Глава 5. Острие (2/2)

Мужчина галантно подвинул стулья, затем передвинул бокал, на место между ними, таким образом разделяя их. Адель поймала на себе чуть насторожённый взгляд Шошанны, но еле заметно кивнула, как бы говоря: «Всё в порядке».

— Я прошу меня извинить, у меня сегодня не так много времени, поэтому предлагаю перейти сразу к сути, — он двумя пальцами подозвал официанта. — Нам, пожалуйста, три яблочных штруделя с кремом, мне чёрный кофе, фройляйн Дитмар хороший портвейн, а мадмуазель Мимьё… — он задумчиво постучал пальцами по столу. — Мо-ло-ко.

От этого слова у Адель засосало под ложечкой. Неужели всё же понял? Она приоткрыла губы и со смесью настороженного страха и удивления воззрилась на Шошанну. Та никак не отреагировала на взгляд подруги, только сильнее стиснула в тонких пальцах сумочку.

— Знайте, Адель, — он повернулся к ней. — Вчера, после того как вы ушли, я отведал здесь просто невероятный штрудель, вам понравится!

Она натянуто улыбнулась и кивнула:

— Вы любитель яблок, значит вчера не прогадала.

— О, — он закивал. — Вы правы, я страшный любитель. Особенно мне нравятся яблоки выращенные не в этих новомодных рощах, где их поливают чёрт знает чем, а на природе, где все необходимые элементы они получают из самой земли. Особенно хороши яблоки у предгорья Альп. Что скажете, мадмуазель Мимьё, вам нравятся яблоки в Альпах?

Шошанна на миг зависла, в глазах мелькнул отблеск страха. Но девушка в сию секунду взяла себя в руки, и расплылась в миловидной улыбке:

— К моему сожалению, полковник, я ни разу не была в Альпах, поэтому не могу ответить на ваш вопрос.

Ланда громко рассмеялся, так, что люди за соседними столиками начали оборачиваться. Девушки одновременно переглянулись, стараясь сдерживать рвущийся изнутри ужас. Им казалось, что они всё продумали, что готовы к любому исходу, но испытать на своей собственной шкуре совсем не то, что представлять в голове. Тяжелее всего было Шошанне, перед глазами то и дело вспыхивали картинки из прошлого, те, в которых полковник Ланда о чём-то говорит с месье Лападитом, потом встаёт, спокойно прощается на французском, закрывает дверь и…

— Извините, — немец утёр слезящиеся глаза салфеткой. — Мне просто показалось, что ваш акцент откуда-то с юго-востока, вот я и решил, что вы из местности не столь отдалённой от Альп. Ух, — он глубоко вдохнул, восстанавливая дыхание. — Так откуда вы?

— Я из небольшого города Иссуар, близ Клермон-Ферран, — без запинки проговорила она.

— А, всё-таки угадал — вы с юга, — Ланда довольно потёр руки, и уже было открыл рот, но тут внесли штрудели.

Адель отрезала небольшой кусок, зачерпнула сверху крем и положила в рот. Из-за стресса десерт показался почти безвкусным, ей даже с трудом удалось его проглотить. Шошанна тоже почти не ела, бессмысленно ковыряя его вилкой, полковник же успел умять половину.

— Ну как? — этот вопрос был адресован им обеим.

— Вполне ничего, — голосом чуть выше обычного ответила Адель и поднесла к губам бокал.

— Эммануэль, позволите я буду называть вас по имени, а то с фройляйн Дитмар мы уже подружились, хотелось бы и с вами. Расскажите, как получилось, что вы перебрались в Париж?

Шошанна изобразила на лице какое-то вежливо-отстранённое выражение и начала рассказывать про тётю с дядей. Адель знала, что никаких родственников у девушки не было, и что прошлая владелица кинотеатра просто помогла бедной, отчаявшейся сиротке, но эта легенда про бедных родственников была довольно распространена, поэтому оставалась наиболее безопасной.

Ланда кивал на каждое слово, внимательно слушая, иногда задавая уточняющие вопросы. Когда девушка наконец закончила, он удовлетворённо улыбнулся и подозвал официанта, чтобы тот принёс счёт.

— Что ж, хочу сказать, что весьма доволен нашей встречей, но к глубокому сожалению, моя персона в Париже на расхват, поэтому вынужден откланяться, — Адель облегчённо прикрыла глаза. — Но прежде, я хотел спросить у вас ещё кое-что…

Сердце неожиданно забилось чаще, Адель поняла, что это было из-за голоса мужчины, весь вечер он оставался очень любезным и доброжелательным, но эти слова произнёс совершенно другим тоном. Жёстко и холодно, в них наконец показался настоящий облик штандартенфюрера: страшного зверя, скрывающегося за масками харизматичного и обаятельного мужчины. Она медленно открыла глаза и посмотрела на него. От напускной вежливости не осталась и следа: полковник сидел с прямой спиной, неотрывно глядя на Шошанну, уголки его тонких губ были опушены, пожалуй первый раз за всё время их знакомства. На свет выбрался, (как прочитала в одной из книг Адель) его доппельгангер.<span class="footnote" id="fn_38896902_1"></span> И он был настолько ужасающ, что она пожалела, что вообще села в машину гестаповца, а не призналась во всём сразу.

Шошанна медленно и глубоко дышала, тоже смотря на полковница во все глаза. В них отражался неподдельный страх, но отвести взгляд было невозможно, он словно магнит притягивал всё, до чего только мог дотянуться своими чёрными лапами.

Казалось, что эти переглядки продолжаются вечно. Что время замерло и они попали в какое-то пространство вне этой Вселенной, где царь и Бог только один, и сейчас он слишком уж подозрительно разглядывает своих служителей. Неужто думает уничтожить?

Сквозь вязкую панику, которая окутала её со всех сторон, Адель заметила, как слегка подрагивающая ладонь Шошанны потянулась к сумочке. Она чуть было не издала всхлип, но изо всех сил сжимая челюсть, заставляла смотреть. Говорят, что перед смертью не надышишься, но Адель казалось, что перед смертью не наглядишься. Ей так хотелось, запомнить каждую деталь этого мира, потому что дальше её ждала только чернота.

— Но представляйте, совершенно забыл о чём!

Ланда всплеснул руками и засмеялся. Его хохот, словно ударная волна, прошёлся вокруг, пульсирующей болью отдаваясь в солнечном сплетении. Повинуясь этой силе, Адель откинулась на спинку стула и прикрыла глаза ладонью.

— Ещё раз спасибо, что уделили мне своё время, надеюсь, что увидимся совсем скоро. Auf Wiedersehen, фройляйн Дитмар, — его сухие губы мазнули её по ладони. — Аu revoir… Мадмуазель Мимьё.

Звуки натягивания пальто и отдаляющиеся шаги.

Сегодня они остались жить. А то, что не убивает… Хочется верить, что делает сильнее.