золота и роскоши (хоть и недолгой) ради одного человека? Это же настолько безумно глупо и абсурдно, что даже не смешно.

Капитан окинул холодным взором потерянного Асмиля и, понизив тон, начал серьезнее:

— Подумай над тем, что для тебя важно. И постарайся расставить приоритеты правильно. Знаешь, я так боялся, что ты испортишь мне святошу, что совсем не заметил, что по итогу он испортил тебя. Ты очень изменился. И кажется, не в лучшую сторону. Не в ту сторону, в которую стоит меняться пирату. Ты хорошенько подумай над моими словами и наконец реши для себя, кто ты. Иначе мне придётся тебя и вправду высадить в ближайшем порту, как и моего брата, и искать замену. Мне не нужны тут непригодные к работе люди.

— Так точно… — только и смог выдавить из себя Дон.

— И еще, — уже уходя, бросил Феррос. Асмиль растерянно поднял взгляд на капитана. — Я бы еще понял, если бы ты такой кипишь поднял из-за знойной красотки. Но Тибиль? Это смешно.

Для Тамерлана выбор Асмиля не был очевидным. Он не ценил Тибиля так, как, возможно, было ему должно. Кузен воспринимался им как обуза, которой и являлся. Да, Тибиль не был плохим человеком и был по своему дорог Ферросу, капитан даже переживал за его судьбу. Но разве не здорово, что проблема сама собой решилась? Ведь это не он его бросил, а Тибиль ушел сам. Разве не это зовется удачей? Да и Тамерлан не имел ни малейшего сомнения, что стоит им вернуться в порт того Бронзового городка, как Тибиль первый побежит их встречать. Мужчина не верил, что этот слабак способен на жизнь без его покровительства, а потому после столь болезненного урока станет еще более безвольным и потому удобным. В страхе снова быть брошенным и оставленным на свои собственные силы (коих нет) Тибиль будет исполнять волю Ферроса с еще меньшим сопротивлением.

В городе разбойников и воров Тамерлан его бы не оставил, он все же не так жесток к кузену, но в мирном богобоязненном городке Тибилю не грозило буквально ничего, кроме сна без крыши над головой и голода. Перспектива, конечно, не из самых приятных и желанных, однако почему-то здесь капитан был уверен, что церковь, куда Тиб носил честно награбленные деньги, должна как-то ему помочь. Иначе какая же это церковь, если она отворачивается от тех, кто так верно служит ей? А даже если и так, то, быть может, Тибиль отречется от всей этой ереси, наконец? Тамерлан во всем этом находил все больше плюсов.

Асмиль, оставленный со своими думами тет-а-тет, находил в столь зверском поступке все больше минусов: он представлял, как Тибиля грабят, избивают, морят голодом. И все это делают те самые люди, которые улыбались ему еще вчера. Никому нельзя доверять! Ведь тебе рады лишь тогда, когда ты при деньгах, но у Тибиля с его расточительностью их совсем скоро не станет, если они вообще у него есть! Оставил ли ему Феррос золото, чтобы тот банально не подох с голода в этом «райском» местечке? На сколько дней вперед проплачена его комната? А если у него уже закончились деньги, где и на что он будет питаться? А если комната не проплачена, то где он будет жить?!

— Он покойник… — обреченно выдохнул Дон себе под нос и сжал свою голову ладонями. Спокойствие Ферроса в данном случае ему было абсолютно непонятным. Как родной человек мог бросить такого растяпу в реалиях жизни, к которым тот был категорически не готов?! И почему Асмилю настолько не все равно? Как эти нелепые взаимоотношения с Пастырем вылились в такую дикую несуразность и при этом стали такими желанными?..

***

А тем временем там, за бортом, в клочке земли, именовавшимся Бронзовым Домом, но вдали от брошенного Тибиля разгорались страсти ничуть не хуже. Как и полагалось, при дворе все било красками, однако от этих красок кому-то уже до кровавых слез резало глаза. «Святое» государство было на пороге раскола, у нового витка истории. По большей части народ любил своего короля, однако далеко не все поддерживали его инициативу посадить на трон вместо или после себя колдуна. Иные вообще считали, что король на старости лет немного выжил из ума, ведь если кровного наследника нет, то какая разница, кого сажать на престол. А если так, то почему выбор столь радикальный и идущий наперекор всем традициям, которые годы устанавливались на землях Бронзы слезами и кровью?

Больше всего возмущались те, кто еще помнил истории своих семей, когда столетия назад предки платили за Веру и традиции кровью и жизнями. О тех темных временах не любили вспоминать, но те времена были и сейчас грозились повториться, но уже в другом ключе. Если раньше ушедшие правители, разгневанные грехами союзников, провозглашали себя и свои земли оплотом Веры, организовывали религиозные походы, казнили тех, кто противился принимать Бога, то что же сейчас? Каур решил пригреть у себя под крылом колдуна, потомка тех, кого из года в год сжигали на кострах. И чем же теперь Бронзовый Дом отличался от своих «грешных» братьев, где Серебро погрязло в связи с магией, а Золото и вовсе продолжало восхвалять языческих богов и дикие традиции?

Неверных изгоняли или убивали, другие под страхом смерти принимали новые законы и условия жизни, чтобы прекратить массовые изуверства, которые в последствии историки лаконично описали как указ «Об очищении Бронзового Дома от греха». Подобные чистки проводил Дом Серебра тоже, однако те не были столь жестокими и обширными. Ужасный период кровавых походов во имя Господа Бронза решила скорее забыть, годами сглаживая эти волнения быстро развивающейся торговлей и высоким уровнем жизни горожан. И по прошествии стольких лет, когда, казалось, прошлое осталось далеко в прошлом, народ вопреки всему все еще помнил, а посему его недоумение было понятно многим. А повторять «Походы Веры» никто не желал, будь то вера в Бога или навязывание всем язычества. Столетние устои пошатнулись, традиции были под угрозой, Церковь претерпевала сильное неуважение со стороны власти. И как бы Каур ни объяснял свое решение, говоря про надвигающиеся войны, Дома все же держали мирные соглашения и предательство короля было необъяснимым. Особенно, когда взойти на престол желал не только хитроумный маг, который одурманил правителя королевства, но и вполне приличный и в некоторых кругах даже желаемый претендент на трон Мирамид.

Мужчина был из знатного рода, который из поколения в поколение служил при дворе. От отца помимо громкой фамилии и большого наследства Мирамиду достался и титул: глава семейства стал уже совсем плох и потому сын получил звания королевского коннетабля и верховного юстициария. Конечно, еще до отставки отца к этому были все предпосылки, однако оправдать свои компетенции Мирамид успел за довольно короткий срок. Мужчина был донельзя работоспособен, практичен и невероятно расчетлив. Большая любовь к точным наукам проснулась в нем еще в детстве и с годами подарила Мирамиду большие успехи в карьере под началом отца.

Теперь, возглавляя королевский суд, Мирамид вершил свое правосудие по собственным понятиям о чести и долге, часто принимая бескомпромиссные решения. Политиком его назвать было очень сложно, все его деловые качества были столь высоки, сколь чужды ему были такие понятия как дипломатичность суждений. Ко всем он был требователен и не скрывал своего презрения к лодырям, которых, к великому сожалению, видел чуть ли не везде. Его отец уже от старости слабый телом, но не духом, продолжал покровительствовать сыну. При всей верности короне он, как и любой другой на его месте, во всем искал выгоду для своей семьи, и когда юный принц Тамерлан пропал вместе с маленьким Тибилем, и их поиски спустя годы не увенчались успехом, Гелиус приложил немало усилий, чтобы король рассмотрел Мирамида в качестве преемника или десницы, если вдруг у короля родится кровный наследник в новом браке или вне брака вовсе. И какое-то время на тайных собраниях такой вариант обсуждался вполне серьезно, так как единственная голубая кровь короля текла в Гильрее. И чтобы как-то скомпенсировать некровного наследника, еще ребенком Гильрея была обещана Мирамиду в жены, однако со временем планы Каура кардинально изменились. В столь короткое время найти колдуна и без оглядки на всех поставить его рядом с собой и готовить к престолу? Такое неуважение былым договоренностям сильно изменило верность Гелиуса, а вместе с тем и его сына, который, конечно же, мечтал занять трон. И от своей мечты он вовсе не желал отрекаться и теперь.

Ранним утром в чёрном плаще с сапфировым подбоем стремительной военной походкой к залу королевского совета шёл высокий осанистый мужчина. Его темные длинные волосы были собраны в низкий хвост и перевязаны синей атласной лентой, высокие чёрные сапоги отстукивали тяжёлый ровный ритм, который отражался глухим эхом об стены. Весь его вид говорил о решительности, а темные карие глаза выражали гнев и раздражение. Как только брюнет оказался у огромной деревянной двери, он нетерпеливым рывком толкнул ее и вошел в помещение. Пропустив гостя, двери с неприятным скрежетом захлопнулись. Столь резкое появление юстициария заставило вздрогнуть некоторых членов королевского совета, которые уже успели занять свои места за столом переговоров.

— Господи, — тихо выдохнул один из сидящих мужчин, заметно помрачнев. — Господин Мирамид, там что, восстание за окном или холера? К чему весь этот драматизм? — с некой иронией поинтересовался он.

— Ещё немного и восстание будет, не сомневайтесь, кардинал, — отчеканил Мирамид, ничуть не смутившись замечанию. Паладин несколько секунд удерживал строгий, неодобрительный взгляд на темноволосом, а затем выдохнул, вернув своему виду благосклонность священнослужителя. Одет он был, как и полагалось, в сутану, однако та была всегда алой (праздничной) и расшитой золотыми нитями и жемчугом.

— Вы правда так считаете? — подал голос светловолосый мужчина, который был старше всех присутствующих в комнате, в строгом коричневом костюме и большим бронзовым ключом на шее. — Потому что… пока что только наши с Вами действия похожи на восстание и предательство.

— Обоснуйте, — холодно изрёк Мирамид и двинулся в сторону стола.

— Господин Моро имел в виду то, что не кажется ли Вам априори странным, что королевское совещание проходит без Его Величества короля? — с наигранной улыбкой протянул голубоглазый парень, что сидел по правую сторону от светловолосого.

— Вот именно. Почему было решено назначить именно такое совещание? К тому же, среди присутствующих нет даже господина Саламона, — подхватил кардинал.

— Совещание открытое. Король о нем в курсе, также как и Саламон. Тем более мы ещё не начали заседание. Его Величество Каур знает причину сбора, но он уже высказал своё мнение и менять его не намерен. Однако, королевский совет может повлиять на указы короля. Конечно, если решение будет единогласным, — отчеканил коннетабль и присел на стул.

— Так, на повестке дня у нас вновь будет тема… — начал Моро.

— Веры, — перебил Мирамид. — На повестке дня у нас будет тема Веры и не соблюдение традиций, — добавил он, устремив взгляд на паладина. Мужчина в алой сутане заметно помрачнел.

— Кажется, мы уже обсуждали это. И мне казалось, тема закрыта.

— Верно, — согласился Мирамид и продолжил, — что для меня показалось поистине странным. Ведь кто если не Вы, бастион исконной Веры и Божественного ведения, должны противостоять ереси и защищать наше с Вами наследие? — продолжал давить темноволосый.

— Вам ли не знать, господин верховный судья, — начал раздраженно кардинал, — что у Его Величества Каура, к сожалению, не осталось кровных наследников. Что, очевидно, сковывает нам руки. Единственная родная кровь течет в Гильрее. Вы предлагаете посадить на трон ее?

При упоминании этого имени у Мирамида слегка поджались губы. Обещанная ему в жены племянница короля сейчас как полоумная вздыхала по колдуну и мечтала стать ему (магу) женой. Мужчина не знал, что его возмущало в этой ситуации больше: что план породниться с королем провалился, или что сама Гильрея, словно очарованная магическими чарами, тоже отреклась от традиций. В таком раскладе вещей Мирамид был даже рад, что ее и вовсе сосватали наследнику Серебра. По слухам принц Вилмар был столь любвеобилен, что ревнивая и горделивая Гильрея должна будет точно сойти с ума от вечных интрижек при дворе у нее перед носом.

— Для подобных «фокусов» придётся переписать весь свод указов, а может и Священное писание, — между делом высказался голубоглазый парень, ухватив пальцами крест у себя на шее, сделав этим акцент на своих последних словах. К слову, у каждого из совета был крест (у голубоглазого парня на шее висел латинский крест-чётки из чёрного аспидного камня (шунгит); Мирамид носил византийский серебряный крест, украшенный настоящими рубинами; у Моро был золотой крест боттонни с разноцветными камнями, который причудливо переплетался с большим ключом казначея; Саламон носил Бронзовый крест кросслет, похожий крест носил сам король Каур; самый выделяющийся был у Первосвященника Стэла — крест, сделанный из золота и инкрустированный сапфирами, рубинами и изумрудами, был размером с половину ладони). Каждый из членов совета считали своим долгом и высшим благоговением подчеркивать свою принадлежность к Вере, которую в Бронзе часто возводили в абсолют.

В королевский совет входили люди, чьи предки закладывали первые камни в фундамент Дома Бронзы вместе с королевской семьей. Бронза всегда почитала традиции и одной из таких было право на передачу титула своему кровному наследнику. Поэтому в Доме Бронзы было практически невозможно получить звание без родственных уз. Так в совете состояли господа, чьё родовое древо тянулось на многие-многие поколения. Среди этих господ был граф-паладин Стэл, который занимал в Бронзе положение Первосвященника. Мирамид, получивший от своего отца титул коннетабля, а также верховного юстициария. Казначей Моро и его сын Гайро, который готовился принять должность камерира от отца. А также архи канцлер Саламон — королевский историк и летописец, чей ныне покойный отец был хорошим другом короля.

— Об этом и речи идти не может, — отрезал Стэл.

— Гайро шутит. Конечно же, никто в серьез не задумывается о такой глупости, как совершенно ничего непонимающая в государственных вопросах девчушка на троне, — еле заметно толкнув локтем сына, улыбнулся казначей.

— Мы тут не для шуток собрались, — сухо отозвался Мирамид.

— Конечно, ведь для этого нужно иметь чувство юмора, — как бы невзначай обронил Стэл под нервные взгляды собравшихся. Мирамид лишь сощурился, пытаясь понять сакральный смысл данного замечания, но Гайро решил продолжить тему.

— А по мне так отличный каламбур выходит, не находите? — подлил он масла в огонь. Парень не был глуп, напротив, будущий казначей прекрасно умел пользоваться не только своим положением, но и смекалкой. Заседание не было объявлено, в зале были собраны не все члены совета, а это значило, что все происходящее было не больше, чем пустой трёп. Так к чему бояться высказываться в открытой дискуссии? Однако такая наглость не могла не злить верховного судью, но как только Мирамид попытался осадить пыл своего соратника, дверь в зал совета вновь распахнулась.

— Простите за опоздание, — проговорил вошедший рыжебородый мужчина. Саламон быстро оглядел присутствующих и занял место за столом. — Мой помощник передал Ваше послание, господин Мирамид. И я был крайне удивлён темой собрания.

— Что ж, теперь, я полагаю, мы можем начать обсуждение? И давайте будем кратки. Я не намерен убивать на это весь день, не знаю как у вас, господа, а у меня ещё есть куча обязанностей, — отозвался Стэл, поправив свой плащ. Юстициарий косо глянул на этого бездельника и только хмыкнул себе под нос.

— Большая часть знати и горожан крайне обеспокоена и даже разозлена тем, что Его Величество выбрал в качестве преемника мага. В данном решении нарушается не только традиция родственных уз, но также принижается значимость «Походов Веры». Зреет большое недовольство. И, если решение короля непрекословно, то, возможно, мы хотя бы можем найти способ предотвратить ещё не разгоревшееся восстание? — ровно изрёк Мирамид и перевёл свой взгляд на Саламона. — Вы поддерживаете выбор Его Величества, так возможно у Вас и план есть, м?

— Восстания не будет, — отрезал рыжеволосый мужчина. — Гистус принял нашу веру и более не является язычником…

— Гистус регулярно практикуется в магии и чародействе. Или это после принятия веры не считается? Как это вообще работает? — со смешком отозвался Гайро, — Ваше Преосвященство, может, Вы подскажите?

— Это никак не работает, — сердито изрёк Стэл, потирая пальцами перстень на другой руке. — На бумагах Гистус богобоязненный подданный Бронзы.

— А по факту по вечерам лягушек варит, я так и понял, — махнув рукой, усмехнулся будущий казначей и откинулся на спинку стула.

— Вы позволите мне договорить? — поморщился Саламон, которого очень возмущала атмосфера текущего собрания. Мирамид, который обычно старался строго организовывать собрания, сейчас был только рад болтливости и язвительности Гайро. Это лишь подчеркивало, что король сделал неверный выбор, которым было недовольно большинство.

— Да, прошу, — все же вставил Мирамид и махнул рукой.

— То, чем занимается Гистус, признано позволительным врачевательством, — пояснил Саламон и, собрав свою волю и терпение в кулак, продолжил, — господа, вам ли не знать, как обстоят дела во внешнем мире? У Золота огромная сильная армия. Серебро использует силу магии уже много лет. У нас же есть только флот…

— Огромный и мощный флот, — вставил Мир.

— Наши корабли никак не спасут нас, если враг решит напасть с гор.

— Так выходит, мы уже готовимся к войне? — уточнил Моро.

— Золото и Серебро находятся на волоске от этого. Золото уже силой захватило один из городов Серебра.

— Насколько мне известно, Серебро отказалось выплачивать долг. Именно поэтому Золоту пришлось забирать обещанное землей, — кивнул верховный судья.

— Так или иначе, все это заставляет нас быть готовыми и принимать решительные меры.

— А что нам мешает использовать магию, при этом не усаживая язычника на трон? — протянул голубоглазый. Здесь Саламон на мгновение замялся.

— Таково решение Короля, — для него это казалось абсолютным и достаточным аргументом. Но атмосфера собрания ему не нравилась, более того он понимал эти несложные двухходовые схемы и довольно язвительно продолжил. — Однако… возможно, у вас есть кандидаты получше? Может, Вы? — еле заметно повысив голос, изрёк Саламон. — Или Вы, Ваше Преосвященство?

— Боже упаси, — открестился Стэл тут же, — мне это не по душе. Я слуга Бога и полно на этом.