Шах и мат (1/2)

Утро началось слишком рано. Так рано, что солнце ещё только робко пробивалось сквозь плотные шторы, оставляя едва заметные полосы света на полу, а Ксюша уже сидела на кухне, сонно потирая глаза. Ей удалось поспать, может быть, три или четыре часа, но эти жалкие часы не принесли ни облегчения, ни бодрости. Тяжесть окутывала её тело, как влажное одеяло, а мысли путались, как треснувшая плёнка старой кассеты. На столе стояла кружка кофе, испуская тонкий, но настойчивый аромат обжаренных зёрен. Нечаева механически помешивала его ложечкой, не в силах собрать мысли. Рядом лежал блистер с таблетками — привычный спутник её утреннего ритуала. Она долго смотрела на них, будто взвешивая невидимые аргументы. Затем, не задумываясь больше, проглотила очередную дозу. Фенибут был её постоянным спутником, что-то вроде якоря, который не давал уплыть в очередной психоз или паническую атаку. За окном день начинал свою неторопливую игру, но внутри Ксюши всё бушевало и кипело. Её взгляд метался по экрану телефона, где новости сменяли друг друга с бешеной скоростью, но ничего не цепляло. Половина заголовков казалась бессмысленным шумом, пока одно сообщение не заставило её остановиться: «Демонтаж памятника Агнии Барто вызвал общественный резонанс». Ксюша криво усмехнулась. Ещё вчера эта новость могла бы её развеселить — вся эта шумиха вокруг культурного наследия. Но сегодня… сегодня она смотрела на текст и чувствовала, как внутри растёт странное раздражение.

И всё из-за неё. Из-за Марии Архиповой.

Ксюша тяжело откинулась на спинку стула, чувствуя, как сердце неприятно сжалось. Её пальцы нервно простучали по столешнице. Что-то в этом всём было неправильно. Абсолютно неправильно. Она позволяла себе думать о многих людях. Размышлять о том, как они влияют на её жизнь, анализировать их слова и поступки. Это был её способ держать реальность под контролем — раскладывать всё и всех по полочкам. Но думать о Марии Андреевне? Это выходило за все рамки. Архипова всегда держала дистанцию с людьми — холодная, насмешливая, с тем стальным взглядом, от которого хотелось одновременно спрятаться и бросить вызов. Почему теперь новый образ Марии, такой хрупкий и искренний так прочно поселился в голове Ксюши?

Стараясь отвлечься, Нечаева машинально открыла контакты и записалась на следующий сеанс к своему психологу. Это тоже было привычным ритуалом. Но что она скажет доктору? «Мне не даёт покоя женщина, которую я не выношу»? — звучало глупо. Она перевела взгляд на кружку кофе. Жидкость давно остыла. И всё же вопрос, который бился в её голове, становился только громче: почему лицо Марии казалось ей таким знакомым? Эти резкие черты, холодный взгляд, даже едва заметный изгиб губ… Мария напоминала кого-то из прошлого. Но кого? Ксюша судорожно рылась в воспоминаниях, как в старом, захламлённом шкафу, но всё, что она находила, были лишь обрывки. Неясные образы. Только ощущение, будто этот человек уже однажды был в её жизни. Или в её сознании. Она снова шумно выдохнула и уткнулась лицом в ладони. Это всё из-за вчерашнего разговора. Этих слов, которые никак не удавалось выбросить из головы. «Даже я не могу позволить себе такого по отношению к женщинам».

Ещё один тяжёлый выдох. Зачем Мария это сказала? Почему вдруг извинилась? Архипова ведь не из тех, кто просит прощения. Ксюша встала и подошла к окну. Лёгкий холод стекла приятно остудил ладони. Она закрыла глаза и стиснула зубы. «Хватит», — тихо сказала она себе. Мария Андреевна — всего лишь эпизод. Мимолётный и никак не значимый.

Но где-то глубоко внутри, словно затерявшись в густом тумане её сознания, тихий, почти насмешливый голос нашёптывал:

А ты уверена?

Ксюша прижалась лбом к холодному стеклу. Ледяная прохлада, на которую она возлагала надежды, не принесла облегчения. Наоборот, казалось, что холод лишь сильнее подчёркивал жар внутри неё — тот самый жар, что клубился волной напряжения, накрывая с головой, как безжалостный шторм. Дрожь, лёгкая и почти незаметная вначале, теперь превратилась в неконтролируемую. Её плечи подрагивали, словно от невидимого ветра, пальцы нервно теребили край футболки, а ноги, слабые и подкашивающиеся, едва держали её стоя.

Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. И снова ничего. Воздух казался плотным, липким, словно ускользал из лёгких. Дыхание стало рваным, как у загнанного зверя, который отчаянно пытается вырваться из капкана. Сердце, бешено грохоча, било так сильно, что его удары эхом отдавались в горле. В голове звучал голос. Её собственный голос. И одновременно не её. Он был чужим, язвительным, колким, будто кто-то, стоя в тени, внимательно разглядывал её, видел каждую трещину в броне и безжалостно давил на самые болезненные точки.

Ты же понимаешь, что это ненормально, Ксюш?

Она сделала шаг назад от окна. Мир вокруг закружился, а ноги едва не подкосились. Руки, словно предавшие её, дрожали всё сильнее. Ксюша уставилась на свои пальцы, с надеждой, что сможет остановить их вибрацию одним лишь усилием воли, но дрожь только усиливалась.

— Это просто стресс, — прошептала она себе под нос.

Конечно, стресс. Но почему этот стресс носит китель? Почему ты видишь её даже тогда, когда пытаешься уснуть? Почему она — первая мысль утром?

Слова отдались гулким эхом в её сознании, каждый вопрос — как укол ножа, обнажающий правду, от которой невозможно сбежать. Она стиснула виски руками, надеясь задавить этот внутренний поток, но это не помогало. Глаза лихорадочно скользили по комнате. Тусклый свет пробивался через плотные шторы, очертания мебели казались чужими, как будто это была не её квартира. «Это просто усталость, Ксюша,» — повторила она себе, почти уверяя. — «Она играет. Она специально это делает.» Но слова не давали облегчения. Она металась по квартире, как зверь в клетке, то хватаясь за спинку стула, то упираясь ладонями в стол, будто ища опору. Её взгляд упал на зеркало в углу комнаты.

Секунду она стояла неподвижно, разглядывая своё отражение. Размытый силуэт, спутанные волосы, побледневшее лицо. Глаза были налиты краснотой, в их глубине пряталась смесь изнеможения и чего-то ещё — чего-то, что она боялась даже попытаться назвать. Казалось, что тишина вокруг сгущалась, превращаясь в вязкую пустоту, от которой не спрятаться.

— Это я. Это просто я, — пробормотала она, глядя в зеркало.

Слова повисли в воздухе, словно их вес давил ей на грудь. Но не успела Ксюша осмыслить услышанное, как холодный, отстранённый голос раздался снова. Теперь он звучал с другой интонацией — уверенной, насмешливой, будто сама Мария Архипова стояла где-то за её спиной.

Ну конечно, Нечаева. Всё дело во мне. Ты ведь никогда не допустишь мысли, что это какие-то твои чувства.

Ксюша отшатнулась, как будто её ударили. Сердце ухнуло в пятки, оставив внутри пустоту, заполненную нарастающим ужасом. В горле пересохло, а воздух вдруг стал обжигающим. Она не сразу заметила, что её отражение в зеркале изменилось. Вместо её собственного бледного лица на стеклянной поверхности проступил чёткий образ Архиповой. Строгий пучок волос. Холодные глаза с едва уловимой насмешкой. Идеально очерченные губы, сжатые в линию, словно готовые выпустить очередной язвительный комментарий.

— Нет… — выдохнула Ксюша, отступая назад. Её ноги заплетались, как будто чужие, а тело становилось всё тяжелее.

Но отражение не исчезало. Оно следило за ней, не мигая, с той самой ледяной отрешённостью, от которой хотелось кричать. Казалось, что Архипова смотрела прямо ей в душу, срывая маски, которыми Ксюша тщетно пыталась защититься.

Ты думаешь обо мне, Нечаева. Постоянно. Ты же сама это знаешь. И сколько бы ты ни отрицала, ты не сможешь убежать.

— Это не я! — почти закричала она, захлёбываясь собственным голосом, который дрожал от паники. — Это ты! Ты заставляешь меня думать о тебе!

Её пальцы судорожно сжали край стола. Казалось, только эта физическая точка опоры удерживает её от того, чтобы рухнуть. Но руки предательски дрожали, и уже через секунду пальцы соскользнули, оставляя её наедине с собственной слабостью. Тело наливалось свинцом. Колени подогнулись, как будто силы покидали её, убегая прочь, как вода сквозь пальцы. Архипова в зеркале наклонилась ближе. Её лицо приближалось, искажаемое странным, почти зыбким светом. Ксюше казалось, что стекло вот-вот лопнет, что эта призрачная фигура вырвется наружу и схватит её.

Ах, Ксюша. Ты ведь понимаешь, что всё это — не просто так? Ты не можешь выбросить меня из головы. Потому что я там. Глубже, чем ты готова признать.

Голос не утихал, он окружал её, как дым, забираясь в самые тёмные уголки сознания. Он заполнял комнату, вытесняя воздух, и проникал в разум, в каждую щель. Нечаева зажмурилась, стиснув виски. Но это не помогало. Сердце билось так, что в ушах стоял гул, а руки тряслись так сильно, что она больше не чувствовала их.

— Замолчи… замолчи… — прошептала она, срываясь на всхлипы.

Но голос не утихал. Он становился громче, насыщеннее, наполняя всё вокруг зловещей атмосферой, от которой казалось, что стены комнаты приближаются, сжимая её в тисках страха.

И вдруг всё затихло.

Голос, неумолимый, язвительный, разрывающий её изнутри, оборвался так резко, что тишина оглушила её. Казалось, что мир остановился, будто затаив дыхание, давая ей лишь миг на восстановление. Ксюша резко распахнула глаза, её взгляд метнулся к зеркалу. Она увидела себя — бледную, с распухшими от слёз глазами, но это была она. Никакой Архиповой. Никакого насмешливого отражения. И всё же в её груди звенела тревога, словно за зеркальной поверхностью кто-то продолжал наблюдать, ожидая удобного момента, чтобы снова появиться.

Нечаева отвернулась, пошатываясь, и направилась в ванную. Дрожащие пальцы с трудом нащупали кран, и поток ледяной воды хлынул с шумом. Ксюша склонилась над раковиной, опершись руками, как утопающий, хватающийся за обломки корабля. Вода стекала по её запястьям, но не приносила облегчения. Сердце билось где-то в горле, тяжёлое, гулкое, как набат. Каждое его сокращение отдавалось болью в висках.

Она зачерпнула горсть воды и прижала к лицу. Холод обжигал кожу, но казался недостаточным, чтобы пробиться через жар внутри. Её тело словно горело изнутри, а мысли были как угли — тлеющие, горячие, готовые вспыхнуть снова от любого порыва.

Ксюша вытерла лицо полотенцем, но руки всё ещё дрожали, её плечи вздымались от сбившегося дыхания. Она взглянула на себя в зеркало ванной комнаты — снова только она. Бледная, измождённая, с тёмными кругами под глазами. Но это не приносило утешения. Её отражение казалось слишком тихим, слишком неподвижным, как будто внутри него всё ещё скрывался кто-то чужой. И вдруг голос снова раздался. Тихий, почти шепот, но холодный, как ледяная игла, проникающая прямо в сознание:

Ты правда думаешь, что сможешь меня заглушить? Холодной водой? Смешно, Нечаева. Это слишком глубоко, чтобы ты могла это просто смыть.

Её пальцы сжались на краю раковины так сильно, что костяшки побелели. Она всматривалась в зеркало, как будто пыталась убедиться, что это был только её голос, а не кто-то ещё. Но всё, что Ксюша видела, — это себя. И всё же этот шёпот звучал так ясно, будто кто-то стоял совсем рядом, дышал ей в затылок.

Скажи, Ксюша, ты не забыла, как она смотрела на тебя тогда? Когда предложила заключить сделку?

Эти слова вонзились в её разум, как кинжал. Тело напряглось, а образы против воли вспыхнули в памяти, яркие и болезненные, словно кадры фильма, который она не могла остановить. Кабинет. Архипова. Её строгая улыбка. Этот взгляд, чуть насмешливый, чуть оценивающий. И её голос — низкий, спокойный, но словно созданный, чтобы сводить с ума.

— Это была её ошибка, — выдохнула Ксюша, едва узнавая собственный голос. Он был хриплым, слабым, словно весь её воздух ушёл на эти несколько слов. — Она сама в этом призналась!

Ах, конечно. Её ошибка. Но ты ведь сидела там, как вкопанная, когда она сказала про «кофе»? Помнишь её голос? Её взгляд? А главное… Помнишь это чувство внизу живота? Как смотрела на неё, когда она расслабленно курила? Как следила за её движениями? Ты даже не могла отвести взгляд!

Слова задели её. Образы вспыхнули в памяти, как яркие фотографии: кабинет, строгая улыбка Марии, чуть насмешливый взгляд. И её голос, медленный, чуть пониженный, как будто специально играл на её нервах. Ксюша отвернулась от зеркала, с силой потёрла виски, но мысли не отпускали.

А может, дело не в кофе, не в её сигаретах, не в том, как она смотрит? Может, ты просто устала от своих малолетних практиканток? Захотелось чего-то более взрослого? Более серьёзного? Вот ты и зацепилась за неё.

Ксюша зажмурилась, пытаясь вытеснить эти слова, но в памяти, как назло, всплыли детали. Плавное движение пальцев Марии, её спокойное выражение лица, тот момент, когда Архипова слегка приподняла бровь, будто дразня её, лёгкий наклон головы, тонкий шлейф её парфюма.… и Ксюша ощутила то самое глупое, ненавистное тепло внутри.

— Нет, — резко ответила она, её голос дрогнул, но она старалась держаться. — Мне всегда было комфортно одной. Я не нуждаюсь в ком-то.

В ответ раздался тихий смех. Едкий, обжигающий.

О, твоя независимость. Конечно. Ты всегда ею так гордилась, правда? Такая сильная, такая самостоятельная. Потому что никто, абсолютно никто не осмелится связаться с тобой. С таким… больным человеком, как ты.

Эти слова были, как удар молотом. Её ноги ослабли, и она опустилась на край ванны, уронив ладони на колени. Всё тело дрожало.

— Это неправда… — прошептала она, но её голос был слишком тихим, чтобы звучать убедительно даже для самой себя.

Правда, Ксюша. Ты ведь знаешь. Ты видишь себя со стороны. Ты же понимаешь, что никто не захочет быть с тобой всерьёз. Никто не выдержит всех твоих кризисов, твоих истерик, твоего вечного анализа. Поэтому ты всегда одна. Потому что это проще. Проще, чем столкнуться с реальностью.

— Заткнись! — почти закричала она, её голос отразился от стен ванной. И всё снова затихло. Но это было затишье перед бурей — тишина, наполненная угрозой, которая вот-вот обрушится на неё с новой силой.

Ксюша стояла перед шкафом, глядя на идеально выстроенный ряд чёрных костюмов. В глазах рябило от однообразия, но это её не смущало. Она протянула руку и выбрала самый привычный — пиджак с мягкими плечами и брюки с безупречно выглаженными стрелками. Надев костюм, Ксюша почувствовала, как ткань слегка обтягивает её тело, создавая иллюзию собранности и контроля. Она бросила взгляд на зеркало. Её отражение, хоть и снова стало её собственным, выглядело усталым и потерянным. Тёмные круги под глазами невозможно было скрыть даже пудрой. На краю стола лежал джул. Ксюша схватила его, проверила остаток жидкости в картридже. Почти пусто. С раздражением она нащупала запасной в ящике стола, заменила его и сделала глубокую затяжку. Холодный мятный привкус обжёг лёгкие, заставив её немного вздрогнуть, но это хотя бы дало ощущение чего-то привычного.

Кофе. На кухонном столе всё ещё стояла недопитая кружка. Ксюша машинально потянулась к ней, но остановилась. Её взгляд скользнул по тёмной поверхности напитка, и всё внутри вспыхнуло от глухого раздражения. Она вспомнила, как голос внутри неё говорил об этом «трепете», о моменте, когда Мария произнесла своё двусмысленное «кофе». Руки Ксюши сжались в кулаки.

— Хватит, — прошептала она, но голос в её голове лишь усмехнулся, как будто слышал каждую её мысль.

Кружка, стоявшая на краю стола, вдруг показалась ей невыносимой. Ксюша резко смахнула её рукой. Глухой звон разлетевшейся керамики заполнил кухню, и по полу растеклась тёмная лужа кофе. Она смотрела на осколки, дыша тяжело и прерывисто.

«Успокойся. Соберись. Ты не можешь позволить себе быть такой. Нельзя больше давать этой мрази руководить и играть кем-то. Точно уж не мной.».

Но, несмотря на эти мысленные команды, её руки всё ещё дрожали, пока она вытаскивала из шкафчика свою сумку. На кухонном столе лежал блистер с таблетками фенибута. Она схватила его, не задумываясь, и бросила внутрь. Затем ещё один блистер, на всякий случай. Быстро накинув пальто, Ксюша распахнула входную дверь. Прохладный воздух коридора хлынул в квартиру, заставив её слегка вздрогнуть. Но ей нужно было уйти. Ей нужно было выйти отсюда, чтобы этот голос, эти мысли, этот чёртов утренний хаос остались за порогом. На секунду она остановилась, обернулась через плечо, будто хотела что-то вспомнить, но вместо этого резко захлопнула дверь.

Её шаги гулко звучали по лестничной площадке, пока она спускалась вниз, в холодное утро, где её ждал новый день в министерстве — и новые попытки убежать от самой себя.

***Ксюша вошла в министерство, её шаги эхом отдавались по коридору. Обычный день, рутинная работа — ничего не предвещало, что сейчас всё должно каким-то образом изменится. Если конечно Жене опять не придет какая-то «гениальная» идея, как изменить страну к лучшему. Но как только Нечаева прошла мимо закрытых дверей кабинетов Максим Максимыча и Джемы, решила поднять взгляд. Она остановилась, внутри неё кольнуло. Нечаева увидела в конце коридора Архипову и Тихомирова, которые копошились на столе у Инги. Сначала Ксюша не поняла, что именно её так насторожило. Но, как только она взглянула на их лица, всё стало очевидным. Женя стоял рядом с Марией, они беседовали, улыбались друг другу, увлечённо разглядывали какие-то бумаги. Всё это выглядело так… легко, естественно. Даже их жесты — Архипова указывала пальцем на лист, а Тихомиров кивал и что-то бормотал не внятное. Со стороны это выглядело как плодотворное сотрудничество. Рядом стояла Скворцова — та самая «зайчонок», как её Ксюша называла — опершись о стол секретаря, слушала, поддакивала и всё это сопровождалось лёгким смехом.

Сквозь раздражение, которое вдруг возникло, Ксюша почувствовала лёгкую волну ревности. Ревности не к Тихомирову или Скворцовой, а к самой ситуации. Её законное место рядом с министром как будто было уже занято. Нечаеву не просто оставили в стороне — её, похоже, уже нет даже в списке людей, мнение которых играет важную роль в решении. Тихомиров, её друг, казался таким на удивление уверенным, каким-то неуловимым, а рядом с ним вместо неё была вот эта женщина, совершенно не пытающаяся скрывать своего влияния. Мария… Мать её Архипова. Никогда не давая себе слабинку, всегда играя по своим правилам, была умной, решительной, точно знающей, что и как делать. И сейчас Ксюша чувствовала, как эта уверенность в ней всё больше разъедает её собственные сомнения. Оказавшись на стороне, Нечаева вдруг почувствовала, что всё это время, возможно, Архипова делала эти шаги в партии не в её сторону, а в направлении Тихомирова, чтобы тот стал новой марионеткой, как тот же самый Сергей. Взгляд Нечаевой метнулся к бумагам, которые Мария с Тихомировым рассматривали. Она увидела, как женщина наклонилась вперёд и уверенно обрисовывает на листе какие-то фигуры, её голос был низким и уверенным, словно она уже заполнила пространство вокруг себя своим присутствием. И Ксюша поняла, что, если она не вмешается, это будет ошибка, с которой Тихомиров, как всегда, не сможет справиться самостоятельно. Возможно, он уже стал зависим от Архиповой, не заметил, как та им манипулирует.

Женя был глупым, как ребенок, всегда уязвим перед сильными женщинами, и Архипова как раз была такой. Внутреннее ощущение «не нужности» дало Ксюше импульс, и, несмотря на нарастающее беспокойство, она решительно направилась к ним. Она сдвинула волосы с лица и, несмотря на некую нервозность, подошла к их группировке. Тихомиров заметил её первым, и его взгляд был быстрым, лёгким, с нотками жизнерадостности, почти как у ребёнка, который играл, но был прерван. Мария Архипова также подняла глаза. Но её выражение было иным — в нём было что-то спокойное, умиротворённое. Она улыбнулась, но это не была просто улыбка. Это была улыбка победителя, как будто всё, что происходило, было заранее расписано, запланировано.

— Доброе утро, Ксюша, — проговорил Тихомиров, хлопая ту по плечу, — а мы тут с Марией Андреевной, кое-что придумали. Вот ждем тебя.

— Угу, — безразлично произнесла Ксюша, кивая на стопку бумаг. — Я заметила, как вы тут ждете, — добавила она, сдерживая раздражение. — Отойдём в кабинет на пару слов.

В её голосе сквозила резкость. Нечаева уже не могла оставаться сторонним наблюдателем, пальцы её крепко сжались на предплечье Тихомирова, и она почти силой потянула его за собой, выдергивая из тесного круга. Его взгляд смутился, но он не сопротивлялся. Мария, увидев это, шагнула следом, но Ксюша резко остановила её взглядом. Это был взгляд, который говорил, что Нечаева не потеряет контроль, даже если Тихомиров идет против неё. Когда Женя из кабинета что-то пытался сказать Марии, словно оправдывая их действия, Ксюша закрыла дверь с грохотом, врезав её в стену. Нечаева села на стол в свою привычную позу и, доставая из кармана джул, сразу закурила, делая долгую затяжку, чтобы успокоить нервное дыхание. Мужчина, как маленький мальчик которого прервали от увлеченной игры в песочнице, двинулся в свое кресло.

— Жень, скажи мне, ты совсем тупой или да? — резко спросила она, глядя на него с не скрываемым раздражением и выдыхая дым. Тихомиров нервно сжал руки в замок, его взгляд избегал её.

— Это ты к чему? — спросил он, пытаясь скрыть беспокойство в голосе, но Ксюша видела, как Женя дернулся.

— Ты не видишь, что Архипова с тобой делает? —Нечаева наклонилась вперёд, опираясь на сжимающуюся руку на столе. — Ты что, не понимаешь, что она манипулирует тобой?

— Что она делает? Мы просто готовили моё новое выступление на кабмине, — Женя быстро сказал, нервно усмехнувшись, — Это ничего серьёзного. Мы просто обсуждали, я же ничего не скрываю. Мы с ней просто… так, работаем.

— То есть после представления в парке «Заря» ты не сделал никаких выводов? — Ксюша резко повернулась к нему, взгляд её был острым, как лезвие ножа. — Ты тоже как Сергей собираешься быть марионеткой этой… женщины?

— Ксюш, ты, по-моему, преувеличиваешь, — Женя нервно усмехнулся, но в его голосе уже сквозила растерянность. — Она просто предложила идею, ничего не требовала взамен, просто так. Мы ей ничего не должны!

— Долг, Женя, это не всегда то, что сказано вслух или написано на бумаге, — Ксюша задорно цитировала Архипову, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас Мария просто помогает, потом она просто попросит помощи. А ты у нас Россия щедрая душа сразу же побежишь выполнять, виляя хвостиком.

Тихомиров, почувствовав напряжение в воздухе, нервно засмеялся, пытаясь сгладить ситуацию, как всегда, легко и с улыбкой, но она была натянутой, как струна.

— Ну что ты, Ксюш, — сказал он с лукавой усмешкой, — не приревновала ли ты меня к новому заместителю? — его голос звучал игриво, но в глазах читалась какая-то нерешительность, будто он не был уверен, что это был правильный момент для такой шутки. Ксюша не оценила его попытку разрядить обстановку. Её глаза холодно сузились, и она тихо, но с особым акцентом, проговорила:

— Не шути, Женя. Это не время для твоих глупых приколов. Ты вообще понимаешь, в какой ситуации мы сейчас находимся?

В её голосе чувствовалась растерянность, смешанная с отчаянием. Это было не только недовольство. Ксюша ощущала, как внутри накапливается давление, и каждый его жест, каждое слово неуклюже вонзаются в её раны, в то место, где её уверенность когда-то жила. Слова Тихомирова, его лёгкость, его забавные попытки сдержать её реакцию, как будто он не замечал, что происходило на самом деле, вызывали у неё чувство безнадежности. Он, казалось, был полностью поглощён своим новым союзником - Архиповой. Ладонь Ксюши вцепилась в стол, а тело напряжённо вздрогнуло, как будто она готова была сорваться в любую секунду.

— Ты действительно этого не видишь? Ты действительно не понимаешь, что ты не просто уязвим, ты — её пешка. Она тебя использует, как будет использовать всех вокруг! — Ксюша не могла больше сдерживаться.

Голос её звучал как истерика, в глазах заблестели слёзы, но она стиснула зубы, пытаясь не выдать своей слабости. Тихомиров приподнял брови и шагнул вперёд, его лицо слегка смягчилось, но выражение всё равно оставалось напряжённым, почти осторожным. Он явно не ожидал такого ответа, и его шутка обернулась неожиданной неразберихой. Ксюша почувствовала, как всё внутри неё закипает от бессилия. С каждым моментом её желание остановить это всё — уничтожить эту паутину, которую Архипова соткала вокруг них, становилось всё сильнее. Но в тот же момент она понимала: для этого ей нужно не просто разрушить этот альянс, а сорвать с Тихомирова те слепые очки, в которые его так ловко одевала Мария. И это, похоже, будет намного сложнее, чем она могла себе представить. Тихомиров, сделав пару шагов вперёд, всё ещё не уверенный в том, как вести разговор. Его руки сжались в кулаки, но он продолжал смотреть на Ксюшу с той же нервной настороженностью, которая возникла после её резких слов.

— Слушай, — сказал он, его голос теперь был более мягким, но с лёгкой долей беспокойства. — А тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Я вот подумал… Мария Андреевна ведь помогла избавится тебе от памятника. Неужели она попросила тебя что-то сделать взамен? — Он прищурился, почти сквозь улыбку, как будто надеясь, что это вопрос окажется всего лишь незначительным недоразумением.

Ксюша почувствовала, как кровь начинает быстрее циркулировать в её теле, а ощущение паники снова пронзило её. Она вздохнула и, сдерживаясь, попыталась ответить. В её голосе слышалась тяжёлая усталость, но она всё-таки собрала силы, чтобы сказать:

— Нет. — Нечаева замолчала на мгновение, взгляд её был прикован к столу, а её пальцы цеплялись за край, чтобы не выдать того, что творилось внутри. В голове вдруг вновь раздался тот утренний, самозабвенный, язвительный голос. Тот, который всегда знал, как прижать её к стенке. Голос, который она так отчаянно пыталась игнорировать.

— Ты ведь врешь, — прошипел он, как змея. — Мария потребовала от тебя кое-что, не так ли? Скажи…

Ксюша резко затаила дыхание, ощущая, как кровь застывает в жилах. С каждым словом голос становился всё громче, и всё больше терялся в её сознании. Он словно пронизывал её насквозь, заставляя сомневаться в каждой букве, которую она произносила.

Тихомиров смотрел на неё, не понимая, что происходит. Его выражение лица стало настороженным, и он слегка сдвинул брови, пытаясь уловить перемену в её настроении.

— Ты в порядке? — спросил он, замечая её напряжение.

Но Ксюша не ответила. Тихомиров заметил её колебания, но не видел, что происходило у неё внутри, не ощущал того давления, которое она испытывала каждый день, глядя на свою жизнь и на людей вокруг, которые будто бы обрушаются на неё, не понимая, насколько всё на самом деле сложно.

— Ты что, хочешь сказать, что Архипова тебя принуждает к чему-то? — спросил Евгений, поднимая брови, не веря своим ушам. — Ты можешь встать и сказать, что тебе не нравится?

В её голове вновь звучали те обвиняющие слова, которые её так мучили:

Чтобы он поверил в манипуляции Архиповой, ты должна сказать про «кофе». Ну же, Нечаева, давай…

Сделав усилие, Ксюша сжала кулаки, пытаясь заглушить этот голос, пытаясь поверить в свои слова, но они уже не звучали так искренне. Всё её тело сотрясалось от этого внутреннего конфликта.

— Я всё сказала, Женя, — ответила она, но её голос не был таким уверенным, как прежде. — Мария не требовала от меня ничего. Это просто мои мысли. Я их… я их просто не контролирую.

— Слабачка — прошипел голос, скрываясь где-то в сознании.

Женя, заметив, как напряжение в Ксюше растёт, почувствовал, что если не сделает что-то, то она утонет в этом водовороте мыслей. Он знал её хорошо: чтобы Нечаевой стало легче, ей нужно было чем-то заняться, погрузиться в работу, в решение задачи — это всегда вынимало её из состояния тревоги. Её разум был не тот, что позволял просто сидеть и думать о своих проблемах. Она нуждалась в деле, в вызове.

Не раздумывая, он стремительно подбежал к своему столу, быстро схватил стопку документов и вернулся к ней. Протянул папку с бумагами, её угол слегка помятый, но суть — важность задачи была на поверхности.

— Вот, — сказал он, стараясь держать голос как можно более спокойным, почти деловым, чтобы не дать ей возможность снова погрузиться в саморазрушительные мысли. — Возьми. Это предложила она, но без тебя и твоего мнения я не могу это подтвердить.

Он поднял взгляд и встретился с её глазами. Во взгляде Нечаевой была тень сомнений, но Женя надеялся, что этот шаг хотя бы немного переключит её, заставит сосредоточиться на том, что можно изменить. На том, что можно контролировать.

Ксюша молча взяла документы, почти не замечая того, как её руки безжалостно сжали папку. Она смотрела на Женю, но мысли уже были где-то в другом месте, сосредоточенные на бумагах. Время от времени Ксюша всё ещё чувствовала тяжёлое присутствие тех голосов в голове, но попытка сосредоточиться на чем-то конструктивном, на задаче. Это помогало. Погружение в работу всегда было её спасением.

Но, разложив документы на столе, Ксюша заметила чёткий след карандаша Марии на них. Все эти документы были собраны Архиповой! Нечаева почувствовала, как всё внутри неё меняется. Волнение, что ещё минуту назад сжимало её грудь, сменилось огненной яростью. Она поняла, что вся эта игра с документами, с подставами — не просто случайность. Всё это было сделано Архиповой с одной целью: поставить её в неудобное положение, сделать её частью своей стратегии. Но она ошиблась. Это было не просто манипулирование — это было открытое противостояние. И теперь Ксюша была готова ответить. Женщина быстро встала со стола, стиснув папку так, что её углы чуть не прорвались, её взгляд стал холодным, собранным, точным, как у самой Архиповой. Она ощущала, как внутри сжимаются все её нервы. И когда Тихомиров встал перед ней, пытаясь что-то сказать, она с силой пихнула его рукой в сторону, не обращая внимания на его удивлённый взгляд. Без слов она направилась к выходу

— Ксюш, погоди! Что ты делаешь? — его голос дрогнул, но Ксюша даже не обернулась.

Как только она вошла в холл, её взгляд сразу же встретился с Архиповой, стоявшей, как всегда, с холодной грацией и без единого намёка на эмоции. Однако в глазах Ксюши не было ни страха, ни неуверенности — только твёрдое осознание своей силы. Она остановилась перед Марией, почти не замечая, как воздух вокруг них становится гуще, будто каждый вдох начинал быть трудным и напряжённым. В её голосе не было ни капли сомнения.

— Забери свой никому не нужный здесь шлак, Архипова, — с холодным презрением произнесла Ксюша, глядя прямо в глаза сопернице. — Я — первый заместитель, и здесь решаю всё я.

Мария подняла взгляд, её тонкие губы слегка приподнялись, но выражение лица оставалось на грани скептицизма. Она стояла, как будто не совсем понимала, что происходит. Ксюша в этот момент не могла больше терпеть. С яростью, которой не было в ней раньше, она метнула папку прямо к ногам Архиповой, разрезав воздух. Бумаги шуршали, разлетаясь, но их падение звучало как знак.

Генерал-лейтенант смотрела на Нечаеву, не сразу осознавая происходящее. Она стояла, словно замороженная, и долго не могла понять, как реагировать. Было видно, что этот неожиданный жест выбил её из равновесия. В глазах проскользнуло непонимание, даже нечто близкое к удивлению. Она подняла одну бровь, будто пытаясь понять, что только что случилось, а взгляд, вместо того чтобы обрушиться на Ксюшу с холодной жестокостью, вдруг был полон растерянности. Голос в голове Нечаевой с ехидной насмешкой подхватил удивление женщины:

Ой, енотик разозлился! Ты же понимаешь, что она тебя не…

Ксюша не дала голосу закончить.

— Ты думала, что можешь тут расставлять свои фигуры, как тебе захочется? — резко бросила она, делая шаг ближе к Марии. — Нет, Мария Андреевна.

Окружающие замерли, будто стали свидетелями чего-то запрещённого. Воздух в коридоре стал тяжёлым. Тихомиров, выглянувший из-за двери, даже не решился что-то сказать. Ксюша наклонилась к Архиповой, почти вплотную, и произнесла с язвительной уверенностью:

— В шахматах есть два правила. Первое: не трогать чужие фигуры. Второе: не спешите готовить шах, пока не можете поставить мат.

Она выпрямилась, обжигающий взгляд всё ещё был устремлён на Марию. Та не пошевелилась, но что-то в её лице изменилось. На мгновение показалось, что в глубине её глаз мелькнуло уважение, смешанное с гневом. Ксюша развернулась так, что её пальто взвилось, словно взмах крыла хищной птицы. Лицо было непроницаемым, но глаза горели ледяным пламенем. Её цель была очевидна — её кабинет, её сила, её правила.

— Скворцова! — бросила она через плечо, даже не оборачиваясь. Голос звучал твёрдо, но с едва уловимыми нотками насмешки. — Зайчонок!

Соня, стоявшая у стены рядом с Архиповой, замерла. Она моргнула, не сразу поняв, что её только что окликнули. Мария, как ни в чём не бывало, скользнула взглядом по девушке, словно подталкивая её к действию. Скворцова было шагнула в сторону Ксюши, но та неожиданно остановилась. Ксюша рывком открыла дверь своего кабинета, с силой толкнув так, что та ударилась о стекло. В проходе она повернулась через плечо, её взгляд с усмешкой метнулся к месту, где стояли Соня и Мария.

— Кофе мне сделай, — отчётливо сказала Нечаева, намеренно выделяя это слово, словно бросая вызов. Её губы изогнулись в ехидной, почти дерзкой улыбке, и с этим она скрылась в кабинете, громко захлопнув дверь.

Скворцова нервно посмотрела на Марию, не зная, как отреагировать на эту ситуацию. Её руки сжались в маленькие кулачки, и взгляд метался между дверью Ксюши и Архиповой. Мария же стояла совершенно спокойно, но на её лице мелькнуло что-то уязвимое, будто бы на мгновение её идеально ровная маска дала слабину. Губы остались сложены в лёгкую, почти добродушную улыбку, но в глазах вспыхнул огонёк ярости, который она умело скрывала за фасадом своей безмятежности. Она повернулась к Соне, оценивающе посмотрела на неё, будто проверяя, готова ли та выполнить приказ. Скворцова почувствовала этот взгляд и замерла, как маленький заяц под хищным взглядом волка.

— Ты что, не слышала Ксению Борисовну, зайчонок? — произнесла Мария с мнимой мягкостью, — Кофе ей сделай. Да покрепче.

Соня, нервно кивнув, моментально сорвалась с места и побежала в сторону кофейного аппарата, едва не споткнувшись на ходу. Мария осталась стоять на месте, ни на шаг не сдвинувшись, лишь слегка качнула головой. Её взгляд был сосредоточен на двери кабинета Нечаевой. На лице осталась та же доброжелательная улыбка, но внутри её всё кипело. Сорванный план был как заноза — раздражающий, но не смертельный.

«Ничего, енотик, следующий ход будет за мной,» — подумала она, чуть склонив голову в сторону, где уже гудел кофейный аппарат.

***До обеда Ксюша сидела в своём кабинете, окружённая кипами документов. Глаза уже начинали уставать от мелькающих перед ними таблиц и текстов. Нечаева яростно щёлкала по клавиатуре, выуживая нужную информацию, пробуя выстроить хоть какой-то стратегический ход. Всё это было попыткой не просто обогнать Архипову, но и доказать себе, что она всё ещё держит ситуацию под контролем. Временами она раздражённо барабанила пальцами по столу, хмуря брови. «Нужно что-то, что Мария ещё не успела ухватить… Должно быть что-то!» Ксения Борисовна отложила в сторону очередной документ, чувствуя, как усталость начинает понемногу затягивать её. Она решительно поднялась со стула и направилась к кофемашине в углу офиса. Пока машина шипела и наполняла воздух знакомым ароматом, Ксения машинально оглядела офис. Дударь со Скворцовой о чем-то беседовали. Бабы как всегда страдали херней. Ничего необычного, но взгляд, как по наитию, скользнул к стеклянной стене кабинета Марии Архиповой. Ксюша сразу заметила что-то странное: Мария, которая обычно сидела с идеальной осанкой, словно статуя, теперь стояла у стола, сжав трубку телефона. Её лицо выражало напряжение, а резкие жесты рук выдавали нервозность.

Нечаева прищурилась, внимательно наблюдая за соперницей. Её острый взгляд быстро отметил детали, которые легко могли бы ускользнуть от других, но не от неё. Лёгкий тремор в пальцах, сжимающих телефон, подрагивающий уголок губ — это были мелочи, но для Ксении Борисовны они говорили многое. Мария явно говорила с кем-то, кто вызывал у неё сильные эмоции и даже панику.

И тут случилось то, что заставило Ксению насторожиться ещё больше. Архипова внезапно подняла взгляд и встретилась глазами с Нечаевой. В её глазах мелькнуло что-то совершенно незнакомое. Это был не холодный расчёт и даже не презрение, с которым та иногда смотрела на неё. Нет, это было что-то другое. Непонимание. И… страх?

Ксения почувствовала, как её брови слегка дрогнули от удивления. Страх у Марии Архиповой? Той самой Марии, которая никогда не показывала слабости, всегда держала себя в руках, словно у неё была броня, способная выдержать любой удар? Это было странно. Невероятно. «Неужели есть человек, которого она боится?» — подумала Ксения, продолжая смотреть на соперницу. «И неужели именно с ним или с ней она сейчас разговаривает?»

Кофе был готов, и Ксения машинально подняла стакан, словно произнося мысленный тост. Она сделала глоток, не отрывая взгляда от Марии, намеренно задерживая этот немой диалог. Взгляд Нечаевой был спокойным, почти насмешливым, будто она говорила: «Я всё вижу, Мария. Всё понимаю, нервы сдают».

Но Архипова вдруг резко отвела глаза, быстро захлопала ресницами, словно обожглась. Её плечи напряглись, а лицо снова приняло привычную маску сдержанности и холода. Она продолжила разговор, но теперь говорила тише, повернувшись так, чтобы больше не встречаться взглядом с Ксенией.

«Что ж,» — подумала Нечаева, возвращаясь за стол, — «кажется, броня дала трещину. Осталось понять, что её пробило».

— …Ну а что, порнография — это тоже культура, между прочим, — проговорила Соня, чуть громче, чем было нужно, будто пытаясь проверить, как её слова отзовутся в окружающем пространстве.

Её голос прозвучал уверенно, но в нем ощущалась какая-то скрытая тревога, как у человека, который заходит на территорию запретного и, возможно, опасного. Ксюша замерла. В её голове сразу загорелась лампочка. Эти слова были как ключ к разгадке. Не раздумывая долго, вскочила с места.

— Скворцова! — резко окликнула она, её голос был полон решимости, в нём не было места для сомнений или колебаний.

Соня мгновенно повернулась, но её лицо на мгновение помрачнело, и она словно застыла, не ожидая такой реакции от Ксении Борисовны. Во взгляде зайчонка промелькнуло удивление, которое не успело уйти, как отголоски прошлого, оставившие лёгкую, почти незаметную тревогу.

— Да, Ксения Борисовна? — Соня ответила с явным беспокойством

— Повтори, — потребовала Ксюша, делая глоток кофе, её голос звучал твердо и напористо. Она не собиралась откладывать свой вопрос.

— Что именно? — Соня замялась, её глаза с любопытством и легким замешательством скользнули по комнате, как если бы она искала путь назад. Но она понимала, что уже не может остановиться. В её взгляде мелькала беспокойная искра, она явно поняла, что речь идет о той самой фразе, которая как-то неожиданно для неё самой проскользнула из уст.

— Последнюю фразу, — повторила Нечаева, пристально смотря на девушку. Она не могла отпустить её, пока не получит то, что хотела. Скворцова сглотнула, она явно почувствовала на себе давление, которое становилось всё сильнее, и с трудом вымолвила:

— Ну, я сказала, что порнография — это тоже культура.

Ксюша поставила на стол кружку и схватила за рукав Дударя, который только что пытался скрыться в сторону своего стола.

— Дударь, за мной! — скомандовала она, не дождавшись его реакции.

Дударь опешил, но подчинился, поспешив следовать за ней. Ксюша уже шагала в сторону кабинета Тихомирова, не обращая внимания на реакцию коллег в коридоре.

— Ты же говорил, что в баре вчера встретил свою одноклассницу? — выпалила она, не оборачиваясь.

— Ну… да, видел, — растерянно ответил Дударь, едва поспевав за ней.

— Она теперь актриса, — продолжила Ксюша с явным намёком.

— Ну, порноактриса, да, — проговорил Дударь, покраснев.

— Идеально! — воскликнула она, повернувшись к нему. — Всё сходится!

Ксюша ускорила шаг, и вскоре они уже стояли у двери кабинета Тихомирова. Слишком решительно она распахнула её, что та ударилась о стену. Женя, сидящий за столом с чашкой кофе, едва не разлил напиток, настолько неожиданным был такой визит.

— Ксюш, ты как танк. Что опять? — с лёгкой усмешкой спросил он, но, увидев её решительное лицо, сразу понял, что дело серьёзное.

— Скворцова — гений всё-таки, — проговорила она, подойдя к его столу.

Ксюша нервно мерила комнату шагами, будто бы готовилась к чему-то важному, чего никто из присутствующих ещё не понимал. Её движения были резкими, словно она балансировала на грани взрыва. Пальцы сжимали электронную сигарету, которая мигала крошечным огоньком с каждой затяжкой. Густые облака дыма поднимались к потолку, оставляя после себя горьковатый запах, и растворялись в воздухе. Тихомиров, который устроился в кресле напротив, слегка привстал, поднимая бровь. На его лице застыло выражение лёгкого недоумения. Он привык к напористости Ксении, но сейчас её энергия била через край, создавая в комнате напряжение, которое можно было резать ножом.

— Я с четверга ломаю голову, что за движуха в Минкульте, — произнесла она с расстановкой, словно объясняла ребёнку прописные истины. Её голос звучал жёстко, в нём сквозила холодная уверенность, которая заставляла каждого слушать. — И вот только что… всё щёлкнуло.

Она сделала затяжку и вновь выдохнула густой клуб дыма, словно подчёркивая важность своей находки.

— Ты за ходом мысли следи, — добавила она, тыкая в сторону Тихомирова пальцем, будто он был школьником, который слишком медленно решает задачку на доске. Женя, по привычке, слегка нахмурился, показывая, что готов к потоку информации. Он пытался собрать всё в единую картину, но ответы не приходили.

— Наш министр культуры дважды за неделю что говорил по телеку? — спросила Ксюша, не давая ему времени на раздумья. Сделала затяжку и выпустила очередную порцию дыма. Женя задумался, нахмурившись ещё больше. Он напряг память, но на ум не приходило ничего конкретного:

— Эм… что говорил?

Ксюша закатила глаза так выразительно, что, казалось, их движение можно было услышать:

— Засилье порнографии! — её голос был триумфальным, но напряжённым. В воздухе словно застыл момент. Женя теперь точно понял, что он ничего не понимает.

— А в пятницу у него доклад на кабмине, — добавила она, делая ещё один круг по комнате, снова и снова возвращаясь к своим мыслям, которые теперь выглядели как чётко выстроенная цепочка. Мужчина почувствовал, как внутреннее напряжение нарастает, но его лицо всё ещё не выражало полной уверенности. Он осторожно произнёс:

— Я знаю, — и, хотя слова были спокойными, он всё ещё чувствовал сомнение, как если бы его ум пытался переварить информацию, которую он только что услышал.

Ксюша закатила глаза, с явным раздражением сделав несколько шагов в сторону, и обернулась к нему. Она выдохнула облако дыма.

— А я знаю, что бабы из Минкульта с четверга роют в архивах по закону 98-го года «О продукции эротического содержания». Вот где они копают! — её слова были полны уверенности, как если бы она теперь, наконец, поймала все элементы в одну логическую конструкцию. Тихомиров вздрогнул, осознавая всю серьёзность происходящего. Его взгляд стал более сосредоточенным, и он почувствовал, как в воздухе возникает новая угроза, о которой не думал раньше.

— Ты хочешь сказать, что они всё-таки порнуху запретят? — его голос стал хмурым, а в глазах появился растерянный огонёк.

Ксюша шагнула вперёд, её глаза сверкали, и этот взгляд был полон уверенности, что она сама держит в руках ключ к решению проблемы.

— Нет, — произнесла она, с улыбкой на губах. — Они собираются не запрещать, а создать новую формулировку. Понимаешь?

Женя замер. Он сидел, не в силах сразу понять, как реагировать на такую уверенность Ксении. Её слова звучали так, как если бы она была уже на несколько шагов впереди всех.