Пролог (2/2)
— Герр Заммель, не поймите меня неправильно, но боюсь, что если мы с вами продолжим, то ни я, ни вы завтра будем не в форме. А оберштурмфюрер не терпит расхлябанности, вы же понимаете.
Она улыбнулась и мягко вырвала ткань из его ослабевших пальцев.
— Да, вы правы, — он подавил икоту и слегка пошатываясь встал со стула. — Вы как всегда правы фрау…
— Вот и славно, до встречи герр Заммель.
Она не дождавшись ответных прощаний, поспешила к девушке и опустившись на соседний стул, быстро чмокнула её в щеку.
— Прошу прощения, мадемуазель, этот офицер совсем меня замучал, — прошептала она по-французски ей на ухо.
— Понимаю, эти немцы совсем не понимают, что означает слово пристойность.
— Это уж точно, а ещё у них изо рта частенько пахнет квашенной капустой.
Девушка хмыкнула и сделала глубокую затяжку.
***
Вскоре выяснилось, что мадмуазель Мимьё оказалась вовсе не Мимьё, а еврейкой Шошанной Дрейфус. Вскрылось это на удивление глупо. После того, как она узнала, что Эммануэль владеет кинотеатром, стала частенько захаживать к ней, иногда одна, а иногда и с новым ухажером из числа младших званий, начальникам которых помогала с переводом. После сеанса она отправляла уже было рассчитывающих на нечто большее мужчин по домам, а сама поднималась наверх, в небольшую подсобку, где вместе с Эммануэль и её помощником Марселем откупоривала баночку заправского портвейна. Они могли пить и смеяться часами, рассказывая всё новые и новые истории про тупоголовость нацисткой армии, отсутствующее по слухам яичко Гитлера и многое другое.
Разумеется они подружились не сразу, в начале Эммануэль держала дистанцию, но затем поняла, что их объединяет гораздо большее чем просто участь оккупированных французов. Они ненавидели фашистов и хотели им непросто смерти, быстрой и практически безболезненной, а адской, незабываемой агонии. Чтобы напоследок им отплатили той же монетой.
В один из таких вечеров они выпили чуть больше обычного, и разговор зашел на тему довоенной жизни. Никто не любил откровенничать, даже с близкими людьми, во время войны лучше лишний раз держать язык за зубами, но порой внутреннее давление становилось столь нестерпимым, что слова сами вырывались неконтролируемым потоком. Так и случилось, когда она рассказала, что вся её семья мертва из-за фашисткой швали, и как же она хочет придушить каждую тварь в погонах своими собственными руками. Тогда Эммануэль медленно поднялась, закуривая последнюю из пачки сигарету, и отвернувшись к небольшому окну рассказала свою историю. Она говорила медленно и сухо, будто про абсолютно другого человека, вполне вероятно так оно и было. Она тоже больше уже не та.
***
Групп сопротивления как таковых больше не осталось, город во всю был набит офицерами Гестапо и другими фашистскими свиньями. Но она верила, что наступит момент, когда ей удастся наступить им на горло, надо подождать ещё чуть-чуть.
А может весь этот кошмар закончится раньше и ей не придется умирать… Нет… Она умрёт, она даже этого хочет. Лучше собственноручно убить всех подонков, чем всю оставшуюся жизнь мириться с тем, что она струхнула в последний момент и теперь вместо заслуженного наказания часть Фрицев сидит за решёткой, а другая свободно разгуливает по улицам где-то в Австралии. Да и что эта жизнь… После ничего не будет. Её не будет. Она готова жить пока живы те, кого надо наказать, но как только они подохнут, она не сможет вернуться к обычной жизни. Там её никто не ждет. Там она сирота. Там она умрет от ненависти к себе и горя, которое она вытесняла так долго и старательно, что не осталось ничего кроме ненависти и лжи. Война сделала из неё образцового солдата, без чувств, без страха, без брезгливости, взамен забрав душу. Она мертва уже очень и очень давно, «жизнь» в ней это всего лишь имитация из кровавой злобы. Без войны нет и её.
***
Она плакала ещё один раз. Последний. Когда нашла в кармане своего старого пальто, которое уже давно было пора использовать на тряпки, смятый листок бумаги:
Доченька, моя красавица, моя умница. Расти умной, смелой и помни, что мама с папой тебя очень любят.
С девятнадцатилетнем мой цветок. Моя любимая Аделаида. Дели…
Четыре года, а будто миллионы световых лет.
В эту ночь умерла последняя часть Дели. А она то наивно полагала, что она мертва уже очень давно. Теперь осталась только Адель Дитмар. И ей совсем не жаль.
Дели не готова убивать. Адель же жаждет расправы.