I Помешательство и расплата (2/2)

— …понятно, — твердо произнес Данзо и вновь опустил взгляд в записи. — Ты мстишь мне. Снова. Однако прошло много времени. Пора бы отпустить.

Шисуи вновь усмехается:

— Нет, это не месть. Вы не считаете, что виноваты в том, что случилось между нами? Ведь это Вы меня бросили, — он непримиримо возвращается к поднятой теме, не давая Данзо увильнуть, вынуждая его говорить прямо. Господин ненавидит прямые столкновения, но ему не оставляют выбора. Усмешки Шисуи раздражают, он явно показывает свою правоту и гордыня господина это проглотить не может. Данзо попался на юношескую удочку.

— Нет, — вновь твёрдо отрезал он. — Ты как всегда вспыхнул и принял неверное решение, поддаваясь эмоциям. Я не бросал тебя.

Шисуи насмешливо хмурится:

— Вы меня бросили, поставили стену между нами, ничего не объяснив. Однако теперь я знаю почему это случилось, — Данзо не смог спрятать удивления и на это Шисуи сощурился, он даст фору, прежде чем выложить все карты на стол. — Потому что не могли ничего сделать с моими чувствами. Не получилось приказать им утихнуть, как Вы привыкли решать свои проблемы. Они были неудобные, напугали Вас, я прав?

— Не было у тебя никаких чувств, — хмурится советник, — ты был молод и просто запутался.

— Интересный выбор слов, чтобы отрицать очевидное, — улыбается юноша. — Вы всегда говорили за меня, Уэ-сама.

— Не называй меня так! — грозно рявкнул Шимура и Шисуи вздрогнул. Данзо злится, он видит это по его лицу, он всё ещё ненавидит это прозвище. Значит, не всё потеряно, значит, в этом сухом и холодном сердце ещё что-то осталось.

— Хах. Видите, Вы тоже не отпустили эту ситуацию, — он довершает своё наблюдение улыбкой и увидев это, господин вновь спрятал взгляд в записях. — Так что же, Данзо-сама, кто виноват в случившемся?

Данзо ненавидел когда Шисуи так к нему обращался, он ненавидел это четыре года назад и каждый следующий день в последствии, и ненавидит это сейчас. Его эмоции вышли из-под контроля, а этого Шисуи и добивается, — так больше делать нельзя. Господин должен контролировать себя, чтобы этот разговор не привёл к очередной мучительной ссоре. Он должен выкрутить русло их диалога в другую сторону.

— Иногда в ситуациях виновных нет, Шисуи, — холодно поясняет советник, вычерчивая буквы тушью. — Порой обстоятельства принуждают людей поступать неразумно. Как можно винить нас за эти иррациональные обстоятельства? Получилось, что получилось. Ты выбрал свой путь, я свой.

— Кто виноват?! — не выдерживает Шисуи и грозно рявкает.

— Не смей повышать на меня голос, — цедит Данзо сквозь зубы и одаривает юношу угрожающим взглядом.

Данзо не отвечает на вопрос. Он уклоняется, как может, от ответа, манипулирует, извивается, — он снова врёт! Спустя столько лет у него появился шанс исправиться, быть с Шисуи откровенным, но он просто плюёт ему в лицо. Опять.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — со сдержанной злостью спросил Шисуи. Его голос так и веял угрозой, но Данзо противостоял.

Снова этот вопрос. Что Данзо должен ему сказать? Назвать причину, по которой они поссорились? Потому что Шисуи всё испортил. Диалог и без того был невыносимо мучительный, Данзо аккуратно подбирал слова, но Шисуи не так всё понял и сумел всё ухудшить. Только не может признать свою вину, не может признать свои эмоции неуместными, считает Данзо сухим и бесчувственным, а ведь он попросту рационален. Спустя четыре года решил снова об этом поговорить. Раздражает.

— Нет, — грубо отрезал он. — Можешь идти.

— Правда? А мне кажется, что хотите.

Шисуи сел напротив, прямо на эти очень интересные и важные записи, в которых Шимура прятался от разговора. Шисуи непримирим. Он давит. Давит на господина всей имеющейся силой, хочет насильно заставить его открыться, но Данзо упрям. Шисуи воспитан Данзо, он знает все его манипулятивные приёмы, он учился им, использовал их сам, и он не позволит господину так легко сбежать от своих вопросов. Шисуи решил, что более не мог терпеть обиду и злость на господина, он хотел решить всё сейчас. Если Данзо сейчас снова попытается сменить тему, Шисуи применит радикальный метод. Он устал от этих игр.

Господин поднимает угрожающий и тяжёлый взгляд на юношу:

— Шисуи, — твердо сказал он и нахмурился, — ты хочешь меня разозли-а-а-а-а-ах-х!!!

Советник резко упал со стула и выразительно выгнул спину, царапая пол ногтями. Голова закружилась. Это было… Что-то дьявольское. То, к чему он не хотел возвращаться. Это был феромон Шисуи.

— Ух ты, — холодная усмешка оборачивается томным хрипом, и голос содрогается от наводнившей разум похоти. — Неужели это был оргазм? От моего феромона? Как интересно. Всё ещё ничего не хотите мне сказать?

Феромон Шисуи — пряная восточная вишня, воплощение красного цвета. То был сочный, пикантный, глубокий аромат, вымоченный в специях корицы, гвоздики и белого перца. В меру сладкий и свежий, дополненный восточными мотивами, имел цианидистый, горько-сладкий, финиш, как миндальная косточка. Сексуальный и плотный запах, от одного вздоха которого каждый участок кожи взрывается искрами. Молекула за молекулой феромона впитывается и обжигает кожу, вылизывает фасции мучительно страстно, изводит нервы томительным ожиданием похоти. Этому феромону Данзо противиться не мог, ведь это запах его альфы, — альфы, жившим с ним одиннадцать лет. Тело его помнит и откликается — тянет к нему свои эфирные руки, всей сущностью желает в нём раствориться, стать с ним единым целым. От одного вздоха ноги немеют, и живот скручивается в похотливые петли, знойная кожа орошается кровью и лимфой, становится чувствительной и мягкой, желая обласкаться о ладони альфы. Шисуи не знал, как действует на господина его феромон, но увидев в какое состояние тот его привёл, — не может отвести взгляда. Это большой комплимент для альфы. Эпсилон может быть сколько угодно добрым или учтивым, но даже самый праведный из них не устоит перед омегой, кончающей от вздоха его феромона. Это редкость. Омеги от одного только феромона не кончают. Однако советник уже на грани, а ведь Шисуи даже пальцем не пошевелил. Это накрывает его разум тёмной вуалью похоти, юноше всё тяжелее сдерживаться. Он ведь не рассчитывал на подобный итог их диалога, но советник как всегда упрям. Это упрямство сейчас дорого ему обернётся. Юноша встаёт со стола, алым вожделением рассматривая господина. Мужчина в ужасе.

Данзо не может поверить в произошедшее. Произошло то, чего он опасался многие годы — Шисуи узнал его пол. Он пошёл на большие жертвы, даже разорвал их отношения, ведь Шисуи приблизился к этому знанию. Он четыре года игнорировал попытки мальчика поговорить с ним, терпел, не позволял их восстановить. Всё это оказалось бессмысленной жертвой. Данзо не хотел, чтобы кто-то знал его пол, но ещё более он не хотел, чтобы об этом знал Шисуи. От него он прятал пол усерднее, чем от остальных. Ведь если бы Шисуи узнал, что Данзо омега, у господина более не было бы над ним власти. Он бы не смог убежать, не смог бы прикрываться словами «это ненормально, ты запутался» — ведь Шисуи не запутался, нет, он любил советника как омегу и всегда был в этом прав. Данзо смотрит на него в ужасе и видит в его глазах это осознание — Шисуи был прав, а господин обманывал его ради своей безопасности. Не получится более врать, и Шисуи этому рад, по злому рад. Никакой лжи от Данзо, только честность. Господин к этому не готов.

— Какого черта… — ошарашенно бормочет он. — Нет! Не может быть! Откуда… Откуда ты знаешь?! Ты не мог узнать! Только не ты!

Его вид трогает сердце. Шисуи не желал ему никакого зла, но так приятно видеть Данзо честным и открытым. Ему приятен этот испуг, он услаждает мстительное стремление, хоть такими малыми пакостями, перекрыть четыре года его страданий. Ему нравится, что более никакие манипуляции и ложь не будут сейчас уместны.

— Всё это теперь не важно, — улыбнулся юноша. — Ну, так что, Данзо-сама. Будете говорить? Или мне продолжить? Кто виноват в случившемся?! — и грозно воскликнул в довершение.

Данзо знает, что Шисуи хочет от него услышать. Ведь теперь та ситуация увидена под другим углом. Данзо врал ему, чтобы защитить себя, боялся открыть свой пол юноше, потому что ему не доверял. Эти любовные чувства ужаснули господина, потому что Шисуи подвергнул его тайну опасности и поэтому он сбежал; все его страдания вели истоками к недоверию Данзо, он страдал из-за какого-то глупого секрета, — так Шисуи думал и поэтому он так настойчив. Чтобы сейчас Данзо не сказал, а говорить он правду не намерен, это только сильнее разозлит Шисуи.

— Нет, — ошарашенно бормочет советник. — Нет. Не-а-а-а-а-ах!

Очередной выброс феромона и тело вновь выразительно передёргивает. Огонь, обжигающими вспышками, проносился от кончиков пальцев до макушки, орошая бёдра влажным и нестерпимым звоном. Влажно и жарко, внутри влагалища тянет истомой, похотливое жжужание ветвится по лобку и так настойчиво о себе заявляет, что господин ни о чем другом думать не может. Это чувство значит, что его тело готовится к спариванию, это значит, что тугие стенки его влагалища расширяются и увлажняются, чтобы принять внутрь альфу, — советника воротит от одной мысли об этом. Феромон Шисуи так безумно на него действовал, и он так давно его не слышал — этот сладко-пряный зов желания, которому он не мог противостоять.

— Я не прекращу, пока Вы не ответите, — давит юноша, не отрывая алого жадного взгляда от его лица. В этом взгляде читалось глубокое, нестерпимое желание последних пятнадцати лет, помешанное и эгоистичное, воистину дьявольское. Шисуи смотрел так властно, будто Данзо уже ему принадлежал. Советник противится и закрывает правый глаз ладонью. Кагами, не смотри на это. Тебе не нужно видеть своего сына таким.

— Уйди… — еле выдавил он.

Шисуи хмурится:

— Назло мне это делаете? Отец нас не увидит. Он мёртв! — вновь грозно восклицает он. — Хватит вести себя так, будто он жив!

Данзо кривится и прячет нос за рукавом халата. Шисуи не понимает всю тяжесть ситуации. Феромон Данзо опасен для него. Если он нарушил цикл Итачи, могущественной альфы, значит он так же вызовет у Шисуи гон. Советник не может прятать его в состоянии «ложной овуляции», это невозможно. Его течка прошла ещё вчера, но Шисуи вновь вызвал её. У Данзо нет с собой лекарств, он не может защитить Шисуи от своего феромона.

— Нет, — Данзо жмурится, пытается не вдыхать слишком много феромона, но только задыхается. — Уйди. Пока он в ответ не… Вырвался…

— Кто вырвался? — вновь хмурится Шисуи.

— Мой феромон…

Феромон, способный вызывать гон у могущественной альфы. Он о нём говорит. Разумеется, Данзо не хочет доводить Шисуи до такого состояния ради своей безопасности, но юноша на это холодно, почти садистски, усмехается. По услышанному феромону, Данзо уже должен был понять кое-что, но он будто не заметил этого.

— Хах. Боитесь, что он спровоцирует гон? — Шисуи нездорово усмехается. — Так у меня уже.

— …что? — ошарашенно выдавил Шимура.

— Первый день цикла. У меня гон, Данзо-сама, — и произносит с широкой улыбкой.

— Н-нет!

Данзо должен был догадаться по нахальному поведению и по узким зрачкам. Гон Шисуи господин помнит отчётливо, он знает, на что этот юноша способен, знает все его особенности цикла, и он до ужаса не хотел снова его видеть. Потому что в Шисуи просыпается чудовище. Одно только воспоминание о его подростковом гоне и господина крупно сотрясает от ужаса. Он не хочет переживать это снова, он не хочет снова отбиваться от него. Он ведь пошел на такие жертвы, чтобы более не видеть гон Шисуи, но всё опять повторяется! Господин с усилием упирается на руки и пытается встать, когда это не выходит, он, не отнимая настороженного взгляда от альфы, медленно, почти невесомо отползает назад. Шисуи наклоняет голову, дивясь такой реакции.

— Надо же. Я Вас таким ещё не видел. Почему Вы так боитесь? — а потом догадливо дрожит голосом. — …это что, и есть причина, по которой Вы бросили меня?

Данзо распахнул глаза и ответил моментально:

— Хватит! Ты не понимаешь, о чём говоришь!

— Так объясните, — улыбка не сходила с лица Учихи и эта улыбка господина пугает. Она предшествует его гону. Шисуи явно доминирует в этой ситуации и явно это показывает, и как бы это не оскорбляло самолюбие Данзо, он ничего не мог сделать вопреки. Эту ситуацию не выкрутишь в свою пользу, Шисуи не послушает его, не подчинится ни одному приказу, но господин попытается.

— Уйди! — гневно рявкает он. — Не приближайся ко мне! Я тебя выгоню! Выгоню тебя из Корня, убью, накажу, если ты хотя бы шаг в мою сторону сделаешь!

— Даночка… — судорожно и страстно выдохнул Шисуи. Господин вздрогнул от этого слова и заскользил ещё дальше, юноша совершил шаг вперёд. — Объясни мне. Раз я уже всё знаю. Раз я знаю твой секрет. Обьясни. Почему ты бросил меня? — ещё один судорожный вздох и шаг вперёд. — Почему? Из-за отца? Потому что ты омега? Потому что не альфа? — скользить уже некуда, советник упёрся в стену, а Шисуи только угрожающе подходил ближе. — Я что-то сделал с тобой? Откуда этот страх на твоём лице? Я же должен знать это. Если я сделал что-то, то должен знать.

— Я не скажу, — категорично закачал он головой и продолжал рычать от бессилия. — Не скажу. У тебя гон!

— Да, — хищно оскалился Шисуи. — Так и есть. У меня гон. Как и тогда? Причина, по которой ты бросил меня, — и улыбнулся ещё шире.

— Подло, — злится Данзо. — Не пытайся угадать. Я не скажу тебе!

Шисуи улыбается и делает ещё один шаг:

— Значит, я прав. Что я сделал? Изнасиловал тебя? — говоря это, он рычал и этот похотливый рык взывает в советнике дрожь. — Как это было? Я смог в тебя войти? Забрал твою невинность? Я кусал сантиметр за сантиметром твоей мягкой кожи, пока заполнял тебя собой? Или лизал тебя, пока…

— Довольно! — гневно рявкает Данзо. — Не смей так разговаривать со-а-а-а-а-ах! — ещё один вдох густого феромона и советника вновь крупно сотрясает. — Немедленно убери феромон! Т-ты д-должен подчиняться!

Шисуи встал на середине пути и наклонил голову. Его взгляд глубокий, как бездна, и в этом взгляде читалось столько горький чувств, сколько советник в нём видеть не желал.

— Я подчиняюсь Вам, господин, — сладко выдохнул он. — Я всегда Вам подчинялся. Я беспрекословно выполнял любые Ваши приказы, даже самые подлые и бесчеловечные, в моей службе не было ни дня, чтобы я дерзил или разочаровывал Вас. Мой послужной список идеальный, в нём нет изъянов, ни одного опоздания и ни одного выговора. Всё потому что я беспрекословно Вам предан. Скажите, что это не так…

Данзо молчит, потому что не может лгать. Потому что Шисуи прав и спорить с ним бессмысленно. Потому что не мог ему сопротивляться. Он никогда не мог сопротивляться ему — этим большим, добрым, чёрным красивым глазам. Глазам его малыша Шисуи. Будто он снова просит у него черепашку, будто снова просит покатать на ручках, будто ему опять приснились кошмары и он просится в кроватку, будто он снова рядом с ним. Шисуи всегда был и будет ему предан, больше чем дворовый пёс, больше чем любой другой в этой проклятой организации и это так сильно злит Данзо. Потому что основа этой преданности…

— Шисуи… — мужчина понурил голову, спрятав стыдливый взгляд и тяжко выдыхает. — Ты не понимаешь о чём просишь, ты не хочешь знать…

Если он опять его попросит…

— Даночка, — ещё один шаг.

Если он попросит…

— Оказывается, мои чувства к тебе нормальны, — ещё один шаг.

Он ведь не мог ему противостоять…

— Ты же знаешь… Я так сильно люблю тебя.

Сказал. От этих слов голова пошла кругом.

Советник видит юношеские ноги рядом с собой и боится поднять голову. Он не хотел видеть с каким выражением Шисуи вновь признался ему в любви. Ему нечего ответить. Шисуи садится на корточки, смотрит прямо и выпытывающе, Данзо уводит взгляд, тогда юноша поворачивает его лицо к себе, крепко сжимая подбородок. От его алых глаз будто исходил жар, обжигающий щёки. Он приблизился. Горячее дыхание и невесомое касание губ, советник крупно вздрагивает. Кагами не простит его, если это случится. Не для того, чтобы всё сейчас испортить, Данзо прошёл через болезненный путь воспитания Шисуи. Ему придётся обороняться. Он вынужден снова причинить Шисуи боль. А ведь он столько мостов сжёг, чтобы это не повторилось!

Он набрал полные лёгкие воздуха, феромон Шисуи обжёг ему горло, но он терпит. Только бы сил хватило выдохнуть достаточно, чтобы отбросить его от себя, но горячее касание влажных губ на шее — выбивает весь воздух из его лёгких. Шисуи застал господина врасплох. Он вдохнул слишком много феромона альфы, и теперь каждое касание Шисуи бьёт его сладострастным током. Данзо только сейчас понимает, — нельзя было вдыхать; нужно было отбиться по-другому, но уже поздно сокрушаться.

Он чувствует ладони на своих ногах, они томно оглаживают бёдра и забираются по халат. Шисуи ощутимо провёл пальцем вдоль дрожащей горячей вульвы и господин чуть ли не вскрикивает, всей силой упираясь руками в широкую грудь.

Томный, глубокий голос опаляет ухо:

— Какой Вы мокрый…

Данзо гневно кривится. Какие пошлости! Что он себе позволяет! Маленький, невоспитанный грубиян! Господин снова отпихивает его от себя и грозно восклицает:

— Не смей так со мной разговаривать! Я тебя накажу!

Шисуи хмурится:

— Сначала я Вас накажу, — он резко поворачивает господина к себе спиной и укладывает на свои ноги. Данзо оскорблен, как легко альфе это далось. Задрав полы халата, Шисуи ловко проникает пальцами внутрь влагалища и трёт преддверие с такой скоростью, что Данзо буквально подпрыгивает от резких и ярких ощущений.

— За все эти невыносимые четыре года. За то, что притворялись альфой, за то, что бросили меня, за Вашу ложь и предательство, — увесистый шлепок по бёдрам, господин несогласно пытается схватить его руки, всячески мешает ему, и тогда юноша легко их перехватывает, крепко заводя за спину. — Я так ревновал. Так ревновал Вас к этому чёртовому доктору. Меня с ума сводили мысли, что Вы его пара. Я неистовал от гнева, хотел его убить. А Вы…

— Не-а-а-ах! Ши-а-ах! Нм-м-мф!

Ласки усилились в след его рычанию. Лобок пылал брызгами острого удовольствия, тело господина извивалось и дрожало. Он пытался уйти от юношеских пальцев, но куда бы не отодвинулся, в него, будто в наказание, проникали глубже и активнее. Советник задыхался и громко стонал на это, не мог прятать ни стоны, ни дрожь.

— Аа-ах! Ах! Прекра-а-а!

— Вы же точно знали это, но Вы оставили всё как есть. Хотели укротить меня ревностью, да? Хотели подавить меня? Стереть мои чувства? Только я сильнее обезумел.

— А-а-а-а-ах! Не-а-а-ан!

Шисуи хищно улыбается и наклоняется к загривку, опаляя чувствительную кожу дыханием. Он лишь слегка облизывает его, доводя яремные нервы до очевидной дрожи, явно зная, как Данзо не хотел задуманного юношей и явно наслаждаясь своей выходкой.

— Если я укушу здесь, то присвою Вас себе. Вы станете моим. И я больше не буду бояться, что Вас придётся с кем-то делить… — ехидствует он и на испуганные конвульсии советника хмурится. — Испугались, да? Я так не сделаю. Я думаю о Ваших чувствах. А как я себя чувствовал эти четыре года, Вы не думали.

— Не прав-ах! Непр-в-м-м-ф! Нья-а-а-а!

Нет, он думал, он думал о его чувствах, это не правда! Пусть он не делает из Данзо злодея, он был просто напуган, ну почему Шисуи его не понимает? Почему обижается на него? Ведь он не виноват в этом! Данзо хотел это сказать, но Шисуи будто специально ускорял свои ласки и не давал ему даже возмутиться. Сейчас здесь главный — он. Альфа. И Данзо его выслушает.

— Я скучал по этим стонам, — лихорадочно улыбнулся Шисуи. — Кричите громче.

Сказав это, альфа переворачивает советника на спину и восседает сверху. Они оказались лицом к лицу. Шисуи томно прикрывает алые, блестящие безумной похотью глаза, и не отрывая взгляда, облизывает влажные пальцы. Это было настолько вульгарно, что Данзо давится воздухом от смущения. Нет, он не хочет на такое смотреть, но ему не оставляют выбора. Шисуи с рыком расставил ноги омеги шире и встал между ними, вновь увеличивая скорость толчков. Данзо вскрикивает, уходит от них, но Шисуи вновь равняется с ним и свободной рукой пригвождает его к полу. Он смотрел прямо ему в лицо, подмечал каждую деталь, он хотел видеть как советник стонет под ним, как изводится похотью, как пытается не задохнуться и истерично глотает воздух. Данзо прячет лицо за рукавами халата.

— Не смотри… на меня-а-ах! — почти стыдливо воет он. Альфу это не устраивает.

Шисуи мгновенно, чуть ли не срывает с плеч края кимоно, распускает бинты на лице, и пригвождает худые запястья над головой советника, жадно всматриваясь ему прямо в глаза. Данзо стыдливо закрыл правый.

— Смотри на меня, — рычит он тяжёлым дыханием. — Не смей отворачиваться. Я хочу, чтобы ты видел, что я с тобой делаю. Я хочу, чтобы ты увидел как я тебя люблю. Ты ведь помнишь как?

Как альфа. Ничего не поменялось. Он демонстрирует ему силу и могущество, как доминантная альфа. Он давит на него этой силой и сводит с ума феромоном, как доминантная альфа. Шисуи видит это осознание в глазах советника и лихорадочно улыбается. Он припадает губами к чувствительным соскам и жадно терзает их, вновь вырывая стоны. Данзо пытается их прятать, сжимает губы до бледной полосы, сводит ноги вместе, он пытается бороться, но как только пальцы заходили глубже, он выгибал спину и стонал громче, брызгая, вновь и вновь, на них липкими любовными соками. Будто Шисуи знал все его чувствительные места и нарочно терзал их, доводя омегу до неистовства.

— Не-а-а-а! Сто-а-а-а-а!

Только это не стоны, это захлебывающиеся крики. Толчки одни за другими, интенсивные, быстрые, били электрическим током, пронизывая спину и живот, в самое сердце. Он так отчаянно вырывался, но всё то тщетно, ведь бёдра сами тянулись за его пальцами. Господин не может сопротивляться. Чем дольше он дышал его феромоном, чем глубже проникали его пальцы, тем слабее он себя контролировал. Его ноги поражаясь судорогой от нескончаемого оргазма, онемели, он их даже не чувствовал. Он не чувствовал своих рук, даже языка. Все нервные окончания его тела словно обвили пальцы Шисуи, ведь он чувствовал только их внутри себя. Данзо понимал, что происходит. Пускай комната плывёт мыльными пятнами и в голове, сотрясая череп, звенит сокрушительный звон, но он понимал, что Шисуи его готовит. Ведь это не первый раз. Даже не второй. Потому что в гон Шисуи превращается в чудовище. И сейчас тело, которое помнит все его домогательства, его пальцы внутри, его феромон на себе, мешает Данзо сопротивляться. Оно хочет, чтобы Шисуи зашёл дальше. Хочет почувствовать его в себе.

— Ты со мной был счастлив. Со мной тебе было хорошо. Почему ты бросил меня? Даже если я тебя изнасиловал… — он наклонился к самому уху и жарко прошептал, — почему не позволил мне это делать? — ужасные слова заставляют омегу трепетать в ответ и стонать громче, эти ужасные слова облепляют его разум как надоедливые жжужащие мухи. Он бы позволил, он бы позволил своему альфе делать с ним всё, что он хочет, но противный разум не даёт омеге высвободиться! Господин встряхивает головой, эти мысли ему не принадлежат, скоро наступит ложная овуляция, скоро он потеряет над собой контроль и Шисуи это только ускорял своими вульгарными словами.

— Мы могли стать парой, если бы ты не испугался, но ты потратил четыре года моей жизни впустую, — он посмотрел в глаза советника и лихорадочно выдохнул. — Я ведь не сделаю тебе больно. Даже в гон. Со мной тебе будет хорошо. Ни с кем тебе не будет так хорошо, как со мной.

— Шису-а-а-а-ах! — Данзо вновь вырывается и кричит. — Пре… кра-а-а…! Я-а больше… Не могу!

Шисуи наконец остановился. Он тяжело выдохнул, вытер пот со лба и посмотрел на мужчину в каком-то томительном ожидании.

— Я не войду в тебя, если ты этого не захочешь, — сказал он и сощурился. — Скажи мне, хочешь ли ты этого. Скажи прямо. Я не потерплю очередных манипуляций.

Данзо безумно этого хочет, но не позволит себе этого хотеть. Шисуи не видел сопротивления господина всё это время, хотя Данзо казались его потуги явным несогласием, но беда в том, что соотношение прикладываемой силы и результата разнились из-за его состояния. Шисуи видел как господин извивается и стонет от его пальцев, а не как вырывается, поэтому спросил и поэтому эта просьба показалась Данзо оскорбительной. Будто Шисуи над ним издевается. Однако советнику сейчас не до злости.

Он почти с усилием выдавливает слова из себя:

— Не… Делай… Этого…

Шисуи хмурится:

— Что «этого»? Что мне не делать? Этого? — он ущипнул господина за чувствительный клитор, вновь вырывая громкий стон и крупную дрожь, а потом наклонился к нему и схватил за грудь, — или этого? Я на пределе. Говори сейчас. Мне тяжело сдерживать гон.

— Ничего… Не делай… — еле дыша, поронил Данзо. — Не надо ничего… Со мной делать…

Шисуи скорбно улыбнулся. Он накрыл губы господина ладонью и наклонился, чтобы поцеловать костяшки рук, будто так он хоть на мгновение сможет снова стать с ним единым целым. Не мог позволить себе его поцеловать. Не мог.

Юноша выдыхает и тяжко поднимается. Голова кружится. Феромон советника здорово его потрепал, он держался из последних сил. Отсрочил наступление гона как смог. Ему не хотелось потерять сознание прежде, чем их диалог завершится. Шисуи понимал, что потом сильно пожалеет о содеянном, но сейчас ему было на это плевать. Ему сейчас на всё плевать. Шисуи, не оборачиваясь, уходит из кабинета.

Господин пропадает лицом в ладонях. Пронесло. Шисуи ушёл, он не стал его насиловать. Всё обошлось. Только запах ещё на нём, пальцы всё ещё ощущаются внутри. Как-будто снова приснился тот жуткий сон, но в этот раз всё произошло по-настоящему. От одной мысли тело трепещет. Дыхание истеричное, а по глазам бьют болезненные чёрные вспышки. На нём. Феромон. Его альфы. Его альфы, его страстной, властной, его мужественной альфы, — альфы принадлежавшей ему телом и душой. Зачем он слушает этого трусливого, упрямого старика? Старик сам не знает, чего хочет! Почему он не возьмёт его силой? Оно не хочет, чтобы альфа уходил, оно хочет вернуть его обратно. Вернись, вернись, обними его, поцелуй его, укуси его, заставь себе принадлежать! Не уходи!

Мужчина сгребает всю оставшуюся силу и бьётся головой о пол, гневно вопя:

— Заткнись! Вон из моей головы, ёбанное животное!

Кровь хлынула изо лба, пропитав бинты. Зверь внутри умолк, но лишь на время, он вернётся, он обязательно вернётся. Данзо нужно срочно покинуть этот кабинет — он весь пропах Шисуи, всё здесь пахнет альфой, Данзо еле пришёл в чувство, второго наплыва он не стерпит, его тело уже на пределе. Он поднимается, но ноги дрожат и заплетаются, он падает обратно. Надо уйти, ему нужно уйти отсюда, через не могу, стиснув зубы, воззвать ко всей своей стойкости и подняться! Лекарства нет ни здесь, ни дома, он не мог пойти к Орочимару в таком состоянии, он ничего не мог сделать, чтобы отсрочить овуляцию. Видимо придётся отсрочить её «старым» методом, таким, к которому он не хотел возвращаться.

Дурацкие воспоминания наводняют голову. Как тогда. Всё как тогда. Когда ему снилось, как его семнадцатилетний воспитанник ласкал его на диване, как страстно целовал его и позволял господину ласкать себя в ответ. Когда ему снилось, как приятно его большой член проводил по груди, как приятно лежал в руке, и как страстно содрогался в ответ на касание. Когда ему снилось, как приятно он заполнял его горло и обжигал губы сладкой, густой спермой.

Он просыпался мокрым от этих снов, всё его тело зудело и пылало. Он был ужасе. Он не хотел испытывать такую грязь из-за своего малыша Шисуи, но ничего не мог поделать и прятался в ванной, чтобы, вновь сойдя с ума от феромона его альфы, страстно ласкать себя. Он противился этому как мог, а потом Шисуи приходил к нему в гон, и делал с ним такие вещи, что всё повторялось опять.

Не насытился, оргазма всегда мало, всегда хотелось ещё и ещё. Впиваясь пальцами в пухлые губы, лишь пару раз двинул ладонью, но его моментально поразил острый приступ оргазма. Широко расставляя дрожащие ноги, он затыкает рот ладонью, пытаясь спрятать громкий стон. Запах альфы ещё на нём. Как и тогда. Он всегда был возбужден, этот альфа из его сна, этот альфа в гоне, — тот кто всегда спал в соседней комнате. Его властная, сильная альфа. Сколько раз мастурбировал на эти сны — не мог сосчитать, он не хотел считать. Сколько раз, его поражал оргазм от запаха его дорогого мальчика — тоже не считал. Данзо стыдно, так стыдно, что он хочет удавиться. Но он не прекращал об этом думать, эти мысли навязчивы и мучительны. От этих мыслей тело двигается само. Руки ласкали клитор сами, ноги расставлялись шире сами и стоны никак не прятались в горле. Его рук недостаточно, ему мало, ему хочется большего, тело никогда не удовлетворяли его жалкие попытки успокоиться. Его тело хочет члена альфы, хочет принять в себя всю щедрую длину, которой с ним поделятся, но разум пресекал эти мучительные желания. И так каждый раз. Борьба стыда и похоти. Он вновь проходит через это. И это вновь вина Шисуи.

Мучительно выдыхая, Данзо смотрит в потолок. Он игнорирует страдающий, умоляющий звон внутри, пытается думать хоть о чём-то, кроме властного взгляда Шисуи, но не получается. Ему нужно дождаться окончания «ложной овуляции» и тогда он будет думать, что делать дальше. Он в первые, за долгое время, не знал, что ему делать и это пугает.