Часть 3. После. Расследование (2/2)

— Разумеется, — прервал его Томас Джонс — голос номер четыре. — Позови сестру, Велисент.

Заскрипел стул, зашаркали шаги по полу, и Вероника, как обжегшись, отскочила от двери и поскорее села на секретарский стол, беззаботно свесив выглядывающие из-под широкой плиссированной юбки ноги. Дубовая дверь раскрылась, и вышедший Велисент махнул ей головой. Вероника медленно слезла со стола, пронзая брата взглядом, и зашла в кабинет. Навстречу ей тут же поднялись трое мужчин, и только Лидер Джонс, слившись со своим массивным кожаным креслом, остался сидеть.

— Вероника, — прозвучал молчавший до того пятый голос, — я генерал Хайн Шиллен, начальник Полицейского департамента Гладены. Наверное, ты помнишь меня, мы встречались на прошлогоднем званом обеде у…

— Конечно, я помню вас, — громко сказала Вероника и неестественно улыбнулась.

Генерал, маленький седой старичок, утопающий в покрытом нашивками мундире, казалось, на мгновение смутился. Причмокнув для важности губами, он снова заговорил:

— Это начальник Отдела противодействия терроризму, полковник Нэй Хансон, — представил он стоящего по левую от него руку высокого дородного мужчину в длинном сером плаще поверх коричневого костюма. Мужчина тронулся с места, словно оживший монолит, и склонил крупную голову с высоким, волнистым от морщин лбом, переходящим в две грозные залысины.

— И следователь Кориус Ибри, — продолжил генерал, указав на щуплого мальца, стоящего следом за полковником Хансоном и тонкой стрункой вытягивающего шею из короткого приталенного пиджака. Посмотрев на следователя, Вероника еле сдержала фырканье: не женись он на чьей-нибудь дочке, было бы ему самое время пробиваться в младшие оперативники, заключила она.

Все незнакомые голоса наконец обрели в ее голове четкие облики. Похоже, этот Кориус Ибри был тем, кто задавал ее брату вопросы, но вот опасаться следовало вовсе не его, а скорее уж полковника Нэя Хансона с цепкими безжалостными глазами.

Генерал пригласил Веронику сесть на один из стульев, расставленных перед столом Вечного Лидера, и только после этого полицейские уселись сами.

— Не могла бы ты рассказать о том, что произошло вчера вечером? — обратился генерал к девушке, по-старчески ласково улыбнувшись.

— Да, могу, — коротко ответила Вероника, — но я мало что знаю.

— Любые детали будут нам важны, — пролебезил молодой следователь.

— В общем, я была у Ханны, — вздохнула Вероника, поморщившись от нового приступа головной боли. — Ханна — это моя подруга, мы с ней работаем вместе в Департаменте бюджетного учета. Я часто бываю у нее по вечерам.

— Во сколько вы приехали? — уточнил следователь.

— Мы приехали к пяти, я поднялась к Ханне в комнату, Тим и Дон как обычно остались ждать внизу в гостиной.

— Вы знаете, что они делали в гостиной? — спросил следователь.

— Они… — начала Вероника, но тут же ее гладкое ровное лицо надломилось, из глаз непроизвольно покатились слезы. — Они… Я до сих пор не могу поверить…

Плакать ей было легко. Не нужно было притворяться, не нужно было играть перед ними роль. Плакать она могла непринужденно и естественно, стоило лишь подумать о двух телах, только-только дышавших, только-только живых, продырявленных насквозь как мешки, набитые мягкими влажными тряпками.

Полицейские неуверенно переглядывались. Полковник Хансон протянул Веронике платок.

— Обычно они… — Вероника горько улыбнулась, вытерев платком лицо, — они заигрывали со служанкой иногда. Не знаю, что они делали тем вечером, я только спустилась один раз. И Тиму как раз позвонили, но я не слышала, о чем он говорил. Он был чем-то встревожен. Потом они отпросились и уехали.

— И во сколько… они уехали? — продолжал спрашивать своим сбивчивым голосом Кориус Ибри.

— В восемь вечера, и обещали вернуться в девять. Я всегда уезжаю от Ханны в девять, у нас с папой договор, что я дома к десяти, — она посмотрела на отца, мягко улыбнувшись. — Но в девять они не вернулись, я ждала полчаса, но потом уже нельзя было больше ждать. И я попросила Ханну отвезти меня домой.

— Они сказали, куда поехали?

— Не-а, — Вероника помотала головой. — Я решила, что они поехали по вызову папы.

— Нет, я не понимаю, — глядя на дочь, вздохнул Томас Джонс. — Как они могли оставить тебя? Они не могли быть никуда вызваны, их единственной задачей была твоя охрана.

— Значит, они поехали по какому-то личному делу! — взвинтилась Вероника, почувствовав в словах отца обвинение. — Папа, я не отвечаю за их профессиональную дисциплину. — Она повернулась к полицейским: — Вы можете спросить у Ханны! Она все подтвердит.

— Ханну уже допросили, — кивнул Кориус Ибри.

— Вот и хорошо, — строго сказала Вероника. — Папа, можно мне идти? У меня ужасно раскалывается голова.

Лидер Джонс медленно кивнул. Вероника поднялась со стула и, втянув живот и сведя лопатки, грациозно прошествовала к двери, пренебрежительно смакуя три взгляда, приклеенных к ее обтянутой водолазкой спине. Выйдя, однако, из кабинета, она тут же выдохнула и вновь припала ухом к двери, за которой раздавалось теперь нервирующее молчание. Наконец послышалось какое-то копошение и приободряющий голос полковника Хансона проговорил:

— Ну давай, Кори. Докладывай.

Зашуршала бумага.

— После изучения следов машин… — зазвучал теперь словно в два раза истончившийся голос следователя и сразу же запнулся, — т-то есть, гм, следов от шин, мы пришли к выводу, что машину жертв подрезал другой автомобиль, вынудив затормозить, и еще один автомобиль «запер» сзади. Дыры от пуль свидетельствуют, что далее машина была… — возникла таинственная пауза, и громко перелистнулась страница, — обстреляна. Стреляли по уязвимым частям: дверям и капоту, после чего машину подожгли, чтобы заставить жертв выйти, а затем расстрелять их. Судя по расположению гильз, а также по извлеченным из стен домов пулям, в какой-то момент произошла перестрелка между группой нападающих и одним… — что-то вновь зашелестело и замешкалось, словно торопливые пальцы никак не находили нужную страницу, — человеком. Одиночка, вероятно, прятался на лестнице в подвал у одного из домов на перекрестке. Оружие, использованное обеими сторонами, предположительно, контрабандное. Кровавые следы на асфальте и положение тел жертв свидетельствуют, что их тела были по какой-то причине перемещены на несколько, в скобоч… на тридцать метров, предположительно уже после их смерти. Из мобильных телефонов, которые, по показаниям, присутствовали в количестве одного у каждого из жертв… один не найден. Принадлежавший… — новая заминка, — Тиму Коббу. На месте происшествия его не нашли.

«И не найдете», — подумала за дверью Вероника, но в ту же секунду напряглась.

— Мы запросили у станции данные о местоположении, а также о совершенных звонках по обоим телефонам, — продолжил виляющий голос Кориуса Ибри, — но… на данный момент неизвестно, есть ли они там.

— Есть ли где что? — с расстановкой прогудел Лидер Джонс.

— Данные… на станции…

— Хм-м, — задумчиво протянул Лидер.

— На месте преступления, — поспешил реабилитироваться Кориус Ибри, — также найдена кровь, предположительно принадлежащая кому-то из нападающих. Вероятно, кто-то был ранен в ходе перестрелки с неизвестным одиночкой. Кровь была передана на кислотный анализ, — почти с важностью закончил он.

— Кислотный анализ? — переспросил Лидер Джонс.

— Да. У каждого человека есть своя… — бойко начал объяснять следователь, но по какой-то причине вдруг прервался. Наконец после паузы он продолжил: — к-кислота… в крови.

Кабинет глухо затих.

— Это отпечаток человека, — вскоре прервал молчание размеренный голос полковника Хансона. — Такой же уникальный, как отпечатки пальцев. Только строится он на глубоком анализе биологических жидкостей и тканей человека с помощью компьютера. Конечно, это очень дорогой метод, но у нас нет более высоких приоритетов, чем безопасность Вечного Лидера и его семьи.

Вероника широко раскрыла глаза, почувствовав, как внутри нее, из всех имеющихся там биологических жидкостей и тканей, кристаллизуется какая-то льдина. Она даже отняла от двери ухо, чтобы все обдумать и перевести дыхание, и, когда приложила ухо обратно, застала череду многоголосых прощаний и поскрипывание пола под чьими-то ногами. Она почти бегом выскочила из каморки и, силой самообладания заставив себя замедлиться в коридоре, проследовала к комнате брата, глухо стуча по ковру широкими каблуками туфель.

— Они говорят, что у них есть какой-то метод, чтобы определить тех людей, которые в нас стреляли, — шмыгнув в комнату и закрыв за собой дверь, громко зашептала она. Велисент, сидевший, сосредоточенно склонившись над столом, развернулся к ней на крутящемся стуле, колыхнув черными прядями волос. — Но если они их найдут… И они скажут, что мы были там…

— О боже, ты волнуешься, что они найдут преступников, которые собирались нас убить? — спросил брат с раздражением.

— Ты тоже соврал, — похолодев, заявила Вероника. — Так что тебе достанется не меньше моего, а скорее всего и больше!

— Значит, я пойду и сейчас же расскажу все, — невозмутимо отозвался Велисент и, встав со стула, направился к двери.

— Нет, стой! — Вероника шагнула брату навстречу и, вцепившись в него тонкими пальцами, преградила ему дорогу. — Если ты пойдешь и скажешь, я не прощу тебя никогда в жизни. Серьезно. Я с тобой никогда больше не буду разговаривать.

Велисент равнодушно посмотрел на нее сверху вниз.

— Чего ты вообще рассчитываешь всем этим добиться? Ты действительно собираешься встретиться с этим террористом? Думаешь, вы с ним что, миленько подружитесь и будете ездить друг к другу в гости пить чай?

— Он не террорист, — гневно прошипела Вероника.

— Он террорист и преступник, Ви. Он плохой человек. Я не понимаю, почему ты так хочешь видеть в нем…

— Да ты понятия не имеешь, какой он человек! Ты ничего о нем не знаешь! — Она с яростью тряхнула брата, но затем, шумно выдохнув через надутые ноздри, отпустила его и с надменным спокойствием продолжила: — И вообще, поскольку судов у нас нет, то ни одно из его преступлений даже не было доказано.

— Судов? — засмеялся ей в лицо Велисент. — Ты где этого набралась-то?

— Я с уверенностью знаю только то, что я видела своими глазами, — сказала Вероника. — Он нас спас. И у него…

Она запнулась и замолчала.

— Что у него? — поддел ее брат. — Цветочек мифических гуманистов на шее?

Вероника лишь смерила его ледяным взглядом.

— Ви, — вздохнул брат, — я знаю, кто такие гуманисты на самом деле, я их и раньше встречал.

— Где же? — язвительно спросила Вероника.

— Нет у них никакого движения, — сказал Велисент, проигнорировав ее вопрос. — Это просто сборище книжных червей. Они ничего не делают. Они только любят языком чесать.

— Выглядел он как чешущий языком книжный червь? — Вероника воинственно выставила подбородок и затем безапелляционно отрезала: — Он настоящий.

Брат, казалось вовсе не впечатленный, с деланной жалостью сказал:

— Скорее всего, он даже не придет, Ви.

— Тогда тебе и не о чем переживать, — фыркнула Вероника и, рассерженно вылетев из комнаты, погромче хлопнула дверью — предварительно, однако, окинув беглым взглядом коридор и убедившись, что вокруг никого нет.

В детстве, обижаясь на брата, Вероника всегда демонстративно собирала свои игрушки, завалявшиеся в его комнате, и, гордо задрав голову, уносила их в свою, зарекаясь больше никогда не возвращаться. Возвращалась она, впрочем, следующим же утром, когда, позабыв за ночь все разногласия, просыпалась с чувством невинной детской беззаботности. Дни споров о цвете фломастеров для раскраски давно прошли и поводы для раздоров поменялись, но долго злиться на брата Вероника не могла и до сих пор. И потому, к ночи улегшись в постель, она уже растеряла весь свой запал негодования, с теплотой думая о том, что брат лишь пытается ее защитить.

Безоблачной радости, однако, в мыслях вовсе не царило. Раз за разом в ее голове возникал будоражащий душу облик: сперва лишь черная тень, неотделимая от мрака ночи, из тени — резкий, обрывистый силуэт на полотне из огненных всполохов, и наконец — материальный человек с живым лицом, незнакомым голосом и теплой, сильной рукой под кожаной перчаткой. Человек, которого, ей казалось, она ждала всю жизнь. Человек, которого нельзя, ни в коем случае нельзя было позволить себе упустить. И тем не менее упустить его было так легко…

«Через два дня, — твердила про себя Вероника, сжимая в отчаянных тисках подушку. — Ну как, ну зачем мне вообще в голову пришло такое сказать? Вдруг он не понял? Да как такое можно правильно понять вообще? Почему я не могла просто сказать ”послезавтра”?!»

Волнение и череда бессильных укоров так и не дали ей погрузиться в глубокий сон; в усталом перегруженном сознании до самого утра лишь прерывисто мелькали бессвязные образы и картинки, и весь следующий день Вероника, чувствуя себя полностью разбитой, провела в постели. Из комнаты она вышла только вечером и, подрагивая от перемешанного со страхом предвкушения, спустилась в гостиную на первом этаже.

Это был тот редкий выходной, когда Лидер Джонс, не обнаружив чрезвычайно важных и не терпящих отлагательства рабочих дел, действительно остался дома и даже не заходил в свой кабинет. Устроившись в мягком кресле и закинув ноги в теплых шерстяных носках на низенький обитый бордовым велюром пуф, сквозь толстые стекла очков он смотрел в книгу. Вероника подошла и присела на стоящий рядом диван.

— Папа, — начала она с напускной уверенностью, — ты ведь не возражаешь, если я сегодня переночую у Ханны?

Отец медленно оторвался от книги.

— У Ханны? — нахмурился он. — Зачем это еще?

— А что такого? Я ночевала у нее и раньше, ты был не против.

— Ситуация была другая, — ответил Джонс и вернулся к чтению.

— Папа, ну какая ситуация? Да, это ужасно — то, что произошло, — но это не значит, что, как только я выйду из дома, со мной случится что-то подобное.

Вероника ожидающе смотрела на отца, но тот даже не поднял головы.

— Ну правда, — продолжила она, — даже если бы это и были какие-нибудь там террористы! Ну ты подумай, станут они повторять нападение на следующий же день! Когда они точно знают, что охрана усилена…

— Вероника, — строго прервал ее отец, — ты предлагаешь поставить твою жизнь на веру в сообразительность этих… людей?

Вероника мысленно ударила себя по лбу, осознав, что своим аргументом только усугубила ситуацию.

— Папа, — вновь начала она, добавив в голос рассудительности, — нет никаких причин считать, что это вообще было как-то с нами связано. Разве полиция обнаружила какие-то свидетельства этого?

Лидер Джонс продолжал молчать, будто не слыша ее. Одной лишь рассудительностью его было не взять, и Вероника решила использовать последнее оставшееся у нее средство.

— У меня уже начинается душевное расстройство от всего этого, — надрывно воскликнула она. — Эти полицейские тут целыми днями ошиваются, я уже задыхаюсь от них и от тоски. Мне нужно развеяться, папа! Вот клянусь, я быстрее заболею от всей этой обстановки и умру дома, чем меня убьет кто-то еще!

— Ну достаточно! — хлопнул по широкому деревянному подлокотнику Лидер Джонс. — Умрет она — мала еще, чтобы о таком говорить. И не стоит угрожать мне, дочь. На угрозах диалог не построишь.

— Папа, ну в чем смысл? — всплеснула руками Вероника. — Кому нужно нападать на меня? Я не министр и ничем не руковожу. Нападать на меня — это все равно что кинуть камешком в медведя — ничего не добиться и только всех разозлить. Это явно были какие-то сторонние разборки, никак нас не касающиеся. Но я возьму столько телохранителей, сколько ты скажешь, если тебе будет от этого спокойнее. Я даже возьму Велисента! Я уже говорила с ним, он тоже хочет поехать.

Лидер Джонс внимательно смотрел куда-то мимо своей книги, в ответ не проронив ни слова. Внутри Вероники, словно тычущейся в глухую стену, сиреной взвыла обида.

— Ты обещал… — заслезился ее голос. — Ты обещал, что после совершеннолетия мы…

Джонс резко вскинул ладонь в останавливающем жесте, и Вероника не дыша замерла. Потянулись томительные секунды. Наконец Лидер тяжело вздохнул.

— Цени мягкость своего отца, — проговорил он, покачав головой. — Другой бы и слушать не стал. Завтра к обеду чтобы…

— Спасибо, папа! — заглушил Джонса восторженный крик Вероники, и дочь, пылко чмокнув его в щеку, унеслась наверх.

Спустя полчаса, пыхтя выхлопными газами, внутренний двор виллы уже покидали два бронированных автомобиля. Велисент, сидя рядом с сестрой на задних пассажирских местах, всю дорогу угрюмо смотрел в окно, и Вероника догадывалась, что дело тут не только в его отношении к сомнительным авантюрам. Перед выходом из дома она слышала, как брат звонил по телефону своей таинственной девушке, чтобы отменить свидание. Таинственной, потому что Вероника до сих пор не знала, с кем встречается ее брат. Велисент даже с сестрой не любил распространяться о своих отношениях, и той оставалось лишь подлавливать его ироничными вопросами, как-то: «что сегодня делает твоя белокурая красавица?» или «как поживает твоя зеленоглазая брюнетка?» — пытаясь выудить из ответов хоть какие-то детали. Однако в этот раз она спрашивать ничего не стала, опасаясь, что Велисент и так не в настроении.

К дому Ханны они подъезжали по пустынной в такой поздний час дороге вдоль рядов помпезных пригородных особняков. Конечно, с поместьем Лидера Джонса они не шли ни в какое сравнение и привыкшей к просторам Веронике казались лишь тесными дачными домиками с минимумом необходимых удобств. Тем не менее, это был Белый сад — зависть всего среднего класса и самый богатый район Гладенской агломерации, получивший свое название за высаженные вдоль улиц вишневые деревья, каждую весну скрывающиеся под фатой из пушистых белых цветков.

Ханна встретила их на пороге в тонком летнем сарафане, глядя на который казалось, что даже ее пышные золотистые кудри закрывают больше поверхности ее тела, чем этот сарафан. Она с беспокойством обняла и оглядела подругу, снова обняла и попричитала, погладив ее по волосам, и наконец пригласила всех пройти. Несколько охранников остались снаружи, другие рассредоточились по гостиной.

Велисент, впервые попавший в жилище Ханны, с ленивым интересом осматривался по сторонам: стены покрывали розовые обои с лилиями, на столах и подоконниках стояли вазы и горшки с лилиями, в гостиной над камином висел огромный натюрморт с лилиями. Велисент ради любопытства присмотрелся к заколке на волосах Ханны: белые пластмассовые лепестки цветка застыли, словно изогнувшись под порывом ветра. По всей видимости, это была лилия.

Под жалобы Вероники на оккупантов-полицейских, превративших ее родной дом в какой-то балаган, брат с сестрой поднялись вслед за Ханной на второй этаж и зашли в ее комнату, всю покрытую кружевным тюлем и заставленную мебелью с резными завитушками. Но, чуть только дверь за ними затворилась и щелкнул повернутый Ханной замок, лицо Вероники вдруг переменилось. Жалобное выражение слетело с него так же мгновенно, как слетает с головы невесомая соломенная шляпка в непогоду.

— Ты достала второй велосипед? — Вероника вцепилась взглядом в Ханну, чуть приглушив голос.

— Да-а, — проныла Ханна, вздохнув. — Ви, во что ты меня втягиваешь? Эти убийства и теперь еще и твой брат? — Она показала рукой на Велисента, словно он был каким-то неодушевленным предметом. — А вдруг с вами что-то случится? Да с меня шкуру заживо сдерут!

— Ничего с нами не случится, — резко сказала Вероника. — И никто с тебя ничего не сдерет.

— Мало того что я все время дрожу, когда ты уходишь на эти собрания, так теперь…

— На какие еще собрания? — вклинился Велисент.

— Пути назад уже нет, — еще больше посуровела Вероника, отмахнувшись от брата. — Нравится тебе этот роскошный дом, Ханна? Хочешь продолжать в нем жить вместо своей старой каморки с дырявыми стенами?

— Мне не нравится, что со мной может случиться то, что произошло с предыдущими владельцами, — пробубнила Ханна.

Немного смягчившись, Вероника подошла к ней и приподняла в руках ее лицо.

— Не случится, — сказала она. — Я этого не допущу.

Велисент, раздраженный тем, что его продолжают игнорировать, жестко взял сестру за локоть и развернул к себе.

— Какие собрания? — повторил он свой вопрос.

Вероника недовольно вздохнула и закатила глаза.

— Знаешь эти вечера раз в неделю, когда я езжу к Ханне? Так вот я приезжаю к Ханне и, пока мальчики развлекаются внизу, спускаюсь через тайный ход в подвал, а оттуда выхожу через сарай за забором и еду к дому одного замечательного господина, у которого проходят очень интересные званые фуршеты, где мы говорим на разные высокоинтеллектуальные темы. Например, про суды, — добавила она.

— О бо-оже… — в отчаянии провыл Велисент, схватившись за голову. — Чего еще я о тебе не знаю?

— О, тебе бы понравилось там, — сказала Вероника. — Мы и про искусство говорим, ты же любишь искусство.

Брат лишь мотал головой, округлив глаза.

— Пойдем, — позвала его Вероника, двинувшись в сторону ванной комнаты. — Уже пора.

— А если они поднимутся? — брат потряс рукой в направлении запертой двери.

— Не поднимутся, — уверенно ответила Вероника. — А если поднимутся, то Ханна их выпроводит, у нас отработанная схема.

— Ты доиграешься, Ви… — ошарашенно погрозил ей Велисент, но все-таки пошел следом.

Зайдя в ванную, Вероника подошла к занимавшему почти целую стену зеркалу и нащупала что-то под его позолоченной рамкой с рельефным узором. Раздался щелчок, и Вероника потянула рамку на себя. Зеркало распахнулось скрипучей дверцей. Вероника ступила в темноту и махнула брату рукой. Тот, безмолвно вздев брови, последовал за ней.

Они спустились по каменной винтовой лестнице, прошли сквозь какой-то затхлый тоннель и наконец, как и говорила Вероника, вылезли через покосившийся деревянный сарай на отшибе у леса.

— Что это вообще? — спросил Велисент, интенсивно отряхиваясь от пыли. — Кто и зачем это все построил?

— Не знаю, кто построил, — пожала плечами Вероника. — Но очень удобно, согласись?

Она уверенно зашагала к выступающим из темноты деревьям, но, не заходя далеко, присела и начала раскидывать какие-то ветки. Когда Велисент приблизился, она уже поднимала с земли велосипед, рядом лежал второй.

— Ты ловко, кстати, наплела отцу это все, — сказал Велисент. — Надеюсь только, ты сама еще не забыла, что случилось на самом деле? Не забыла, что это покушение действительно было на нас?

— Я еду, — равнодушно сказала Вероника, покатив свой транспорт к дороге, — с тобой или без тебя.

Вздохнув и на несколько секунд прикрыв глаза, Велисент взял второй велосипед.

Дорогу до перекрестка Вероника помнила хорошо: этим маршрутом они возвращались от Ханны уже на протяжении нескольких месяцев. Улицы при удалении от Белого сада освещались плохо, да и дороги местами попадались совсем негодные: колеса то и дело проваливались в ямы, наезжали на какие-то камни и мусор. Но для Вероники это было не большим препятствием, чем назойливый писк комара теплым солнечным днем. Единственное, чего она действительно опасалась, — это что на перекрестке никого не окажется. Причин для этого она могла придумать много: он не понял, что встреча сегодня; он прождал пять минут и ушел; он забыл, сколько было времени, когда они встретились; он просто не захотел приходить; он… был убит. Вероника содрогнулась, непроизвольно вспомнив о двух неподвижных телах на асфальте и их замертвевших лицах.

Брат с сестрой выехали на смежную с перекрестком улицу и затормозили. Дальше следовало двигаться осторожнее. Кто знает, не наткнутся ли они на полицию, дежурящую у места преступления, или даже на самих преступников, вернувшихся замести улики. Вероника слезла с велосипеда и выключила фонарь на руле, Велисент последовал ее примеру.

Шаги наугад проваливались в вязкую темноту. Вероника медленно двигалась вперед, цепляясь за шершавые стены домов для страховки; брат шел за ней. Когда они достигли перекрестка, ее ладонь уже зудела от пыли и грязи, просочившейся в невидимые царапины. Центр проезжей дороги тонул в кромешном мраке, едва белели сгрудившиеся вокруг дома. Вероника повертелась по сторонам, иногда не вполне понимая, двигается она или нет, — поле зрения занимала лишь застывшая на месте тьма. Она нащупала руку брата и потянула его к себе.

— Ты что-нибудь… — начала шептать она, но тут же оборвалась и чуть не подпрыгнула.

— Если ты и в следующий раз явишься в таком виде, можешь сразу поворачивать домой.

Две головы резко повернулись на голос. Еле различимая фигура — темно-черное на черном посветлее — стояла от них всего лишь в паре метров.

Вероника не стала пока вдумываться в то, что ей сказали. Она восторженно раскрыла рот и обеими руками оттолкнула брата с пути, как бесхозное пальто, незнамо зачем вывешенное в проход. Она сделала к фигуре робкий неустойчивый шаг, широко распахнула глаза, словно это помогло бы ей лучше его увидеть, — и зачарованно пролепетала:

— Вы пришли!..